Помоги проекту - поделись книгой:
— Пожалуйста, не надо! — заорал Ал, повернув голову назад, но Эдвард то ли его не услышал, то ли не придал значения, потому что самолет вдруг почти стал на крыло, земля под ними легла на бок, и Альфонс лишь гигантским усилием мышц пресса удержал в себе обед.
К счастью, самолет почти сразу выравнялся.
— Легли на курс! — донесся вопль Эдварда.
Минуты через две Альфонс приноровился и к бьющему в лицо ветру, и к постоянным скачкам машины. Под ними пронесся огромный круглый котлован, заполненный водой — то, что осталось от его представления с вышедшей из-под контроля алхимической реакцией. Альфонс подумал, что весь этот воздушный цирк не слишком приятен.
Наконец, под ними замелькал пригород, почти сразу перешедший в город. К тому времени уже сгустились сумерки, и Альфонс подумал, что Эдвард сейчас включит фары. Однако почти все улицы внизу оказались ярко освещены: паутина красноватых и желтых огней казалась словно отражением заката за их спинами. Альфонс сообразил, что, очевидно, Эдвард ориентируется именно по огням.
— Уже немного! — прокричал Эдвард в ответ. — Снимай шлем, я буду снижаться!
Альфонс послушно расстегнул застежки кожаного шлема и стянул его с головы вместе с очками.
Эдвард и в самом деле снизился — при желании Альфонс мог разглядеть лица людей, заполонивших улицы на подходе к площади. Вечер был теплый даже на этой высоте, ветер сразу же встрепал волосы, и Альфонс подумал, что, пожалуй, пилотские шлемы и очки — это легкое позерство, не так уж они и нужны.
За дворцом ударили фейерверки, расцветив небо над рекой разноцветными цветами. Ал улыбнулся, вспомнив, как Мэй с энтузиазмом рассказывала ему о замечательных огненных драконах, секрете клана Чань.
— Помаши рукой! — крикнул Эд.
И тут, вместе с очередным оглушительным грохотом фейерверка, что-то с силой и треском ударило в борт самолета. Мир перевернулся вверх ногами, древняя площадь перед Очарованным дворцом внезапно оказалась наверху, а закат — где-то позади.
«Шлем! — успел подумать Ал. — Вот не повезло-то!»
Часть II. Кукла на носилках
За стенами Очарованного дворца собралась огромная толпа: слухи о возвращении в Син знаменитого Золотого алхимика, который четыре года назад учредил Орден Золотого Света и посрамил Союз Цилиня, разлетелись подобно искрам от пожара. А тут еще самое начало свадебных торжеств! Как же можно пропустить? Никак нельзя, поэтому на древних плитах дворцовой площади собралась чуть ли не пятая часть населения Шэнъяна. Рисовому зерну негде было упасть.
За стенами дворца тоже царила предпраздничная суета: здесь готовили пушки для фейерверков, наводили последний лоск на дворцовый парк, проверяли, все ли в порядке в павильонах, где для всего цвета Сина должен был состояться пир — один из первых в серии пиров, ведущий к свадьбе.
Мэй возилась с проверкой особых, фигурных фейерверков — тех самых, что готовились с помощью алхимии.
Иные старики глазели на нее стеклянно и шептались за стеной, что не подобает невесте участвовать в подготовке к собственной свадьбе — но то старики. Молодые парни из числа мастеров фейерверка все поголовно были от нее без ума и все держались с почтением.
С ними Мэй и собиралась смотреть салют: ей нравилось быть в самом центре, когда все взрывалось и грохотало.
Но ее личный телохранитель, Чхе, наклонился к ней и прошептал на ухо, что император ждет ее на северной стене.
Это означало, что Лин сам отцепился от назойливых охранников и церемониймейстеров и приглашает Мэй разделить с ним один из последних глотков свободы на долгие недели. Невозможно отказаться!
Северная стена была широкой, но голой и отвесной. К ее вершине не вело специальных лестниц. Попасть сюда можно было только из караульных башен по углам, подходы к которым стерегла стража. Но Мэй умела карабкаться по отвесным стенам, и ее сегодняшняя одежда — легкая туника поверх шаровар — с легкостью позволяла это сделать.
Лин, конечно, уже ее ждал.
— Успеешь ли ты на церемонию? — спросила его Мэй.
— А, — Лин беззаботно махнул рукой, — только переодеться.
Волосы у него уже гладко были зализаны назад.
Сама Мэй могла быть одета как угодно: сегодня ее присутствие не требовалось.
Они устроились на стене в компанейском молчании: каждый прекрасно понимал тревоги и невзгоды другого. Именно поэтому, думала Мэй, их брак выйдет по крайней мере терпимым, а может быть — и вовсе удачным. Кто знает?
Со стены им была отлична видна площадь, залитая разноцветным фонарным светом, и еще лучше — кирпично-синее, расчерченное тонкими облачными полосами, небо над площадью. А их самих никто не видел. И хорошо, и прекрасно…
Толпа внизу волновалась, но по-хорошему. Никаких тебе беспорядков. Кто-то внизу закричал, люди стихийно заволновались, оборачивая головы на запад. «Летит! — разобрала Мэй в выкриках. — Я слышу шум мотора! Я знаю, как звучат самолеты, я слышал!»
Толпа заколыхалась сильнее, люди начали чуть ли не лезть на плечи друг другу, чтобы видеть получше. Дрогнули, но устояли гвардейцы оцепления.
И тут все-таки на фоне заходящего солнца почти бесшумно возникла темная точка. Она сильно росла в размерах — и вот, как показалось Мэй, чуть ли не чиркнув по конькам ближайших к площади домов, алая легкая игрушка с золотым змеем на борту вспыхнула в свете огней над площади.
Какая же она была маленькая и какая огромная! У Мэй задрожало сердце. Ей показалось — нет, не показалось, она точно увидела! — как блеснула золотом макушка одного из пилотов. Второй был в шлеме. Она помнила, что оба брата Элрика — блондины, но ей все-таки показалось, что она узнала Альфонса даже с этого расстояния. Глупо, конечно.
«Может быть, — подумала Мэй, — мои письма там, с ним, в кабине?»
Это было глупо вдвойне, но почему-то приятным показалось осознавать, что написанные ею слова летят там, в вышине.
Если бы не Лин, Мэй, может быть, запрыгала бы и замахала руками, как какая-нибудь обыкновенная девочка с косичками.
Тут загрохотало, засверкало — за их спинами из дворцового парка в небо над площадью слаженным салютом ударили фейерверки. Алые, фиолетовые, зеленые цветы распустились в темнеющем небе, и как же это было красиво!
Мэй даже не поверила себе, когда какой-то из взрывов прозвучал громче и немного иначе, а еще через секунду алый лакированный самолетик дрогнул в вечернем небе и начал заваливаться в сторону, оставляя за собой нехороший след темного дыма.
— Что за… — пробормотал Лин.
Потом вскочил и, ни слова не говоря, бросился со стены прочь, а Мэй побежала за ним.
Дворцовая площадь велика, а Очарованный дворец еще больше. Даже если ты тренированный боец, добежать до ворот не так-то просто. Но Лин кинулся не к воротам: он еще на полпути поймал кого-то из безмолвных черных телохранителей под началом Ланьфан, может быть, даже ее саму — Мэй понятия не имела. Они все носили маски и одинаковые одежды, а в полном сумеречных теней ночном саду и вовсе сливались с пейзажем. Мэй же была слишком встревожена, чтобы смотреть на ки.
Пока они говорили о чем-то, Мэй кинулась к потайной двери за кустом глицинии. Узкий тайный проход шел внутри окружающей стены и выходил в караулку охраны. Наверное, когда-то его использовали для того, чтобы сообщать новости императору, но сейчас о нем забыли. Ланьфан и ее шпионы нарочно не сообщали о нем дворцовой страже.
Это позволило Мэй тайно прокрасться узким коридором, задевая плечами низко висящие крепления факелов. Ей все казалось, что сердце у нее бухает так громко, что слышно всей толпе на площади и не только им. Потайная дверь в караулке открывалась в чулан со швабрами и ведрами, но Мэй умудрилась открыть ее изнутри, ничем не загремев.
Конечно, как она и предполагала, в самом помещении будки было тихо: все выскочили наружу. Да никто и не охранял выход из дворца. Это позволило Мэй неузнанной проскочить за спинами стражи — те оказались за спинами зевак и тянули шеи, стараясь разглядеть, что вообще происходит.
По обрывкам разговоров Мэй поняла, что самолет то ли упал, то ли сел на площадь, попав прямо на подиум, подготовленный для послезавтрашнего императорского выхода: стражники не пускали на него простой народ. Поэтому никто не пострадал.
Пожалуйста, о боги и духи предков, пусть они останутся живы! Пусть они оба останутся живы, особенно…
Но когда она, взмокнув так, что челка прилипла ко лбу, добралась до помоста, стражники уже успели оцепить его повторно.
— Пустите меня! — крикнула она прямо в лицо какому-то типично деревенскому пареньку с выпирающими зубами. — Я принцесса Мэй!
— Чего, дамочка? — спросил он. — А ну, брысь, малявка, не до тебя.
Увы, роста ей высшие силы и впрямь не отмерили. Ей пришлось несколько раз подпрыгнуть, чтобы разобрать, что подиум хоть и проломлен в одном месте, но пятен крови на нем не наблюдается, а красивый лакированный самолет хоть и расшибся, но трупов из него не свисает. Значит, дворцовые медики уже забрали раненых… или убитых.
Запрещая себе думать о самом плохом, она развернулась на пятках и рванулась назад. Что-то затрещало, и Мэй с удивлением заметила, что один рукав ее верхнего халата оторван: наверное, зацепилась еще в потайном проходе.
Расталкивая людей и петляя, она добралась до караулки, правда, уже другой — возле парадного входа в Очарованный Дворец, а не у одного из боковых. К радости своей, она там увидела обоих Элриков. Эдвард, оживленно жестикулируя, общался с начальником дворцовой стражи. Его кожаная куртка была сильно порвана и залита кровью, но держался он так, словно никакая рана его уже не беспокоила. Альфонс стоял рядом, отсутствующим взглядом обшаривая толпу. Ее сразу поразило его странное, ледяное выражение лица. Если бы она не знала Альфонса так хорошо, она, может быть, даже не узнала бы его сразу, так его меняло это простое искажение черт.
Еще ее почему-то удивила его щетина. Она знала, что у аместрийских мужчин густо растет борода, но ей и в голову не приходило, что у Альфонса она тоже может быть…
То, что воротник его куртки и левая сторона лица были тоже залиты кровью, она заметила в последнюю очередь.
— Ал! — кричать почему-то оказалось больно, а еще она почти захлебнулась спазмом в горле. — Альфонс!
— Мэй? — он засек ее в толпе и хмуро сдвинул брови. — А ты что… Ты кем себя считаешь?! Прочь немедленно!
Когда пять минут назад Мэй смотрела на разноцветные огни и диковинный аппарат в небе, она совсем не так думала об их первом после разлуки разговоре и совсем не того боялась.
Сначала она даже не поняла ничего: так не сразу замечаешь воткнувшийся в бок кинжал. Губы Альфонса шевелились, он еще что-то говорил — но уже не ей. Опять! Она знает, что ведет себя недостойно и бесполезно; но почему он… он мог бы…
Она проглотила всхлип, который предательски поднялся из груди в горло, развернулась второй раз и отправилась в обратный путь — но уже не к боковой караулке, а к одному из боковых проходов, где, согласно распоряжению ее бабки, ждали носильщики, готовые отвезти в резиденцию клана Чань.
Обычно Мэй, конечно, переоделась бы перед отъездом: покидала она отчий дом исключительно в многослойных халатах высшего общества. Но сейчас ей было плевать. Что они сделают уже? Свадьбу отменят? Ха!
— Твою мать, — выругалась Мэй про себя на аместрийском и добавила еще парочку слов посерьезнее, для ровного счета. — Жив — и ладно. И хватит с тебя.
У Альфонса случился очень деятельный вечер.
Он почти не запомнил, как Эдвард посадил самолет. Небо перекувырнулось, на секунду стало хорошо — слишком хорошо! — видно разноцветные цветы фейерверков. Площадь неожиданно оказалась над головами, моторы зачихали и захлебнулись, все полетело навстречу — и с громким треском чудо вражеской техники врезалось во что-то колышащееся, красное. Только позднее Альфонс понял, что это был приготовленный для императорского выхода помост с алыми занавесками.
Обломком дерева Альфонса ударило по голове, но он почти не обратил на это внимания, потому что почти уверен был: перед тем, как самолет окончательно замер, он услышал крик брата, полный боли. Тут время совершило для него прыжок не в самом хорошем смысле: он отлично помнил эти крики боли по годам их отрочества. К сожалению, выбраться с заднего сиденья он просто так не мог: обломком дерева, тем же, который попал ему по голове, прижало ремни безопасности.
Когда Альфонсу с большим трудом удалось отвязаться и подняться на корпус самолета, он увидел крайне неприятное зрелище.
Дело в том, что самолет, хоть и падал носом вниз, в последний момент умудрился этот нос задрать — очевидно, когда Эдвард пытался посадить его ровно. И теперь заднее место, пилотское, оказалось ниже уровня деревянного помоста. Но это еще ладно бы. Хуже было то, что Эдвад, очевидно, потерял сознание. Он безжизненно висел в кресле и не откликался на вопли брата. Когда Альфонс, хлопнув в ладоши, трансфигурировав в сторону кусок помоста, он увидел, почему: кусок боковины самолета ненатурально вдавился Эдварду в бок, рукав куртки брата был разорван, рука кровоточила.
К счастью, Альфонс не зря учил алхимию Сина и льяса эти четыре года. Он еще плохо читал энергию ки, но почти сразу ему стало понятно, что Эдвард не умирает — по крайней мере, не прямо сейчас.
Выпрямившись на самолете, он начал звать людей на помощь, но пораженные синцы боялись подойти к рухнувшему с неба аппарату. Пока на помощь протолкались полицейские, Альфонс уже успел вытащить брата на остатки помоста сам и даже провести алхимическое преобразование.
— Что?.. — Эдвард натужно заморгал, глядя на Альфонса снизу вверх. — Его взяли?
— Кого взяли? — не понял Альфонс.
— Того, кто в нас стрелял. Это была ракета. С земли. Я такое видел уже.
Тут до них добрались уже стражники вместе с дворцовым медиком, и сразу стало слишком шумно и суетно, чтобы что-то выяснять. Эдвард сорванным голосом кричал кому-то, чтобы тут же вытащили самолет из щели и чтобы не боялись — взрываться тут нечему. У Альфонса закружилась голова, и только хватило энергии сесть на подмост и глупо улыбаться — живы, и брат жив, и он жив, и даже, кажется, в толпе людей они никого не убили и не покалечили.
Тут вокруг Альфонса начал суетиться дворцовый доктор: нарисовал вокруг пентаграмму, наложил руки. Ал сам не сообразил, когда кровь вдруг остановилась.
— Нам нужно во дворец, — сказал Эдвард решительно, на плохом синском, коверкая слова. — Нужно разобраться.
Его поняли.
У входа во дворец спорили со стражниками Зампано и Джерсо — они, оказывается, наблюдали с площади. Альфонса это возмутило: Ланьфан же обещала провести их во дворец… или нет? Или за всей суматохой о них просто забыли? Это было бы…
— Я говорю, стреляли из-за стен! — резко, весомо доказывал Зампано начальнику стражи, который слушал его со скептическим выражением лица. — Прямо из-за стен дворца! Позовите мне эту девчонку… ну эту, черненькую…
«Идиоты, — подумал Альфонс неласково, — что может решить начальник караула?»
Неласковость эта была в нем от испуга и от какого-то мучительного осознания, что брезжило на краю рассудка и никак не давалось в руки. С огромным трудом Альфонс все-таки вытащил эту мысль на свет. Она была простой: он виноват. За ним охотились.
«Нет, — сказал себе Ал, — этого не будет. Если я и сделал из себя мишень, то только потому, что Лин этого захотел. Эта его страна, он принимает решения».
Но мысль была дурацкая: Лин мог хотеть все что угодно, но финальное-то решение принимал Альфонс? И он позволил брату встрять в эти дурацкие игры…
Кто же хотел его убить — кто-то из Союза Цилиня? Другой враг — из тех, что он нажил тут в прошлый раз?
— Хватит! — повелительно сказал Альфонс, и тут только Зампано и Джерсо обернулись к нему, как будто впервые увидели.
— Ал! — здоровяк Зампано сграбастал его в объятия. — Живой! А мы-то уж…
— Да понятно было, что ты жив, — Джерсо, более меланхоличный, просто пожал плечами. — Врач-то там не зря суетился, да и трупы потащили бы быстрее… Ну, теперь вели, чтобы нас пустили во дворец, у меня есть что сказать этому их императору.
— Альфонс!
Это был новый голос, совершенно лишний тут, забытый, незнакомый. Он был звонким и сладким, как вода из ручья в жару. Альфонс в ужасе обернулся — не хватало еще, чтобы их с Мэй первая встреча через четыре года прошла именно так, когда он весь в крови и изрядно помят в железных объятиях Зампано!
И точно, это была Мэй: повыше ростом, но все такая же маленькая. И… и…
Ну, она была попросту прекрасна.
Альфонс, разумеется, не заметил ни оторванный рукав, ни следы от пороха на рукавах, ни заплаканное, грязное лицо. Все, что он видел — это девушку, которой писал десятки писем, и она смотрела на него с выражением то ли паники, то ли злости на лице, а где-то в толпе, по площади, уходил неизвестный убийца…
— Мэй! — набросился на нее Альфонс. — Ты чего… ты кем себя считаешь?! Прочь отсюда! Хватит меня спасать, без тебя справимся! Тут… а если он…
Мэй поглядела на него огромными, удивленными до неверия глазами и медленно залилась краской докончиков ушей — а потом развернулась и исчезла среди чужих спин и локтей, как исчезает в мутной весенней воде маленькая щучка.
— Ну ты и дал маху, — пробормотал Джерсо. — Теперь она решила, что ты ее бесполезной идиоткой обозвал.
Альфонс уже и сам понял — но было поздно, Мэй уже было не поймать. А в толпе, где она затерялась, все еще бродил убийца.
Поделиться книгой: