Балканский детектив

— Обычно в таких случаях говорят, что следователь был слишком молод и неопытен или, наоборот, собирался на пенсию и это было его последнее дело, но у меня нет таких оправданий. Наоборот, моя карьера была на пике. Мы как раз обезвредили банду сербов и перекрыли крупный канал трафика торговли людьми из Боснии, я возглавлял расследование, и мне досталась часть фанфар и восторга публики. Шеф мой в ту пору был уже не молод и не хотел никуда двигаться дальше, потому перевод и повышение предложили мне. И я принял это предложение и перешел в столичную полицию через пару месяцев. Но за это время и случилось исчезновение молодой девушки в нашем городке, Элены, дочери Ольги. Они приехали сюда лет пять до этих событий. Элена тогда была подростком, потом окончила школу и осталась в нашем городке, хотя вроде бы была не глупая и могла легко поступить в университет. Я не знаю, почему она не уехала, как многие ее одноклассники, может, не хотела оставлять мать одну, и пошла работать горничной в гостиницу при курорте, а однажды не вышла на смену. Потом выяснилось, что и дома в ту ночь она не ночевала, а значит пропала еще вечером.

— Ее так и не нашли?

— Не нашли, ни живой, ни мертвой. Разрабатывалось несколько версий. Курорт тогда был битком забит немецкими туристами, потому нашлись и такие люди в городе, которые намекали, что Элена занималась проституцией и попала на агрессивного клиента, а то и вовсе ее продали в бордель где-то в Германии. Плюс ходили слухи, что мать увезла ее от отца не просто так, он был садист и, возможно, расправился с дочерью, а другие говорили, что наоборот, что он был хорошим человеком, а истеричкой была Ольга, и Элена сбежала от нее к отцу. Вы же уже поняли, что у нас за городок: тут на сто людей двести сплетен. И была одна версия, вначале казавшаяся наиболее правдоподобной, что у нее был парень, и она сбежала с ним.

— Кто был этот парень?

— Это мы так и не выяснили. Но о парне говорила ее подруга, Габриэлла. Имени его она не знала, но была твердо уверена, что это кто-то из местных.

— Кто эта Габриэлла?

— Сейчас она хозяйка салона красоты. После исчезновения Элены она уволилась из гостиницы и вышла замуж за парня, с которым встречалась. Она многое недоговаривала, как мне тогда казалось, ну или пыталась сделать вид, что знает что-то, чего не знают остальные. Ольга сначала категорически отрицала то, что у дочери могли быть какие-то серьезные отношения. Но мы же знаем, что родители порой узнают обо всем последними. Помню, как она настаивала, что Элена всегда приходила со смены вовремя и ночевала только дома.

— А как же та, последняя ночь?

— Да, вот с этим вышла неувязка. Ольга в тот день рано легла спать и не дождалась дочь с работы, потому только утром обнаружила, что та не ночевала дома. Позвонила ей на работу, а там уже разыскивали ее. Элена была очень пунктуальная, и то, что она не пришла и никого не предупредила, вызвало у всех страшное удивление. Ее на работе любили и ценили, были страшно расстроены, помогали следствию и ничего не скрывали. Только это ничего не дало.

— А записи с камер вы смотрели? Ее шкафчик проверяли? Свидетелей опросили? — спросила я, сгорая от любопытства.

— Да вы просто как заправский детектив! — улыбнулся Шнайдер. — Мы все следственные действия тогда провели, но безрезультатно. Шкафчик ее был относительно пуст, никаких личных вещей там не было, висела только ее униформа. На записях было видно, как Элена вышла с работы одна, вовремя. И отправилась в сторону города. На автобус, которым добирались некоторые сотрудники, не села, никто ее не подвозил, хотя некоторые и предлагали. Но она категорически отказалась и сказала, что хочет пройтись пешком. Тогда было лето и было еще светло. Ее видели идущей по дороге в город, но домой она так и не дошла.

— А подруга Габриэлла с ней почему не ходила?

— У той уже завелся ухажер, и он забирал ее на мотоцикле. И хочу сказать, что Габриэлла своими показаниями сильно запутала следствие и больше навредила, чем помогла. Вначале она с диким упорством доказывала, что у Элены был парень, с которым было все очень серьезно. Настолько серьезно, что Элена собиралась бросить мать и уехать из города с ним. Потом наоборот начала говорить, что мы ее неправильно поняли и это был какой-то случайный знакомый и ничего серьезного у них не было. Мы только время с ней зря потеряли.

— Удивительно, как она из горничных стала хозяйкой салона? Ее родители ей помогли или парень?

— Нет, как раз родители у нее были никудышные. Отец был пьяница, замерз как-то в сугробе, мать тоже регулярно прикладывалась к бутылке, ее, правда, за это не осуждали, при таком-то муже понятно, что сама начнешь пить. Парень у Габриэллы из семьи хоть и порядочной и трудолюбивой, но тоже небогатой. Но как-то получилось у нее, не знаю. Я в то время уже тут не жил.

— Интересно было бы с ней поговорить об Элене, — сказала я, но Шнайдер возразил:

— Не думаю, что есть смысл бередить старые раны. Такие расспросы причиняют ее матери страдания. Раньше она искала дочь, дергала полицию, писала в газеты, даже не телевидение, потом смирилась и приняла тот факт, что ее дочь больше не вернется. Дело закрыто.

Я не совсем поняла, как мои расспросы Габриэллы могут причинить страдания Ольге. Да и с чего он взял, что Ольга смирилась, ей просто не оставили шансов найти дочь. Да и такое отношение полицейского, пускай и бывшего, к своему делу показалось мне странным. Что значит: не бередить старые раны, если девушка так и не нашлась. А если ее убили, то где тело? Кто убийца? Он ведь должен быть наказан.

Я решила во что бы то ни стало поговорить с Габриэллой. Но на следующий день в салоне ее не было. Были молоденькая девушка, которая стояла за креслом и стригла машинкой пожилого мужчину, и маникюрщица лет сорока, раскладывавшая свои инструменты в ожидании клиенток. Когда придет хозяйка и придет ли она сегодня, они не знали, единственный выход был записаться к ней на стрижку. Свободное время в записи оказалось на завтрашнее утро. Ну что ж, дождусь завтра, тогда и выясню.

Но утром Меланья перехватила меня, уже сильно опаздывающую, возле калитки. Ее прищуренные глаза в лучиках морщин смотрели с интересом, а рот улыбался сам по себе:

— Доброе утро! Куда это вы так рано?

— Вот решила сделать прическу.

— Прическу? — почему-то с удивлением спросила она. — Ой, не стоит настолько серьезно воспринимать наши стариковские посиделки в саду.

Я даже вначале не поняла, о чем она говорит. Потом до меня дошел смысл, и я рассмеялась:

— Нет, нет, что вы! Мне просто пора подстричься. К барбекю у вас это не имеет никакого отношения.

И оказалось, что такой ответ ей не понравился:

— Ну конечно, — протяжно сказала она, — мы, местные старики, не достойны даже вашей стрижки.

Я опешила от такого вывода и не знала, что сказать на это. Но тут раздался голос Симеона откуда-то со стороны их дома:

— Меланья, дорогая, где ты?

Меланья резко повернулась и, не попрощавшись, ушла в дом.

— И вот скажите мне на милость, что это было?

Оказалось, у нашего странного разговора был свидетель. У ворот стоял Шнайдер, опираясь на свою неизменную трость.

— Сама не знаю! — развела я руками. — Доброе утро и чао, мне надо торопиться, извините.

Как я ни старалась идти быстро, но к назначенному времени опоздала. Но и Габриэлла, которую я опознала по серьезным габаритам, вся затянутая в блестящее платье, в черном фартуке, из карманов которого торчали ножницы и расчески, была занята. Она разговаривала с кем-то по телефону. Обернувшись на мое приветствие, ответила кому-то в трубку: «Уже здесь». Со мной она поздоровалась коротко и, усадив меня в кресло, резко накинула на меня черную накидку. «Не очень хорошее начало», — подумала я.

— Как хотите подстричься?

— Так, как сейчас, только покороче, — ответила я.

Мыть мне голову хозяйка салона не стала, пару раз пшикнула водой из пульверизатора и защелкала ножницами. Про себя я молилась всем парикмахерским богам, чтобы мне не пришлось потом ходить в шапке. Я попробовала заговорить с Габриэллой о погоде, но та в ответ только угукала, никак не поддерживая разговор.

Это был полный провал моего такого, казалось, чудесного плана.

Потом она схватила фен и яростно начала сушить и укладывать мои несчастные волосы. Но оказалось, что Габриэлла таки — профессионал своего дела. Из зеркала на меня смотрела обновленная, даже слегка помолодевшая я. И мне настолько понравилось увиденное, что я, забыв обо всем, сердечно ее поблагодарила, на что грозная Габриэлла немного растаяла и, улыбнувшись в ответ, сказала:

— Пожалуйста, и приходите еще!

И тут я вспомнила, что же хотела от нее на самом деле:

— Извините, я бы хотела с вами поговорить об одном давнем деле.

Улыбка сразу же сползла с ее густо накрашенных пухлых губ.

— Двадцать евро, — ответила она мне и выбила чек.

Я рассчиталась и вышла. Растерянно стоя на улице с новой прической, я думала, что же делать дальше, когда меня окликнули:

— Извините, нас не представили, но я знаю, кто вы.

Это была Ольга.

— Я знаю, зачем вы приходили к Габриэлле. Но она не будет разговаривать с вами о моей дочери. Я много раз пыталась узнать у нее правду, но все бесполезно.

— Это я поняла. Но я не поняла, как она догадалась, что я хотела у нее спросить.

— Я думаю, ее кто-то предупредил.

— Она кого-то боится?

— Не знаю. Со мной она тоже не хочет говорить об этом. Особенно после того, как я нашла подтверждение ее словам.

— Словам о парне?

— Да. Не знаю, насколько это парень. У меня сложилось впечатление, что это был, скорее, взрослый мужчина, возможно, женатый.

Я с удивлением посмотрела на Ольгу:

— А в полицию вы сообщили? И как вы узнали?

— Я нашла письма от него. Вернее, одно письмо и несколько записок, в которых он звал Элену на свидания. И нет, официально не сообщила. Когда я нашла их, то дело моей дочери уже никому не было интересно.

— Может, стоит рассказать Шнайдеру? — предложила я.

— Он в курсе этих писем, — коротко ответила Ольга.

Мы попрощались и разошлись в разные стороны. В этот момент я увидела, что Габриэлла все это время стояла у окна и наблюдала из своего салона за нами.

Глава 5. Ужасная находка

Шнайдер постучал мне в окно кухни, а я в ответ махнула в сторону входной двери, показывая, что он может зайти.

— Вы что, не закрываете дверь? Зря! — удивился он и, не дожидаясь моего ответа, спросил. — Вы слышали новость?

— Какую? Я сегодня даже радио не включала и никуда не выходила.

— Закончились дожди, и собственники гостиницы решили продолжить стройку. Обнаружились человеческие останки в котловане. Я узнал, что это женщина, и хотя и не верю в подобные совпадения, и боюсь думать, но возможно, это Элена.

— Почему вы так решили?

— Много лет никто о ней не вспоминал, а тут приехали вы, и все как-то разом начали говорить о ней. Это не случайно, понимаете? Вот вчера, к примеру, я столкнулся с Меланьей Петриковой, и даже она ни с того ни с сего заговорила об Элене.

— Почему вы говорите «даже она»?

— Понимаете, у них вообще не было никаких точек соприкосновения. Меланья не работала на курорте, не дружила ни с Эленой в силу разницы в возрасте, ни с ее матерью из-за разницы в менталитете. И ее, когда Элена пропала, вовсе не было в городе, она лежала в больнице в столице.

— В больнице? А что с ней случилось тогда?

— Да вот, попала в аварию по дороге в столицу, довольно сильно разбила машину, хорошо, что сама больше испугалась, чем пострадала. Она после этого больше не смогла сесть за руль, так это на нее повлияло.

— А как другой участник аварии? Сильно пострадал?

— Другого участника не было. Она просто не справилась с управлением на крутом повороте и врезалась в дерево. Когда она вернулась в город, то все разговоры о Элене уже стихли, потому что большинство было уверено, что она сбежала с мнимым «женихом». Симеон Петриков тогда ходил черный от переживаний за жену. У них же ничего нет, кроме друг друга, как у любой бездетной пары, так что могу только себе представить, как он испугался, что ее потеряет.

— Между прочим, я встретила Габриэллу в супермаркете. Она шла мне навстречу между рядами с оливковым маслом и соусами, но, увидев меня издалека, не притворяясь, будто что-то забыла и вдруг вспомнила, просто резко развернулась и ушла, чтобы не столкнуться со мной.

Шнайдер уже предупреждал меня, что все в городе в курсе, что я расспрашиваю о деле Элены, но клялся, что эти слухи пошли не от него и не от Ольги.

— Вам только кажется, что вам тут рады, — сказал он с грустью, — мало того, что вы не такая, как они, вы еще и начали расспрашивать всех о том, о чем большинство предпочло бы забыть.

— Почему забыть? Они все знают, кто убийца?

Шнайдер покачал головой:

— Может, знают, может, нет, но точно хотят, чтобы другие этого не знали.

Это действительно оказались останки Элены. Вечером уже весь городок говорил об этом.

Глава 6. Кто убийца

Погода была как в старом фильме-нуар: опять зарядил мелкий противный дождь. Как я могла не учесть эту особенность погоды, переезжая ближе к горам. Привыкнув за пять лет к жизни на теплом море, где и дождь, и снег — редкость, теперь вспоминала, как это, когда и мокро, и холодно, а ведь еще предстоит пережить зиму.

Хотя я не собиралась так рано начинать топить в доме, но пришлось. Мне так давно не было неуютно, хотя я натянула на себя столько вещей, что была похожа на капусту. Раньше в сарайчике за домом я видела немного дров, оставшихся еще от предыдущих хозяев. Собираясь в свою экспедицию за ними, я нашла резиновые сапоги в чулане.

«Мама дорогая! — пронеслось у меня в голове. — Что я наделала! Я же теперь круглый год буду носить резиновые сапоги, ну кроме зимы, когда придется носить валенки!»

Набрав пару поленьев и в другую руку мелких палочек для растопки, оказавшихся в старом железном ведре, я двинулась в обратный путь к дому. Дождь усилился, и я, рискуя упустить дрова, начала натягивать свободной рукой капюшон на голову, чтобы хоть как-то меньше промокнуть. И пока я выполняла все эти движения, зачем-то продолжая стоять под дождем, нет чтобы быстрее бежать к спасительному теплу дома, как увидела, что по тропинке к дому Петриковых кто-то шел.

Человек этот, не понятно, мужчина или женщина, был в чем-то темном, может, куртке или коротком плаще, лица не видно: на голове — капюшон. Я не смогла его узнать, но это точно был не Шнайдер, потому что хотя человек шел медленно, но палочкой не пользовался. И это не был Симеон Петриков, у него походка легче и пружинистей, и точно это не была Меланья, она, пожалуй, раза в полтора меньше вечернего визитера. Я проводила человека глазами до того момента, пока он не повернул за угол дома, явно собираясь постучать во входную дверь. Стоять на улице не было уже вообще никакого смысла, да и дрова могли намокнуть.

Печка долго не хотела разжигаться. Я проверила тягу, нарвала бумажек из своих черновиков и, конечно, дула что есть силы, пока в глазах не потемнело. Когда я разогнулась, наконец победив ее, то увидела, как через сад возвращается тот же человек. Только теперь мне было видно еще хуже: я же была в освещенной кухне, а он на улице, где уже было совершенно темно, да еще и капли дождя на стекле не давали хоть что-то толком рассмотреть.

Я уже забыла и о нем, пока готовила себе ужин, а теперь, наслаждаясь теплом от печки, смотрела детектив, как вдруг откуда-то с улицы, а точнее было определить тяжело, раздался громкий женский визг.

Подскочив, я бросилась к окну и, ничего, естественно, не увидев, к двери. Распахнув ее, я буквально налетела на Меланью, которая ужасная, с перекошенным ртом, в мокром расстегнутом пальто, с развевавшимися полами, буквально свалилась мне на руки:

— Ааааааа! Он там! Он… он… он убит! Аааааааа! — кричала она бессвязно. Я еле смогла втащить ее вовнутрь, потому что, несмотря на всю свою миниатюрность, она как-то разом потяжелела и стала больше себя прежней. С трудом усадив ее на стул, я бросилась наливать ей воду. Взяв стакан, я с ужасом увидела, что руки мои перепачканы чем-то красным. В растерянности я обернулась к Меланье. Она сидела, повалившись боком на спинку стула, и ее пальто, обычно коричневое, было мокрое до черноты и что-то красное капало с него на пол.

Шнайдер пришел так быстро как мог. Я позвонила ему, а только потом в полицию. Наша соседка все так же сидела безучастная на стуле и смотрела в одну точку перед собой.

— Может быть, надо вызвать скорую? — спросила я его, пока мы вместе дожидались полицейских у меня на кухне.

Уже было понятно, что что-то страшное случилось с Симеоном, и надо будет помочь Меланье пережить это.

— Вот сейчас у них и спросим, — сказал Шнайдер, вглядываясь в дождь и темноту через приоткрытую дверь, — идут.

Полицейских было двое: совсем молоденькая девушка, пышечка небольшого роста, синяя уже по-осеннему теплая форма делала ее еще ниже и полнее, и мужчина лет сорока с усталым скучным лицом человека, которому служба успела надоесть, но делать нечего, надо тянуть свою лямку. Увидев Шнайдера, он оживился:

— Шеф, это вы? Это я, Милош, помните, был у вас на практике после полицейской школы.

— Да, Милош! Как же, как же, узнал! Как ты? Как служба? — Шнайдер пожал полицейскому руку, но мне показалось, что никого он не узнал.

— А вы что тут делаете?

— Меня позвала соседка. Это к ней в дом прибежала госпожа Петрикова.

И мы все разом вспомнили, что Меланья тут, и как по команде обернулись в ее сторону. Но она будто и не слышала нас, сидела такая же отстраненная в мокром от крови пальто. Под стулом натекла уже изрядная лужа дождевой воды, перемешанной с кровью несчастного Симеона, руки свои, как в перчатках, она держала на коленях, повернув ладонями вверх.