Помоги проекту - поделись книгой:
Проще говоря, Тор была всем, чем Грета не была никогда, но Дэвид был с ней счастлив, и Грета знала, что должна быть этому рада.
По крайней мере, Дэвид говорил, что тут будет Ава со своим мужем, Саймоном. Ава, ее внучка…
Если что-то и огорчало ее по-настоящему в смысле ее памяти, то это была Ава. Ее плоть и кровь, дочь ее дочери… Хотя за последние двадцать лет она периодически видела Аву и та очень ей нравилась, Грета ощущала вину за то, что не могла общаться с родной внучкой, как должна это делать близкая родственница. Ведь даже если она не могла помнить рождение Авы, должна же она была инстинктивно ощущать хоть какую-то эмоциональную связь с ней?
Грета думала, что Ава подозревает – так же, как подозревала и ЭлДжей, – что она помнит больше, чем кажется, и отчего-то стыдилась этого. Но, несмотря на годы занятий с психологами, гипнотизерами и всевозможными представителями прочих способов лечения потери памяти, о которых она могла прочесть, ничто не возвращалось. Грете казалось, она живет в пузыре, являясь просто каким-то сторонним зрителем всего остального человечества, для которого
Из всех других людей ближе всего ей был ее дорогой Дэвид, который был рядом, когда она наконец открыла глаза после девяти месяцев в коме, и который все последние двадцать четыре года заботился о ней, как только мог. Если бы не он, то, учитывая всю пустоту ее существования, она наверняка утратила бы надежду еще много лет назад.
Дэвид рассказал ей, что они встретились сорок лет назад, когда ей было восемнадцать и она работала в Лондоне в театре, который назывался «Ветряная мельница», сразу после войны. Очевидно, она сама как-то объяснила ему, что ее родители погибли во время Блица, но никаких других родственников не упоминала. Дэвид сказал ей, что они были хорошими друзьями, и Грета предположила, что в их отношениях не было ничего большего. Еще Дэвид сказал, что вскоре после их встречи она вышла замуж за человека по имени Оуэн, его дядю, в то время владельца Марчмонта.
Все эти годы Грета множество раз желала, чтобы та дружба, которую описывал ей Дэвид, была чем-то большим. Она искренне любила его; не за то, чем он был для нее до аварии, но за то, что он стал значить для нее теперь. Конечно же она понимала, что ее чувства не были взаимны, и у нее не было оснований считать, что это когда-то было так. Дэвид был очень знаменитым и успешным комиком и был до сих пор очень привлекателен. Кроме того, последние шесть лет он был с Тор, которая вечно висела у него на руке во время благотворительных мероприятий и церемоний награждения.
В самые мрачные моменты Грета ощущала, что была для него немногим больше, чем просто обязанностью; что Дэвид просто честно выполнял свой долг по доброте душевной и потому, что они были родней. Когда ее наконец, спустя восемнадцать месяцев, выписали из больницы и она вернулась в квартиру в Мэйфере, Дэвид был ее единственным регулярным посетителем. С годами чувство вины за то, что она стала так зависеть от него, все росло, и хоть он и говорил всякий раз, что ему нисколько не трудно, она всегда старалась не быть ему обузой и часто притворялась, что занята, хотя совсем не была.
Грета отошла от окна, понимая, что должна собраться с силами, спуститься и присоединиться к своей семье. Она открыла дверь спальни, прошла по коридору и остановилась наверху великолепной лестницы из темного дуба, с резными перилами и изящно выточенными в форме желудей шишечками, тускло поблескивающими в свете канделябра. Глядя вниз на огромную наряженную рождественскую елку, которая стояла в зале под ней, она почувствовала свежий, нежный запах хвои, и в ней вновь что-то шевельнулось. Грета закрыла глаза и, как велел ей доктор, сделала глубокий вдох, пытаясь уловить и расширить это мимолетное воспоминание.
Рождественским утром все обитатели Марчмонт-Холла проснулись и увидели за окном идиллический снежный пейзаж. За обедом они наслаждались гусем с овощами, выращенными тут же, в поместье. После чего собрались в гостиной у огня, чтобы открыть подарки.
– Ой, бабушка, – сказала Ава, развернув мягкое белое детское одеяльце. – Это так пригодится. Спасибо.
– А мы с Тор очень хотели бы купить тебе коляску, но, поскольку никто из нас даже понятия не имеет обо всех этих новомодных приспособлениях, которыми пользуются современные родители, мы решили просто выписать тебе чек, – сказал Дэвид, вручая его Аве.
– Это более чем щедро, Дэвид, – заметил Саймон, приподымая бокал.
Грета была очень тронута подарком Авы – фотографией их обеих в рамке. Она была сделана, когда Ава была крошечным младенцем, а сама Грета была еще в больнице.
– Это чтобы напомнить тебе, чего ожидать, – сказала Ава с улыбкой. – Боже мой, ты же станешь прабабушкой!
– Не может быть, – хихикнула Грета при этой мысли.
– А выглядишь ты едва ли на день старше, чем тогда, когда я встретил тебя впервые, – галантно отметил Дэвид.
Грета села на диван, с радостью глядя на свою семью. Возможно, причиной было выпитое за обедом вино, в большем, чем она привыкла, количестве, но она отнюдь не ощущала себя здесь нежеланной.
Когда подарки были развернуты, Саймон настоял на том, чтобы Ава ушла наверх отдохнуть, А Дэвид с Тор пошли прогуляться. Дэвид предложил Грете присоединиться к ним, но она тактично отказалась. Им надо было побыть вдвоем, а трое – это всегда толпа. Какое-то время Грета еще посидела у камина в легкой полудреме. Очнувшись, она выглянула в окно и увидела, что солнце, хоть и было низко, еще светило и снег сиял под его лучами.
Внезапно решив, что она тоже может подышать свежим воздухом, она позвала Мэри и спросила, где найти сапоги и теплое пальто.
Через пять минут, одетая в пару резиновых сапог-веллингтонов, которые были ей велики, и в старый плащ Барбур, Грета шла по девственному снегу, вдыхая чудесный, чистый, хрустящий морозный воздух. Остановившись, она подумала, куда бы пойти, в надежде, что инстинкт подскажет ей, и решила пройтись по лесу. По пути она любовалась на темно-голубое небо, и от красоты вокруг ее вдруг охватила внезапная радость. Это было настолько непривычное и редкое чувство, что она едва не споткнулась, пробираясь между деревьев вокруг.
Выйдя на поляну, она увидела в центре нее прекрасную огромную ель, зеленые пушистые ветви которой, засыпанные снегом, резко контрастировали с высокими голыми березами, составляющими остальной лес вокруг. Подойдя к ели, она увидела, что под ней была могильная плита, надпись на которой была засыпана снегом. Почти уверенная в том, что это должна быть могила семейного любимца – может быть, даже того, которого она знала, – Грета нагнулась и рукой в перчатке отскребла твердые, примерзшие ледяные хлопья.
Понемногу под рукой начала появляться надпись.
ДЖОНАТАН (ДЖОННИ) МАРЧМОНТ
Любимый сын Оуэна и Греты
Брат Франчески
РОДИЛСЯ 2 ИЮНЯ 1946
УМЕР 6 ИЮНЯ 1949
Грета прочла и перечитала надпись, после чего с внезапно забившимся в груди сердцем упала на колени.
Джонни… Слова на могильном камне говорили, что этот умерший ребенок был
Она знала, что Франческа – Ческа – была ее дочерью, но никто никогда даже не упоминал о мальчике. Судя по надписи, он умер всего в три года…
Всхлипывая от потрясения и расстройства, Грета подняла взгляд и увидела, что небо начало темнеть. Она беспомощно огляделась вокруг, как будто деревья могли говорить и ответить на ее вопросы. Продолжая стоять на коленях, она расслышала где-то вдалеке собачий лай. И у нее в голове эхом пронеслась другая картина; она уже была однажды на этом месте и тоже слышала собаку… Да-да…
Она повернулась и сосредоточилась на могиле.
– Джонни… мой сын… пожалуйста, пусть я вспомню! Господи, ну дай же мне вспомнить, что же произошло! – закричала она, давясь слезами.
Звук собачьего лая растаял вдали, она закрыла глаза и сразу же увидела образ крошечного ребенка, которого она обнимала, а он прижимался к ее груди.
– Джонни, мой дорогой Джонни… мой мальчик…
Когда солнце совсем скрылось за деревьями в долине внизу, обозначая наступление вечера, Грета, широко раскинув руки, обхватила могильную плиту и наконец начала вспоминать…
2
В тесной гримерке театра «Ветряная мельница» пахло по́том и дешевыми сухими духами. Зеркал на всех не хватало, так что девушки толкались локтями за место, чтобы накрасить губы, и, завивая волосы в кудряшки на макушке, щедро сбрызгивали затейливые прически сахарной водой для закрепления.
– Ну, думаю, в том, чтобы выходить полуголыми, даже что-то есть – по крайней мере, не надо волноваться, что капронки побегут, – смеялась симпатичная брюнетка, глядя на свое отражение и поправляя повыше грудь в глубоком декольте усыпанного блестками костюма.
– Так-то так, Дорис, но карболовое мыло, которым потом смываешь краску, не то чтоб делает кожу нежной, как маргаритка, а? – отозвалась другая девушка.
Раздался громкий стук в дверь, и в гримерку заглянул молодой человек, которому явно было наплевать на мало прикрытые одеждой тела, представшие его взору. – Девушки, пять минут! – крикнул он и снова удалился.
– Ну что ж, – вздохнула Дорис. – Еще шимми, еще шиллинг. – Она поднялась. – Хорошо хоть, что налетов больше нет. Два года назад это был тихий ужас – сидеть на морозе в подвале в одном белье. У меня вся спина была синяя. Пошли, девочки, давайте покажем этим зрителям такое, о чем они потом долго будут мечтать.
Дорис вышла из гримерки, и все остальные тоже потянулись за ней, дружески болтая, пока в гримерке не осталась только одна девушка, торопливо наносящая крошечной кисточкой ярко-алую помаду.
Грета Симпсон никогда не опаздывала. Но сегодня она проспала почти до десяти, а в театре надо было быть в одиннадцать. Ничего, это стоило километровой пробежки до остановки автобуса, подумала она, мечтательно глядя на свое отражение. Прошлый вечер с Максом, когда они танцевали почти до рассвета, а потом брели, взявшись за руки, по набережной, а над Лондоном вставало солнце и все казалось прекрасным. При воспоминании о его руках, обнимающих ее, и его поцелуях она крепко обхватила себя руками.
Она встретила Макса четыре недели назад в ночном клубе Фельдмана. Обычно Грета была слишком вымотана после пяти представлений в «Ветряной мельнице», чтобы делать хоть что-то, кроме как добраться до дома и рухнуть в кровать, но Дорис упросила ее пойти и отметить с ней ее двадцать первый день рождения, и она в конце концов согласилась. Обе девушки были как день и ночь: Грета тихая, замкнутая, Дорис – дерзкая, шумная, с сильным кокни-акцентом. Но они как-то подружились, и Грете не хотелось подвести подругу.
Они даже взяли такси на недалекую дорогу до Оксфорд-стрит. У Фельдмана было битком – демобилизованные английские и американские военные, и все сливки лондонского общества, желающие посетить самый популярный в городе клуб.
Дорис заняла столик в углу и заказала им по джину с тоником. Грета огляделась вокруг и подумала, как же всего за пять коротких месяцев после Победы изменилась обстановка в Лондоне. Воздух был полон ощущением эйфории. Новое лейбористское правительство, избранное в июле, во главе с Клементом Эттли, и его лозунг «Смотрим в будущее» воплощали в себе все новые надежды британского народа.
Отхлебнув коктейля и погрузившись в атмосферу клуба, Грета внезапно ощутила почти головокружительную легкость. Война, длившаяся долгие годы, закончилась. Она улыбнулась сама себе. Она была молода, красива, настало время радости и новых начинаний. И, видит бог, они бы ей пригодились.
Оглядевшись вокруг, она заметила очень красивого молодого человека, который стоял возле бара в компании других американцев. Грета указала на него Дорис.
– Ага, готова поспорить, этот тоже ходок не хуже других. Все эти янки такие, – сказала Дорис, встречаясь глазами с одним из парней в этой группе и откровенно улыбаясь ему.
В «Ветряной мельнице» не было секретом, что Дорис вольно распоряжалась своими симпатиями. Пять минут спустя официант подошел к их столику с бутылкой шампанского.
– С комплиментами от джентльменов возле бара.
– Легко, когда знаешь, что делаешь, милочка, – шепнула Дорис Грете, пока официант наливал им шампанское. – Этот вечер не будет нам стоить и пенни. – Она заговорщически подмигнула и велела официанту сказать «господам», чтобы они подошли и она поблагодарит их лично.
Спустя два часа, с кружащейся от шампанского головой, Грета обнаружила себя танцующей в объятиях Макса. Она узнала, что он был офицером американских войск, работающим в Уайтхолле.
– Большинство ребят уже уезжают домой, и я тоже отправлюсь через несколько недель, – объяснил Макс. – Нам осталось только немного тут закончить. Ох, как я буду скучать по Лондону. Шикарный город.
Казалось, он удивился, когда Грета сказала ему, что работает в «шоу-бизнесе».
– Как, ты выступаешь на сцене? Как актриса? – переспросил он, нахмурив брови.
Грета тут же почувствовала, что это не то, что могло бы его впечатлить, и быстро сменила пластинку.
– Я работаю секретаршей у театрального агента, – торопливо пояснила она.
– А, понятно, – лицо Макса тут же расслабилось. – Тебе, Грета, не подходит шоу-бизнес. Ты из тех, кого моя мама называет настоящей леди.
Через полчаса Грета высвободилась из рук Макса и сказала, что должна идти домой. Он вежливо кивнул и проводил ее на улицу, чтобы поймать такси.
– Это был чудесный вечер, – сказал он, усаживая ее в машину. – Я смогу увидеть тебя снова?
– Да, – тут же ответила она, не сумев удержаться.
– Отлично. Встретимся завтра вечером здесь же?
– Да, но только я работаю до половины одиннадцатого. Я должна посмотреть шоу, где будет выступать один из наших клиентов, – соврала она.
– Ладно, тогда жду тебя тут в одиннадцать. Доброй ночи, Грета, не задерживайся завтра.
– Не буду.
В такси по дороге к дому Грета обнаружила, что она переполнена самыми разными чувствами. Разум говорил ей, что было бы неразумно начинать отношения с человеком, которому осталось быть в Лондоне всего несколько недель. Но Макс казался джентльменом и так выгодно отличался этим от буйных регулярных посетителей «Ветряной мельницы»…
Сидя в такси, она трезво перебрала в памяти обстоятельства, приведшие ее на сцену «Ветряной мельницы» всего лишь четыре месяца назад. Во всех журналах и газетах, которые она читала еще подростком, девочки с «Ветряной мельницы» казались такими шикарными, были одеты в красивые костюмы, мелькали рядом с другими британскими знаменитостями и улыбались им. Когда ей пришлось торопливо покинуть тот совершенно иной мир, в котором она жила прежде, «Ветряная мельница» стала первой гаванью, куда она решила податься, приехав в Лондон.
Но реальность, как она теперь знала, оказалась совершенно иной…
К тому времени, как она вернулась в свою комнатку и забралась в узкую постель, надев кофту поверх пижамы, чтобы спастись от осеннего холода в неотапливаемой комнате, Грета ясно осознала, что Макс был ее билетом на свободу. И твердо решила убедить его, что именно она является девушкой его мечты, – чего бы ей это ни стоило.
Следующим вечером Грета с Максом, как и собирались, встретились у Фельдмана и с тех пор стали видеться каждый вечер. И, несмотря на все предупреждения Дорис насчет богатых и жадных до секса янки, Макс всегда вел себя как подлинный джентльмен. Несколько дней назад он водил Грету на ужин и танцы в «Савой». Сидя за столиком в роскошной бальной зале и слушая оркестр Роберта Инглуда, она решила, что ей нравится проводить время с богатым американским офицером. И она начинала все больше и больше любить его самого.
По их разговорам Грета начала понимать, что до своего приезда в Лондон несколько месяцев назад Макс вел пусть очень привилегированный, но достаточно ограниченный образ жизни. Он рассказал, что родился в Южной Каролине, был единственным сыном богатых родителей и жил в пригороде Чарлстона. Грета ахнула, когда он показал ей фотографию изящного белого дома с колоннами, в котором они живут. Макс объяснил ей, что его отец владеет несколькими крупными успешными предприятиями на Дальнем Юге, включая большую фабрику автомобильных деталей, которая очень процветала во время войны. Когда Макс уедет из Англии и вернется домой, он присоединится к семейному бизнесу.
По всем цветам, чулкам и дорогим блюдам за ужином Грета видела, что у Макса действительно есть деньги, чтобы прожигать их, так что, когда он начал говорить о «нашем» будущем, в ее сердце зажглась искра надежды, что, может быть, оно действительно у них будет.
Сегодня Макс собирался отвести ее на ужин в Дорчестер и сказал ей надеть что-нибудь особенно нарядное. Через пару дней он должен был отплыть в Америку и бесконечно повторял ей, как будет по ней скучать. Может быть, он сможет приехать в Лондон навестить ее или, может быть, думала Грета, она сумеет скопить достаточно денег, чтобы купить билет в Америку повидаться с ним…
Ее романтические мечты были прерваны легким стуком в дверь. Она подняла глаза и увидала перед собой знакомое, дружеское лицо.
– Грета, ты готова? – спросил Дэвид Марчмонт. Как всегда, Грету поразило, насколько же его четкий выговор представителя высших классов Англии не совпадал с его сценическим образом. Дэвид совмещал работу помощника управляющего сценой и комика тут же, в «Ветряной мельнице». Он выступал под именем Таффи – легкий намек на уэльские корни. Все в театре обычно так его и звали. На сцене он тоже представлял лихого парня из Уэльса.
– Дай мне еще пару минут? – попросила она, тут же вспомнив, что должна будет сегодня делать.
– Но, боюсь, ни секунды больше. Я провожу тебя за кулисы и помогу разобраться. – Взглянув на нее, он слегка нахмурился. – Ты уверена, что справишься? Ты кажешься очень бледной.
– Да нет, Таффи, я правда в порядке, – соврала она, чувствуя, как забилось ее сердце. – Я буду через секунду.
Он закрыл дверь, и Грета, глубоко вздохнув, нанесла последние штрихи своего грима.
Работа в «Ветряной мельнице» была гораздо тяжелее, чем она могла себе представить. Представление проходило пять раз в день, а когда девушки не выступали, то они репетировали. Все знали, что большая часть мужчин в зале приходила не смотреть на комиков или других выступающих в различных шоу, а глазеть на роскошных девиц, которые разгуливали по сцене в весьма откровенных костюмах.
Поморщившись, Грета бросила виноватый взгляд на свое прекрасно скроенное вишнево-красное пальто, висевшее на вешалке у двери. Она не смогла воспротивиться и не купить его за бешеные деньги в Селфридже, потому что хотела выглядеть для Макса как можно лучше. Красное пальто было таким очевидным символом финансовых проблем, которые привели ее к нынешнему положению – Грета тяжело сглотнула, – когда она должна была стоять практически голой перед сотнями жадно пялящихся на нее мужчин.
Несколько дней назад мистер Ван Дамм предложил ей выступать в знаменитом
Она поежилась при мысли о том, что Макс – который, как она успела узнать, был баптистом из очень верующей семьи – мог бы подумать о ее карьерном продвижении. Но ей так нужны были лишние деньги, которые принесло бы участие в
Взглянув на часы на стене, Грета поняла, что ей пора было двигаться. Шоу уже началось, и меньше чем через десять минут ей предстоял большой выход. Выдвинув ящик гримерного столика, она сделала торопливый глоток из плоской фляжки, которую прятала там Дорис, надеясь, что пьяный кураж поможет ей продержаться. В дверь снова раздался стук.
– Не хочется тебя дергать, но нам надо идти! – крикнул Таффи из-за двери.
Последний раз глянув на себя в зеркало, Грета вышла в темный коридор, кутаясь в свой халат.
Увидев ее испуганное выражение, Таффи шагнул к ней и ласково взял за руку.
– Я понимаю, что ты волнуешься, Грета, но, когда ты выйдешь на сцену, все будет нормально.
– Правда? Обещаешь?
– Да, обещаю. Просто представь, что ты натурщица у художника в Париже и позируешь для прекрасной картины. Я слышал, им там раздеться – как шляпу снять, – пошутил он, пытаясь поднять дух Греты.
– Спасибо, Таффи. Не знаю, что бы я без тебя делала. – Она благодарно улыбнулась и пошла вслед за ним по коридору в сторону кулис.
Поделиться книгой: