Ведомственный притон

— Граждане, проверка документов. Выходите.

Фочкин тут же повернулся к товарищу:

— Серега, я тебя прошу — только ксивой не козыряй. Муниципалы тут же доложат начальству по инстанции. И с бабами, и пьяные. Напишут все, что им заблагорассудится. Потом греха не оберемся. И веди себя спокойно.

— А что тогда показывать? — выталкивая девиц наружу, спросил Блинков.

— Права есть? Вот их и покажем.

Они вышли из машины, когда муниципалы приглашали девушек занять места в служебном «Форде».

Забыв о предупреждении, Блинков бросился на выручку оплаченного товара:

— Э, ребятки, мы так не договаривались! Куда это вы наших женщин прячете!

Сержант, постукивая резиновой дубинкой по ладони, вызывающе улыбался:

— Ты еще скажи, что это ваши жены!

— Да какая вам разница! — ухватив Лялю за полу пальто, попытался извлечь ее из кабины иномарки Блинков.

Но тут же его руку перехватил сержант:

— Спокойно, мужик, без пены! У девиц при себе нет документов! У тебя самого-то они, есть? А то проедем с нами.

— У нас все в порядке, сержант, — вмешался Фочкин. — Мы местные, но при себе только права. Там и адрес жительства.

Лейтенант, до этого момента не принимавший участия в споре, не без осторожности оглядел двух мощных парней:

— Тогда следуйте за нами. Установим личность этих красоток, проясним место жительства, и вы сразу сможете забрать своих барышень.

— Как же, барышень! Шлюх с панели, — скабрезно хохотнул сержант и захлопнул дверь со стороны Ляли. — Лялька на нашей территории личность известная. Представительница братского хохляцкого государства. Ее не проверять, а депортировать на родину нужно. Ну, мужики, какие у вас еще есть вопросы?

— Нет вопросов, — поспешил ответить Фочкин. — Удачи!

Проводив взглядом «Форд», они уселись в машину.

— Олег, отгадай загадку! — срывая пробку с бутылки водки, сказал Блинков. — Шесть тысяч рублей, а сверху волоса?..

— И что же? — вместо Фочкина отозвался водитель и повернулся в сторону заднего сиденья, ожидая ответа на вопрос и дальнейших указаний клиентов.

— Это называется, что месячная зарплата мандой накрылась! — Блинков сделал несколько больших глотков и передал бутылку Фочкину. — Ну нет, гулять так гулять! Шеф, поехали обратно, прикупим еще одну партию.

Фочкин знал, что возражать старому товарищу не было смысла. До конца протрезвевший, он понимал, что в сложившейся ситуации у него было лишь два выхода: либо ехать с ним за девицами, либо хлопнуть дверью, оставить одного и навсегда потерять товарища. Возможно, окажись на месте майора кто-то другой, он бы так и поступил. Но с Сергеем его связывали не только четыре года учебы в школе милиции, несколько лет службы в одном отряде ОМОНа, но и три месяца бесславных боев в Чечне. А еще была операция, в ходе которой Фочкин получил ранения и передвигался до госпиталя на спине Блинкова.

Фочкин принял бутылку и допил оставшуюся водку до конца. Но, прежде чем вернуться к месту ночного аукциона, они решили заехать в ближайший ночной магазин и пополнить спиртные запасы.

На этот раз они были уже не первыми. Около подворотни стояла очередь из четырех иномарок. Клиенты носились вдоль поредевшего ряда девиц, выхватывая из ночи самых привлекательных и подталкивая их к машинам. И, хотя водитель не сводил глаз с часового хронометра на приборной доске, показывая всем видом, что время для обслуживания клиентов у него закончилось, Фочкин и Блинков не спешили. Водитель не выдержал первым:

— Мужики, мне жену и детей на вокзале надо встретить. А машину вы другую поймаете.

Аргумент был бесспорным, и друзья, покинув салон, направились к нестройным рядам ночных бабочек. Но яркий свет фар и синие блики, разбрасываемые на стены домов, заставили их остановиться. Мимо, резко снижая скорость, протиснулся «Форд» с муниципальным гербом на борту. Блинков схватил Фочкина за рукав:

— Е-мое, Олег, это же те самые! Ну-ка посмотрим, что им здесь нужно?

«Форд», не доехав до «подиума», остановился в стороне. Из салона выскочили знакомые персоны в милицейской форме и, как по команде, услужливо открыли задние двери, выпуская наружу дам. Прощались они так, словно, помимо давнего знакомства, их связывали и куда более тесные отношения.

— Олежек, так они за наши бабки наших же баб и обслужили, — не скрывая гнева и возмущения, хриплым голосом промолвил Блинков. — Ни фига себе, девки пляшут!

Фочкин ощутил, как боевой товарищ уже готов был сорваться с места, и крепко ухватил его за локоть:

— Не надо, Серега! Не стоит на свою задницу искать приключения…

Девушки скрылись в подворотне, но менты уезжать не спешили. События, как в сказке, продолжали развиваться своим чередом. По мановению все той же волшебной палочки около мигающей машины объявилась не первой молодости сутенерша и, раскланявшись, что-то передала лейтенанту. В руке Фочкина все еще сохранялось ощущение, что он держит товарища под локоть. На самом деле, словно сорвавшись с цепи, Сергей Блинков уже несся к милицейской машине, и Фочкин видел, как сержант снимает с пояса резиновую дубинку. Впрочем, когда Олег оказался на месте схватки, потасовка уже закончилась. Оба муниципала, осыпаемые синими бликами мигалки и отчаянным матом товарища, лицом вниз лежали на асфальте. От него требовалась только моральная поддержка. Пришлось раскрываться и объяснять, кто есть кто. Через пять минут конфликт уже был исчерпан. Сотрудники правоохранительных органов, обменявшись адресами и словесными визитками, не скрывая обиды и злобы друг на друга, расстались. Даже деньги за девочек до рубля были возвращены Блинкову.

3

Войдя в кабинет, Золотарев от удивления остановился в дверях и широко раскрыл глаза, не веря в реальность происшедшего. Когда это было, чтобы Олег Фочкин первым пришел на работу? Майор, казалось, даже не заметил вошедшего товарища и, понурый, продолжал тупо смотреть на телефонный аппарат. Кроме двухлитровой бутылки с минеральной водой и аппарата, на столе ничего не было.

Скинув куртку, Золотарев прошел к столу и, без разрешения открыв минералку, сделал несколько больших глотков. Вернув бутылку на стол, он довольно сощурился:

— Вода — это жизнь!

— А жизнь — дерьмо! — Мрачный Фочкин, наконец, соизволил поднять голову.

— Что так? — Золотарев участливо присел на краешек стула.

— Все мои беды из-за тещи! — скривился Олег. — Будь она неладна!

— Не любишь ты свою мамашу, Олег!

— Да за что же ее любить! Если бы не она…

— Впрочем, у ученых на сей счет есть объяснение, — перебил майора Золотарев. — Все дело в наших мужских генах.

— Не понял! Объясни. — Фочкин глядел на Золотарева так, словно тот и в самом деле вот-вот должен был открыть ему большую тайну.

— Согласись, что собака изначально не любит кошку.

— И что из этого?

— А то, что аргументы своей нелюбви она ищет только после того, как загонит ее на дерево.

Фочкин почесал затылок:

— Хорошо сказал, но непонятно. Кто в моем случае собака, а кто кошка?

Золотарев, поняв, что майор соображать не в состоянии, тяжело вздохнул и пересел в свое кресло. Но унылое лицо товарища навело его на мысль, что теща всего лишь объект, на который можно переложить собственную вину.

— Что произошло, Олег? Тебя в очередной раз отлучили от тела или выгнали из дома? Так это не беда.

— И то и другое, — недвусмысленно отозвался майор.

В кабинет вошел Катышев и, тут же сообразив, что у старшего по званию коллеги возникли крупные неприятности, был готов принять участие в спасении товарища.

— Кажется, мужики, я влетел по полной программе.

Сбиваясь на хрипоту, а порой переходя на шепот, Фочкин рассказал, как теща не дала посмотреть бокс, как в кафе он встретил старого друга, как, отметив встречу, они помчались снимать ночных бабочек. И как муниципалы из отдела нравов районного отделения милиции обвели их, лохов, вокруг пальца, за что и были проучены и наказаны.

