Помоги проекту - поделись книгой:
Дмитрий Чайка
Последний натиск на восток. Ч. 2
Глава 22
Коста крутился в новгородском посаде, чувствуя себя почти как дома. Толчея и гвалт были просто неимоверными. Люди вывалили на улицы, растерянно глядя друг на друга. Что-то страшное произошло, да только не все еще понимали, что именно. Были закрыты все питейные заведения, а спиртного было не достать ни за какие деньги. У каждой корчмы стоял караул, и отправлял страждущих куда подальше. Народ злился, ведь бунтовать на трезвую голову никому не хотелось.
— Князя нашего убили! — выпалил какой-то селянин, который только что выехал на своей телеге из Белого города. Аккурат перед тем, как стража опустила решетку, перекрыв все проходы туда намертво. Теперь домой не могли попасть даже те, кто в самом городе жил. И такие бедолаги теперь толклись у ворот, переступая с ноги на ногу. Они все еще надеялись попасть домой.
— Как убили? — выдохнул кто-то в толпе. — Кто?
— Княгиня и убила! — сказал селянин, гордо выпятив грудь. Его окружила немалая толпа, которая жадно вслушивалась в каждое слово.
— Княгиня Людмила? — ахнула толпа. — Да как же это?
— Отраву своей рукой поднесла, — важничая ответил мужик. — Я в самую цитадель зерно возил, мне служанка знакомая и шепнула. Она врать не будет, ведь родней мне приходится. У моей двоюродной тетки сватья есть. Так это ее самой родная племянница.
— Родня… Ишь ты, — глубокомысленно закивали горожане. — Родня обманывать не станет. Своей рукой! С ума сойти!
— Врет он все! — взвизгнул какой-то рыжий мужичок в дешевой сермяге. — Князя нашего попы со свету сжили. Не могла сама богиня мужа убить!
— И впрямь, не могла…, - качнулась в другую сторону толпа. — Врешь ты все, деревня немытая!
— Бей попов! — завизжал тот, что в сермяге. — Они и княгиню нашу тоже убили! Пусть нам княгиню покажут!
— Да! — просветлели лица людей. — Пусть покажут!
Толпа, ругаясь по чем зря, повалила к городским воротам, а Коста, который крутился в самой гуще событий, глубоко задумался. Этого мужичка в сермяге он видел уже в третий раз, и он всегда говорил одно и то же, где бы и о чем ни шел разговор. Шел ли разговор о ценах на рыбу, или о том, у кого дочь замуж собралась, или сколько соседская свинья принесла поросят, рыжий всегда сводил разговор к одной теме. Коста поглубже надвинул на голову войлочный колпак и пошел за мужичком, держась от него чуть в отдалении. Сегодня это было несложно, ведь казалось, что весь город на улицы вывалил. И для многих смерть князя, который немногим отличался от живого божества, стала предвестником неминуемых несчастий. Бабы выли в голос, а мужики хмуро лапали ножи на поясе, не понимая, куда бежать, и что делать. И только конные патрули, стоявшие через каждую сотню шагов, еще хоть как-то держали ситуацию.
— К Лотару на склады идем, почтенные! — визжал все тот же рыжий мужичок, ввинтившись в толпу на другом конце города. — Там оружия тьма! Всем хватит! Они нам за смерть князя ответят! Язычница проклятая нашего князя отравила! Я своими ушами слышал!
Коста даже оторопел о такого резкого перехода, а его ум заработал с невероятной скоростью. Он понял все очень быстро. Христиане! В этом конце больше было христиан. Вот оно как! А рыжий мужичок-то совсем непрост.
— Пст, парни, — негромко сказал он, подойдя к группке крепких мастеровых. Он их не раз в харчевне видел. Это были кузнецы с мануфактуры господина Максима. — Слово и дело государево.
— Ты совсем сдурел, малец? — испуганно оглянулись по сторонам кузнецы. — И чего ты с этим к нам приперся? В Тайный Приказ иди. Знаешь, что тебе будет, ежели слово твое облыжным окажется? Давно в соляной шахте кайлом не махал? Так тут это быстро делается, ты даже пожалеть не успеешь.
— Знаю, знаю, не дурнее вас, — с достоинством ответил Коста. — Как насчет по рублю заработать?
— Это мы завсегда рады! — обрадовались парни. — Тебе чего-нибудь перенести надо? Или обоз с солью разгрузить? Ну, не томи, рассказывай.
— Там баламут один горло дерет, — мотнул головой Коста. — Его надо взять по-тихому. Он народ на кровь подбивает. Я на него покажу, а вы его кое-куда доставите. А награду пополам.
— А почему по-тихому? — удивились мастеровые. — Мы ему сейчас в рыло съездим, потом ногами малость потопчем, а то, что от него останется, отнесем, куда скажешь. Но ежели ты, чернявая рожа, нас насчет денег надуть решил, мы и тебя отделаем за милую душу. Ты у нас год кровью ссать будешь. Мы тут таких шуток не понимаем.
— Нет, надо все по-тихому сделать, — уверил их Коста. — Потому как остальные разбегутся. Вы за мной идите, шагах в десяти. Вот ты! — ткнул он в невысокого, но зато почти квадратного крепыша. — Ты будешь вот что делать…
— Ну, пошли, что ли, — удивленно почесали затылки кузнецы, получив вводные. — Мы за такие деньги неделю в кузне пашем.
Ватага пошла по улице, прямо туда, где бесновалась толпа, умело разогретая провокаторами. Мужичок в сермяге торчал где-то сбоку, но в самую гущу не лез, периодически вскрикивая что-то одобрительное, или наоборот, призывал идти и бить без пощады проклятых нехристей.
— Вот тот! — ткнул пальцем Коста.
— Вторак, сосед! Чего пропал? В гости совсем не заходишь! — крепыш широко раскинул руки и заключил в объятия ничего не понимающего рыжего.
— Не Вторак я, — испуганно пискнул тот. — Ты обознался парень! Обозна…
Ощутимо хрустнули ребра, а рыжий придушенно захрипел и закатил глаза. Хватка у кузнеца была железная.
— Перепил, что ли? — громко удивились парни. — Давай-ка его к жене отнесем! Вот она ему задаст! Она баба огонь, отходит его поленом за милую душу! Вмиг хмель сойдет!
Коста облапил рыжего за талию, помогая тащить сомлевшего мужика, но пройдя шагов десять, бросил. Чего ему такую тяжесть волочь, кузнецы вон какие здоровые. Они даже шаг не замедлили, следуя за Костой к обычному домику в посаде, в дверь которого парень и постучал.
— Боярин, — склонил он голову перед самим Звонимиром, который был одет неприметно и просто. От мастерового и не отличить.
— Ты чего тут делаешь? — нахмурился тот. — Почему не на базе?
— Да ты что, боярин? — непритворно удивился Коста. — Тут такие дела заворачиваются, а я у печки буду сидеть? Я тебе баламута принес. Он людей на бунт подбивал. Христиан звал язычников резать, а язычников на христиан травил, словно собак. И ты знаешь, боярин, у него это неплохо получается. Ты не волнуйся, все чисто сделано, никто и не заметил ничего.
— И как ты его смог незаметно из толпы вытащить? — удивленно спросил Звонимир, и Коста начал свой немудреный рассказ.
— Там кузнецы на улице, боярин, — намекнул Коста после того, как боярин закончил хохотать. — Я им по два рубля обещал. Ну, и мне неплохо бы за труды деньжат подкинуть.
— Ну, конечно, — фыркнул Зван, открывая дверь на улицу, где переминались с ноги на ногу мастеровые. — Парни, за это тело по рублю на нос достаточно будет?
— А то! — восторженно заревели кузнецы. — Эй, малец, а ну пошли назад. Мы тебе еще горлопанов наловим. Быстрее, пока они не разбежались! Благодарствуем, добрый человек! — сказали кузнецы, пряча подальше новенькие монеты с профилем князя. — Дай тебе здоровья твои боги! Не знаем, кому ты там молишься…
— Я богине Моране жертвы приношу, — хмыкнул Зван, и кузнецы слегка побледнели и проглотили тугой ком в горле. Кто-то другой выглянул из-под личины обычного на вид обаятельного мужика. И этот кто-то был страшен до того, что у могучих мастеров даже поджилки затряслись. Боярин грозно зыркнул на них. — Хотите свои рубли заработать, так бегом в город! Чего стоим, время теряем?
— А я? — в голос взвыл Коста, жалобно, со слезой глядя то на высокое начальство, то на удаляющихся мастеров. — Я задаром работал, что ли?
— Почему это задаром? — изумился Зван. — Тебя князь кормит, учит и жалование тебе платит. Иди в город, и долг свой исполняй, раз уж в это дело ввязался. Ты же пес государев. Забыл?
— Жлобы несчастные, — пробурчал Коста, и двинул за кузнецами в город, где все больше нарастал шум.
— За жалование я бы сейчас на базе у печки сидел, воздух портил и уроки делал. Что тут у нас? Ну, хоть так! — довольно сказал он, пересчитывая содержимое кошеля, вытащенного по дороге из-за пазухи рыжего.
— Шесть рублей! Неплохо, оказывается, за такие дела платят! А я и не знал. Эй, парни, меня подождите! — заорал Коста, и припустил со всей мочи. — Я точно знаю, куда идти надо! Мы с вами до заката еще пару ходок сделаем!
Коста не знал, куда идти, но выпустить из своих рук инициативу вместе с деньгами он не мог никак. У него было стойкое подозрение, что у каждого из самых горластых заводил он найдет точно такой же кошель с шестью полновесными новгородскими рублями. Тут пахло хорошими деньгами, а Коста никогда не ошибался в подобных вещах.
— Тут стойте, — скомандовал он кузнецам, когда они подошли к толпе, окружившей особенно крикливого мужика. — Ждите меня, я быстро. Тут народ что-то совсем разошелся. Если господь будет сегодня милостив к нам, то сразу двоих притащим.
Князь был совсем плох. Он лежал уже третий день, не приходя в сознание. Лицо его осунулось, под глазами залегли черные круги, а изо рта вырывалось хриплое дыхание. Сухой, как терка язык показался из бессильно раскрытого рта. Таким его увидели бояре, когда их допустили посмотреть на него. У двери спальни стояла стража, которая готова была разорвать любого, только увидев резкое движение. Они со стыда готовы были сквозь землю провалиться. Не уберегли они своего князя, что по понятиям того времени считалось бесчестьем на всю жизнь. У германцев, коли вождь в бою погибал, воин из ближней дружины мог и в петле жизнь свою закончить. На него же после такого позора даже шелудивая собака ноги не поднимет, побрезгует. Знать княжества, убедившись в своих самых худших предположениях, шла в Думную палату. Им оставалось только ждать. Тем более, что ворота княжеской цитадели были закрыты наглухо. Никто без разрешения Горана не мог сюда войти, и никто не мог отсюда выйти.
Около постели князя сидела заплаканная Батильда, которая никого больше к своему господину не подпускала. Она обтирала пот на его лице и давала воду маленькими ложечками. Самослав почти не мог глотать, и вода все больше проливалась на постель. Сподвижники хмуро смотрели на того, кто еще недавно был здоров, как дикий тур, и смахивали непрошеную злую слезу. Они хватались за рукояти ножей, но это было совершенно бессмысленно. Княгиню старую вместе с детьми спрятали где-то, а княгиня молодая сидела под замком, ожидая решения своей участи. Пока еще князь был жив, а потому никто не смел принимать никаких решений.
А в самом Новгороде назревала буря. Слухи один другого невероятнее покатились по столице, выплескивая на улицу обозленных горожан. Улицы Белого города патрулировала пехотная тагма, безжалостно распихивая перепуганных обывателей по своим домам древками копий. Крепость затворила ворота, а посад бушевал, пытаясь ворваться и найти справедливость внутри стен княжеской цитадели. Его жителей воины унять не могли никак, слишком уж их было много, и слишком они были злы. То тут, то там раздавались призывы идти к княжьим палатам, где укрылись убийцы. В воздухе все отчетливей пахло большой кровью, грабежом и пожарами. В Белом городе было немало богатых домов, и озверевшая толпа мимо них не пройдет точно. Так всегда и бывает, когда простые люди восстанавливают справедливость. А разве справедливо, когда один в каменном доме живет и жрет в три горла, а другой за копейку целый день горбатится? Вот то-то!
Бояре сидели в Думной палате, небрежно скинув на пол шубы из бесценного соболя. Теперь это все было уже неважно. На лицах многих была написана растерянность, у других — откровенный страх, а кое у кого проступало жадное нетерпение. Одного только здесь не было — равнодушия. Збыслав сидел, глубоко задумавшись, быстрым умом гоняя один вариант за другим, и судя по выражению его лица, ничего путного ему на ум не приходило. Его губы шевелились, а по ним легко читалась затейливая брань, что готова была сорваться в любую минуту. Арат сидел в углу, хмурый, и чистил ногти небольшим, острым, как бритва ножом из переливчатого булата новгородской работы. Он уже давно это делал, не вступая в разговоры, и лишь ловил на себе удивленные взгляды некоторых бояр. Ногти его уже были чистыми, словно у младенца, и Арат, вздохнув, начал подрезать их тем же самым ножом, стряхивая обрезки на пол. Он делал это медленно, вдумчиво, и внимательно разглядывал получившийся результат. Владыка Григорий негромко молился, гоняя бусины четок из балтийского янтаря. Одна молитва за другой, одна за другой…
— Где княжич Святослав-то? — нервно спросил Моимир, который в нетерпении постукивал по полу острым концом посоха. — Как там наш князь, боярин Горан? Не лучше ли ему?
— Княжичи все в потайном месте спрятаны, в ближней усадьбе, — хмуро обронил Горан. — Там, где королева Мария живет. С ними два десятка воинов, от греха. А сам князь того и гляди отойдет к богам. Я только что был у него. Он совсем плох.
— Надо гонца домой послать, — поднялся Внислав, жупан Праги. — Предупрежу своих, чтобы быстро не ждали.
— Предупреди, — мотнул седой головой Горан. — Его пропустят, я распоряжусь.
— Народ волнуется, бояре, — стукнул посохом Моимир. — Надобно убийцу казнить прилюдно, чтобы успокоить людишек. Глядишь, и разойдутся по домам.
— Да! — послышались голоса еще нескольких жупанов. — Лошадьми разорвать суку. Чтобы неповадно было!
— Не бывать тому, — грозно посмотрел на них Горан. — Князь жив. И пока он жив, судить его жену никто не будет.
— А не много ли ты берешь на себя, боярин? — вперед выступил Живила, жупан из земель хорватов. Он заорал. — Она нашего князя убила! Да на кол ее! Или, как почтенные бояре говорят, конями разорвать!
— Сядь на место, Живила! — зыркнул из-под бровей Горан. — А если без разрешения еще раз рот раскроешь, я тебе язык отрежу и собакам скормлю.
— Ничего, — буркнул себе под нос Живила и сел на место. — Долаешься, пес поганый, придет наше время. Отольются тебе чужие слезы.
— Ждем, бояре! — сказал Моимир, когда к нему подбежал его дворовый человек и жарко зашептал что-то в самое ухо. — Недолго осталось.
Самослав лежал в своей спальне недвижим, словно деревянная колода. Жарко было невыносимо, и князь был весь в поту. Бояре ходили вокруг него хороводом, глядя кто с жалостью, кто с гневом, а кто и с нескрываемым злорадством. Заплаканная Любава молилась у его постели чуть ли не час, пока муж силком не увел ее. Деметрий мелко перекрестил князя и произнес, скрипнув зубами:
— Узнаю, кто это сделал, своими руками убью!
— Так Людмила же…, - непонимающе посмотрела не него Любава. — Я же своими глазами видела!
— Не она это, — покачал головой Деметрий. — Вспомни, какое лицо у нее было, когда наш князь захрипел и за горло схватился. Да и княгиня наша женщина на редкость простая. Не сможет она так притворяться.
— И впрямь, — задумалась Любава, и в какой раз уже произнесла, смахивая слезы. — Господи, дай нашему государю здоровья. Я дары великие в церковь принесу! Ничего не надо мне больше, ни золота, ни камней! Только сохрани его для нас, милостивый боже! Прошу тебя!
Они вышли в дверь, а Батильда сказала охране у двери.
— Пока что кроме боярина Горана не пускать никого! — и она заперла дверь на засов. — Я скажу, когда можно будет.
— Батильда! — прохрипел Самослав. Пересохший язык едва ворочался во рту. — Я жрать хочу! Мяса мне принеси! И побольше!
— Нельзя, ваша светлость, — поджала губы служанка. — Еще рано! Только вода и то по ложечке. У меня приказ!
— Да кто же тебе такой приказ дал? — задушено промычал князь. — Убил бы гада!
— Так вы сами и дали, ваша светлость, — Батильда села рядом. — Сказали, что иначе неубедительно выйдет. Дайте-ка я еще синеву под глазами наложу, а то она от пота уже совсем расплылась.
Глава 23
Стричь лысую овцу не получалось никак. Истрия была разорена, и если бы не помощь из-за Дуная, которую привезли санные поезда, дружина Виттериха жрала бы зимой собственные ремни. А ведь зимы в этих благословенных местах были куда мягче, чем даже в Галлии. Сказывалось наличие гор, что полукругом укрывали здешнюю бухту. Но все равно от холода не скрыться было никак, он проникал в каждую щель. Жизнь замерла, и только дымки очагов говорили о том, что на этой земле все еще живут люди. Окрестности на полдня пути очистили от захватчиков-хорватов, и новые подданные Виттериха начали смотреть на жизнь с осторожным оптимизмом. Бывшие римские куриалы, члены городского совета, лишенные земель в окрестностях города, готовы были сами взяться за рукояти плуга. О колонах и арендаторах, как в стародавние времена, и речи быть не могло. Колонов уже и в самой Империи не осталось, слишком уж ценен стал человеческий труд после непрерывных эпидемий и войн, что сменяли друг друга с частотой калейдоскопа. Свободной земли после нашествий варваров здесь было полно, и уцелевшие римские землепашцы идти в кабалу больше не хотели. Потому-то горожане теперь будут работать сами, ведь голод не тетка. Впрочем, они и этому были рады. Многие из них подняли старые грамоты, подтверждающие их права на землю, и даже малейшее подобие порядка в ближайшие годы дарило людям ощутимую надежду на сытую жизнь.
Виттерих крутился, как белка в колесе. Захват Полы[1], что расположилась на самом юге полуострова, прошел довольно быстро. Город просто сдался, поверив обещаниям нового герцога и парламентеров из Тергестума, которые поклялись горожанам, что этим звероподобным парням на решения Второго Константинопольского собора плевать с высоты местной базилики, а налоги теперь будут пополам от того, что требовали мытари экзарха Равенны. А еще будет соль по сходной цене… А еще зерно на семена… А еще ненавистных хорватов угомонят, наконец, жуткие всадники с изуродованными головами. А еще новый герцог поклялся, что если они добром не сдадутся, то он город возьмет приступом и продаст их всех на рудники. И это окончательно утвердило местных жителей в их выборе. Почесали затылки граждане древнего города, перекрестились, и открыли ворота. Так беглый имперский клибанарий[2] Виттерих, еще не так давно нищий бастард короля готов, стал владельцем двух лучших гаваней на востоке Адриатики.
Новый герцог объехал почти весь немаленький полуостров, посетив уцелевшие общины римлян и словенские роды, что жили тут уже чуть ли не полсотни лет, и эти земли считали своими. Виттерих обещал, угрожал и льстил напропалую. С кем-то из словен он договориться смог, с кем-то нет, и эти непокорные роды весной будут разгромлены и уведены за Дунай. С римлянами все было куда проще. Обещание прекратить грабежи и установить разумные подати сделали чудо. Истерзанные отсутствием порядка люди были рады подчиниться любому, кто прекратит вакханалию последних десятилетий. В этих землях выросло целое поколение римлян, не знавших власти императоров, а сборщики налогов не заходили так далеко, потому что боялись отойти от побережья. Ведь уже в паре миль от берега и вовсе не было никакого закона. Несколько мелких городков Истрии тоже признали власть Виттериха без лишних разговоров, им уже было все равно…
— Мы давно живем в окружении варваров, и ваши дела не похожи на то, как обычно поступают германцы. — Симон, старший из куриалов Тергестума, испытующе смотрел на Виттериха. — Что вы затеяли, ваша милость?
— Я должен пить, как лошадь, жечь дома и насиловать ваших дочерей? — насмешливо посмотрел на него Виттерих. Высокий, сутулый ромей со скорбным лицом мучительно пытался разгадать загадку своего нового повелителя. И судя по всему, у него пока что ничего не получалось.
— Что-то вроде того, — нехотя признался Симон. — Это нам хотя бы было понятно. А так… Неизвестность пугает, ваша милость.
— Еще пару лет назад я бы именно так и поступил, — абсолютно честно признался Виттерих. — Но все это не имеет смысла, Симон. Лучше барана стричь, чем снимать с него шкуру. Посмотри на герцога Само. Его земля процветает, а сам он богаче императора.
— Мы тут слышали о великом дуксе[3] склавинов, — задумчиво пожевал губами Симон. — Но все это больше похоже на какие-то сказки.
— Это не сказки, — покачал головой Виттерих. — Он сокрушил аварского кагана, и теперь люди степи служат ему. А знаешь, почему они ему служат? Да потому что им это выгодно. Еще никогда всадники не жили так богато, как сейчас. И знать хорутан, дулебов, чехов и хорватов стоит за него горой. У них денег больше, чем у ваших сенаторов. Вот и мы тут понемногу богатеть будем. Очень мне это дело нравится, богатеть. А то я только начал было, а моего короля Хильдеберта франки убили. А ты, Симон, хочешь разбогатеть?
— Но как, ваша милость? — удивился Симон. — Наша земля разорена, торговли нет, а корабли в нашу гавань заходят раз в месяц. Я сейчас живу даже хуже, чем арендаторы у моего деда. Одна видимость, что глава городского совета.
— Ты слышал про Солеград, Симон? — спросил Виттерих. — До него отсюда двести пятьдесят миль. А до Братиславы, новой столицы князя Само, пятьсот миль. И поверь, для этих городов нет порта удобнее, чем Тергестум. Как еще привезти в Словению масло из Карфагена, коней из Персии или груз соды из Египта? Представил?
— Так что же это? — раскрыл рот Симон. — Тут снова порт будет? И не такой крошечный, как раньше, а настоящий, как в старой Аквилее? С причалами, складами и портовыми чиновниками — коммеркиариями?
— Точно! — ткнул в него пальцем Виттерих. — Вот прямо как ты сейчас сказал! С причалами, складами и коммеркиариями! А еще с харчевнями, вином и шлюхами, как в Массилии! Кстати, а кто такие эти коммеркиарии?
— Это те, кто собирает пошлины в казну, — прошептал ошеломленный ромей. — Великий боже! Ты услышал наши молитвы! В наш многострадальный город снова придет жизнь! Но варвары вокруг… Как быть с ними? Их же многие тысячи! И они свирепы, как дикие звери.
— Это не твоя забота, Симон, — усмехнулся Виттерих. — Ты думай, как посеяться весной, как побольше рыбы наловить, как засолить ее на зиму и как новые корабли собрать.
— Новые корабли? — с тупым недоумением спросил Симон. — Собрать? Как это, собрать?
— Сюда приедет мастер из самой Праги, — терпеливо ответил Виттерих. — И он привезет с собой разобранные корабли в телегах. Тут их надо будет только собрать. Не спрашивай меня, Симон, как это надо сделать. Я все равно этого не знаю.
— Корабли! — благоговейно прошептал ромей. — У нас будут свои корабли! Мы снова сможем торговать!
— Само собой, и торговать мы тоже будем, — кивнул Виттерих. — Но больше будем грабить. Я не великий торгаш, Симон, но даже я знаю, что взять даром дешевле, чем купить. Мне же пять сотен парней кормить надо. Забыл? А купцы из них, признаюсь тебе честно, так себе…
— Но император не потерпит пиратства, — Симон удивленно поднял глаза на гота. — Он пришлет сюда корабли и уничтожит твой флот.
— Ты помнишь, я спрашивал, кто тут у вас умеет класть камень? — спросил Виттерих. — Ваши стены — полное дерьмо, но вокруг полно всяких развалин. Разбирай и строй. Если вы хотите жить, как в старые времена, то придется изрядно попотеть. Ах да! Я же не сказал. Баллисты для башен в порту тоже привезут. Пусть император присылает свои корабли. Посмотрим еще, кто кого. Один очень уважаемый мной человек как-то сказал: Бог не выдаст, свинья не съест. И вроде глупость какая-то, но ты знаешь, я как-то сразу понял, что он имеет в виду. Ведь именно так я всегда и жил.
Поделиться книгой: