Наследница старой башни

Судя по всему, есть у нее ко мне какое-то дело. Хотела она взять нахрапом, но не получилось. Пусть теперь думает, как изложить. А я поторгуюсь. В лихие девяностые чему только не пришлось научиться: справлюсь. Главное, меньше говорить, больше слушать.

Блондинка оказалась весьма крепким соперником: не просто наглая, хитрая и беспринципная, но еще и быстро соображающая.

-- Ла-а-адно… -- протянула она, на мгновение замолчала, задумавшись, а потом решительно отправилась к столу и подтащила стул к кровати так, чтобы, сев, видеть мое лицо.

-- Я хочу, чтобы ты забрала с собой эту тварь, – спокойно заявила она.

Ого! Хотела бы я еще знать, кто она – эта самая тварь? О ком говорит девица? Разумеется, я никак не могла ее воспринимать как настоящую сестру, но если здесь мы родственники, может быть, она говорит о нашей матери? Или о третьей сестре? Как бы понять-то? И отвечать ведь что-то нужно, я не могу до бесконечности делать вид, что размышляю! Я сделала лицо пожестче, уж насколько смогла, и ответила вопросом:

-- Что я за это буду иметь?

-- Смотри-ка, как ты заговорила! – как бы даже восхитилась она. – Стоило мужа схоронить, как ты по-другому запела? Что ж, ладно… Ты получишь на руки ее приданое сразу и полностью, – и она испытующе уставилась на меня.

Господи, о чем, точнее, о ком речь-то идет?! Раз приданое, точно не о матери. Или все же о ней? Блондинке лет девятнадцать-двадцать, я, мне кажется, еще моложе. Значит ранние роды тут норма. Матери нашей вполне может быть лет тридцать пять-тридцать семь. Только почему она тварь? Или у этой девицы все, кто идет против – твари по определению?

-- И все? – я отвернулась к стене, показывая полную незаинтересованность и пробормотала: -- Ступай, я хочу спать. Мне лекарь покой прописал.

Возможно, она и хотела бы продолжить беседу, но тут возвратилась Леста.

-- Выйди вон! – рявкнула сестрица на служанку.

Как же она быстро злиться начинает. Это, пожалуй, даже хорошо: при нужде проще вывести из себя будет. Я подскочила на кровати и велела:

-- Леста, останься! У меня есть для тебя поручение. Подойди сюда.

Сестра вынуждена была покинуть комнату. Ей явно нужна была беседа наедине. Никаких поручений для служанки у меня не было, разумеется, но я попросила ее просто посидеть со мной.

-- Тоскливо слишком лежать целыми днями. Тут хоть с тобой поговорю – все время быстрее протечет.

-- От и ладно, я туточки вязать устроюсь.

Она действительно взяла корзинку с клубками и села на стул у кровати. Небольшая пауза сменилась вопросом:

-- Что сестрица-то от вас хотела?

Я, аккуратно подбирая слова, ответила:

-- Заявила мне: «Я хочу, чтобы ты забрала с собой эту тварь.». Так и сказала, слово в слово, – я специально говорила ровным голосом, не придавая выражению никакой эмоциональной окраски. Я понятия не имела, как прежняя владелица тела относилась к пресловутой «твари». И заодно, как бы давала Лесте право высказаться, чем она немедленно и воспользовалась:

-- Ишь ты, какая! – вспыхнула служанка. – Оно, конечно… В приличном доме незаконную держать – оно не больно-то… Но ить и рассудить по справедливости: чем дите-то виновато?! – она потупилась, явно не решаясь продолжать.

О как! Выходит, сестрицы говорила не о матери или другой родственнице. Выходит, есть какой-то незаконнорожденный ребенок. Кстати, почему это Леста замолчала? Моя предшественница не любила этого ребенка? Да, кстати, уж раз и сестра, и Леста говорят «она», значит, ребенок девочка. Так, надо продолжать говорить и выводить на беседу служанку.

-- Девочка еще мала, – я произношу это максимально нейтральным тоном. Может быть, Леста скажет еще что-то?

-- Ой, совсем дитя еще! Ей пять-то ажно осенью только ить будет-то. Жалко её. Как барон-то помер, да эти вот, – она неодобрительно косится в сторону дверей, – понаехали, так её на кухню и сослали. А ить это не дело совсем, у печей да на сквозняках! Конечно, барон-то ваш покойный не дело сотворил, что сюдой ее принес, но ить он ей отец, вот и пожалел сиротку, – торопливо добавляет она, как бы извиняясь передо мной. – Да и то сказать: в своем праве он был, хоть и не дело затеял. Ить и до вас она никак не касалась. Он ей няньку нанял. А эта-то первым делом старую Нору со двора согнала…

Ну вот, кое-что становится понятнее. Девочка – бастард моего мужа. Росла с нянькой при доме отца. Сейчас сестрица няньку выгнала, девочку сослала на кухню, а мне предлагает взять ее к себе. Думаю, если бы она могла, она бы и девочку выгнала. Значит, как-то права ее защищены. Скорее всего, в документах, может быть, в завещании. И сестрица вела речь о приданом. Значит, точно, защитил ее отец. Остается решить: мне-то самой это нужно? Судя по всему, я после оглашения завещания и сама мгновенно превращусь в приживалку.

И потом… Я прекрасно помню историю троюродной сестры, Ольги. Она в девяностых выскочила замуж за какого-то братка и прожила с ним года четыре. А когда того свои же закопали, оформила опеку над его сыном. Сама она почему-то не могла родить, а этого-то с детства знала. Мальчишке тогда было лет одиннадцать-двенадцать, что ли.

Отношения я с ней не поддерживала – слишком дальняя родня. И виделись-то только на каких-то общих свадьбах-похоронах, раз в год-два, не чаще. Но от других слухи доходили: и на учете он стоял, и штрафы она выплачивала. И курить он начал лет в тринадцать, и дома не ночевал, и пьяным его ловили. Сел за ограбление сразу после восемнадцати. Тогда, помниться, собирала она по родне деньги на адвоката для сына. Даже я немного дала, так жалко было Ольгу эту. Приходила к нам за деньгами, седая, вся ссохшаяся от горя. Давала и понимала: бессмысленно это. Яблочко от яблоньки…

Как тогда блондинка сказала? «Ребеночек твой помер. Так, что барон теперь Варуш! А баронесса – я!». Значит, ее мужа зовут Варуш, а ее саму, до сих пор не знаю как. Это значит еще, что настоящая Любава была замужем за неким бароном, который помер. Похоже, со смертью мужа она потеряла и титул, и все права.

Да, можно понять – в моем мире тоже титул переходил по мужской линии. Получается, что овдовела Любава, когда была уже беременна. И поскольку она носила ребенка, то никто не мог сказать, мальчик будет или девочка. Значит, ждали родов и не появиться ли новый наследник титула по прямой линии. С этим я разобралась.

Следующее: у барона, мужа Любавы, была незаконнорождённая дочь. Незаконная, но признанная отцом. У дочери есть некое приданое. Держать ее в доме сестрица не хочет. Кстати, раз титул получил ее муж, значит, он брат или другой родственник мужа Любавы. Санта-Барбара сплошная, а не история!

Глава 7

Я вынуждена весь этот киношный сериал разобрать максимально быстро, просто чтобы не выдать себя. Как говорится: «Не было у бабы хлопот, купила баба порося.».

Доживала последние дни в любви и мире, так нет же, жалко мне помирать было! Пожить еще хотелось, цветочки понюхать, посмотреть, как правнуки растут! Сейчас бы спала себе спокойно…

Ну, это я, скорее, от растерянности общей ворчу. Мысль о том, что свою семью я больше не увижу, тоже оптимизма и радости не добавляет. Конечно, и дети у меня уже давно взрослые и самостоятельные, да и внуки выросли. И они-то без меня справятся, не пропадет семья. А вот мне без них тоскливо и горько.

Не слишком понятно и мое перерождение само по себе. Это что, каждый такой второй шанс получает? Или их у каждого много? Неизвестно… Только вот… Может быть, я помню свою прошлую жизнь неслучайно? Бог или там инопланетяне – не важно. Может быть, даже просто сбой в матрице. Только ведь, раз помню, надо этим пользоваться. Какие бы проблемы меня ни ждали впереди, неужели я не справлюсь?

-- Леста, я вот все размышляю… Может быть, и стоит мне сиротку взять, как баронесса говорит? Как думаешь?

-- Да ить, госпожа моя светлая! Да ить не иначе, господь милостью своей этакое в голову вам вложил! Ребеночка потеряли, так ить другую божью душеньку спасете. От и смилуется над вашей судьбиной, от и даст вам счастья. Ведь загрызет она Элли-то, как есть – загрызет! Иродица она и есть, и боле никто! Только уж и вы, госпожа, не продешевите! Она-то за бастарда много не даст, но ить, что можно, то надобно забрать…

С каждым словом Леста нравилась мне все больше и больше. Практичная, хозяйку любит, ребенка брошенного жалеет. Думаю, такая помощница мне очень даже пригодится. Всегда и совет даст, и расскажет, что нужно.

Девочку, кстати, зовут Элли. Надо бы хоть посмотреть на нее. Красивое имя, как из детской сказки…

Под эти мысли я и уснула вновь.

Перед ужином я попросила Лесту:

-- Пожалуйста, приведи ко мне мэтра Фонкера.

Она закивала головой и ушла за законником, а я думала о том, как аккуратно, не выдавая себя, узнать хоть что-то.

Мэтр пришел один, без помощника, что меня обрадовало.

-- Присаживайтесь, пожалуйста.

-- Так что вы хотели узнать, госпожа Розер?

Я прибегла к тому же приему, что и с Лестой:

-- Мне нужен ваш совет, мэтр. Моя сестра предлагает мне забрать с собой Элли. Обещает отдать ее приданое сразу же, – нарочито спокойный тон, хотя я даже представления не имею, куда я должна забрать девочку.

Мэтр задумчиво потеребил свою бороду, намотал на палец тонкий кончик седых волос и неторопливо начал:

-- Тут есть для вас как плюсы, так и минусы, госпожа Розер. Приданое девочки весьма прилично, но до вскрытия конверта я, увы, не могу назвать сумму. Завещание я составлял лично, потому могу сказать, что кормить девочку вы не обязаны. Кормить и одевать, а также нанять ей учителя, обязаны владельцы замка. Так что вы вполне вправе стребовать с баронессы полную сумму до семнадцати лет, если решитесь на такой поступок.

-- Я не слишком разбираюсь в делах, мэтр… -- перебила я его со слабой улыбкой.

-- Да-да, конечно. Согласно закону, на детей сирот благородного происхождения должно выделяться не менее шести золотых в год. Иначе у них не будет дворянского титула. И покойный барон выделил эти деньги! – торжественно произнес мэтр. – И можете мне поверить, что баронесса не сможет держать девочку на кухне все время, – нахмурился он. – Пойдут нехорошие разговоры, это дурно скажется на репутации. Конечно, девочка незаконнорожденная, но отец признал её! – он для пущей важности поднял к потолку указательный палец и значительно потряс им. – Да, признал официально!

Похоже, мэтр уже слышал о ссылке на кухню и не слишком доволен происходящим.

-- А что будет, если девочка умрет?

-- Эм-м-м… Ну, что вы, госпожа Розер, право, о таких ужасах! Впрочем, я готов ответить. Если такое случится, то и приданое девочки, и все оставшиеся деньги до последнего медяка будут переданы монастырю Скорбящих сестер. И уж даже не сомневайтесь, что сестры вытрясут все, что положено.

Понятно. То есть, при любом раскладе сестрица не выиграет ни гроша. Тогда что ею движет? Чем ей помешала девочка? А может, я себя накрутила этой попыткой отравления, и на самом деле ничего такого не было? А девочку она хочет спихнуть, потому что, скорее всего, бастарды имеют низкий социальный статус. Ей не хочется держать в замке незаконную дочь барона. А что если… А что если просто спросить у законника?

-- Мэтр, как вы думаете, почему сестра не хочет честно выполнить волю покойного?

Мэтр пожевал узкими губами, как бы стараясь сформулировать мысль поточнее, и ответил: