Норвежские каникулы

– Ты же сама сказала, что тебя здесь все устраивает, – возразила Алина. – И потом, ты же не раб на галерах. Тебя здесь насильно не держат. Всегда можно вернуться домой.

– В Москву, к родителям? Чтобы постоянно слушать их нравоучения и упреки? Я все не так делаю, я ни на что не способна, я не благодарная дочь. Тебя и Дашу родители поддерживают во всем, что вам нравится. А мои предки еще до рождения решили, что я во что бы то ни стала должна продолжить семейную династию и стать известным адвокатом. А поскольку я не оправдала их надежды, меня считают неудачной дочерью. Когда я решила выйти за Бьёрна, папа вообще перестал со мной разговаривать. Сказал, что не хочет меня знать, пока я не одумаюсь. Он беспокоился о своей политической карьере.

– А что твоя мама говорит?

– Она на отца чуть ли не молится. Во всем ему поддакивает. Особенно в вопросе о моей карьере. Ее отец ведь тоже в адвокатуре работал. У нас в роду по обеим линиям в нескольких поколениях были сплошные юристы. И вдруг на мне все закончится. Для родителей это удар ниже пояса. Ненавижу юриспруденцию.

– Зачем же ты поступала на юрфак? – удивилась Алина.

– Меня никто не спрашивал. Это было предопределено и не обсуждалось. А в семнадцать лет трудно понять, чего ты сама хочешь.

– А чем ты хотела бы заниматься? – спросила Алина и внутренне поморщилась. Все таки избежать участи жилетки ей не удастся.

– Я говорила. Фотографией.

– В чем же проблема? Занимайся фотографией. Кстати, я напишу статью о Норвегии. Можем поговорить с Дусей о публикации твоих фотографий в номере со статьей.

– Отлично! Подготовлю серию фоток о Норвегии. А то надоело просить позировать детей Бьёрна.

– А где сейчас дети твоего мужа.

– Они живут с матерью в городе Саннес. Это рядом со Ставангером. По нашим меркам Саннес – что-то вроде малоэтажного поселка, но для норвежцев – крупный город. На днях у них семейное торжество, все соберутся на острове. Их бабка с дедом по матери тоже живут на Хеллёйе, так что детишки, надеюсь, остановятся у них. Если бы дома был Бьёрн, то жили бы у нас. А так я сказала, что приедет моя подруга и займет одну из спален. Они скривились, но пережили. Дочь приезжала к нам на один день и вчера вечером вернулась в город. Бьёрн учил ее резать ягнят.

– Резать кого? – переспросила Алина.

– Она хочет стать фермершей, и ей нравится резать ягнят.

– Танюх, может, все-таки лучше жить с родителями в Москве, чем с такой родней?

– Родственники Бьёрна для меня самая большая проблема. У большинства норвежцев в сельской местности, как Хеллёй, много детей. У детей много своих детей и так далее. Поэтому на все праздники собирается толпа родителей, детей, внуков и правнуков, их жен и мужей. Я раньше начинала паниковать от такого количества норвегов в одном месте.

– На каком языке ты с ними общаешься?

– Я окончила языковые курсы и могу говорить на букмоле[4]. Правда, путаюсь с произношением некоторых гласных. То ли «ё», то ли «ю», то ли «у». Из-за одного неверного звука можно попасть в очень неудобное положение. Но, в целом, понимаю и говорю свободно. Проблема в том, что на букмоле говорят в Осло. В других регионах свои диалекты. Причем диалекты так различаются, что сами норвежцы часто плохо понимают друг друга. Например, у ставангерцев есть даже свой словарь. Я почти не понимаю ставангерский диалект. Когда пытаюсь на нем говорить, местные сразу переходят на английский. На английском в Норвегии говорят почти все.

– Расскажи подробнее, что тебя так напугало, – попросила Алина.

– Во время прошлой командировки Бьёрна поздно вечером мне показалось, что у дома кто-то ходит. Посмотрела в окно и заметила тень у стены, но не была уверена. А в следующий вечер в окне появилась физиономия. Ты не представляешь, какой она была жуткой. Нос крючком, глаза прищуренные, оскал как у маньяков из ужастиков. Я перепугалась, даже заорала. Рожа исчезла. Я позвонила соседу, Ойстену. Он приехал через пять минут, но на улице никого не было. В следующий вечер шел дождь, и земля была мокрой. В окне снова появилась та же морда. Я убежала в спальню и закрылась там. А утром нашла в грязи у дома отпечатки ног. Я опять позвала Ойстена, он посмотрел на следы и решил, что кто-то из соседей приходил, но не достучался до меня и заглядывал в окно, а мне в темноте померещился кошмар улицы Вязов.

– А почему они не допускают, что все было именно так, как ты рассказываешь?

– Никто не видит логики в таких действиях. Они не понимают, зачем кому-то меня преследовать. Я думаю, никто здесь не хочет признавать, что кто-то из них занимается такими отвратительными делами. До меня ведь все было спокойно. А тут я явилась и начинаю всех баламутить. Поэтому легче все свалить на мою истерию и сделать крайней меня. Проблема в том, что никто не видит логики в таких рисках.

– А если это не местные, а приезжий?

– Во-первых, на остров можно добраться только морем: на пароме или лодке. На пристани обязательно бы заметили подозрительного человека. Во-вторых, для приезжего возникает много сложностей: ему надо две недели где-то жить, что-то есть, не мелькать перед местными.

– Мог посторонний человек приплыл на лодке, а не на пароме?

– Зачем? Чтобы меня напугать? И потом Хеллёй – скалистый остров, здесь не так много мест, где легко сойти на берег. Большая часть берега – крутые скалы. Места, где можно безопасно высадиться, находятся вблизи жилых домов. Так что кто-нибудь бы заметил незнакомую лодку. Хотя, конечно, при желании все можно, но все равно риск остается.

– А ночью?

– Зачем ради меня рисковать и плыть на лодке ночью?

– Не знаю. – Алинуся задумалась. – Ты не интересовалась, где были дети Бьёрна, пока он в прошлый раз работал на платформе.

– Интересовалась. Марие была в Бергене, Марте тусовалась с друзьями в Нидерландах, а Микал уезжал на соревнования недалеко от Осло. Так что, ночные представления – это не их проделки.

– Давай, поднимемся на гору, посмотрим на остров сверху.

– Скоро совсем стемнеет. Бродить по скалам в лесу ночью опасно. Можно ноги переломать. Завтра сходим.

9

Татьяна разожгла огонь в металлической печке и села с бокалом вина на диван рядом с Алиной.

– Я все пытаюсь представить, как ты здесь одна по две недели живешь, и у меня не получается, – призналась Алинуся.

– Привыкла. Первое время было не по себе. Вздрагивала от каждого шороха. В половых досках на первом этаже щели. В них часто задувает ветер, а мне чудилось, что это скрипит под чьими-то ногами пол. Но в прошлый раз я слышала другие звуки. Это был не ветер. Кто-то ходил по дому.

Алина взяла с комода фотографию в деревянной рамке. На фото Татьяна в свадебном платье стояла рядом с мужем. Бьёрн был высоким крупным мужчиной, с коротко стрижеными волосами, голубыми глазами. Его сильные грубоватые руки нежно обнимали жену. Открытое лицо с крупными чертами выглядело добродушным. Рядом с мужем Татьяна казалась маленькой хрупкой девочкой.

– Кажется, я понимаю, что тебе в нем понравилось, – сказала Алинуся. – Возможно, я бы тоже ненадолго увлеклась, естественно, без переезда сюда.

– Было забавно, когда местные по очереди заходили в гости, чтобы посмотреть на меня. Как в зоопарке. А Бьёрн гордился.

– Ему есть, чем гордиться. Не каждому удается заполучить такую красотку, да еще и ту, которая ничего не требует. Он так и не позвонил тебе?

Татьяна не ответила. Она сидела, развернувшись лицом к окну. Ее широко раскрытые глаза, не моргая, смотрели поверх головы Алинуси. Алина повернулась в сторону, в которую глядела Татьяна, и замерла. Через оконное стекло на них смотрело лицо. Свет из комнаты хорошо освещал сморщенную желтую кожу, крючковатый нос, перекошенный рот, большой лысый череп. Алинуся не почувствовала, как в руке наклонился бокал, и тонкая струйка вина полилась на джинсы. Лицо в окне исчезло, а девушки, оцепенев от ужаса, продолжали смотреть в ночь. Алина очнулась первой. Она выключила свет, осторожно подошла к окну и посмотрела на улицу. Снаружи не было ни души. Алинуся схватила кочергу и выбежала из дома. Татьяна последовала за ней.

Остров утопал в темноте, только круг света от лампочки над входной дверью освещал площадку перед домом, да вдали у соседей светилось окно. Алина почувствовала, как на уши давит непривычная тишина. В таком безмолвии, казалось, шепот будет слышен на расстоянии в сотни метров.

– Кто здесь? – крикнула она негромко, чтобы хоть как-то нарушить пугающий покой. Звук собственного голоса немного успокоил ее. Алина прошла вдоль фасада и завернула за угол.

Площадка под основание дома была вырублена в скале. Со стороны задней стены и правого торца находились вертикальные сколы скальной породы, поэтому обойти строение вокруг было невозможно. Для этого пришлось бы забираться выше по склону. Рассмотреть склон позади дома не позволяла темнота.

– Надо хорошо замкнуть дверь, – сказала Алина, когда они вернулись домой.

– Я всегда ее хорошо замыкаю, но он все равно каким-то образом проникал внутрь.

Они подавленно молчали. Алина видела, как побледнело лицо подруги.

– По крайней мере, теперь мы знаем, что ты не сходишь с ума и не фантазируешь.

– Все равно никто не поверит, – прошептала Татьяна.

– Да, жаль, что я не успела снять его на мобильник, – сказала Алина, думая о новом посте в Инстаграме. – У твоего мужа есть оружие? – спросила она.

– Есть, в тамбуре у входа есть охотничье ружье. Но оно старое, кажется, сломано, не заряжено и стоит на всякий случай, если придется кого-то попугать. Новое ружье Бьёрн хранит в сейфе наверху. Я знаю код сейфа.

Они поднялись в хозяйскую спальню. Татьяна набрала на кодовом замке металлического ящика цифры и открыла дверь сейфа. Внутри вместе с документами лежала двустволка и коробки с патронами.

– Знаешь, как пользоваться? – Татьяна взяла ружье в руки.

– Стреляла в тире.

– Я тут подумала. Может быть, вместе ляжем? – смущенно предложила Татьяна. – Ружье-то одно.

– Я тоже об этом подумала. Будет не так страшно, – вздохнула Алина.

10

Тонкий серп растущей луны рассекал черное небо, тщетно пытаясь осветить притихшую землю. Окутанный темнотой лес, казалось, уснул и растворился в ночи. Но это было не так. Редкие звуки свидетельствовали о том, что под завесой мрака жизнь шла своим чередом. Где-то ухнула птица, тихо журчал ручей, полным ужаса человеческим голосом крикнула лиса. Олень вышел на тропу, на мгновение горделиво замер и легко прыгнул в сторону, исчезнув в темноте. Зверя вспугнул звук шагов. По невидимой тропе шел человек. Справа и слева от него в зарослях лежали огромные валуны. Ступить туда в темноте означало переломать кости, но темный силуэт двигался быстро и уверенно. Человек хорошо изучил тропу. Он мог пройти по ней с закрытыми глазами.

Добравшись дошел до верха склона, фигура остановилась. Дальше начинался спуск к морю, черная гладь которого сливалась с таким же черным небом. Засветился экран мобильного телефона, и тишину нарушил вибрирующий звук.

– Она была не одна, – раздался хриплый простуженный голос путника. – Другая меня тоже видела. Придется все отложить.

Человек постоял молча, прислонив телефон к уху.

– Я сказал, отложить, – продолжил он. – Сейчас рискованно. Мне надо убираться отсюда как можно быстрее. Когда ты будешь?

Снова повисла пауза, а затем он заговорил снова:

– Не позднее. Я буду ждать здесь, как договорились. Поторопитесь и не забудьте про деньги! Вся сумма. Не вздумайте, меня кинуть.

Экран погас, фигура продолжила движение в сторону берега.

11

После завтрака Алина предложила прогуляться по склону и проверить, не оставил ли ночной гость каких-нибудь следов. Татьяна взяла фотокамеру на случай, если они что-то найдут.

– Лучше все сфотографировать, а то потом опять ничего никому не докажешь, – сказала она.

– Это правильно, – кивнула Алина, натягивая белые кроссовки Прада.

– Это твои единственные кроссовки? – спросила Татьяна.

– Чем они тебе не нравятся?

– Мне они нравятся. Но после сегодняшней прогулки у тебя не будет кроссовок Прада. Подожди. – Татьяна сбегала наверх и вернулась с коробкой в руках.

– Вот, примерь. Это мои горные ботинки. Они новые.

Алинуся натянула ботинки и почувствовала, как пальцы уперлись в их носки. Ботинки были маловаты.

– Немного жмут, но терпеть можно, – сказала она. – Мы ведь не на Эльбрус идем.

Солнце начинало пригревать, но в тени холодный воздух бодрил, и на траве все еще лежала изморозь. Они побродили около дома, но не заметили следов вечернего гостя.

– Идем здесь мы ничего не найдем, – сказала Татьяна.

От дома в гору поднималась широкая грунтовая дорога. Выше на скалистой площадке дорога заканчивалась, и начинались две тропы, одна из которых вела через склон на противоположную сторону острова, другая – к вершине горы.

– Сначала идем к берегу на ту сторону Хеллёйа, потом возвращаемся сюда и поднимаемся на вершину, – решила Татьяна.

– Как скажешь, – с готовностью согласилась Алинуся.

Тропа поднималась вверх, вилась между корнями деревьев и огромными валунами, пробегала под упавшими стволами, через заросли кустарника, местами была достаточно крутой, пересекала ручьи. Обувь вскоре промокла и стала грязной. Алина не раз поблагодарила Татьяну за ботинки. На верху склона они остановились. Впереди сквозь ветки засверкала на солнце водная гладь, начинался спуск к небольшой бухте между двумя выступающими в море скалами. На берегу стоял белый дом красной крышей.

Спуск не занял много времени. Вблизи дом выглядел не таким уж и маленьким. Двухэтажный с деревянной террасой он смотрелся ухоженным. Было видно, что хозяева приложили немало усилий для создания уюта и комфорта. Отделанный камнем пирс вдавался в море. С пирса в воду спускалась металлическая лестница. Узкий пляж у дома был засыпан песком и мелкой галькой.

– Чья это красота? – спросила Алинуся.

– Одной пожилой пары. Бьёрн говорил, что они слишком стары, чтобы добираться сюда пешком по лесу через весь остров, поэтому бывают здесь, когда сын их привозит на катере. А это случается очень редко. Поэтому дом в основном стоит пустым. Я часто прихожу сюда летом. Это южная сторона острова, здесь больше солнца, можно искупаться или посидеть на берегу.

– Мило. – Алина принялась фотографировать на айфон бухту. Ей хотелось передать царившие здесь умиротворение и покой.

– У нас же камера. Давай, я сделаю фото на профессиональную камеру, – предложила Татьяна.

– В моем айфоне, думаю, камера не хуже. Но давай. Как мне лучше встать?

После короткой фотосессии, Алинуся сказала:

– Наши ребята, когда узнают, что я ездила к тебе в Норвегию, начнут требовать фотки. Давай, я тебя на фоне этой избушки щелкну. Скажем, что это твоя дачка. Не фотографировать же халупу Бьёрна.

– Как ты назвала наше семейное гнездышко? – Татьяна расхохоталась. Она села на ступеньки перед входом и комично подперла рукой подбородок.

Алина сделала несколько снимков, затем они устроились на скамейке на пирсе, подставляя лица солнцу и по-летнему теплому бризу.

– Жалко, что дом фермы стоит далеко от пляжа, – сказала Татьяна. – На этой стороне острова в пятидесяти метрах выше по склону начинается земля Бьёрна. Раньше фермой владел дед его бывшей жены. Дед был алкоголиком и по пьяни за бутылку уступил этот участок его нынешним хозяевам. Так что у Бьёрна много земли, но она не в самых хороших местах. С северной стороны, где находится дом, муж владеет длинным куском берега. Но берег там слишком каменистый, чтобы купаться.

– Можно же оборудовать там пляж.

– Стортинг[5] ужесточил законодательство. Теперь на берегу нельзя строить дома, даже камни нельзя перемещать. У них тут «зеленые» вовсю рулят.

– А как ферма оказалась у вас?

– Не у нас, а у мужа. Дед умер, и бывшая Бьёрна захотела сохранить ферму в семье. Бьёрн купил ее за несколько лет до развода.

– А ты что, как жена, никакого права на мужнино имущество не имеешь? Бьёрн ведь намного старше тебя, с чем ты останешься, если он умрет?

– Почему он должен умереть? – Татьяна насторожилась.

– Все когда-то умрут. Бьёрн старше тебя, значит, помрет раньше. – Алинуся удивилась, как остро Татьяна отреагировала на ее слова.

– При разводе делится только собственность, приобретенная в браке. В случае смерти мужа жена и дети наследуют его имущество. Жене достается одна четвертая часть. Но у нас с Бьёрном по умолчанию договоренность: мое – это мое, а его – это его и детей. Если у нас будут дети, то они станут наследниками. Но я пока не готова заводить с ним детей.