Грани

Этот разговор окончательно завел меня в тупик. Сначала я даже не совсем поверил в то, что это эти записи сделаны о действительно той Марии Келлер, о которой я искал правду, но точные даты рушили все сомнения. В ходе беседы пастор также дал мне небольшую наводку на то, что фамилия Ланге в здешних краях на слуху и посоветовал поискать информацию еще и о нем.

Вечером я целиком погрузился в бесконечные запросы к поисковику, и мои копания в недрах сети и анализ «артефактов» дали свои плоды. Пастор был прав, потому что был такой Яков Ланге — крупный торговец, имевший торговые дома по всей губернии, родом как раз этого города. Вроде как он и производил ту самую сарпинку, имел жену и детей. Вполне возможно, что Ланге мог иметь внука Роберта. Все это мне открылось в очерке краеведа Андрея Даниловича Пономарева, номер телефона которого я таким же образом нашел в городском телефонном справочнике от 2003 года. Я чувствовал, что этот краевед уже точно должен быть в возрасте и у него однозначно должен быть стационарный телефон. Мне оставалось надеяться, что номер все еще действующий, что он сможет мне что-то подсказать, и я был прав.

Днем следующего дня я набрал телефон Пономарева, где ответил мне он сам. О чудо! По голосу он мне показался человеком с очень сложным характером — пока я рассказывал ему причину моего звонка и какая информация мне нужна, он постоянно торопил и обрывал, словно он оплачивал этот телефонный разговор. К тому же, встречаться и более подробно побеседовать отказался, свой ответ давал сжато и натуженно. Но того, что он мне рассказал, для меня вполне было достаточно. Краевед подтвердил, что у Ланге был внук Роберт, что жил в этом городе. Но участвовать в подавлении восстаний он точно никак не мог, потому что был «буржуем». Во-первых, к 1918 году власть уже отняла у Ланге если не все, то многое. Как после этого юноша из буржуазной семьи мог пойти в карательный отряд? Второе. Отряды формировались в этих краях начиная с 1919 года, а значит девушка умерла бы до того, как погиб предполагаемый Роберт. На мой вопрос о том, могу ли я еще где-то узнать хоть какую-то информацию по этому вопросу, краевед сослался на ныне живущую в городе Эмму Викторовну Губер — очень пожилую женщину, знающую много местных историй в силу того, что сама родом из немецкой семьи с большой родословной. Я попросил найти ее адрес, а он пробарабанил его словно наизусть, видимо он и сам получил от нее немало здешних фактов. Потому-то сразу же после нашего разговора я отправился по адресу — Телефонная, 20.

Доехал быстро — две-три минуты. Домик простой, деревянный, со ставнями и наличниками. Возле дома палисадник, в котором я и застал Эмму Викторовну за посадкой каких-то цветов. Женщина милейшая — седые туго собранные сзади гребнем волосы, крупные очки с массивными линзами, пестрый халат и фартук, объемная телогрейка поверх. Возраст ее был отражен на ее лице и руках, но не портил, а лишь облагораживал. В уже наверное сотый раз в этом городе я представился и рассказал все то, с чем и каким образом я пришел к старушке. Выслушать меня она согласилась весьма охотно, а слушала так, словно сама хотела раскрыть эту загадку, хотя ответ уже был у нее в голове. Ни разу не перебив, после того как я наконец задал вопрос: «Знаете ли вы что-то?», Эмма Викторовна на несколько секунд задумалась, затем присела на хиленькую скамейку возле дома и начала рассказ, не скрывая неравнодушного отношения к теме своего монолога.

— Ланге? Ну что тут сказать… Действительно потеряли все, а ведь много что имели, много чем ведали и занимались, и все, что мне рассказывали об этой семье — лишь хорошее. Сейчас уж нет их потомков здесь — всех выслали. У меня у самой мать немка. Повезло лишь потому, что замужем за русским была, не погнали прочь. А так, правда, молодой человек, всех за одни сутки в сорок первом собрали и увезли. Ничего тогда от города не осталось.

Но это совсем другая история. А Роберт Ланге и правда жил такой, мне о нем рассказывала мама. И невеста Мария была у него. Вот только совсем не знала я, что это и есть Мария Келлер. Когда историю эту впервые я услышала — малеханькая была, всего и не упомнила. Теперь понятно, откуда такой богатый памятник, скорее всего семья Ланге его ей и поставила, ведь Роберт сильно любил свою Марию.

Проделали вы большую работу, чтобы узнать правду. Но Мария погибла более трагично, чем просто умерла с горя. В день своей смерти должна была пойти она на свидание, а к нему хотела подготовиться как следует, дабы очаровать Роберта, потому сходила в баню да намыла голову. Сама она, со слов мамы, красавицей особо не была, но волосы у нее были роскошные, все девушки вокруг завидовали ей. Пора стояла осенняя, уже холодная, не успевала Мария просушить свои волосы, а потому решила привычным для себя способом воспользоваться керосиновой лампой, и над теплом ее волосы прочесать. Одна она была в тот вечер в доме, и что там могло произойти — неизвестно, да только увидели Марию уже на улице, бегущую по дороге словно живой факел. Одежда на ней какая была — вся горела, волосы все опалились. Спасти не удалось, скончалась в тот же день. Свидание молодых не состоялось.

Ох и убивался Роберт. Шибко любил он ее, по рассказам. После смерти Марии еще одни беды немалые свалились на его семью. Как вы и сказали, все большевики по-своему устраивали: и бедных и богатых — всех грабили, крестьянские хозяйства разоряли, имущество отбирали у зажиточных, свой режим устанавливали. И семья Ланге у разбитого корыта осталась. Во времена тех восстаний Роберт и вовсе пропал без вести. Никто его судьбы его не знал — ни семья, ни соседи. Да вот только поговаривали, и сама я склонна этому верить, что по воле своей он те восстания уехал поддерживать, чтобы хоть как-то отомстить красным за семью. Хоть и знал, наверное, что на верную смерть отправился, ее то он скорее всего и искал, потому-что все время поговаривал он, что: «Нет мне жизни без Марии…»

От услышанного я был поражен. Вот и вся легенда, сложившаяся в совершенно противоположную историю. Казалось бы, история простая — житейская, да только жалко, что такая трагедия незаслуженно стерта из памяти горожан.

С другой стороны, а может оно и к лучшему, меньше беспокоят могилу бедной девушки.

О местном проклятии Эмма Викторовна слышала, но никогда в него не верила, да и теперь уж подавно, когда устоявшаяся байка оказалась совершенно несостоятельной.

И все же, после обнародования мной данной истории, она имеет право на существование все-таки также лишь в качестве легенды, но только о совсем другом человеке — Роберте Ланге, от горя отправившимся на смерть в совсем юном возрасте.

Что я чувствую

Вы хотите, чтобы я рассказал, что чувствую? Но я ничего не чувствую, понимаете? Ну, как не чувствую… Ну вот если представить, что чувства — пустыня и все, что в ней происходит — то вот это они. А там ведь не происходит ничего, да? Изредка какая-нибудь ободранная колючка пролетит. И все равно вам хочется послушать и хоть что-то узнать о выжженной пустыне? Хм, ну слушайте.

Ха-а, а вы думаете я одинок и несчастен? Не-ет, я был женат, и от этого брака получил двух прекрасных ребятишек. Почему вы уверены, что после развода мне тяжело? Мы ведь остались друзьями, знайте. И я не несчастен, вот о чем речь. С женой мы прожили счастливую жизнь. Так уж вышло, мы больше не любим друг друга, но у нас есть общие дети, да и сама она красавица и умелица. Мне повезло, что у меня была такая жена, между прочим. Тоски я не чувствую, хоть и приходить в гости стала редко.

Не считайте мое малодушие причиной того, что случилось. Это не так! Сейчас я вполне счастлив. У меня собственный дом. Взгляните хотя бы на яблоневый сад. Да тут же сколько угодно яблок! А до чего красива гостиная? Я и подумать не мог, что в доме бывает так много комнат, а тут еще и собственный гараж. Правда, пока нет машины, но это тоже уже результат. Тут живу уже девять месяцев. Кругом дружелюбные соседи и даже есть собака во дворе. Хотя, вот уже как несколько месяцев я перестал чувствовать морозное утро и ощущать тепло камина. Да ну и ладно. Зато есть камин.

Вот раньше — да! Раньше камина не было. Мы жили небогато, скромно и по возможности. Год назад я еще писал на заказ эти проклятые портреты и иллюстрации для долбанных умалишенных детей за гроши. В те моменты я чувствовал, что не способен на более существенное, и в то же время стремился к этому. Ежедневно работая, я искал то, что смогу потом хорошо продать, что обретет популярность. Чаще засиживался в мастерской за холстом. Иногда искал вдохновение в прогулках, слушая шум реки на набережной или гудки судов на речном вокзале, вглядываясь в прохожих и наблюдая за погодой. Эту какофонию красок я соединял у себя в комнате на льняном холсте. Увы, не всегда удавалось писать сочные и гениальные вещи так быстро, как мой приятель Том, друг и соперник в художественном мире. Но я знал, что напишу нечто необыкновенное, новое и востребованное, что прославит и вознесет меня. В это верили и члены моей семьи, и каждый мечтал о своем.

Марта, моя жена, хотела собственный сад, но жили мы в квартире, и тут уж не до садов было. Миа и Нил, мои дети, мечтали о раздельных комнатах, так как они делили одну детскую на двоих. А сам я мечтал о просторной гостиной с камином, похожей на картинную галерею. Я считал, что каждый уважающий себя художник обязан иметь такую гостиную. Но тогда мы ютились в скромной квартире и надеялись, что вскоре покинем ее. И это должно было решиться очень скоро. Оставалось лишь завершить шедевр, который обязан был обрести признание публики. Зачем же я тогда кропотал над ним шесть лет?

Я тогда сильно переживал, помню, когда состоялось открытие выставки. Они отказали, не приняли, не поняли. Дьявол! Дьявол сыграл в пользу другого. Сейчас ничего не чувствую: ни досады, ни печали, ни радости. Просто спокойно. А тогда — о да, было мерзко. На дворе стоял чертовский холод. Я шел домой и не знал, что сказать семье. Ведь все, во что они верили и ждали, рухнуло и было напрасно… Вся моя жизнь одно сплошное «напрасно», из которого я не видел выхода.

Марта не дождалась. Она собирала чемоданы и детей, когда я вошел в квартиру, похожий на обледенелый труп. Она уже не верила в меня и заранее знала, что я обречен на провал. Она уходила к тому, из-за кого мой шедевр отвергли, из-за кого не признали и не поняли, к самому главному сопернику по творчеству и по совместительству бывшему другу, гениальной и талантливой фифе с большой буквы — Тому Милту. Она спала с ним, как она сама рассказала мне второпях. Моя муза спала с моим врагом, можете представить?

И я выгнал ее и детей. Она не сказала ни слова, лишь сипела неразборчиво и захлебывалась слезами, будто ей не хватало воздуха. Дети плакали, но недолго. Вскоре они молча ушли, и я остался один. Дряхлая, пропитанная несбывшимися грезами квартира опустела.

После я уже ничего не помню. Пришел в сознание в какой-то больнице. Оказывается, я надолго потерял сознание. Мне пришлось пробыть там пару недель. На протяжении всего времени, вот как вы сейчас, меня расспрашивали о том, почему я выгнал жену, и что чувствую из-за неудачной выставки. Я уже рассказывал это даже журналистам, насколько я помню.

Но, после выписки мне подарили дом. Правда! Человек представился давним поклонником моего творчества и рассказал о пустующем доме за городом, который он хочет мне подарить за работы и тот холст, из-за которого я так пострадал. Я отдал это ненавистное вымученное детище без вопросов. И вот, сама судьба и фортуна услышали меня, и появилось все, о чем я мечтал: и камин, и гостиная в виде галереи. Правда, картины там висят чужие, а своих я больше не пишу. Появился и сад, о котором мечтала Марта.

А с Мартой… С Мартой мы остались друзьями. Я, конечно, не смог ее простить, но сохранить дружеские отношения нам удалось. Она приходит в гости, приводит детей и любит сидеть у меня в саду. Ребята любят играть в прятки в лабиринтах комнат и коридоров.

В принципе, история закончилась. Я слишком многое пережил, слишком большие надежды когда-то возлагал и не предполагал, что все рухнет в один миг. Может, слишком раним и близко к сердцу принимал все события, но даже слез выдавить не могу.

Теперь я болен. Мне хотят помочь, зародить во мне семя живых чувств. Но как семени прорасти в выжженной пустыне? Регулярно меня посещает врач, приносит лекарства и беседует со мной. А теперь вот вы. Скучать мне не приходится, событий полно.

Вы хотите, чтобы я объяснил вам, что я чувствую? Мне нечего пока вам ответить.

* * *

Эта запись речи заключенного психиатрической больницы Марка Фолза сделана 19 ноября 1970 года для следственного эксперимента.

27 февраля 1969 года Марк задушил свою жену, а после зарезал кухонным ножом 13-летнюю дочь и 8-летнего сына. Судебно-медицинская экспертиза признала Фолза невменяемым.

Путь

В этот вечер в городе было темно. Максим и Егор шли домой с тренировки по плаванию, которая также сорвалась из-за оборванной где-то линии электропередачи. Жили они в маленьком городе и в это время автобусы уже не ходили. Шел февраль, на улице стоял крепкий мороз. Снегопад, разыгравшийся к вечеру, за час завалил все улицы по пояс. То ли из-за отсутствия электричества, то ли из-за погоды, на улицах не было ни души.

— Может позвонить родителям, чтобы забрали? — уже отдаляясь от бассейна, сказал Егор другу.

— Позвони сам, у меня села батарейка, — ответил Максим.

— Макс, ты же знаешь, что мой телефон не работает на морозе.

— Ну, тогда попремся теперь пешком, — угрюмо сказал Максим, — зато с твоим крутым телефоном! Говорил же, покупай нормальную марку, только понты одни.

— Да, зато ты с «нормальной маркой» сейчас идешь и уже всех обзвонил, включая службу спасения, — сквозь смех выдавил Егор.

— Я не виноват, что выключили чертов свет. Если у тебя нет других вариантов, то иди и молчи, а то надует — не вылечат, будешь за собой санки летом катать.

Ребята посмеялись и пошли дальше. Из-за сильного снега приходилось идти практически на ощупь. Спасало, пожалуй, лишь безупречное знание дороги. Пойди любой другой на такую прогулку — непременно уже во что-нибудь бы врезался, так как дорогу видно было ужасно. Даже свет луны едва пробивался сквозь «снеговые тучи».

— Как назло, бассейн на другом конце города, — пробормотал сквозь шарф другу и одновременно в пустоту Егор. В ответ последовало лишь задумчивое молчание.

Обычно дорогу от бассейна до дома приятели проводили в беседе, и она не занимала более тридцати минут. Жили они по соседству, поэтому, где бы друзья не находились — им всегда было по пути. Но сегодня путь осложняли сумасшедшие сугробы, из-за которых приходилось идти гораздо медленнее.

— Слушай, может нам стоило дождаться родителей возле бассейна? — спустя какое-то время вновь заговорил Егор. — Глядишь, они бы додумались, что на улице немного холодно и совсем чуть-чуть нет света?

— Гора, а ты мог додуматься до этого раньше, а не когда мы прошли половину пути? — это раз. Не факт, что мы бы там не прождали их до посинения — это два. И ты видишь хоть одну машину? По-моему, с таким снегом, нас можно встретить только на тракторе — это три.

На дорогах вовсе не было никакого транспорта. Это могло бы показаться странным и одновременно совершенно логичным, ведь был сильный снегопад, и не каждый захотел бы застрять в каком-нибудь сугробе. Но, с другой стороны, как-то же люди должны возвращаться с работы, или еще откуда-нибудь?

Погода и отсутствие электричества создавали с городом эффект миража. Казалось, если коснуться забора или стены дома рукой, то погрузишься в серую дымку, и так и не ощутишь их на ощупь. Возможно, виной этому являлась причудливая игра света, исходящая от луны и едва отражаемая в хрустальных снежных барханах. И все же, даже для такого маленького и тихого городка было слишком спокойно. Все вокруг оцепенело и замерло в безмолвном ожидании. Живыми оставались только свистящий ветер и падающий повсюду снег.

Тем временем юноши уже практически дошли до домов. Осталось только пройти городской парк и выйти на улицу, на которой они жили. Зайдя в парк, Егор неожиданно остановился и уставился в темную даль.

— Ты чего встал? — с недовольным любопытством спросил Максим. — Пошли дальше.

— Макс, я, кажется, видел кого-то. Вон там, за качелями, — почти шепотом сказал Егор.

— И чего? Мало ли кто там шастает. Ты что, не знаешь наш парк и эту площадку? Там вечно по вечерам кто-то тусуется.

— Просто в темноте та фигура мне показалась странной.

— Какой? Так и скажи, что обмочил трусы и боишься темноты, — с усмешкой прогоготал Максим. — Погнали. Если что, я прикрою твой зад.

— Да пошел ты, — сердито ответил Егор.

