Лавровый венок для смертника

Бывший тяжелоатлет, увлекавшийся к тому же восточными единоборствами, сдержанный и мужественно добродушный, он представал перед Эллин воплощением того мужчины, о котором только и способна была мечтать. В жизни своей она увлекалась множество раз, но лишь теперь чувствовала, что увлечена по-настоящему, всерьез. И даже не пыталась скрывать этого. Иное дело, что Эллин никогда не воспринимала свои увлечения, как… любовные. В конечном итоге все они оказывались сексуально-деловыми.

— Вы что-то там произнесли насчет выборов на пост губернатора острова, — сомкнула девушка руки на шее Лейса. Они знакомы были всего два месяца. Но впервые вот так же она сомкнула руки у него на шее и обхватила ножкой его ноги уже во время первого визита, через двадцать минут беседы. И для этого генералу вовсе не понадобилось соблазнять Эллин. Все произошло как-то само собой, они попросту потянулись друг к другу, словно истосковавшиеся по давнему партнеру любовники.

— Эту должность — губернатора острова — только что ввели. Причем губернатор одновременно является мэром Рейдер-тауна и поселка Последнее Пристанище.

— Не думаю, чтобы при всем при этом он оказался слишком уж перегруженным заботами.

— Что лично меня вполне устраивает.

— Хотите благодаря губернаторскому креслу добраться до кресла сенатора?

— Министр вынужден будет уйти в отставку еще до конца этого года. Мне же придется последовать за ним. Да и все остальные члены правительства продержатся не дольше. Это почти предрешено.

— Теперь вы понимаете, почему я до сих пор не оказалась ни в одном из министерских кабинетов? — воинственно подбоченилась Эллин.

— Что и привело к падению всего кабинета министров, — подыграл ей генерал. Он конечно же чувствовал, что за этой красавицей водятся такие грешки, которые вряд ли позволят ей мечтать о министерском портфеле. Впрочем, теперь сама эта гипотетическая возможность его уже не интриговала.

— Вас действительно влечет этот клочок островной земли, и вы всерьез считаете, что должны вернуться на него?

— Чтобы затем обязательно стать сенатором. Но вначале я хочу овладеть этим островом как завоеватель — представшей перед ним крепостью.

— Такие устремления мне нравятся. Именно такие, мой генерал, — да. Ну и как, уверены, что достигнете своей цели?

— Если с вашей помощью, то конечно же буду уверен.

Эллин улеглась поперек высокой кровати и принялась медленно сползать с нее, оголяя полные, налитые ноги, от которых генерал не мог оторвать глаз.

— Вы еще не подтвердили готовности возглавлять мою предвыборную команду, мисс Грей, — неуверенно промямлил он, понимая, что говорить в эти минуты следует о чем-то другом, а еще лучше — молчать.

— Это обязательное условие, при выполнении которого вы только и согласны предаться мужским развлечениям?

— Просто мне показалось, что ваше пребывание на рейдере бессмысленно. Шеффилда вам все равно не спасти. А иной цели у вас нет. Как не возникло и какого-то особого замысла, способного захватить вас, сконцентрировать вашу энергию. — Лейс приблизился настолько, что колени его соприкоснулись с коленями женщины.

— Как знать, господин полицей-генерал, как знать?! — загадочно повела головой Эллин. — Но предложение мне нравится. Уверена, что мы прекрасно сможем дополнять друг друга. Есть на острове кто-то, кто способен помешать вашему восхождению на рейдерский трон?

— Если и не помешать, то слишком уж откровенно завидовать.

— Смелее, господин генерал, — подбодрила его Эллин после затянувшейся паузы. — И относительно имени вашего врага, и вообще…

— Это начальник местной тюрьмы, полковник Согред. Не скрою, в столице у него появились влиятельные друзья. В их числе — генерал полиции, готовящийся сменить нынешнего министра, и полковник, который наверняка станет его заместителем.

Генерал присел на кровать рядом с Эллин, и рука его углубилась в одежды.

— Тогда вопрос: в чем интерес Согреда? — Деловой тон не помешал женщине обхватить рукой шею генерала и привлечь к себе с такой страстью, словно все последние годы своей жизни она только и ждала этой встречи. — В министры ему не пробиться, генерала на этой должности не дают.

— Он и сам не прочь стать губернатором. А уж затем — сенат и, кто знает, возможно, кресло министра. Вдобавок ко всему — личная неприязнь. Несколько стычек.

— И каков же видится выход, мой полицей-генерал?

— Разве что дискредитировать его. — Лейс пристально взглянул на Эллин, как бы вопрошая: «А ты способна заставить этого человека уйти с дороги?» — Но каким образом?

— Ну, существует множество вариантов, благодаря которым можно дискредитировать не только начальника тюрьмы «Рейдер-Форт», но и апостола Петра, покровителя папского престола. Что же касается Согреда, то он слишком тесно связан с Шеффилдом. Их дружба основана на увлечении литературными упражнениями. Они, конечно, оба законченные бездари, но в данном случае нас интересуют не их таланты, а их пороки, разве не так?

— Я бы сказал определеннее: нас с вами, Эллин, они оба не интересуют. Ни в каких ипостасях.

Минуты их любви в номере отеля были такими же сумбурными, как и когда-то минуты любви в служебном кабинете генерала. Предаваясь то ласкам, то грубому сексу, они не могли избавиться от ощущения, что из-за нахлынувшей на них страсти не успели сказать друг другу что-то очень важное, что способно повлиять на их восхождение к цели. Каждого — к избранной им цели.

— Возможно, в постели мы не самые лучшие партнеры, — предположил генерал, когда страсти по Адаму и Еве несколько поугасли. — Но в прочих греховных делах мы друг другу несомненно пригодимся.

— Ход ваших рассуждений нравится мне еще больше, чем, собственно, вы сами, — ответила Эллин комплиментом на комплимент. Она действительно чувствовала себя слегка увлеченной этим мужчиной, но по опыту знала, что никакое, даже самое сильное, увлечение долго удерживать ее не может. Буйная фантазия и еще более буйная натура Грей требовали все новых и новых авантюр и в любви, и в делах. Но именно в авантюрах этот генерал полиции мог оказаться ее надежным партнером.

«В любом случае, он мне еще пригодится», — решила для себя Эллин, одаривая генерала нежным поцелуем прощания.

6

Эварду нетрудно было уловить горький привкус признания Согреда. В свое время Рой слыл самым многообещающим в «Клубе бессмертных», организованном доктором словесности Дитрихом Краузе при редакции журнала «Фрилендс Олимпик». Именно он считался непризнанным гением этого элитарного, как они считали между собой, собрания; именно он первым вкусил славы от публикации рассказа на страницах «Фрилендс Олимпик», чего так и не добился никто иной из их благословенного богами сборища — слишком уж суровы были редакторы к своим младовозрастным собратьям. Он же первым предложил вниманию «бессмертных» и рукопись сборника рассказов. Что и говорить, Согред был тогда на взлете.

Но в том-то и дело, что он, Грюн Эвард, оказался среди тех троих, что разнесли его рукопись в клочья. Это был удар, после которого Рой так и не смог прийти в себя. Единственное, на что у него хватило мужества, так это сохранить хоть какую-то видимость дружбы с Грюном. Который тоже делал вид, что ничего особенного не произошло. Однако все это в прошлом…

Усадив Эварда в углу кабинета, за столик, предназначенный для неофициальных бесед, Согред отключил телефон, извлек из сейфа бутылку коньяку и тоже подсел к нему.

— Ты ведь знаешь, что я сам сошел с этой чертовой дистанции, — мрачно произнес он, наполняя рюмки. — Спринтер, позарившийся на лавры марафонца… Обычная история.

Услышав это, Эвард беззвучно вздохнул и, опустив узел галстука, непозволительно расслабился. На такой «джентльменский уговор» он и рассчитывал, решаясь направиться в вотчину Согреда.

— Думаю, что нам нетрудно понять друг друга.

— Я сам сошел с нее, Грюн! Я хочу, чтобы ты поверил мне на слово.

— Мужественное решение. Не знаю никого больше из «Клуба бессмертных», кто бы решился на такой шаг. Хотя последовать стоило бы многим. В том числе и мне.

Эвард помнил, сколь старательно Согред следил за тем, чтобы никто из литературного окружения не забыл о добровольности его ухода, не усомнился в нем. Хотя к тому времени в одном из журналов уже был опубликован его третий рассказ, Согред все же явился на заседание клуба и решительно заявил: «С литературными экспериментами покончено. Я ухожу из клуба и не пишу больше ни строчки. Отныне меня интересует только юриспруденция».

Доктор Краузе и все они, «литературные несмышленыши», как иногда позволял себе называть питомцев президент клуба, только рты разинули от удивления.

«Не дури! — успел бросить вслед ему Эвард, все еще считавший, что вправе давать Рою советы. — Все равно вернешься. Не в наш клуб, так в другой. Мы обречены на эту страсть. Мы на нее — обречены!»

«Это-то меня и задевает, черт возьми, — процедил сквозь зубы Согред, уже стоя в дверях. — Я не желаю зависеть от каких-либо страстей. Это вы всю жизнь будете ползать у ног своей славы, чтобы на смертном одре открыть для себя, что потратили жизнь впустую».

Эвард был уверен, что в эти минуты Рою являются те же видения из прошлого, что и ему. Вот только истолковывают они их по-разному.

— Теперь уж не многие помнят, что я, как никто из них, мог рисковать на литературном поприще, — первым нарушил установившееся тягостное молчание начальник тюрьмы. Слишком уж болезненные воспоминания вызывало у него неожиданное появление на Рейдере одного из счастливчиков «Клуба бессмертных». Все, от чего он так долго и яростно отрекался, вдруг ожило в нем и вонзилось в душу змеиным жалом.

— Почему же, помнят. Во всяком случае, те, кто хотел бы помнить такое, — неуверенно возразил Грюн. — Но ты ведь знаешь: после смерти Дитриха Краузе, «Клуб бессмертных» распался. Встречаемся теперь крайне редко, да и то на страницах журналов или на книжных полках.

Они опустошили рюмки, зажевали хмельную горечь солеными орешками, и Рой вновь взялся за бутылку.

— Так что тебя привело сюда? — вдруг не очень-то дружелюбно спросил он, умудрившись слегка охмелеть уже после второй порции.

— Мне казалось, что так никогда и не задашь этот вопрос.

— Любой вопрос должен быть своевременным и уместным. Имеется принципиальное возражение?

— Я уже говорил о конкурсе…

— Конкретнее, Грюн, конкретнее.

— Мне нужен смертник.

— Кто?! — хмельно уставился на него начальник тюрьмы. — Кто тебе нужен?!

— Я сказал: «смертник». Ты ведь знаешь, что я последовательный и убежденный сторонник психологического натурализма.

— Откуда мне знать? В «Клубе бессмертных» такого термина не существовало.

— Тем не менее меня провозгласили «основателем психологического натурализма в малом жанре».

— Кто это тебя… «провозгласил»? — Согред становился все более нетерпеливым, и Грюн Эвард метался в словесных формулах, как птенчик в клетке, не зная, каким образом вернуться к главному в их разговоре.

— Об этом писали в «Литературном обозрении Фриленда», — объяснил он, едва сдерживая раздражение.

— Я давно не читаю этой погани!

— Рой, мы не о том говорим. Вспоминая о психологическом натурализме, я всего лишь хотел объяснить, что, собственно, заставило меня обратиться к тебе, начальнику тюрьмы.

— А как ты вообще узнал, что я осел в Рейдер-Тауне? Ты ведь обитаешь на другом конце Фриленда, почти на другом конце света. — Теперь он налил коньяку только себе и выпил его, начисто забыв о святой обязанности хозяина заботиться о госте.

— Совершенно случайно. Позвонил какой-то человек. Нагло заявил, что прочел мой новый сборник. А потом спросил, знаю ли, где обитаешь ты. Поначалу я решил, что он попросту хочет разыскать тебя, и ответил, что понятия не имею. Он рассмеялся и сказал: «Теперь Согред — крутой босс. Начальник тюрьмы „Рейдер-Форт“, прозванной „тюрьмой смертников“. Можете послать ему свою книгу с автографом на остров Рейдер. Правда, от зависти он побрезгует даже использовать ее в качестве туалетной бумаги, тем не менее будет счастлив».

— Кто это мечется между тобой и мною, как матадор между разъяренными быками? В чем его интерес?

— Трудно сказать. Представиться не удосужился. Намерений не выдал.

— Тогда к чему ты рассказываешь мне всю эту дурацкую историю? — пожевал нижнюю губу Согред. — Искать меня тоже не следовало. Ни при каких обстоятельствах. Ни при каких! Понял ты, выкидыш психологического натурализма?! Ну ладно, ладно, пошутил. Кто-то, очевидно, знал, что ты увлекаешься психологическим этим самым… И точно рассчитал, что клюнешь на подсунутый тебе адресок, прибудешь сюда. Что ты так смотришь на меня?

В этот раз Грюн Эвард сам наполнил свою рюмку, но, поднеся ее ко рту, замер.

— Послушай, Рой, а ведь мне и в голову не приходило, что звонок может быть «подкидным». Кому-то действительно понадобилось свести нас на этом острове, здесь, в тюрьме «Рейдер-Форт». Как это ты сообразил?

— Что тут удивительного? — уже спокойнее, благодушнее пожал плечами Согред. — Я ведь начинал с детективов. К тому же всю жизнь проработал с преступниками. Меня буквально распирает от детективных сюжетов.

— Однако публиковал же ты не детективы.

— Ну и что? Все равно я весь переполнен кошмарными историями, которые так и просятся на бумагу. Ты не представляешь себе, какое мужество понадобилось, чтобы удержаться от соблазна. Но это разговор обо мне. А какого дьявола взялся за детективы ты? Это ведь первый твой опыт на детективном поприще, разве не так?

— Первый.

— Неужели ты думаешь, что в нашем деле так легко переквалифицироваться? — Согред откинулся на спинку кресла и зло, мстительно рассмеялся. — Гиблый вариант, поверь моему слову. Тем не менее я тебе помогу. В пределах возможного, конечно. Но сначала ты четко сформулируешь суть своей просьбы.

«Он убедил себя, что попытка обречена на провал, и почувствовал облегчение, — расшифровал его доброту Эвард. — Это лучшее из состояний, на какое только можешь рассчитывать, общаясь с Согредом. Так пользуйся же случаем!»

7

— Мне нужен смертник. Я хочу побывать в камере смертников, а затем собственными глазами увидеть казнь. А под нее — еще бы какую-нибудь сногсшибательную историю… Мне необходимо прочувствовать атмосферу этой вашей «тюрьмы смертников», проникнуться ее духом.

— Чью именно казнь? — машинально переспросил Согред.

— Да чью угодно. Я задумал рассказ о смертнике. О последних минутах перед казнью. Когда перед глазами обреченного проходит вся предыдущая жизнь. Когда он вновь и вновь покаянно прокручивает все, что связано с преступлением.

— Бред. Ни черта они не прокручивают.

— То есть?

— Одни мечутся, как звери, и бьются головой о стенки; другие впадают в такую прострацию, что уже напоминают мертвецов. К месту казни их волокут, как фантомов. Зря ты взялся за этот сюжет. Ничего ты в нем не достигнешь. Тоже мне открытие: «Прокручивают жизнь!..» Чушь!

— Подобный сюжет интересен сам по себе. И вовсе не в связи с участием в конкурсе.

— Ну да, ты ведь всегда мнил себя психоналитиком.

— Почему «мнил»? Я многое изучил… Мои критики…

— Знаю я твоих нанятых и проплаченных критиков… — прервал его Согред. — Оставим их в покое.

— Кого, конкретно, из моих критиков ты способен обвинить в «проплаченности»? — Согред заметил, как беломраморно побелела переносица Грюна, и вспомнил, что в дни молодости это тоже было признаком его приглушенного учтивостью гнева.

— Беру тайм-аут, Грюн, — ответил Рой условной фразой, которой в дни той самой молодости им удавалось гасить любые зародыши ссоры. — Ты меня сломил. Какой смертник тебе нужен: профессиональный убийца? Кретин-бытовик? Может, писатель?

— Ну, уж писатель-то у тебя вряд ли найдется.

— Признаюсь, что это диковинная редкость. Но как раз сейчас писатель-преступник у меня имеется. Не исключено, что уже в пятницу мы его казним. С убийцами Фемида и правительство Фриленда впредь решили не церемониться. Так что, может, и в самом деле остановимся на писателе?

Потягивая коньяк, Эвард настороженно разглядывал начальника тюрьмы, пытаясь изобличить его в неуместной шутке.

— Какой-нибудь сумасшедший?

— Сумасшедших у нас не казнят. Весьма спорная гуманность.

— Можешь назвать его имя? Нам с тобой оно было известно и раньше?

— В последние годы он не очень-то блистал и какое-то время жил за рубежом. Затем вернулся, взялся за детективы… Кто бы как о нем ни отзывался, а старик Краузе очень уважал его. Этого было достаточно. Ведь не кто-нибудь — Краузе!

— Черт возьми, кто это? — раздраженно допытывался Эвард. — Имя, имя.

— Том Шеффилд. — Согред выдержал паузу, чтобы выяснить, какую реакцию вызвало у гостя его сообщение.

— Шеффилд?! — осевшим голосом переспросил Эвард. И неожиданно для самого себя, впервые за весь день, рассмеялся. — Брось!

— Не понял. Ты что, не в курсе этой бульварной драмы?