Последнее место на земле

Старик легко махнул рукой и внимательно посмотрел на шляпу, которая всегда была неизменным атрибутом его появления. Он приподнял ее поближе к глазам и провел пальцами по мягкому фетру. Потом стал трогать, то потирая, то разминая, каждый ее сантиметр, словно эта шляпа вдруг стала центром Вселенной и самым важным событием для старика. Алексей тоже смотрел на шляпу, на то, как он ее перебирает и потирает. В какой-то момент ему тоже показалось, что это занятие как никогда гармонично и правильно именно сейчас.

— Завтра тебя убьют, — тихо сказал старик, не отрываясь от шляпы.

Алексей перевел взгляд на гостя.

— Откуда ты знаешь?

— Контейнер уже здесь, в этом здании.

— Откуда ты знаешь?

— Это неважно. Мое знание не фиксируется во времени.

— Ты — моя галлюцинация, — убежденно сказал Алексей.

В ответ гость только покачал головой.

— Хорошо, пусть нет, — тут же продолжил мужчина, махнув рукой, — пусть каким-то фантастическим необъяснимым образом ты настоящий. Даже пусть нет объяснения твоему появлению, и пусть это тоже будет нормально. И сейчас я разговариваю с тобой, как с частью реальности. Ответь мне — зачем ты здесь?

Старик закрыл глаза, выдохнул, вдохнул и посмотрел на Алексея:

— У меня к вам послание и предложение одновременно. Меня сюда, в эту камеру, притягивает не мое желание и не мой выбор, а ваша сила духа. Не чистота и убежденность, не безгрешность и что-либо, что вы можете про себя думать, а сила духа. С очень многими несгибаемыми людьми я встречался в концлагерях, в последнюю большую войну. Кто-то принял мое предложение, кто-то нет. Вы очень похожи на них. И не только на них. Но речь не об этом сейчас. Мое предложение звучит следующим образом: вы можете уйти из этой камеры прямо сейчас, сегодня. Ваше исчезновение будет классифицироваться как побег. Вас будут очень долго искать и не найдут. Через какое-то время вы сможете встретиться со своей семьей. У вас будет возможность провести остаток жизни в спокойствии и радости, в красивом месте. Месте, где вас никто не найдет и никто не сможет побеспокоить.

Старик замолчал.

Его голос, его уверенность, твердый тон не просто вселяли веру, а не давали даже возможности усомниться в том, что он знает, о чём говорит. Это звучало как правда. Это, несомненно, была правда.

— Кто ты?

— Я уже сказал. Я — посланник. В разные времена меня называли по-разному. Кому-то я являюсь в виде старика, к иным, коим нужно больше подтверждений, — в более презентабельном виде.

— С крыльями?

Старик добродушно засмеялся и ничего не ответил.

— А что если я откажусь?

— Завтра вас убьют. Это будет мучительная и не быстрая смерть. Вам придется пострадать.

— Если я соглашусь, то что дальше? Я проживу остаток жизни в счастье где-то далеко, где меня никто не сможет достать, но со своей семьей?

— Только с той частью, которая согласится разделить с вами эту радость.

— А остальные?

— Волю человека нельзя ломать. Каждый решает сам. Позвольте, я покажу.

Быстро вытянув руку вперед, старик коснулся открытой ладонью его груди. Алексей даже не успел отпрянуть. Даже не успел понять, что происходит. Мгновенно, выливаясь откуда-то из-за его спины и заполняя быстрой волной все пространство перед глазами заключенного, стирая темные тюремные стены и распространяясь вдаль, до необозримого горизонта, накатил бело-голубой прозрачный воздух. Теплый морской ветер полыхнул заключенному прямо в лицо и так сильно ударил в мозг, вырывая далекие воспоминания и моменты счастья, связанные с этим свежим воздухом, что у Алексея почти потемнело в глазах и закружилась голова.

Всё исчезло. Тюрьма, камера, нары, стена, возле которой он стоял, прислонившись плечом. Всё. От резкой смены окружающей картинки сознание не успело адаптироваться, и мужчина, словно потерявший опору человек, протягивая вперед руки и стараясь удержать тело в равновесии, медленно озирался и не мог поверить глазам. Вокруг него был дневной свет. Не яркий, не слепящий, но с непривычки такой пронзительный, что было почти больно смотреть. Рядом плескалось море с кристально прозрачной голубой водой. Наверное, море — ничего нельзя было сказать наверняка. Старик стоял недалеко, в нескольких метрах, сдержанно улыбаясь и все так же перебирая в руках шляпу.

— Это невозможно реально, — прошептал Алексей и начал ощупывать свою одежду.

Тюремная роба, грязная, хрустящая, противоестественная, легко мялась в его руках и создавала такой мучительный и болезненный диссонанс с этим местом, что даже старик почувствовал это и поморщился.

— Это реально. Вас сейчас нет в камере, — громко сказал он.

Алексей обернулся к старику:

— Кто ты вообще есть, что можешь вытворять такое?! — крикнул он и тут же, не дожидаясь ответа старика, снова начал озираться вокруг и ощупывать себя.

Всё стало другим: на цвет, на запах, на вкус. Всё жило, сияло, бурлило. Не было пропитанного истошным отчаянием тюремного запаха, не было давящих стен, не было бесконечно бдящих надзирателей. Это была свобода. Свобода в чистом ее виде. Настоящая. Такая ясная, простая, понятная. Она начала накатывать со всех сторон, закручиваясь, закручиваясь вокруг него в воронку. Звенящая, звенящая, простая свобода. Она поднималась, рвалась вверх, шумела вокруг своими завихрениями и почти физически проникала внутрь. Дребезжание воздуха. Звон. Почти помутнение сознания. От пьянящего воздуха реальной свободы. Вдох. Еще вдох… Еще… Алексей вскрикнул и ударил себя ладонью в грудь…

Всё отхлынуло.

Он пошатнулся.

Закрыл глаза, медленно вдохнул, потом открыл глаза и снова, уже спокойно, огляделся вокруг.

Это было невозможно красивое место. Они действительно стояли на берегу моря, на каком-то вдающемся в воду полуострове, покрытым белым поблескивающим на солнце песком, в окружении лазурной теплой воды. Вдали, за спиной старика, виднелись пальмы и широкие приземистые домики с тростниковыми крышами. Вокруг не было ни души.

Старик подошел ближе:

— Люди называют это панической атакой. То, что было сейчас с вами.

— Это не паническая атака, — покачал головой Алексей.

Старик присмотрелся:

— Да, верно.

Алексей опустился на колено и погрузил в песок растопыренные пальцы, прищурившись в удовольствии, провел под ним жадными ладонями и сгреб растекающиеся песчинки в охапку.

— Это не может быть видением, — прошептал он, замер… И вдруг, словно ребенок, осененный мыслью открытия какой-то грани бытия, поднял взгляд на старика и с тоном абсолютного счастья добавил: — Спасибо.

Видавший виды старик не ожидал. Он улыбнулся в ответ улыбкой везунчика, который мельком увидел падающую звезду, при этом успел загадать желание и забыл, какое слово нужно сказать.

Если бы не затхлая тюремная камера, которая ждала их там, где-то далеко-далеко, на другом конце земли, то это было бы идеальным моментом в истории дружбы этих таких непохожих людей.

Алексей встал и отряхнул ладони от песка.

Старик тут же повел рукой в сторону, указывая на другую, вклинивавшуюся в воду часть полуострова и на появившийся там тонкий силуэт.

Сначала заключенный не понял, на что указывает старик. Потом, прищурившись, он заметил человека, хотя казалось, что еще минуту назад там никого не было.

— Что? — не понимая спросил Алексей.

Фигура была вся в белом, длинные одежды легко развевались на нежном ветру, она походила на что-то мифическое и нереальное, случайно возникшее среди этой красоты. Старик продолжал молча указывать на силуэт и переводил взгляд то на него, то на Алексея.

— Что? — еще раз переспросил заключенный, но на этот раз уже надтреснувшим, дрожащим голосом.

Старик кивнул:

— Она сейчас спит и, когда проснется, будет думать, что ваша встреча — это всего лишь сон. Но это не так. Ее так же, как и вас в вашей камере, нет сейчас в ее кровати. Вы оба здесь.

Медленно осознавая происходящее, наполняясь этим мгновением и возможностью, Алексей менялся прямо на глазах старика. Он расправил плечи, вся фигура его расслабилась, и даже морщины почти разгладились. Он спокойно и расслабленно усмехнулся, запустил обе ладони в волосы, то ли расчесывая себя, то ли просто расправляясь до конца, и смотрел на женщину в белом не отрываясь.

— Сколько у меня времени?

— Немного. Но оно есть. Сейчас время будет измеряться не количеством минут или часов, а событиями. Если можно так выразиться.

— Можно, — словно эхом понимающе отозвался бывший заключенный и медленно пошел прочь от старика, в сторону одиноко стоящей фигуры.

Сделав несколько десятков шагов, он осознал, что ему очень тяжело ступать по текучему песку. Взглянув на ноги, Алексей вдруг подумал, что черные тяжелые ботинки смотрятся на белом песке как клякса битума на свадебном платье. Он засмеялся этой ассоциации, родившейся в голове, и, быстро стащив их один за другим, пошел дальше. Песок был теплый, почти горячий, каждое прикосновение к нему измученной стопы вызывало покалывающее почти забытое удовольствие.

Чем дальше мужчина уходил, тем явственнее проявлялись для него полуостров, небо, крики птиц и шум воды. Он шел к женщине и уже знал ответ, который даст старику. От этого каждая минута становилась весомее и значимее. Чтобы повернуть на мыс, нужно было пройти мимо деревянных широких домиков. Они манили своим умиротворением и уютом. Ему не хотелось смотреть, но глаза не слушались. Домики составляли небольшой островок среди песка на нескольких сотнях метров, между ними перетекали мощеные плиткой и окаймленные газонной травой дорожки, а низкие дощатые веранды приглашающе зазывали плетеными шезлонгами и деревянными круглыми столиками. За развевающимися белыми полотнищами ткани виднелись уютные светлые гостиные со столами, накрытыми завтраками и пухлыми глиняными чайниками. Возле самого близкого к Алексею домика стояла гигантская низкая чаша, наполненная водой, и в ней плавала похожая на утку птица, только маленькая. Рядом с чашей было плетеное кресло, а на его спинке висел длинный шарф. Он узнал его. И только тогда отвернулся.

Женщина не замечала идущего к ней человека, она стояла лицом к морю, уперев основание ладони в подбородок и сосредоточенно смотрела на воду. Алексей остановился. Так близко. Еще несколько часов назад было так далеко, а теперь вдруг стало так близко. На мгновение он забыл, как и почему оказался в тюрьме, забыл вчерашний бессмысленный суд и просто стоял и смотрел на ее спину. Женщина обернулась резко и неожиданно.

Пожав плечами, он протянул к ней открытую ладонь. Женщина прищурилась, провела рукой по глазам, подалась всем телом вперед, словно рассматривая облупившуюся штукатурку на старой стене и, помотав головой, так же резко отвернулась.

Алексей не выдержал и засмеялся. Она повернула в пол-оборота голову и прислушалась. Потом опять часто-часто помотала головой и уставилась на воду.

— Смешная, — прошептал он и непреодолимо захотел оказаться рядом. Прямо сразу. В эту же секунду. До ломоты во всем теле.

Гонимый одним только этим желанием, бывший заключенный сорвался с места и побежал. Их разделяли всего лишь несколько десятков метров. Женщина, стоя к нему спиной и пожирая округлившимися глазами пустоту перед собой, слышала эти гулкие песчаные удары шагов, отдающиеся в почву ритмичной вибрацией. Она боялась пошевелиться, боялась обернуться, боялась спугнуть мираж. Пусть это будет мираж, неважно. Лишь бы стоять вот так, с комом в горле, смотреть на воду, не видя воду, и осознавать, что он бежит к ней.

Мгновение.

Колыхнувшийся сзади воздух толкнул ее в спину и, обхватив, сжал тело, принеся вместе с собой сильные забытые мужские руки. Она узнала все: объятия, запах, движение. Перемешиваясь и хватая друг друга за шеи, головы, руки, они кое-как вывернулись и тыкались носами в лицо и губы, что-то вскрикивая и шепча. Она почти не открывала глаза, она наслаждалась им, как сухая земля дождем.

* * *

— Нам пора.

Старик стоял рядом и смотрел на Алексея.

Заключенный поднял голову.

Изо всех сил стараясь не дрогнуть ни одним мускулом лица, старик сильно сжал полы и так уже замученной шляпы.

— Нам пора возвращаться, — повторил он.

Алексей постарался улыбнуться:

— Не переживайте. Ведь вам не положено по статусу переживать.

— Ко всему привыкаешь. К возможности сопереживания тоже.

Проведя руками по лицу, словно стирая усталость, Алексей встал:

— Я готов.

Он осторожно высвободил руку из ладони жены, которая оставалась сидеть на песке и не отрываясь смотрела на мужа, и положил свою руку в карман.

— Не тяни, — попросил он.

Старик выставил вперед открытую ладонь и коснулся груди заключенного. Сразу же с легким, как и в прошлый раз, шумом из-за его спины стал накатывать темный тюремный воздух, сгущаясь перед его глазами и поглощая бескрайнюю вечернюю лазурь моря, чистоту неба и тростниковые домики со съеденными завтраками.

Они снова стояли в камере. Возле той же темной тюремной стены, под тем же самым крошечным окошком, друг напротив друга. Алексей то ли дохнул, то ли хохотнул и закрыл лицо ладонью. Постояв так какое-то время и стараясь собраться с мыслями, он снова взглянул на старика.

— Нужно сделать выбор, — попросил гость. Его взгляд был неумолим.

— А что если переговорный процесс принесет какой-то результат, и прямо завтра все изменится? — хватаясь за последнюю надежду, спросил Алексей.

— Переговоров не будет, — твердо качнул головой старик, — то, что вы видите — это не переговоры. Это игра.

— Я могу еще подумать?

— Да, вы можете думать вплоть до начала «мероприятия». Правда, не очень хотелось бы, чтобы вы исчезли прямо на глазах у надзирателей. Если вы пропадете ночью, то это одно, это просто побег. А вот если прямо во время убийства, то это уже другое. Желательно, чтобы событие не противоречило естественному ходу вещей.

Сделав паузу, старик немного склонил голову набок и присмотрелся к собеседнику:

— Но что-то мне подсказывает, что вы уже сделали свой выбор.

— Я не вижу для себя другого выхода.

— Он есть. Я его предлагаю.

— Я не хочу бросаться высокопарными словами и говорить, что жизнь — борьба, что нужно идти к своей цели и далее в таком же духе. Ваше предложение из разряда сверхъестественного, само ваше появление из разряда сверхъестественного, я до сих пор борюсь с мыслью, что это всего лишь видение. Но все так реально, что моему мозгу проще верить, чем нет. Поэтому я сейчас говорю с вами, как с настоящим.

— Я настоящий.

— Знаю. И это троекратно, а то и больше усиливает важность моего правильного выбора. Само ваше появление подтверждает не мою уникальность, а значимость события, которое мы все организовали. Все, к чему я стремился, все мои убеждения и мысли, которыми мне удалось заразить многих людей, с вашим появлением стали еще более значимыми и правильными. Стала видна осязаемая цель. Поэтому я не могу воспользоваться вашим предложением. Здесь нет человека, который нуждается в спокойной старости. Во мне нет этого человека.

Алексей развел руками и замолчал.

Старик закрыл глаза, глубоко вздохнул, потом медленно открыл их и посмотрел на шляпу. Заботливо, как у хрупкого бумажного кораблика, он расправил в ней полы и медленно провел пальцами почти по каждой трещинке. Потом отряхнул, промял на верхушке ложбинку и надел на голову, стараясь украдкой вытереть слезящиеся глаза.

Он посмотрел на Алексея. Открыто и просто. Как всегда это делал. И протянул руку вперед:

— Я рад. Спасибо.

Алексей пожал руку в ответ.

— Какой шанс, что я проснусь завтра утром и все, что вы говорили, окажется просто дурным сном?

— Никакого, — непосредственно и по-детски усмехнулся старик и, неожиданно смазавшись и качнувшись поплывшим силуэтом, вдруг исчез.