Божественные сказки

Чих раздался снова. Я метнулась на звук, одёрнула ткань. За шторой стояла моя, уже бывшая, подруга Юля, прижимала к голой груди ворох своей одежды и бесперебойно чихала. Надо же, не знала, что у неё аллергия на кошек. И не знала, что у меня отбит нюх на людей.

— Вета, я… мы… я хотела тебе сказать… — промямлила Юля.

— Кота усыпить, да? — очень ровным тоном задала вопрос, повернувшись к Косте. Затем медленно стянула совместное фото с подоконника. Юля чихала и пятилась, отступала Косте за спину. Гудрон наконец выпустил ногу парня, одним прыжком метнулся ко мне, замер у ног.

— Вета, ты успокойся, давай обсудим, не чужие же люди!

— Проваливайте… — моему приказу вторило грозное ворчание кота. По большому счёту, мне было совершенно наплевать на них обоих. Хотелось, чтоб они быстрее свалили и в квартире стало тихо и безлюдно.

Вместо мирного ухода оба предателя несли какую-то чушь. В их словах не было веса, только пепел вины и попытки оправдаться. Звуки голосов раздражали, превращаясь в гул и писк. Они всё продолжали и продолжали. Треск, гул, писк, отсутствие смысла. Внутри меня переплетались усталость и утрата, злость и раздражение. И когда по нервам пробежал разряд гнева, в голову парня полетела увесистая рамка с фотографией. Я крикнула «ВОН!» и даже не осознала броска. Слава богам, он увернулся!

— Бешеная стерва! — выдал на прощание предатель. Пищащую и чихающую подружку он выволок из квартиры за руку вместе с собой. Дверь захлопнулась. «Наконец-то, тишина!» — счастливо подумала, стоя посреди комнаты в полном ступоре. Вспышка ярости забрала последние силы.

Даже не могу описать, что почувствовала: боль предательства или освобождение. Возникло ощущение, будто из квартиры вынесли старый хлам. Пожалуй, так и было. Чёрный лохматый зверюга тёрся о мои ноги, облизывал шершавым языком. Хотел вывести из транса. Приказное утробное «р-р-яу» отправило меня на кухню. Там я долго гладила своего боевого кота по загривку и без задней мысли произнесла куда-то в воздух:

— Знаешь, Гудрон, я так устала, хочу просто всё забыть…

Хотела забыть — и забыла. Вот так просто. «Слова имеют вес, Вета. Помни об этом каждый раз, когда открываешь рот!» — наставляла бабушка Ксения.

«Неужели я всё забыла только от того, что я так сказала? Разве так бывает? Ба, ведь ты просто учила меня не бросать слов на ветер. Разве не так?»

Я медленно возвращалась в реальность, выныривая из глубин воспоминаний. Дрожащими руками вытащила чайник из тумбы, смахнула с него пыль. Столько раз видела, как в нём бурлят травы. Танцуют в кипящих волнах и вбирают истории гостей, стараются попасть в такт словам.

Сняла крышку с чайника, чтобы набрать воды, но в нём оказался спрятан конверт. Как он сюда попал? Однако, конверт достала. На лицевой стороне ни подписей, ни отправителя. Распечатала послание и ахнула: «Почерк бабушки Ксении!» Я не могла его не узнать. На глаза вновь выступили слёзы. Сквозь пелену вглядывалась в ровные строчки.

«Моя дорогая Лизавета,

не буду долго писать, как сильно люблю тебя. Сама всё знаешь. В этом письме хочу рассказать о другом. Моё время ушло, а значит, твоё только начинается. Я точно знаю, что ты получишь это письмо. Догадываешься, почему, милая? Потому что я так сказала. И отныне, как бы ни было, череда случайностей непременно доставит письмо тебе. Вот интересно, где же ты его всё-таки нашла?

Я увидела её заговорщицкую улыбку за этими строчками.

— Ты не поверишь, Ба, я нашла его в чайнике. Есть почтовые ящики, а у нас с тобой почтовые чайники.

Так вот, милая. Вспомни всё, чему я тебя учила. Слова имеют вес, Вета! У одних слова легче песчинки. У других тяжёлые, как чугунный котёл. Но слова таких, как мы с тобой, весом со скалу. Помнишь, в детстве ты любила русские сказки? И всё тебе хотелось увидеть то зайца, то лисицу. А после Винни Пуха ты хотела посмотреть на диких пчёл и попробовать их мёд. Ты говорила: «Хочу погладить лисичку, Ба!», и через день-два рыжая морда прибегала к нам на двор. Ох, сколько ж лесного зверья ты в дом зазывала. Хорошо, что я вовремя услышала это твоё: «Выходи, серый волк!», успела крикнуть: «Волкам сюда хода нет!». Могла и беда случиться.

Ты у меня девочка неглупая, сама уже поняла. Такой у нас дар в роду. Старшая передаёт дар младшей. И после моего ухода, твой дар войдёт в полную силу. Стоит тебе вложить в слово толику чувства, и оно обретёт вес. Огромный вес, Вета. Таким тяжёлым может быть твоё слово, что сломает человеку судьбу. А может и наоборот, направит по счастливой дороге. Однако там, где словами делу не поможешь, мы бессильны. Нельзя словом излечить смертельную болезнь. Любить не заставишь, счастливым быть, негодяем стать. Но подтолкнуть можно и к тому, и к другому, и к третьему. Со временем поймёшь, что можно, а что невозможно. Такие вещи познаются только на своих ошибках. А их у тебя будет немало… И не кори себя за каждую, старайся исправить. А нет, так нет. Я учила тебя, чтобы путь твой облегчить. Но пройти его можешь только ты сама.

Когда ты родилась, я сразу поняла, что ты — моя кровь. Не родные мои дети и внуки, а ты. Такова обратная сторона нашей природы. Близкие люди чувствуют нашу инаковость, отдаляются от нас. Так оно им лучше, безопаснее. Именно близкие люди чаще ранят словами. А наши слова — и того хуже. Это я дала тебе имя, Лизавета. Оно означает «Бог мой — клятва». Помни об этом! Каждое твоё слово, сказанное с чувством, — твоя клятва миру. И мир откликнется на неё и исполнит.

Да, Вета, близкие от нас отдаляются. Но люди тянутся к нам, ищут помощи или погибели. По-разному оно бывает. И к тебе пойдут. Так что, милая, ставь-ка чайник и жди гостей…

Люблю тебя, лисёнок!

Твоя бабушка Ксения».

Проревела над письмом около часа. Сопоставляла свою жизнь и всё, что Ба написала. Страшно было поверить. Не невозможно, а просто страшно. А приходилось признать её правоту.

В конце концов, я поставила на плиту тот самый чайник. Вода почти закипела, когда в дверь постучали. Пошла открывать, Гудрон вместе со мной, на всякий случай. Вдруг нужно отпугнуть назойливых соседей или другую нечисть. Но за порогом стояла моя подруга Нина. Вся зарёванная, лепечет что-то невразумительное. Я пригласила её войти. Стащила с неё вязаную шапку и длиннющий шарф, усадила за стол.

— Вета, меня Лёшка бросил! — начала она свой сбивчивый рассказ. А я почувствовала, какие травы помогут. Бросила в чайник ягоды шиповника и листья липы. По кухне пошёл ароматный пар. Слушала её слова, смешанные со всхлипами, а память вновь начала крутить калейдоскоп картинок. Письмо бабушки и вернувшиеся воспоминания, утраченные на месяц, заставили по-новому посмотреть на некоторые события.

Вот, например. У меня лучшая в мире работа — делать людей красивыми! За свою карьеру я сменила много парикмахерских кресел. От небольших салонов в спальных районах до престижных — в самом центре. Но, где бы я ни работала, от клиентов не было отбоя. Всегда полная запись, всегда много постоянных гостей. Я считала хорошим тоном и профессиональной гордостью подобрать не просто модную стрижку, а ту, которая нужна.

Помню женщину. Она даже заходила в салон извиняющейся походкой. Казалось, она сама себя чувствует не к месту. Женщина села в моё кресло, поджав под себя ноги и опустив голову. Потом тихо, почти шёпотом, сказала: «Сделайте что-нибудь, только покороче, и чтобы Вам не слишком сложно». У неё были мягкие черты лица и огромные печальные глаза. Хрупкая красавица, которой день за днём внушают, что она ни на что не способна. «Ей нужна защита», — подумала. — Нужны штрихи, которые сделают её острее, опаснее, скроют от чужих глаз её ранимость и скованность».

И ответила:

— Сделаю Вам стрижку, которая придаст образу уверенности и строгости, с ней вы почувствуете себя способной на всё!

Так и стало. Короткий дерзкий боб пепельного оттенка подчеркнул глубину серых глаз, сделал скулы острее и выразительнее. Огромные глаза стали казаться не печальными, а затягивающими, а чёлка добавила к ним акцента. Когда я развернула женщину к зеркалу, на её губах появилась улыбка, почти усмешка над всеми глупыми предрассудками и проблемами. Выходила она ещё не совсем уверенной, но уже ровной походкой. Через месяц девушка вернулась другим человеком. Летящая, чуть насмешливая. Она взахлёб рассказывала, как получила работу мечты и делилась большими планами на путешествие по Восточной Европе. И таких историй у меня много.

Про ошибки тоже вспомнила. И склочниц с работы увольняли, стоило мне пожелать этого вслух и от души. Тут же вспомнила своё утреннее пожелание стоматологии разориться. Я поспешила исправиться и пожелала им успеха. А ещё отпустила обиду на бывшего парня и его измену. «Нельзя приказывать любить» — так написала мне Ба. А я при первой встрече в салоне уверенно сказала коллеге: «Мой будет!». Этой ошибки я не забуду и не повторю.

— Сказал, что я глупая и без амбиций. Не подхожу под его новый статус. — Голос подруги выдернул меня из воспоминаний. — Что всё, что меня интересует — это расчёски, цветочки, рецептики и прочая дребедень. Вета, ну разве это плохо? Плохо, что мне достаточно любимой работы и домашнего уюта? Не всем же покорять столицы.

Я разлила чай по чашкам. Гудрон почуял, что нужна его помощь. Кот запрыгнул на колени к Нине и заурчал, как трактор. Подруга бездумно запустила пальцы в густую чёрную шерсть. Я взяла гостью за руку. Слёзы высохли, чай с травами снял напряжение. Нина уставилась в чашку с оставшимися ягодами.

— Вета, скажи, что всё будет хорошо. Ты когда говоришь, я почему-то верю, — хлюпнула она носом.

— Конечно, Ниночка! Всё у тебя будет хорошо!

А сама подумала: «Потому что я так сказала».

4. Возмездие

Сказка о том, как божественное правосудие свершается там, где людское слепнет.

Две мужские фигуры стояли, прислонившись к чёрному мощному седану. Лица мужчин освещались неоновой вывеской дорогого бара и всполохами от угольков сигарет. Тот, что высокий и жилистый, с похожим на череп лицом, предвкушающе ухмылялся.

Второй мужчина напоминал отпрыска греческого бога, таким вылепленным был его торс и разворот плеч. Ангельское лицо, безмятежное и умиротворенное. От его красивых черт отвлекали глаза. Взгляд бездонных серых омутов обещал прощение. Истинное прощение и освобождение от затаённой вины. Взгляд, предлагавший свободу от всего. Это всепрощение пугало даже сильнее, чем усмешка его брата. Хотя ни один сторонний наблюдатель не поверил бы в то, что эти двое — братья. Но так и было.

Внешне слишком разные, они понимали друг друга с полуслова. Две одинаковых пустоты: бесстрастные, безрадостные, безжалостные. Жуткая парочка, для которой всегда найдётся работа.

Братья признавали, что современные методы намного удобнее. Иглы незаметны. Машины закрываются так, что не выберешься. При должном подходе к шумоизоляции кузова — и не докричишься.

На наручных часах сработал таймер. Сигнал означал, что препарат, введённый внутримышечно пятнадцать минут назад, полностью усвоился в организме виновной. Она затихла и больше не станет нарушать уютную тишину салона бесполезными криками. Смешная она, эта виновная. Угрожала жаловаться во все высшие инстанции, что-то вопила про своих знакомых «больших шишках». Так и не поняла, что самая высшая инстанция уже здесь и никаких апелляций она не рассматривает. Худощавый выбросил окурок, кивнул младшему брату. Они сели впереди. На заднем сиденье в наркотическом сне лежала женщина. Лет сорока на вид, очень ухоженная, но духи уж больно резкие. Автомобиль плавно помчался к выезду из города.

Ах, эти удобные современные методы! Только пара деталей братьям в автомобилях не нравилась: запах бензина и шум двигателя. Поэтому они несколько усовершенствовали конструкцию. Их чёрный седан ехал просто так, по велению хозяев: без рёва мотора, без бензина, не оставляя следов от колёс на поверхности асфальта.

Бесчувственная попутчица жуткой парочки сохранила отличную фигуру, которую подчёркивал строгий брючный костюм. Утром, собираясь на работу, она рассчитывала на обычный, даже скучный день. Она сделала всё для этого. Сделала всё, чтобы её жизнь вернулась в привычное русло. Ведь она, чёрт побери, имеет на это право!

Да, она оказала небольшую услугу. Подумаешь, подписала бумаги о том, что улик недостаточно и все подозрения сняты! А что ей оставалось?! Терять свой пост из-за компромата о пустячной взятке?! Да этой взятки и хватило-то только на небольшой домишко в жалкие двести квадратов и оплату обучения для младшей в столичном вузе. Конечно, от мелочи вроде небольшой взятки можно отвертеться. Связи позволяли…

Может и не стоило поддаваться на провокацию того урода? Принесла же ублюдка нелёгкая к ней в кабинет. Преступать закон ему хочется, а отвечать — нет. В целом, она не осуждала такой подход, но есть же разумные пределы… На зарплату следователя особо не проживёшь. Так что за некоторое вознаграждение ей не составляло труда закрыть глаза на некоторые неурядицы: поджоги конкурентов, угоны, ДТП. Всякое бывает, дело житейское, а в тюрьмах и так мест нет. Однако, этому козлу она помогать не собиралась. Мразь он, гнида самая настоящая. Но гад хорошо подготовился. Компромат на неё собрал самый полный. Что было делать? Своя шкура дороже. Ублюдок раскопал досье на сына и его связь с наркотиками. Этот скелет обязан оставаться в шкафу. Любой ценой! Подумать страшно, чем бы это могло обернуться…

А пострадавшая девушка, чьё дело она прикрыла под давлением гнусной папки с компроматом? Жаль, девчонку, но что поделать? Приходится кем-то жертвовать. Да и что ей станется, в конце концов?! Ну полежит дурёха в психушке пару лет, может и оклемается. И вообще, девка сама виновата! Вот.

Нельзя быть такой доверчивой. Эта идиотка-пострадавшая попёрлась в дом к незнакомцу. Сама пошла, никто её не тащил. Видите ли, плохо мужчине на улице стало. Своих дел, что ли, нет? Взялась изображать из себя ангела-хранителя, тоже мне, святая простота. Мозгов нет, вот и попалась. «Помогите дойти, ой тут недалеко. Ох, спасибо, милая. Заходи, хоть чаем угощу — в благодарность…». Тьфу! Девка сама виновата, что поверила в эту чушь!

* * *

Совсем другая женщина, поседевшая за одну ночь, нервно курила на кухне. Она встречалась со следователем — женщиной, которая вела дело её дочери. Она молила, угрожала — ничего не помогло. Все живы, улик недостаточно. Дело закрыто. Следователь — в полном порядке. Скотина, которая искорёжила её девочку, тоже в полном порядке. Даже она сама жива и невредима, сидит тут, курит. А ведь она не смогла защитить свою дочку. Свою светлую, улыбчивую малышку. Мать понимала, что её там не было и быть не могло. Но легче от этого знания не становилось.

С той самой ночи прошло меньше трёх месяцев. Женщина-на-кухне больше не плакала, она уже не могла плакать. Её муж больше не мог на неё смотреть. Поэтому он тут больше не жил. И ей не было до этого никакого дела.

Она желала только двух вещей: безумия и смерти для каждого, кто виновен. Виновен перед её девочкой, её доброй малышкой. Это всё, чего она хотела. Это всё, о чём она молилась… Одного она не знала: её молитвы были услышаны.

Смерть и Безумие уже везли красивую женщину за город в своём тихом просторном седане. Утром следовательницу, неспособную связно произнести ни единой мысли, найдут в посёлке. Она окажется в соседней палате с той девушкой, чьё дело закрыла. Правда, служительница закона (или беззакония)… уже не сможет вспомнить ни эту девушку, ни саму себя.

Следующим в списке братьев на эту ночь значился мужчина. Инфаркт — это больно. Инфаркт и внезапное внутреннее кровотечение — вовсе неприятно. Говорят, этому мужчине нравится приглашать к себе гостей. Что ж, вот братья и заглянут к нему на огонёк. Но это уже к старшему брату, к одному из Семи Смертей. Безумие сегодня отработал.