Майор замолчал, но и Золотарев и Катышев прекрасно понимали, что на этом вся комедия не закончилась, иначе не сидел бы перед ними товарищ в таком подавленном состоянии. Но понукать Фочкина на пересказ развязки никто не спешил.

Майор нехотя потянулся к бутылке и сделал глоток воды.

— Утром позвонил Серега Блинков и сообщил, что девицы написали на него «телегу». Якобы их пытались изнасиловать, а когда они позвали на помощь, мы с Блинковым оказали сопротивление сотрудникам милиции.

Золотарев негромко присвистнул:

— Вот суки, что творят! А я ведь говорил, что эти отделы нравов давно надо вывернуть наизнанку. Вся Москва знает, что они крышуют проституток.

— Теперь уж поздно выворачивать. — Катышев прошелся по кабинету и остановился рядом с Фочкиным. — Олег, а где теперь эта «телега» находится?

Фочкин пожал плечами:

— Наверное, там, в районном управлении, и находится. Разве что в отряд ОМОН, где служит Блинков, успели по телефону сообщить. Может, и Полуяров уже в курсе. Что делать-то, мужики?

— Что делать? Ты выговорешником, может, и отделаешься, а твоему дружку-омоновцу как пить дать — сухари сушить. Муниципалам и «нравственникам» на нем отыграться — только лишний повод, — успокоил товарища Золотарев.

Фочкин на выпад коллеги обижаться не стал. По крайней мере, ни для кого из обитателей этого кабинета не было новостью, что между сотрудниками местных отделов нравов и омоновцами давно существовали неприязнь и разногласия. Одни, лелея, курировали сексуальный бизнес, другие — регулярно проводили операции по зачистке ночных улиц и беспощадно разгоняли все известные места скопления ночных бабочек, лишая самозваных опекунов прибылей и выручек.

Милицейская война началась с первых дней перестройки, когда только-только стали появляться предприимчивые одиночки и складываться робкие и неопытные кооперативы любви. Но уже вскоре гости и жители столицы вдруг не только узнали, но и ощутили на себе, насколько многочислен, интернационален и многолик высокопрофессиональный коллектив работниц сексуального цеха. Многим «адвокатам» и «правозащитникам» стало понятно, что столь производительный и доходный бизнес нуждался в квалифицированной опеке, и поначалу роль профсоюзных кураторов взяли на себя криминальные авторитеты. Но воры в законе быстро поняли, что договариваться и ладить с женщинами, при этом соблюдая воровские понятия, очень сложно, а потому представили дамам выгодные льготы, переведя на полный хозрасчет и самофинансирование. Попросту говоря — отпустили на все четыре стороны.

Сексуальный бизнес прочно бы занял одно из ведущих мест, если бы не постоянно изменяющийся закон о борьбе с проституцией, раз за разом перекраиваемый центральными и местными законодателями. В одном случае с дамами легкого поведения должны были бороться постовые и участковые милиционеры, в другом — сексуальные сообщества предписывалось разгонять отрядам омоновцев, в третьем, по западному образцу, по всей России при районных управлениях милиции были созданы отделы нравов, на плечи которых и была переложена обязанность перевоспитания легкомысленных девиц. И, хотя очень скоро законодатели убедились, что ночные бабочки если еще не имеют дипломов о высшем образовании, то большинство из них в свободное от работы время активно посещают студенческие аудитории, и в правовом и нравственном плане они гораздо начитаннее и образованнее самих воспитателей. Но пробел в образовании для милиционеров помехой не стал. В умах прочно обосновалась мысль, что кухарки также имеют право на управление государством и производством. И, нисколько не жалуясь на судьбу, управление проститутками взяли на себя сотрудники отделов нравственности.

Катышев оставил шутку Золотарева на счет сухарей без внимания.

— Ничего тут нет удивительного. «Нравственники», вымарав рыло в пуху, сработали на опережение. Предположим, если бы Блинков рассказал, как его «кинули» муниципалы, то козлами отпущения оказались бы они сами.

Золотарев усмехнулся:

— Ты что же думаешь, Блинков стал бы писать заяву о том, как его надули, когда он решил воспользоваться услугами проституток?

— Я ничего не думаю. Я предлагаю план действий. Надо найти тех девиц и правдами и неправдами добиться, чтобы они забрали свое заявление.

Фочкин, закатив глаза к потолку, философски хмыкнул:

— Костя, допустим, ты смог организовать такое заявление, и теперь оно лежит в твоем сейфе. Разве ты бы с ним легко расстался?

— Смотря за сколько, — вставил Золотарев, но сам понял, что шутка оказалась неудачной.

Катышев склонился над столом Фочкина:

— Конечно, не отдал. Но пойми, Олег, это единственный выход. Нет заявления — нет дела. Бери Золотце, и сегодня же вечером езжайте, он же у нас непревзойденный специалист по женским сердцам.

— По женским сердцам, но не по проституткам!

Это большая разница! — наотрез отказался помогать коллеге Золотарев.

Фочкин, не поднимая головы, молчал.

— Ну хочешь, я с тобой поеду? — предложил Катышев.

— Ты? — На лице майора нарисовалось крайнее удивление. — Конечно, хочу!

Общим консилиумом решили, что ставить непосредственное начальство в известность о ночном инциденте пока преждевременно. А если заявление истцов ликвидировать все же не удастся, то полковник, а за ним и Князь сами узнают о происшествии. Поэтому вся надежда майора Фочкина была только на капитана Катышева.

4

План был до банальности прост. Когда Катышев по секрету поделился с Пичугиным, что вечером они с Фочкиным собираются посетить некоторые злачные места, Гриша не только согласился без разрешения полковника Полуярова покатать их на «Волге», но и предложил себя в главной роли. Уж очень ему хотелось самому пообщаться с одной из продажных женщин. По договору, вторую подругу снимает сам Катышев. Далее они везут девиц в закрома омоновца Блинкова, где и должен произойти откровенный разговор по душам. Методы воздействия на свидетельниц не оговаривали, полагая, что все будет зависеть от конкретной ситуации.

По дороге Фочкин боялся лишь одного: чтобы дотошные клиенты не опередили их и не увезли девиц в свои апартаменты.

Его тревога оправдалась лишь наполовину. Когда Гришина машина подрулила к заветной подворотне и хозяйка заведения, пообщавшись с Катышевым, вывела на тротуар оставшийся ассортимент, в ряду оказалась только коротко стриженная Ляля. В том же самом длиннополом пальто и в тех же черных в сеточку чулках. Фочкин тут же пояснил возбужденному Пичугину, какая из девиц им с Катышевым больше всего приглянулась.

— Только одну будем брать? Нас же трое, товарищ майор! — удивился Гриша. Но, сообразив, что пассажирам в данный момент вовсе не до шуток, покинул салон.

Пичугин развязной походкой продефилировал вдоль строя, не удостоив нужную Фочкину персону даже взглядом. И только возвращаясь обратно, он остановился около нее.

— Как дела? — простецки задал он самый дурацкий вопрос и поднес к лицу девушки огонек зажигалки. — Работаешь?

Фочкин начинал нервничать. Из окна машины ему было хорошо видно презрение к клиенту, которое отразилось на лице ночной бабочки. Проститутка, знающая себе цену, в конце концов, могла послать Гришу подальше и отказаться идти в машину. Такие, как она, практически никогда не бывают в простое и всегда востребованы клиентами

— Допустим, работаю. А тебе-то что? — По всему было видно, что клиент не производил на девушку никакого впечатления.

И Фочкин с Катышевым даже занервничали, зная, что по условиям «съемки» девица могла отказаться от первых двух клиентов. Но Гриша Пичугин уже вошел в роль, которая его все больше и больше увлекала.

— Тогда каким образом ты развлекаешься после работы? — осклабился Пичугин, довольный своей находчивостью и юмором.

— Мужик, у тебя с головой все в порядке? — с вызовом ответила девушка. — Ты вообще чего сюда приехал?

Операция была на грани срыва, и Катышев поспешил на выручку. Вынимая пачку банкнот, он направился к сутенерше. Проявляя опыт и познания в этом деле, он отсчитал три тысячи и галантно раскланялся, будто стоял не на грязной улице, а на светском балу.

— Мы эту красавицу в подарок товарищу берем. Ему сегодня тридцать лет исполняется.

Девица тут же сделала шаг назад:

— В тридевятое царство? Где еще тридцать тридцатилетних!..

Катышев улыбнулся: