Помоги проекту - поделись книгой:
Медленно переводит глаза с одного на другого Искандер:
- Чего это все напряглись? Я чего-то пропустил?
Радостно и тревожно оглядывает Светлячок:
- Такого не бывало! Чтобы князья воеводе присягали тайну хранить! И я - среди самых первых! Как большой!
Все смотрят на Перепёлку. А он никак не может решиться. "Потеря лица". То возражал и насмехался, а то ему подтвердить правоту противника. Андрей сблизи рассматривает брата. Начинает понемногу ухмыляться.
- Ну, брат.
Побагровевший Перепёлка хлопает по столу:
- Да!
Раздражение, оскорбленное самолюбие так и рвётся.
"Умыл". Ванька-лысый "умыл" брата государя. Враг? Глеб теперь стал мне врагом? Нет, не стал - он и был им. Всегда.
Хуже: всякий святорусский человек - мне враг. Потому что моё понимание "хорошо", не совпадает с их. Потому что для моего "хорошо", где детей не травят в душегубках, где все чистят зубы, надо уничтожить их мир, их родину, "Святую Русь".
Разница в деталях: в мере, моменте, форме. В мере враждебности, моменте и форме её проявления. Если кто-то "в бессильной злобе" будет всю жизнь скрипеть зубами по ночам, то я как-нибудь перетерплю. Отнесу к торжеству глистов в конкретном кишечнике.
Увы, должность "князь русский" требует более выразительного проявления собственного мировоззрения. Например, в форме удара в спину.
Пока, я надеюсь, Перепёлке хватит этого унижения, чтобы помолчать и не мешать дальнейшему изложению. Не надо меня сбивать - я и сам собьюсь.
- Да, да, да, да, - повторяют один за другим русские князья, положив правую руку на столешницу.
Пародия на кое-какую президентскую клятву? - Нет, просто мужчины отвечают за свои слова. А уж что на что положить... это мы завсегда могем.
Ну, раз полОжили, то можно и нАчать.
***
" - Фима, если ты будешь себя хорошо вести, то мы подарим тебе велосипед.
- А если плохо?
- Пианино".
Севушка вёл себя "хорошо". Лови свой "велосипед", парень. "Пианино" кому-нибудь другому достанется.
***
- Государь, прошу дозволения высватать принцессу Сибиллу, дочь короля Иерусалимского Амори, за брата твоего Всеволода Юрьевича.
Бздынь.
Эк как их. Как сослепу на бегу мордой в стену.
Ап-ап, ах-ах, ё-ё, них-них... и прочие выражения крайней степени изумления в крайней степени сдерживания.
Мгновенно широко распахнувшиеся, впивающиеся глаза Боголюбского, даже чуть наклонившегося вперёд, ко мне. Тоже чёрные, наоборот - сузившиеся, прицеливающиеся глаза Михалко, чуть откинувшегося от стола. Каскад эмоций у Всеволода: изумление, недоверчивый восторг. И - обида. "Ты отсылаешь, меня бросаешь...". Ишь ты, и вправду понравилось?
- Ой! Правда? А меня возьмут? Ну, в поезжане...
Вот у кого чистый восторг: Глебушка уже представил себе приключение. Большое! Царьград! Иерусалим! Свадьба дяди! Новые места, люди, вещи...
- А отец отпустит?
Беглый взгляд на Андрея и вся радость, надежда на прекрасное будущее путешествие, исчезает.
Экий ты, государь христолюбивый, не... сынолюбив. Ведь можно то же самое, но добрее, ласковее. А ты растишь врага в своём дому. Не педагогичен ты, почти благоверный и, предположительно, скоро святомучениский.
- Прошу господу княжескую набраться терпения. Ибо разговор будет долгий. А начну я... нет, не Ab ovo, не "с яйца". Но близко - с Иерусалима.
Да уж, это я круто уелбантурил. Удалось овладеть вниманием столь разнородной аудитории. Уже успех. Теперь бы удержать и развить.
- Вертоград. Град сияющий. Гроб Господен. Место величайшего подвига, принесения наивысшей жертвы из представимого разумом человеческим. Бессмертный бог, Иисус Христос, был распят и умер. Смертный человек, сын Марии Иисус Назаретянин, воскрес и вознёсся.
Именно об этом Тертулиан и говорил: "Верую. Потому что абсурдно".
Для меня абсурдность - не основание для веры. По мне, что абсурдисты, что абстракционисты... Но я - толерист, и допускаю существование других точек зрения.
- Там, на Голгофе, пролилась кровь Спасителя, драгоценная кровь Сына Божьего. Оттуда, из кувуклии, вознёсся он в чертоги Отца своего, в Царствие Небесное. Там, у горы Давидовой, удел земной Господа Бога нашего.
Пафосно. Но пока без кликушества. Продолжим.
- Есть ли во всей земле, во всём белом свете, место более дорогое, более святое для христианина, нежели сей град? Какая святыня выше для христианина? Не мне ответьте - себе.
Общее молчание было ответом на мой риторический вопрос. "Это ж все знают".
Насчёт: "нельзя быть святее папы римского" есть разные точки зрения. Особенно у православных. Но чтобы святее Христа... тут абсолютно и единогласно.
Все согласны? Ну так получите:
- 2 октября 1187 года Иерусалим будет отдан мусульманам.
Мгновение молчания. Полное ошеломление. И поток беспорядочных вопросов:
- Что?! Как?! Кто?! Кому?! Почему?!
Что радует: "где" и "когда" не спрашивают - и так понятно.
- Бред! Хрень! Ерунда! Да что он несёт?! Да лжа это! Всё лжа! (Это Перепёлка - Андрею).
Андрей выглядит потрясённым. То есть, он выглядит обычно. Если не знать его хорошо, если не присматриваться к нему внимательно.
Он бы и сам такое сказал. В первом порыве. Но Перепёлка опередил. И теперь есть необходимость оценить уже и произнесённую оценку произнесённого - "лжа".
Медленно повернулся к брату, приблизил лицо, внимательно посмотрел в глаза, негромко произнёс:
- А знаешь... ему лжа - Богородицей заборонена.
Перепёлка растерянно замолчал, а Андрей медленно, наклонясь всем корпусом над столом, повернулся, поочерёдно вглядываясь в каждого своего брата и сына. Потом вернулся взглядом ко мне. Пожевал губами, пытаясь найти слово. Уместное после моей новости.
Нашёл:
- Далее.
- Далее...
Я положил ладони на стол. Вспотели. От нервов. Не от факта - от моего объявления о нём.
"Слово - не воробей, вылетит...". Как бы оно назад не прилетело. Секирой палача.
Чуть прижал скатёрку, поковырял рисунок... Им нужно время. Чтобы дошло. И силы. Чтобы понять. И смелость. Чтобы осознать. Не торопи их, Ванюша. С этим знанием им теперь жить.
- Далее - мелочи. Главное - вы услышали.
Поднял глаза на князей. Повторил:
- Главное - услышали. Теперь вам решать - как жить. С таким знанием. Князь Глеб выбрал лёгкий путь - путь неверия. Так легче, просто сказать: ерунда, выдумка, не верю. Тьфу-тьфу-тьфу. Чур-чур-чур. Обплевать, высмеять, забыть. Тем более... Несчастие случится не нынче, не завтра. Через восемнадцать лет.
Я снова окинул взглядом семейку.
Не все доживут. Так чего же волноваться? Бог даст, к тому времени вы будете уже наслаждаться. Вечным покоем. А Господь... он же всемилостивейший, он простит.
Грех трусости.
Страх признания истины.
Боязнь взглянуть правде в глаза.
И будет вам вечный плач. По себе. Слабому, глупому, ни на что не годному. Убогому. Настолько убогому, что и к божьему делу неспособному. Прах бессмысленный, ветром пересыпаемый.
Потому что, если поверить, если принять мои слова, то надобно всю жизнь свою менять, надобно каждое дело делать с оглядкой: а поможет оно сберечь град господний, сохранить, спасти святыню от утраты, разорений, поругания. Каждый шаг с этим сверять. Переменить ум свой.
Метанойя. Тяжело.
Буду точен: в РИ доживет один - Всеволод. Все остальные - скорые покойники. От двух до семи лет. "Дальше - тишина". Так зачем же думать, тревожиться, напрягаться?
"После нас - хоть потоп".
Я, лично, может, так бы и сделал. Но туземцы думают и чувствуют иначе.
Для них жизнь не кончается со смертью. Каждого ждёт посмертие. Такое, какое ты сделал себе своей жизнью здесь, в мире тварном. Высший суд, от которого нечего не утаить, не спрятать. Ни дел, ни мыслей, ни желаний, ни чувств. И там, после Суда уже ничего не исправить. Ни покаяться, ни примерным поведением заслужить условно-досрочное... Амнистия? - Будет. По истечению Вечности.
Вечность мучиться "остроумием на лестнице". Недодумал, недопонял, поленился...
"Есть страшное слово - никогда. Но есть ещё страшнее - поздно".
"Поздно" - длиной в Вечность.
"Все ли ты сделал для Победы?".
- Господь не попустит...
Полный муки и надежды почти шёпот Глебушки рядом.
Если бы кто другой - я бы съязвил. Фольк даёт достаточно примеров ответов на подобные утверждения. Но ребёнку надо ответить... разумно.
- Господь... Он насылает кары на грешников. Помнишь Иеремию? "Много столица грешила". Плач по Иерусалиму. История повторяется. То были иудеи и ассирийцы, теперь христиане и магометане. А причина одна: торжество греховности в душах жителей. Вспомни семь смертных грехов.
***
Вообще-то их восемь.
"Первый помысел чревоугодия, и после него - блуда, третий - сребролюбия, четвёртый - печали, пятый - гнева, шестой - уныния, седьмой - тщеславия, восьмой - гордости. Чтоб эти помыслы тревожили душу, или не тревожили, это не зависит от нас, но чтоб они оставались в нас надолго или не оставались, чтоб приводили в движение страсти, или не приводили, - это зависит от нас".
***
- Лишь печаль и уныние не цветут ныне пышным цветом среди правителей Святой Земли. Зато лень, зависть, жадность, гнев, тщеславие, бесчестность... Глупость. "Кого господь желает наказать - того лишает разума". И многие уже лишены его. Ибо не ведают что творят и ходят весёлыми ногами по краю пропасти, не желая поднять очи душ своих к небу, дабы не видеть уже занесённую карающую десницу Всевышнего. Огненные письмена пылают на стенах их дворцов. Аршинными буквами провозглашено уже: "мене, текел, упарсин". Но не видят они. Ибо не желают смотреть.
Я негромко говорю Глебушке, но все князья напряжённо слушают. Это те образы, слова, которые им понятны, которые они много раз слышали ещё с младенчества, ещё не понимая смысла.
Поделиться книгой: