Она улыбнулась и открыла глаза, которые невольно зажмурила от удовольствия. В сумерках почти ничего не было видно — Лизавете пришлось сдвинуться с места, чтобы яснее разглядеть смутный силуэт впереди. Это оказалась коновязь: здание за ней, похоже, было конюшней. Когда глаза немного привыкли, Лизавета рассмотрела около него мальчишку — тот дремал, сунув в рот соломинку и привалившись к стене.
С каждой минутой Лизавета озиралась всё живей и живей. Взгляд её ненадолго задерживался на всём, куда падал: на кривой дороге и обрамлявших её редких деревьях, на тёмных окнах приземистого постоялого двора и не до конца закрытой двери, из-за которой доносились еле слышные голоса. В свежих впечатлениях она нуждалась едва ли не больше, чем в свежем воздухе, и теперь хваталась за них с жаждой потерянного в пустыне.
Её привлекало и широкое крыльцо, и когда-то явно красивые резные перильца, и верстовой столб у самого входа в здание, мнившегося ей теперь ничем иным, как тюрьмой. Даже заботливо поставленное у входа корыто для лошадей Лизавете хотелось рассматривать — так красиво играли последние лучи солнца в его мирных водах!
— Лизавета! — она услышала крик отца, но даже не вздрогнула.
Краем сознания удивилась: почему она не подпрыгнула от неожиданности, почему не кинулась оправдываться? Такое равнодушие к отцовскому голосу было ей не свойственно, и всё же она даже не подняла голову. Взгляд Лизаветы был прикован к воде, такой студёной, чистой и вкусной!..
Она не задавалась вопросом, откуда знает, насколько свежа водица, не прикоснувшись к ней. Лизавета видела, чувствовала, как приятно будет запустить руки в корыто, плеснуть водой влицо, быстро собрать капли с губ. Одной этой мысли было достаточно, чтобы колени подогнулись. Манящая гладь отразила её зачарованное лицо.
— Лизавета!.. — крик повторился уже совсем близко, но Лизавета не слушала.
Тонкие пальцы коснулись воды.
03
Лизавета вскочила с живостью, невиданной в последние три дня. Грудь её тяжело вздымалась, будто от изматывающего бега, сердце неистово стучало изнутри, а руки — она быстро глянула вниз — да, руки мелко дрожали. Она была в ужасе: считанные мгновения, одно прикосновение к воде, и вот она уже находилась в чужом, незнакомом, пугающем месте.
Здесь царила первозданная темнота, вблизи не виднелось ни единого фонаря, ни одного подсвеченного окна. Единственным источником света была луна: круглая, белая, она равнодушно взирала на оказавшуюся невесть где Лизавету.
Та мелко задрожала, схватила себя за плечи. Ей было не холодно — страшно. В висках барабаном стучало: водяные существуют; отец не сошёл с ума; она обещана какой-то болотной твари.
Последняя мысль заставила Лизавету поспешно отступить от кромки поросшего кувшинками озера. И тут же подскочить с перепугу — спины коснулось что-то юркое, мелкое!
Оказалось: всего лишь высокая трава. Заполошное сердце вновь начало успокаиваться, Лизавета задышала ровнее. Ей нужно было что-то решать, что-то делать. Как там говорил об этом месте отец?
Вспомнить она не успела — трава перед ней зашуршала. Лизавета замерла, широко распахнув глаза и боясь даже моргнуть. Шорох повторился, потом ещё раз. Кто-то спрятался, притаился в зарослях, смотрел на неё прямо сейчас, не решаясь выйти. Лизавета сама не знала, чего хочет: чтобы он высунулся наружу или ушёл, так и продолжая скрываться.
— Кто там?! — не выдержав нового шороха, она всё же спросила — голос зазвучал тоненько, высоко, выдавая волнение.
На этот раз трава зашумела явственнее, зашевелилась… а затем раздвинулась в стороны, явив Лизавете чью-то кудрявую макушку. Её обладатель невнятно пробухтел, выпутываясь из зарослей, неловко подпрыгнул, зацепившись за что-то, и наконец выпрямился.
Мальчишка.
С пару мгновений они стояли, беззастенчиво разглядывая друг друга. Лизавета ухватила взором простую одежду, застрявшую в волосах травинку, хитрый прищур. Первое впечатление оказалось обманчивым: тот, кого она в мыслях назвала мальчишкой, в действительности выглядел скорее её ровесником. Перепутала же Лизавета из-за роста — паренёк был едва ли выше неё. Зато дерзости у него было хоть отбавляй:
— Ты кто? — он заговорил первым, задиристо вскинул подбородок.
Лизавета могла бы оскорбиться его фамильярности, но это было нечестно: с её губ едва не сорвался тот же вопрос. К тому же, бояться и оскорбляться одновременно оказалось решительно невозможно — все силы уходили на то, чтобы трястись, как листок на ветру.
— Я Лад, — не дождавшись ответа, паренёк сам протянул руку. — Точнее, Ладимир, но так мне не очень нравится.
Он улыбнулся, вполне себе дружелюбно. Лизавета растерянно перевела взгляд с обезоруживающей улыбки на его руку: паренёк — Лад, мысленно поправилась она, — на вид совсем не казался опасным. Он был похож скорее на деревенского простачка, чем на коварного водяного, и, скорее всего, таковым и являлся. Может, сын какого-то конюха или кузнеца, решила Лизавета, и наконец-то пожала протянутую ладонь.
— Лизавета, — на этот раз её голос дрожал не так сильно.
Рука у Лада оказалась тёплой, чуть грубой от мелких мозолей, а главное — вполне себе человеческой. От одной мысли об этом Лизавета улыбнулась уже куда более искренне.
— Очень приятно, — просиял в ответ Лад. — Тебя каким ветром сюда занесло?
Он вытянул шею, заозирался по сторонам. Пропавшее было с его лица удивление снова вернулось, меж бровями пролегла складка:
— А где лодка? И кто тебя сюда привёз? Обычно к нам только Добрыня доезжает, ну или рыбака какого занесёт — в кувшинках рыбы немало ловится…
Лад болтал, не умолкая, а Лизавета всё больше приходила в себя. Поначалу она думала, что водяной перенёс её в своё царство, но нет: это явно было обычное людское поселение. Деревня, судя по словам Лада, располагалась на другом берегу за редким леском, а к воде местные приходили исключительно по надобности.
— Э-эй! — Лад, замолчавший похоже не одно мгновенье назад, помахал перед лицом Лизаветы рукой. — В какие тебя облака унесло?
— Я… — начала было она, но тут же умолкла.
Лад ждал ответов, однако говорить правду было опасно. Лизавета уже не подозревала его в дружбе с нечистью — но прекрасно помнила, что подумала, когда про эту самую нечисть завёл разговор её отец. Никто в здравом уме не поверит в историю про водяного, который махом переносит девиц через полстраны.
— Я не помню, — не придумав ничего лучше, соврала она.
— Не помнишь? — Лад склонил голову набок.
— Я… — она запнулась, но с виду заминку можно было принять за растерянность. — Я просто вдруг оказалась здесь, и не могу вспомнить — как именно. На чём я приехала? Кто меня привёл? Я ничего не понимаю…
Последнее было правдой. Голова Лизаветы готова была разболеться от мучивших её вопросов: неужели водяные и впрямь существуют? как они скрывались всё это время? и где один конкретный водяной скрывается прямо сейчас? почему он привёл Лизавету на озеро, но не встретился с ней? чего он хочет? когда и что точно потребует?
Лизавета крепче обняла себя за плечи. И удивлённо вскинула голову, когда в ответ на её ложь Лад неожиданно уверенно кивнул:
— Такое бывает. Я слышал, как люди теряли память от всяческих потрясений. Правда, обычно такое случается с вояками, а не с красивыми девушками, но кто знает — что ты там перед этим увидела… — он задумчиво почесал макушку, взлохматив кудри сильнее. — Знаешь, что нужно сделать?
— Что? — Лизавета глядела на него во все глаза, не веря, что он принял её слова за чистую монету и ни на секунду не усомнился.
— Успокоиться. И нет лучше способа успокоиться, как выпить ромашки. Пойдём!
Лад решительно протянул Лизавете руку. Но она соглашаться не спешила.
— Куда ты хочешь меня отвести?
— Домой, — просто ответил Лад, будто это само собой разумелось. — У нас изба рядом, идти всего-ничего. Вон, посмотри, дымок вьётся!
Лизавета вскинула голову: если всмотреться и очень сильно поверить, над деревьями на фоне тёмного неба и впрямь можно было увидеть столб поднимающегося в небо серого дыма. Но пускай он и подтверждал слова Лада, она всё ещё терзалась сомнениями:
— У кого — у нас?
— У нас: у меня, Ольги и Инги.
— Они твои сёстры?
— Не совсем, — он поморщился, впервые с момента их встречи отвёл в сторону взгляд. — Мы, в общем-то, сироты. От разных родителей. Ольга самая старшая — когда её родители умерли, она нашла этот дом, он тут брошенный стоял. Ну, она и поселилась. Потом взяла к себе меня, а следом и Ингу.
Сердце у Лизаветы сжалось. По интонациям, взгляду, глухому голосу она чувствовала — Лад говорил правду. И теперь стыдила себя за то, что разбередила его душу, что не поверила сразу же.
— Сейчас там только Ольга. Она с виду может показаться строгой, но это потому, что она нам мать заменила, а мы с Ингой всегда были шкодливыми. В общем, ты её не пугайся, если она сурово себя вести будет. Так-то она хорошая, — на губах Лада промелькнула тёплая улыбка. — Так что, идём?
На этот раз Лизавета кивнула и, не задумываясь, полезла в заросли, из которых совсем недавно свалился на её голову Лад. Сейчас он аккуратно прокладывал путь, придерживая ветви, чтобы те не ударили Лизавету по лицу и рукам
— Вот, выбирайся, — первым выйдя на свет, Лад обернулся помочь.
Но назойливая ветка всё же зацепилась за платье. Лизавета неуклюже дёрнула рукой, услышала звук рвущейся ткани, чертыхнулась — тут же захотелось стукнуть себя по губам. Она стыдливо поглядела на Лада, но тот будто и не заметил: просто подошёл и помог выпутаться. Попутно даже сам извинялся — за то, что повёл такими дурацкими тропами. Лизавета махнула рукой, хотя на деле и впрямь предпочла бы более простой путь. Но было поздно, и предстать пред очами Инги и Ольги предстояло как есть: в порванном платье да с растрепавшейся косой.
Будто в ответ на Лизаветины мысли дверь стоявшей поодаль избы широко распахнулась. На крыльцо вышла высокая светловолосая женщина в сарафане, в руках у которой было по весьма объёмистому ведру. Они слегка покачивались, пока она спускалась вниз по деревянной лестнице — та вела практически к самому берегу.
— Ольга! — вдруг завопил Лад, замахал руками.
Женщина обернулась, медленно, без особого удивления. Лизавете показалось, что сейчас она что-нибудь гаркнет в ответ, но Ольга промолчала. Вместо этого женщина поставила вёдра на землю, подхватила юбки и широким шагом двинулась в их сторону. Выглядела она при этом и впрямь пугающе: будто собиралась устроить взбучку и Ладу, и неудачно попавшей под руку Лизавете.
— Ну сколько раз я просила тебя так не шуметь? — неожиданно негромко и устало спросила Ольга. — Ладно я — ты бы девочку пожалел. Вон, как она на тебя смотрит.
Лизавета быстро отвела от Лада взгляд. Она не была уверена, что там заметила Ольга, но испугалась и устыдилась — так, на всякий случай.
— Меня Ольга зовут, — та протянула руку, такую же тёплую и немного мозолистую, как у Лада. — А ты?..
— Лизавета. Я…
— Я нашёл её на берегу озера, вон там, — Лад махнул рукой на помятые кусты. — Говорит, не помнит, как тут оказалась, представляешь?
— Прям-таки ничего? — Ольга прищурилась.
— Ничего, — Лизавета постаралась, чтобы в её голосе звучали горечь и сожаление. — Мы были с отцом на каком-то постоялом дворе, заехали туда пару дней назад, но как мы оттуда уезжали, куда он делся…
Она покачала головой, опустила взгляд. Лизавета надеялась, что это спишут на огорчение, смятение чувств — отчасти оно так и было. Но отчасти она просто не хотела смотреть в глаза Ольги, которая выглядела не такой доверчивой и радушной, как Лад.
— Давай ей поможем, а? — руки Лада вдруг опустились Лизавете на плечи. — Думаю, ей надо немного отдохнуть, выпить ромашки, выспаться… Если хочешь, я её в деревню к Добрыне отвезу!
Лизавета дёрнулась, хотела спросить, что за Добрыня, но Ольга её опередила:
— Нет.
Лад вскинулся, готовый ей возражать.
— Но не можем же мы её бросить!
— Не можем, но и на ночь глядючи плыть через всё озеро… — Ольга покачала головой, всем своим видом показывая, что думает по этому поводу. — Пускай лучше в доме переночует. Как раз койка освободилась: Инга сегодня заночевала в деревне.
За сим она развернулась и решительно двинулась обратно к дому.
На середине пути оглянулась:
— И чего стоите?
Лизавета послушно подхватила юбки и поспешила следом. Лад отставать не стал.
В избе оказалось тепло и уютно. Пробравшись через тёмные сени, заваленные домашней утварью (Лизавета разглядела вёдра, швабру и смутные очертания чего-то уж совсем непонятного), они вышли в комнату, большую часть которой занимала крашенная белым массивная печь. Подле разместился тяжёлый деревянный стол с длинными лавками по обе стороны, который венчали несколько свечей, вместо подсвечников помещённые на потёртые, с потёками воска блюдца.
Ольга кивнула Лизавете на скамью, и та села, оглядываясь.
Подле печи обнаружился невысокий массивный сундук, сверху прикрытый лоскутным одеяльцем. Под потолком прямо над ним висела, перекинутая через широкую балку, чистая белая скатерть: сам стол был не покрыт — никто не ждал на ночь глядя гостей.
Если не считать этой маленькой оплошности, в комнате было приятно, Всевозможные миски да горшки кто-то аккуратно расставил на полавочнике4. Холодные полы были заботливо накрыли ткаными ковриками, лавки — тоже. Ткацкий станок притулился тут же, в глубине комнаты, втиснулся между столом и дальней стеной. Судя по натянутым на остовы нитям, за ним совсем недавно кто-то работал. Ну как, кто-то — Ольга скорее всего.
Сейчас она суетилась у печи, громыхала посудой. Лад не вмешивался, сидел напротив Лизаветы и почему-то молчал. Впрочем, спокойствие и неподвижность были ему не по силам: он то и дело ёрзал, теребил выбившуюся из покрывала на лавке нитку, барабанил пальцами по краю стола. Ольга изредка зыркала на него из угла, но осадить не спешила.
— Так, эм… что это за место? — первой молчание решилась нарушить Лизавета: безвестность для неё была мукой.
— Озеро? — не понял Лад.
— Озеро, деревня. Я не знаю, что тут у вас.
— А, ну озеро называется Караси, потому что тут водятся караси, — он усмехнулся. — И деревня называется Караси, потому что стоит на озере Караси. Как видишь, воображением здешний люд не отличается.
Лизавета не ответила — она вспоминала. Ей казалось, отец упоминал название деревни. Он вообще любил рассказывать о работе, делиться событиями. Всегда уточнял, где его хорошо принимают, куда лучше ехать самому, а не отправлять кого-нибудь из помощников. Но были ли среди этих мест Караси?
— Держи, — появилась Ольга, в каждой руке — по пышущей паром кружке.
Лизавета поблагодарила, пригубила осторожно. Отвар оказался слегка сладковатым, непривычным на вкус, но пить можно. Только очень горячо.
Посидели. Лизавета и Ольга осторожно пили ромашку, вдыхая тёплый аромат трав, Лад глядел в никуда, болтая ногами в воздухе и насвистывая под нос простецкую мелодию снова и снова, по кругу. На третий круг Лизавета поймала себя на том, что тихонько притоптывает в такт.
— Лад, — вдруг протянула Ольга.
Свист прекратился.
— А не растопить ли нам баню? Думаю, наша гостья была бы за это благодарна.
Это был не вопрос, но Лизавета кивнула. За всеми волнениями она напрочь забыла, как выглядит, и сейчас осознание собственной несуразности навалилось на неё неожиданным грузом. Вмиг засмущавшись, Лизавета поддёрнула шаль, прикрывая помятое платье.
— Полноте, — заметила её жест Ольга. — Мы всё понимаем: похоже, ты проделала долгий путь. Не всякий с дороги выглядел бы так достойно.
Она вновь повернулась к Ладу:
— Так что насчёт бани?
Тот как будто не хотел уходить: мялся, переводил взгляд с Ольги на Лизавету. Но, не найдя повода задержаться, дёрнул плечом.
— Будет исполнено! — из комнаты выскочил быстро, словно надеясь так же быстро вернуться. А через мгновение Лизавета поняла, почему он так не хотел оставлять её с Ольгой наедине.
Стоило Ладу выйти, как та преобразилась. И без того прямая спина превратилась в натянутую струну, внимательный взгляд стал пристальным, даже пронзительным. Ольга с шумом отодвинула в сторону кружку, положила подбородок на сомкнутые в замок руки и посмотрела на Лизавету так, что у неё комок возник в горле. Она с трудом сглотнула.
— Итак, девочка, — даже голос Ольги стал другим: глубже, громче, суровее. — Теперь, когда нам никто не мешает, расскажи-ка мне, как ты на самом деле сюда попала.
Сердце Лизаветы зашлось, точно у перепуганной птички.