Мощи Распутина. Проклятие Старца

— Теперь понимаете, что я имел в виду? — спросил Керенский. — Эти трое ребят были героями войны. Настоящими героями. Они прошли через самые кровопролитные битвы. Они заслужили две «Серебряные Звезды», медаль «За выдающиеся заслуги», три «Бронзовые Звезды», два «Пурпурных Сердца» и девять «Боевых Звезд»[16]. И это если считать только личные награды. Как дивизия 101-я имела наибольшее количество поощрений среди всех. Все ее солдаты и офицеры получили «Благодарность Президента», а также высшие награды от французского, британского, датского и бельгийского правительств.

— Теперь понятно, — сказал Росток, — почему вы назвали их «не просто стариками на пенсии».

— Потому-то вести об их убийстве и показались мне подозрительными. С этими ребятами не справились фашисты: они сумели разбить несколько танковых дивизий, противостояли ракетным атакам, пулеметчикам, наземным минам, минам-ловушкам, снайперам, мортирам и тяжелой артиллерии. Все бои прошли в тылу врага. Они всегда были окружены, немцы постоянно превосходили их по численности и тяжести вооружения. Но они выжили. И знаешь почему? Может быть и нехорошо говорить такое, но они умели убивать. Если почитаешь список их боевых заслуг, то сам увидишь: на их счету тьма убитых немцев. Да, конечно, они убивали тех, кто пытался убить их. Но это такое дело, которое так просто не забудешь. Они были людьми, которые не подпустили бы к себе убийцу.

— Но ведь солдаты постарели, — возразил Росток. — Теперь это были восьмидесятилетние старики, война которых закончилась давным-давно.

— Если чему-то учишься в бою, оно останется с тобой навсегда. Пройдя такую школу, развиваешь, можно сказать, шестое чувство к опасности, что-то вроде инстинкта.

— Даже лучшие из нас, случается, теряют бдительность, — сказал Росток.

— Ладно, допустим, избавляются от одного — это можно объяснить. Ну, пусть даже от двоих. Но чтобы сняли всех троих? Да еще при том, что они знали об этой охоте? Что-то мне слабо верится.

— Однако же это случилось, — напомнил ему Росток. — Кто-то справился со всеми тремя.

Керенский долго раздумывал перед тем, как ответить:

— Выходит, этот кто-то умеет убивать лучше, чем это делали они. Таких людей в мире немного.

— Профессионал?

— При том очень опытный, — добавил Керенский.

Было трудно не согласиться с логикой историка. Но у Ростка оставался вопрос:

Они были пожилыми людьми, — сказал он, продолжая собирать головоломку. — У них вряд ли имелся тайник с деньгами. Зачем профессиональному убийце за ними охотиться?

— Говорю же вам: сам никак не пойму.

Керенский глотнул пива и, облизав губы, задал вопрос, который его беспокоил:

— Как думаете, могло быть так, что Иван на самом деле не сходил с ума? — спросил он. — Я имею в виду, кроме болезни Альцгеймера?

— Его посадили в палату с обитыми стенами. Обычно с нормальными людьми такого не делают.

— Вот именно, — согласился Керенский. — Он добился, чтобы его поместили в охраняемую палату, защищенную решетчатыми дверьми.

— Не пойму, к чему вы клоните.

— Видите ли, я сравнил дату звонка Флориана и число, когда Ивана доставили в клинику. Это так называемое психическое расстройство случилось с ним через два дня после разговора. А что, если это не совпадение?

— Звонок мог стать решающим фактором. Может быть, с Иваном случился приступ паники.

— Мне все-таки кажется, что его действия были четко спланированы. Не забывайте: ведь вы имеете дело с человеком, которому часами приходилось отражать атаки фашистов. Когда я служил в армии, то познакомился с тактикой под названием «стратегическое отступление». Ее суть в следующем: если вы застигнуты врасплох на открытой местности и не можете ответить точечным огнем по той причине, что не видите врага, то нужно отступать на более защищенную позицию.

— Вы хотите сказать, Иван сымитировал приступ, чтобы его доставили в клинику округа Лакавонна?

— Поразмыслите сами, Росток. Восьмидесяти летний старик узнает, что у него на хвосте убийца. Он слишком стар, чтобы дать отпор. А что может быть безопаснее, чем палата строгого режима с круглосуточной охраной под дверью? Я хочу сказать, с его стороны это был весьма разумный ход.

— Есть одно «но»: он не сработал, — заметил Росток.

15

Агент из отделения государственных доходов Пенсильвании прибыл только в двадцать минут шестого. Рабочий день банка к тому времени закончился. Все сотрудники, кроме Зимана, Сони Ярош и охранника, ушли. Кондиционеры выключились автоматически ровно в пять часов. Очень скоро в банке стало душно — бетонные стены отдавали тепло, накопленное за день.

— Они стоят на таймере, — объяснил Зиман. — Когда банк закрыт, в кондиционерах нет нужды. Вроде бы мелочь, а на деле — экономия четырех тысяч долларов в год, а сейчас, когда летние месяцы каждый год все жарче, может, и больше.

Налоговый агент покрылся потом, не успев зайти в банк. Уэнделл Франклин оказался низеньким человеком, живот которого перестал влезать в жилетку от костюма-тройки много лет назад. Слой жира на шее мягко выкатывался из-за верхней пуговицы рубашки. Его лицо с пухлыми губами и щеками напоминало лягушат чью голову. Глаза, и без того навыкате, были увеличены толстыми линзами очков.

Первым делом он извинился за то, что дорога из регионального офиса в Скрантоне заняла у него так много времени. Франклин сказал что-то про ремонтные работы на 81-м шоссе и про то, что движение возле университета сузили до одной полосы.

— Хотя вы и сами могли бы сообщить пораньше, — сразу же добавил он, будто сама идея извиняться ему претила. — Вы звоните мне в полчетвертого и думаете, что я примчусь, словно у меня дел больше нет.

— Вам вообще не обязательно было приезжать, — парировал Зиман. — Вы могли дать мне право на проведение описи. В правилах не указано, что агент обязан присутствовать лично, когда из отделения банка сообщают о вскрытии ячейки.

Франклин повернулся к Николь — его взгляд бесстыдно ощупывал ее тело.

— Эта девушка хочет открыть сейф? — спросил он.

Николь выдавила из себя улыбку. Ей не нравился этот человек.

— Познакомьтесь: миссис Данилович, — сказал Зиман. — Ее муж умер, и теперь ключ от ячейки в ее владении.

— У вас есть свидетельство о смерти? — спросил Франклин.

— Я ручаюсь за тот факт, что ее муж мертв, — сказал Зиман. — Похороны проходили сегодня утром.

— Ваша секретарша сказала мне по телефону, что на сейфе указано не его имя.

— Да, там имя первого арендатора, покойного свекра миссис Данилович. Он скончался два месяца тому назад, и тогда же мы опечатали сейф. Технически, само собой, содержимое ячейки — часть имущества мужа миссис Данилович, но она предоставила нам завещание, согласно которому является единственной наследницей и имеет право на владение этим имуществом.

— Подлинность завещания еще не была подтверждена судом, — сказал Франклин. — Что, если найдутся другие наследники, которые могут оспорить документ? Дети, например? Или бывшая жена? Или мать?

— Нет, у него не осталось живых родственников, — ответил Зиман. — Первого владельца ячейки звали Иван Данилович, и он был единственным сыном Петра и Галины Данилович. Их семья приехала сюда из России в 1918 году. Жена Ивана Даниловича умерла в 1955 году. Насколько мне известно, у Пола не было ни двоюродных, ни сводных братьев или сестер, а также теток или дядей. Ключом и нотариально заверенным завещанием владеет миссис Данилович, Поэтому она единственный человек, который имеет право требовать имущество.

— Похоже, вам все про своих клиентов известно, — сказал Франклин.

Гарольд Зиман вздернул подбородок и сощурил глаза, в которых явно читалась неприязнь к человеку, подставившему под сомнение его порядочность.

— Семья Зиманов владеет Государственным банком Миддл-Вэлли сто два года, — проговорил он. — Мои предки вели здесь дела до приезда ирландцев, до приезда поляков и до приезда русских. В этом городе мало что происходит без моего ведома.

— Хорошо, хорошо, — Франклин поднял руку. — Поверю вам на слово, — достав из дипломата какой-то документ, он отдал его Николь. — Поставьте здесь подпись, после этого вы сможете открыть сейф. Полную подпись, включая девичью фамилию и номер социальной страховки.

У Николь в руках оказался бланк, распечатанный на дешевой бумаге.

Она колебалась.

— Это просто формальность, — объяснил Зиман. — Поставив подпись, вы признаете, что ничего не доставали из сейфа своего мужа до его смерти, и что вы не избавитесь от содержимого ячейки без предварительного извещения налоговой службы либо суда.

— Но ведь я даже не знала о существовании сейфа, — запротестовала Николь.

— Вы были его женой, и он ничего вам не говорил? — любопытство Франклина возросло.

— По-моему, муж тоже ничего не знал.

— Вы хотите сказать, что это своего рода тайный депозитарий?

— Знала она о ячейке или нет, неважно, — заметил Зиман. — Как наследница, миссис Данилович имеет законное право открыть сейф.

— Отлично, вы поручились за свои слова, и дело, надо думать, улажено, — саркастически признал Франклин. — В чем дело, миссис Данилович? Подписывайте, наконец, эту бумагу, и давайте покончим с этим.

— А если не подпишу? — спросила Николь. Она злобно глядела в выпученные глаза за толстыми линзами очков.

Франклин смотрел на нее, не моргая. Очевидно, он привык иметь дело с разозленными людьми.

— Тогда я получу ордер и открою сейф сам, — сказал он. — Содержимое будет конфисковано и выставлено на аукцион, мы взыщем все необходимые налоги, а вам отдадим все, что останется. Это, конечно, в том случае, если суд подтвердит ваше право на собственность. К такой стандартной процедуре мы прибегаем, когда люди пытаются помешать нам выполнять свою работу.

— Мне жаль, что вам приходится через все это проходить, — извинился Зиман перед Николь. Судя по всему, он хотел как можно скорее разрешить спор и выпроводить их из банка, чтобы наконец закончить рабочий день. — Будет лучше, если вы подпишете.

— А что если у нее есть причины тянуть время? — издевался Франклин. — Вдруг она не хочет ставить подпись, так как знает, что там внутри? Или знает, чего там нет. Она вполне могла уже вынуть все, что там лежало.

— Исключено, — тут же ответил Зиман. — До сегодняшнего дня миссис Данилович не приходила в банк, а сейф, могу вас заверить, уже два месяца как опечатан.

Зиман протянул Николь ручку. Она быстро поставила свою подпись на документе, Зиман расписался в графе «свидетель», и затем вернул бумажку налоговому агенту.

— Продолжим, — объявил Франклин.

— Полагаю, ваша подпись также требуется, — напомнил Зиман.

Франклин нетерпеливо расписался на нижней строке бланка. Его потные пальцы оставляли пятна на дешевой государственной бумаге.

В банке становилось невыносимо душно. Без кондиционеров теплый воздух не выходил из здания — окна были наглухо заперты.

Соня Ярош осталась ждать за своим столом; охранник со скучающим видом наблюдал, как Николь следует за двумя мужчинами в хранилище. За массивной стальной дверью округлой формы находилось помещение, разделенное на две части. Большая из них — по правую руку — изобиловала десятками металлических дверей всевозможных размеров, среди которых встречались маленькие сейфовые дверцы с черными ручками и замками с цифровой комбинацией.

В левой части, куда повернул Зиман, узкое пространство между стенами было заполнено сотнями маленьких ячеек с одинаковыми стальными дверцами — каждая размером 8x12 сантиметров. В дверцы были впаяны медные втулки с замочными скважинами.

Трое посетителей едва протиснулись в узкий проход. Николь ощущала запах, исходивший от Уэнделла Франклина и перебивавший его дезодорант.

Обе замочные скважины ячейки номер 52 были запечатаны красными пластиковыми пробками. Специальным инструментом Зиман вытащил их и, вставив банковский ключ в левую скважину, сказал Николь, чтобы она вставила ключ Пола в правую. Сначала дверца не поддалась. Зиману пришлось брызнуть в скважину антикоррозийным средством, и только тогда удалось повернуть два ключа одновременно.

— Ржавчина, — объяснил он, дергая за внутреннюю дверцу, которую тоже заело. — Несмотря на то, что мы поддерживаем в комнате низкий уровень влажности, за полвека коррозия все равно делает свое дело.

Дверца толщиной в полтора сантиметра наконец распахнулась, открыв проволочную ручку серого металлического ящика, находящегося внутри.

Николь беспокойно затаила дыхание.

Зиман медленно выдвинул ящик на половину длины и приподнял крышку.

При виде содержимого он отшатнулся, оторопев от изумления.

— Что это, черт возьми? — прошипел он.

Он инстинктивно вытер руки о пиджак, будто стирал с них грязь.

Николь уставилась на содержимое ящика, не веря своим глазам. Она почувствовала, как горло наполняет горький привкус желчи, и хотела отвернуться от сейфа, но шок от увиденного лишил ее способности двигаться.

Втиснутая в металлический ящик, перед ними лежала огромная человеческая кисть — таких больших рук Николь никогда не видела. Она была частично завернута в грубую, пропитанную воском бумагу, и лежала ладонью вверх. Пальцы были наполовину сжаты, словно просили о помощи.

Кисть отсекли от руки у запястья, вдоль сустава, некогда соединявшего ее с предплечьем. Разрез был сделан под углом от большого пальца. Плоть еще сохраняла розовый цвет и здоровый вид. Под раной, из которой виднелись круглые кости запястного сустава, сформировалась лужица несвернувшейся крови. Николь заметила, что мизинец слегка деформирован. Ногти на пальцах загибались внутрь.

Как только был открыт ящик, по комнате распространился сухой пшеничный запах. Николь закрыла нос рукой, но поздно: он уже проник в ее легкие.

16

Николь хотела убежать, хотела закричать, хотела быть где угодно — лишь бы не в этой душной металлической комнате. Лишь бы не смотреть на ужасный предмет, оказавшийся в банковском сейфе. Но по бокам стояли Франклин и Зиман, и ей, похоже, передался их необъяснимый интерес к страшной находке.

— Что это, черт возьми? — повторил вопрос Зимана Франклин.

— Это… похоже на человеческую кисть, — испуганно пробормотал Зиман. — Правую кисть.

— Не ломайте комедию, — недовольно проговорил Франклин. — Вы понимаете, о чем я. Как эта хреновина оказалась запертой здесь?

Он протянул руку, чтобы выдвинуть ящик до конца, но тут же отдернул ее, как будто ожегся об металл.

— Эта чертова дверь острая, — проворчал он, тряся уколотым пальцем, на конце которого сразу же сформировалась маленькая красная капля. Набухнув, она упала, и на ее месте тут же появилась другая. — Почему вы не шлифуете углы? — накинулся он на Зимана. — На вас можно подать в суд.

— Полиция, — пролепетал Зиман. — Нужно позвонить в полицию.

— Наконец-то, разумная мысль: звоните уже, — сердито сказал Франклин. — Чую, ввязались мы в какую-то историю. Я, конечно, не знаю, что за хрень у вас тут творится, но, по-моему, перед нашим посещением кто-то потрудился вынести отсюда все ценности. Деньги, или украшения, или, не знаю, золотые слитки. А эту… вещь… положили, чтобы сбить нас с толку, — обвиняющим взглядом он посмотрел на Николь. — Вы уверены, что ничего не брали из сейфа перед смертью мужа?

— Это невозможно, — ледяным тоном сказал Зиман. — Повторяю вам, миссис Данилович никогда не была в хранилище. Мы внимательно следим за этим.

— Да, так внимательно, что кто-то пробрался сюда и положил в сейф отрезанную руку — внимательней некуда.

Николь не могла оторвать взгляд от кисти.

Ногти были ухоженными, но под кончиками двух из них виднелись тонкие полоски грязи. В остальном кисть выглядела так, будто ее только что помыли. На бумаге, в которую она была завернута, блестели несколько капель крови.

— Вы что-то не очень удивлены, — налоговый агент повернулся к Николь. — Может, вы именно это и ожидали найти? Вы не знали об этой руке до того, как пришли в банк?

— Нет. Я никогда… — сбитая с толку и напуганная, она пыталась подобрать нужные слова для ответа. — Я просто… я правда не знаю…

—. Это рука вашего мужа?

— Конечно, нет!

— Незачем грубить, — вступился за нее Зиман. — Миссис Данилович только что потеряла супруга. Имейте хоть каплю уважения к ее чувствам.