Все сильнее завывал ветер и бил в лицо мокрый снег. Ситуация стала похожа на квест выживания. Проходя мимо игровой площадки, ребята так никого и не заметили, хотя Егор утверждал, что отчетливо видел чей-то силуэт. Максим не упустил шанса еще раз подшутить над другом.

Возле ворот, выводящих из парка, Егор вдруг почувствовал, что ему будто перекрыли кислород. Упав на землю, он старался прокричать о помощи, но выходил лишь сиплый стон. Он задыхался, а в его глазах застыл страх.

— Егор, Егор, что с тобой? — тут же подлетел к нему испуганный Макс, — Гора, дыши! Да ты чего? Что случилось?!

На глазах Егора выступили слезы. Он никогда не видел вечно уверенного в себе Макса настолько напуганным, но сам не понимал, что произошло и не мог ничего ответить другу.

Все случилось в считанные секунды. Тело юноши словно парализовало. Егор потерял сознание и, кажется, уже не дышал. Последнее, что он слышал сквозь темноту — это пронзительный крик друга.

* * *

Позже появился яркий свет. Он был настолько сильным, что слепил глаза. Пространство было залито белым цветом. Тишина сгущалась в едва различимые шорохи, которые постепенно нарастали, словно кто-то крутил тумблер громкости и смешивалась с тонким пронзительным свистом. После белый свет расселся, и сквозь него стали различимы пять ярких желтых огней. Шум нарастал, и где-то вдали послышалось слово «разряд».

Очнулся Егор в больничной палате. Рядом были родители. Открыв глаза, он увидел лицо мамы, выражавшее грусть и счастье одновременно. На ее щеках блестели слезы, в которых отражался теплый дневной свет.

— Господи, сыночек, — сквозь всхлипывание обратилась к нему мама, — слава Богу, что ты с нами! Слава Богу! Господи, родной, мы так напугались. Мы думали, что больше не увидим твоих ясных глаз.

— Мама, что… что произошло? — все еще отходя ото сна, или чего-то другого, сказал Егор хриплым голосом.

В его горле было сухо, словно он не пил целый год. Тело ломило, и по-прежнему было тяжело пошевелиться.

— Ты что же, ничего не помнишь? — тихо спросил отец.

— Ну, шли с Максом домой, и все… потом…

— Куда шли? Когда? — с недоумением остановила его мама.

— После тренировки, ну… После тренировки мы пошли домой. Еще снег шел. И мне стало плохо. А где Макс? Это он меня спас?

Несколько секунд в палате стояла тишина. На глазах матери вновь выступили слезы. Она тихо начала:

— Егор, вчера в бассейне тебя и еще нескольких ребят сильно ударило током, включая Макса.

Далее снова прозвучала пауза. Мать уже не могла сдержать слез, и разговор продолжил отец:

— Один из ребят уронил фен на пол в раздевалке возле душевой. Произошло короткое замыкание. Тебя, Макса и еще двух ребят с секции ударило.

— Что ты говоришь? — нервно прокричал Егор. — Что ты говоришь? Вчера обрубило всю линию в городе. Тренировка сорвалась. Мы шли домой с Максом, как болваны, в темноте… Снег сумасшедший шел… Где Максим?

— Сынок, то, что мы с мамой говорим — это правда. У тебя видимо шок от сильного удара. Вас с Максом задело больше всех, так как вы стояли ближе. Также ударило еще двоих мальчиков, но они обошлись потерей сознания и сотрясениями. А у вас была остановка сердца. Мы с мамой чуть не потеряли тебя.

Глубоко и тяжело вздохнув, отец продолжил:

— Но произошло большое горе. Максима не удалось спасти. Исход был летальным.

В палате зазвенела немая тишина, словно от взорвавшейся рядом мины.

* * *

С того момента прошло уже два месяца. Егор больше никому не рассказывал о случившемся. В этом не было смысла, так как официальная версия кардинально расходилась с тем, что он видел и чувствовал. В лучшем случае решили бы, что он просто тронулся умом. Кажется, он и сам так думал.

Раз за разом он прокручивал воспоминания у себя в голове, и не мог найти никакого ответа. И если все это не было сном, то становилось только хуже.

Самым страшным предположением Егора было то, что из того места, в котором они оказались, удалось выбраться только ему, а его друг так и остался в той тьме, на том жутком пути. Эти мысли больше никогда не оставят его.

Бассейн закрыли, а по этому факту завели дело о неправильной планировке душевых. Максиму было четырнадцать лет.