Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Зверь лютый. Книга 31. Корзно - В Бирюк на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Помолчал, давая собранию возможность окончательно затихнуть, "превратиться в слух". Размеренно, будто бросая в толпу камни, произнёс:

- В нём та же кровь. Что и в отце моём. И в братьях. И во мне. Он - Юрьевич.

Сборище немедленно превратилось в "зашумелище". Новость была бурно обсуждена и раз пятнадцать повторена. Сперва - для тех, кто недослышал, потом теми, кто не недовысказал.

Андрей продолжал давить собрание:

- Ныне, в делах Киевских, кровь эта показала себя. Никто, ни один - столь многого сделать не сумел. Даже и из рюриковичей - никто. А в нём - взыграло. Порода. Кровь. Моя. Княжеская.

Боголюбский ещё раз внимательно оглядел зал. Потом прямо повернулся к сидевшим рядком потрясённым князьям. И раздельно повторил:

- Он. Мой. Брат.

Бздынь.

Тишина. Такое переварить...

"Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!".

Рюриковичи не признают бастардов. За триста лет от Рюрика их всего два: Владимир Креститель да отец нынешних туровских князей. То-то волынцы так пытались его выгнать, а просьбы "примите меня в любовь" воспринимали как оскорбление.

Василия, внука Мономаха, сына его дочери от "императора" Романа Диогена, которого зарезали наёмные убийцы в Доростоле, но Мономах за имение его сына, своего внука, продолжал воевать на Дунае, взяли только "верно служить князьям русским".

- Двадцать два года тому, об такую же пору, съехались мы, шесть князей русских, в Кучково на Москва-реке. На сороковины брата моего Ивана. Вы-то (он кивнул Живчику и Матасу) помнить должны. Там повенчался я со старшей дочкой покойного владетеля тех мест Степана Кучки, Улитой. А отец мой... поял младшую. Девицу тогда же, в Кучково, выдали замуж. За ближника князя Святослава Ольговича. В то лето мы вместе в поход пошли. Я его помню, рядом бились. Добрый муж. Погиб. Зимой родами и та девица померла. А младенец выжил. Вот он. Добрый молодец от семени отца моего. Брат единокровный.

Публика... охренела. Ряды - полуоткрытых, заросших бородами, ртов, ряды - "юбилейных рублей" разных цветов.

Индийское кино в полный профиль. Хочется обнять и плакать. От неизбывной тоски и счастья обретения. Хочется присоединиться и приобщиться к этой радости.

Вот! Они наконец нашли друг друга! Ура, товарищи! Братья и сёстры! Обнимемся и облобызаемся! Как это.... мило, как это... душевно, сердечно и... и волнительно.

"И - прослезился".

Сухой, малоэмоциональный, негромкий голос Боголюбского не оставлял места для сомнений: это - истина, так - было.

Ещё минута, ещё полминуты, и мозги присутствующих преодолеют эмоциональный ступор и половодье радости обретения "утраченного брата", начнут продираться сквозь колючие заросли загадок и непоняток.

"Зверь Лютый" - сын Долгорукого? - Ну это-то не велика новизна, таких по Руси немало бегает.

Боголюбский назвал его братом? - Да, такое... неслыханно. Но... Крестителя братья признали, Новгород ему в удел выделили.

А вот "брат Государя"... Государем признанный... А на Руси - "лествица". Боголюбскому наследует Перепёлка. Конечно, дай боже государю многие лета, но всё же... Они оба старые, за полтинник. Ненадолго. Младших Андрей с Руси отсылает. Как-то хитро. А этот лысый остаётся. Эдак лет через пять-десять у нас в государях будет вот эта оглобля плешивая. По прозванию "Зверь Лютый". А ещё: "Княжья смерть", "Немой убивец", "Ванька-пряслень", "Колдун полуночный".

У нас? Вот это?! Государем?! - Ох-хр-ренеть.

Мыслительные процессы происходили асинхронно и не синфазно. Дифракционно отражаюсь на физиономиях. Я поймал уже несколько вполне угодливых улыбочек в мой адрес. Забавно видеть, как расцветает нижайшая и верноподаннейшая, вытесняя с конкретной морды лица только что бывшую на ней глумливую, высокомерную, презрительную.

Увы, Андрей не дал мне возможности изучить физиогномистику особей из Большого Совета в подробностях:

- Брат мой Иван. Ныне, коль оглашён ты князем русским, то и надлежит тебе занять место достойное среди нас, рюриковичей. Поди сюда.

Он, однако, показал на место не за княжеским верхним столом, а впереди себя, перед помостом, посреди "покоя". Там, куда выходили прежде награждаемые.

Я несколько завозился, выдираясь с лавки, отвечая на поздравления и похлопывания соседей.

Народ тут, на "ножках" стола, простой. Сходу поклонов в пол не дождёшься.

- Так ты князь?! Ну ниххх... Тогда - выпьем! Напоследок! Пока не началось.

Андрей, едва я встал на указанное место, продолжил:

- Князю русскому много чего надобно. Честь, храбрость, щедрость. Душа и разум. А знак достоинств сих: княжье корзно. Ныне у тебя нет. Так прими моё. Не побрезгуй. Я в нём в Государи Всея Руси венчался.

Намёк - однозначный.

Не только великая, уникальная честь. Русский князь никому не отдаёт своё корзно, пока жив. Только в гроб снимают.

Боголюбский, по сути, объявляет меня наследником. Вторым. Или первым? Выводит "на линию огня". Сталкивает с Перепёлкой. И отодвигает в очереди младших, "гречников".

Я, с моими Крымским и Руянским планами, теперь выгляжу "кукушонком" - вытолкнул братьев из гнезда, чтобы самому больше червячков досталось.

Гнездо и Михалко сидят за столом. Как им такая новость? Передумают? Не пойдут? - Это вряд ли, это прямо под топор. Нынче - под два топора. А вот что они дорогой думать будут... Что - "кукушонок"? Или что "брат обретённый" - "благодетель тайный"? Теперь-то и причина "благодеяния" понятна: "братская любовь", "забота старшего о младших". Или - заблаговременное выращивание союзников? На всякий случай...

Порядок престолонаследования в "Святой Руси" по нынешним временам... очень "вещь в себе". В РИ Всеволод Большое Гнездо, став князем Владимирским, на Киев не претендовал, предпочитая ставленников: Рюрика Стололаза, отчасти - Давида Попрыгунчика.

Но если я, к Всеволжску, который "взлетает как ракета", про который уже ходит по "Святой Руси" множество слухов и сказок, добавлю, после Боголюбского, Суздальский удел и, после смерти Перепёлки, Переяславльский... Да при существующем союзе с Рязанским Живчиком и Новгород-Северским Матасом...

Заманчиво. Хороша приманка. Любой рюрикович на моём месте хапнул бы без раздумий. Это ж - дорога торная! На самый верх! На Киевский стол!

В РИ в эту эпоху есть два исключения: Полоцкий Всеслав Чародей и Владимирский Всеволод Большое Гнездо. Оба посидев на "главном столе Святой Руси", попробовав собственными задницами эту "горячую кашу", не только сами сюда больше не лезли, но и потомкам своим заповедовали. Умные.

Я - тоже. В смысле: помню, что бесплатный сыр только в мышеловке. Хотя мыши сыр не любят. Даже на халяву.

Важнее другое: я - не удельный князь. Я не родился в этом, я не вырос в постоянных размышлениях, упоминаниях окружающих: тот удел - богаче, тот стол - выше. Мне - плевать. Мой мир - Земля.

Любой из присутствующих, может, всего раз-два в жизни слышал такое слово - Земля. Как планета. Как единая сущность. Они никогда так не думали.

Я играю в уголке. Называется: "Святая Русь". Я об этой целостной сущности - каждый день думаю. А они - раз в год. Потому что есть более для них важные вещи: семья, род, вотчина, волость, удел... А уж потом: Русь, христианский мир.

Глава 612

Вот вокруг "удела" и возникает интересная... коллизия.

Я же сам требовал: Любеч - побоку. Нет у князей своих вотчин, есть одна общая - Русь рюриковичей. Князь сидит не на "своём" уделе - на данном государем. Данным - в управление. Временно. Посидел - полетел дальше. Куда старшой сказал. Иначе - наследственные владения, аллод, феодальная раздробленность.

Естественно и наоборот: все владения русских князей - "Святая Русь". А как иначе?

Вот тут я и попадаю. Влетаю по самое "не балуй".

Приняв уникальную милость государеву, "то, чего не может быть", я становлюсь одним из рюриковичей. Конечно, самым-самым. Но - не первым. А первый меня пошлёт. Куда-нибудь. В ту же Тарту, или Руссу, или куда ещё. А на моё место во Всеволжск поставит другого.

- Я ж Не-Русь!

- Не-а. Корзно принял? - Русь. И земли твои - тоже.

Класс! Умница!

Это я про Боголюбского.

Он устроил такой цирк, такой ритуал, что я не могу отказаться. Сказать публично "нет" - можно сразу удавиться. Пока за тобой не пришли толпой и не удавили. С чувством исполненного долга, восторжествования справедливости и заслуженного воздаяния за вопиющую неблагодарность.

Принять корзно? - Потерять Всеволжск. Стать одним из русских князей, обычным золочёным крысюком на куче дерьма. Ну, не обычным. А с идеями и претензиями. Но люди! Люди мои! Которых я собирал, учил, лечил... Всё погибнет.

Принять - нельзя, отказать - нельзя...

Чёт придумать надоть.

Как-то эдак заелдырить, чтобы не только "перебить" общественное потрясение от невиданной, невозможной новизны Боголюбского, но и его самого избавить от горделивого самовосхищения, от чувства чудесника-благодетеля. А то с ним и разговаривать по делу нельзя будет.

"Успех - это способность идти от поражения к поражению, не теряя оптимизма!" - сэр Уинстон? Таки - да. Оптимизатор - оптимизма потерять не может. Профессионально.

Я стоял столбом. Посреди этой, надоевшей уже, трапезной, перед помостом со столом высшей знати, перед Государем Русским.

Боголюбский расстегнул фибулу на плече, слуга подхватил плащ на руки и важно вышагивая, держа корзно на вытянутых руках, пошёл в сторону, чтобы спуститься в зал. Но, подойдя ко мне, засомневался. Чего-то спросил наверх. Там рявкнул Боголюбский, Перепёлка, несколько скуляще, начал отгавкиваться. С другой стороны вступил вдруг Кирилл Туровский. Потом он выбрался из-за стола, спустился в зал и оказался рядом. Ласково произнёс:

- Встань на колени, князь Иван, прими благословение моё да корзно княжеское, да поблагодари Господа и Государя.

Ага. Смысл понятен: символический жест - возложение корзна на плечи новообъявленного князя - должен исполнить кто-то из старших. Ритуал прежде неизвестен, возможны варианты. Андрей сам не хочет, посылает Перепёлку. Почему? - Ну, причины могут быть разные: от приступа остеохондроза до желания "нагнуть" брата. Или - меня.

Акиму в Смоленске так шапку боярскую вручали. Тогда Благочестник не соизволил, а послал Попрыгунчика. Я про это уже...

Перепёлка тоже... не хочет. То ли потому, что мы с ним недавно крупно повздорили в Переяславле. То ли видит "урон чести". Кирилл вызвался снять конфликт: иереи принимают участие в ритуалах "возведение в князья".

Понятно, что не в таких случаях как здесь - такого ещё не бывало. Но рюриковичи постоянно пересаживаются по столам. При прибытии в новый город князь должен быть объявлен "господином" этого города, а не просто гостем проезжим. Делается это публично, через церковь, молебствование и поклонение святыням. Присяги, крестоцелование, благословение...

Я бы послушался: голос у Кирилла спокойный, благожелательный. Убедительный. Но вбиваемое в моих людей - вбивается и в меня. Если нужно неуку сто раз повторить, то и сам поневоле запомнишь.

- На колени - перед родной матушкой, святой иконой и могилой. Иное - позор и смерть. Таков закон Всеволжский. Прости, Кирилл, но ты не матушка, не икона и, дай бог, долго ещё могилой не будешь.

Забрал у него корзно. Тяжёлая штука, однако.

Так, держа в руках этот "меховой плащ с кровавым подбоем" как у Понтия Пилата, уставившись в него, я начал благодарственную речь.

- Государь мой, братья, вся господа русская. Не сыскать в мире слов, дабы выразить чувства мои. Лишившись в младенчестве неразумном матушки и батюшки, дитё бессмысленное должно было погибнуть, сгинуть от голода, холода, болячек разных. Однако ж господь, в безграничной мудрости своей, сберёг жизнь новорожденную. Царица Небесная оградила Покровом своим слабый огонёк души, в мир ангелом принесённой. Господь посылал дитяте людей добрых. Их трудами и любовью и жив остался, рос, ума-разума да сил набирался. Однако, сколь не хороши они, а всё ж не родная кровь. Худо быть одному. Худо расти сиротой. Сколь много раз бывала подушка мокра от слёз сиротских. Не с голода-холода, не с обид-побоев, но от одиночества. От бесприкаянности души, лишённой родительского да братского участия. Тяжко в миру сироте. Одиноко. Холодно.

Чистая правда: судьба всегда посылала мне добрых людей. Остальное... я не страдаю бедностью воображения и отсутствием "зеркальных нейронов".

"Пока человек чувствует боль - он жив. Пока человек чувствует чужую боль - он человек".

Зал молчал. Среди повседневных забот: как бы набить кису серебром да брюхо жратвой, добыть коня порезвее да сударушку пожарче, седло поизукрашеннее да шапку повыше... вдруг зазвучали слова об одиночестве души.

Человек рождается - один, и умирает - один. И живёт, если по душе - один. Ни отдать свою, ни принять. И в чужую не влезешь, и свою до донышка не распахнёшь. Потому что сам дна души своей не знаешь.

Ты всегда один, хомнутый сапиенсом. И тебе это страшно. И вот, собираетесь вы, чтобы спрятаться от вечного одиночества, в толпы, устраивает пиры и собрания.

Да только и на пирах - каждый в себя ест. Только в себя. И от дерьма своего освобождается - тоже из себя. Сам. Только.

- Многие годы мечталось дитёнку: вот сыщутся, незнамо где, родные люди. Согреют родные души - душу сиротскую. Приязнью, заботой. Да просто - вот есть они. Немало походил я по Руси. И били меня, и гнали. А иные помогали да кормили, приют давали. Много на Святой Руси добрых людей. Да только я всё своих искал. Мстилось мне, во снах мерещилось: вхожу я в горницу, а там мои сидят. Говорят наперебой: Что ж тебя так долго-то не было? Заждались уж. Давай к нам быстрее.

Голос мой дрожал от сдерживаемых слёз, горло перехватывало от волнения.

Актёрская игра? - Да. Перевоплощение. Вживание в образ. На основе личного опыта. Ощущение полного одиночества, заброшенности, никому не нужности и ни к чему непригодности, всеобщей враждебности и чужести, которое я столь остро ощутил после "вляпа" там, на Волчанке, и здесь, в Киеве, в "космосе" подземелья" и позже, после отправки в "болота черниговские".

События у меня чуть другие. "Мои" - из другой эпохи. А вот чувства... вполне сиротские.

- Много ходил я по земле. Вырос. Свой дом построил, Всеволжск. Как-то уж и пересталось мечтаться. Что придёт день и добрый человек скажет: здравствуй, брат. Другим покажет, знакомя: это - брат мой. А ты - сказал. Спаси тебя бог, Андрей Юрьевич. Брат мой Андрей.

Я взглянул на Боголюбского. Он был взволнован, радостен, умилен. Искренне, от души. Едва ли не до слёз.

Но пока его "кипящая этажерка" в верхнем слое благостно воспринимала мои задушевные излияния, на нижних уровнях она же - недоверчиво прислушивалась. Пыталась просчитать: а чего это Ванька-лысый уелбантурить собирается? Или - заелдырить?

Эх, брат, умный ты. Но, как я не ожидал твоего нынешнего хода, так и тебе не просечь моего.

Экспромт он того... импровизнутый. Даже для его автора.

Я развернул, встряхнул, оглядел данное мне корзно.



Поделиться книгой:

На главную
Назад