«Вошел Рясной с двумя оперативниками.
— Вам чего? — спросил Николай.
— Мы из домоуправления, в квартире под вами протечка потолка. Надо проверить ванную и кухню.
Трое прошли в прихожую, в раскрытую дверь комнаты увидели незнакомого человека без пиджака и какой-то странный предмет, вроде дамского корсажа на столе.
— А вы кто будете? — спросил Рясной.
Крно сначала побледнел, а потом лицо его залил багрянец. Он что-то невнятное пробормотал. Глазки забегали по треугольнику: часы, хозяин, гости.
— Предъявите ваши документы.
— Какое вы имеете право. Вы что, милиция? — артистически запротестовал Кузнецов. — Ваше дело найти причину протечки, вот и ищите ее.
— Никакой протечки нет, это предлог. Я начальник уголовного розыска района Семенов. К нам поступил сигнал, что в доме скрывается опасный преступник. Мы проверяем все квартиры подряд, так что попрошу вашего гостя предъявить документы.
Словак растерялся. Меж тем один из оперативников уже расстегивал кармашки пояса и, словно знаменитый фокусник Эмиль Кио, извлекал из них одну пару часов за другой.
Между тем Николай, продолжая играть, прилег на кровать, поудобнее пристроив ногу.
— Я дипломат, — заявил Крно и трясущимися руками протянул Рясному свою аккредитационную карточку.
— В таком случае, — заявил псевдомилиционер, бросив взгляд на груду часов, — я должен сообщить о вашем задержании в наркомат иностранных дел.
Он поднял трубку и стал наугад вращать диск. Крно схватил его за руку.
— Не надо!
Кузнецов вмешался:
— Мужики, кончайте базарить, сейчас ко мне врач придет.
Я его очень жду…
Заикаясь, весь вспотев, Крно стал умолять:
— Пожалуйста, не надо никуда звонить. Здесь целое состояние, — указал он пальцем на «патронташи» с часами, — забирайте хоть все.
По знаку Рясного оперативники вышли, но один из них перед этим вынул из-под плаща фотоаппарат ФЭД и сделал несколько снимков. Уже все поняв, Крно окончательно сник.
— Часики нам не нужны, — ответил Рясной. — Но договориться можно.
Крно молча кивнул. Он был на все согласен. Вербовка состоялась. О сотрудничестве, его условиях, формах связи договорились быстро…»
Следующая встреча с дипломатом произошла на другой конспиративной квартире неподалеку от «Шарика», как ласково называли москвичи завод шарикоподшипников, через три дня.
Боясь разоблачения, Крно принес чекистам даже посольские шифры. В дальнейшем он доставлял множество секретных и важных документов, которые тут же переснимали специалисты. Кроме того, словак также сообщал сведения, которыми с ним делились в германском посольстве, поскольку он был не только их союзник, но и агент-осведомитель абвера. Больше того, вся партия контрабандного товара была конфискована.
Часов было так много, что руководство контрразведывательных подразделений Лубянки в лице начальника 2-го управления НКГБ СССР Петра Васильевича Федотова использовало их в качестве подарочного фонда. Не исключено, что карманные швейцарские часы получил в качестве награды за проведенную операцию и сам Николай Иванович Кузнецов. Не эти ли часы находятся сегодня в музее ДВКР ФСБ РФ, которые на Ровенщине подарил автору его родственник? Они являлись экспонатом местного краеведческого музея в городе Сарны, разоренного с приходом к власти националистов в «Незалежной». Часы передала моему шурину жена партизана из отряда «Победители», который был часовым мастером, взявшим их у Николая Ивановича Кузнецова, чтобы отремонтировать. Видно, партизан и Кузнецов больше не встретились.
Словак Крно познакомил Рудольфа Вильгельмовича Шмидта с личным камердинером немецкого посла Генрихом Флегелем — агентом Главного управления имперской безопасности (РСХА) и его молодой супругой, обрусевшей немкой Ирмой, на которой тот недавно женился. Она была подданной СССР. После официального брака Ирма Флегель вышла из советского гражданства и подлежала обязательной высылке из Москвы в месячный срок. Такое обстоятельство не входило в планы камердинера и Руди Шмидта, а также его руководства на Лубянке. Через наркоматы иностранных дел и органов госбезопасности эту проблему удалось положительно разрешить, что позволило в дальнейшем установить более дружественные отношения Шмидта с Генрихом и Ирмой Флегель.
Кузнецов понимал, что он Флегелю нужен в качестве кандидата на вербовку, поэтому шел ему навстречу, часто искусно подыгрывая. С его-то психологической подготовкой и обаянием нетрудно было выстраивать удобные обеим сторонам диалоги. Когда наш разведчик проявил интерес познакомиться с апартаментами посла, Генрих во время отъезда Шуленбурга показал ему кабинет и квартиру главного дипломата Третьего рейха. «Колонист» передал капитану Ряс-ному сообщение с планировкой квартиры посла. Вскоре в агентурном отчете Шмидт информировал:
«Колонист» принимал участие в операциях по перехвату немецкой дипломатической почты, так как дипкурьеры из Германии постоянно останавливались в гостиницах «Метрополь» и «Националь», но редко в посольстве Германии. Именно Кузнецов сообщал своему руководству о паузах в сроках отправки дипломатической почты в Берлин для эффективности и надежности работы сотрудников оперативно-технического отдела НКВД и НКГБ СССР.
Как утверждал Л.Ф. Райхман — напрямую нашей контрразведке стало известно о готовящемся нападении Германии на СССР уже в марте 1941 года — в определенной мере благодаря усилиям «Колониста». Конечно, сотрудники из разведывательного управления могли знать об этом еще раньше — агентура в Берлине работала активно и четко с немецкой пунктуальностью.
И вот тогда Райхман с начальником немецкого отдела Тимофеевым составили докладную записку на имя Сталина и передали ее руководителю Главного управления контрразведки НКГБ Федотову. Тот пошел к наркому госбезопасности Всеволоду Николаевичу Меркулову. Вернулся расстроенный и огорченный. Нарком докладную не подписал — боялся волновать вождя. Наверху подобные сообщения принимались с раздражением. Сталин недолюбливал Меркулова за трусость и нерешительность.
В феврале — марте 1941 года Ирма сообщила Шмидту, что в подвале посольства в большой спешке массово сжигают документы, а ряд сотрудников посольства готовятся к отъезду вместе с семьями и имуществом. Для получения оперативной информации «Колонист» вел интенсивные контакты с иностранцами: горничной посла Норвегии, немкой по национальности, секретарем ВАТ Японии Сасаки, представителями немецкого посольства — Шредером, Флегелем, Баумбахом, сотрудником шведской авиакомпании Левенгагеном, венгерским подданным Шварце и др.
В ходе разработки комбинации «Туристы» «Колонист» был внедрен в близкое окружение немецкой супружеской пары Борк, занимающейся шпионажем против Советского Союза. Через супругу немца Розу Борк он выяснил близкие связи ее семьи с целью выхода на их единомышленников или возможную среди этих связей «борковскую» агентуру. «Колонисту» ради оперативных интересов пришлось обольстить домохозяйку иранского посла, который был тесно связан с гитлеровской дипломатией и находился в дружественных отношениях с военным атташе Германии, абверовцем генерал-лейтенантом Эрнстом Кестрингом.
Но вернемся к личности Генриха Флегеля. Он, как потом выяснилось, вел наблюдение за поведением «политически малонадежного» человека для гитлеровского рейха. Им являлся, как ни странно, посол Германии в Москве граф Вернер фон дер Шуленбург. Флегель постоянно проживал в доме посла и был в курсе многих событий, касающихся советско-германских отношений. Генрих понял, что москвича Рудольфа Шмидта надо обработать в нацистском духе и в дальнейшем осуществить его вербовку. Именно на почве «любви» к немецкой родине «испытателя-летчика» возникли у них доверительные отношения.
Флегель всякий раз просвещал нового советского «друга», что у Гитлера еще с 1920-х годов была заветная мечта осуществить поход на восток ради расширения жизненного пространства Германии. Ему нужна была на первых порах исключительно европейская обустроенная территория СССР. Захват сырьевых и других природных ресурсов Урала, Сибири и Дальнего Востока он откладывал на потом — после блицкрига. И он верил в свою фантастическую мечту, несмотря на отсутствие глубокой информации военного, политического и экономического характера. К тому же у него был крайне низкий образовательный уровень для того, чтобы стать военным стратегом — полководцем. Несмотря на это, он не прекращал вынашивать идею крестового похода против большевизма. И все же основным носителем и исполнителем планов фюрера по подготовке нападения на Советский Союз был абвер, против которого в то тревожное предвоенное время активно работал «Колонист».
Для получения разведданных абвером использовались как легальные каналы: экономическое сотрудничество, внешняя торговля, дипломатические отношения, так и секретная информация глубинного залегания — сейфовая. Она добывалась исключительно агентурным путем. Для этого были причины — легальный источник иссяк: прекратились контакты между рейхсвером и РККА, свернулось военно-техническое сотрудничество, прекратилась практика выставок вооружений и т. д. К приходу Гитлера к власти чрезвычайно осложнилось ведение агентурной разведки — чекисты стали массово разорять гнезда резидентур немецкой разведки…
Операция по «Кесарю»
Разведка против СССР активизировалась после подписания 25 ноября 1936 года Антикоминтерновского пакта и последовавшего вскоре секретного соглашения между разведслужбами Германии и Японии…
Военно-дипломатическая — разведывательная служба Эрнста Кестринга в советский предвоенный период отмечена особой активностью в связи с хитросплетениями в самой Германии. Нацисты рвались к власти. Но время с 1931 по 1933 год, когда он служил военным атташе в Москве, было относительно спокойным — доживали правители старой Германии. Это был период правления двух в прошлом генералов — угасающего президента страны Пауля фон Гинденбурга и энергичного рейхсканцлера Курта фон Шлейхера. Как известно, вскоре наступило резкое изменение внутриполитической обстановки.
30 января 1933 года президент Германии Гинденбург принял отставку Шлейхера. Он, естественно, поддался уговорам своих советников, пропитанных духом нацизма, ведущих представителей деловых и политических кругов, а также специалистов, умеющих держать нос по ветру, чувствуя приближение новых хозяев страны. В такой обстановке он назначил Адольфа Гитлера на должность рейхсканцлера.
Фактически генерал Шлейхер был смещен со своего поста и затем по приказу Гитлера застрелен во время операции «Ночь длинных ножей» вместе с женой Элизабет. Трупы родителей на вилле Шлейхеров в Нойбабельсберге обнаружила их шестнадцатилетняя дочь. Как призналась потом повариха, она привела к Шлейхеру двух мужчин в штатском. Один из них спросил: «Вы генерал фон Шлейхер?» Услышав утвердительный ответ, они оба выстрелили: сначала в Шлейхера, а затем — в его жену, выбежавшую на звук выстрелов. Это был политический почерк Гитлера, скоро в одночасье ставшего руководителем германской нации и превратившего Германию в Третий рейх.
Окончательный приход Гитлера к власти завершился в августе 1934 года, когда скончался президент Гинденбург. Гитлер тут же объединил должности канцлера и президента страны и стал фюрером (вождем) всей Германии. Думается, новая власть присматривалась к лояльности старого чиновничества и постепенно меняла кадры.
31 марта 1933 года полковника Кестринга уволили с действительной службы, правда, с присвоением звания генерал-майора. По существу, его вывели в резерв. Молодой генерал, военный дипломат, выходец из России, прекрасно владеющий языком будущего военного противника, недолго находился в отставке. Конечно, его поведение, взгляды, окружение тщательно изучали спецслужбы. Руководитель МИД Германии с 1932 по 1938 год Константин фон Нейрат дал кадровому аппарату абвера и гестапо положительную профессиональную и политическую характеристику на этого военного дипломата.
1 августа 1935 года генерал-майора Кестринга новые власти вернули в действующую армию. Его снова направили военным атташе в Москву, где он вскоре получил звание генерал-лейтенанта, а затем и генерала кавалерии. Служил в Москве до начала войны, одновременно находясь в резерве фюрера. Видно, Берлин заметил его активность, напористость, деловитость и главное — эффективную наступательность в работе. Внешне это был человек чуть выше среднего роста, сухощавый, горбоносый, бледнолицый, с узким лицом. А вот как охарактеризовало германского военного атташе руководство 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР:
«Кестринг в совершенстве владеет русским языком. При малейшем удобном случае старается войти в доверие к людям. Одновременно в нем проглядывается опытный и хитрый человек, приехавший со спецзаданием от разведки. Он обладает огромным запасом тактических приемов при общении. Весьма существенной особенностью в поведении Кестринга является факт использования им для получения информации случайных источников, что особенно часто практиковалось им при выездах за город, совершении больших туристических поездок и др. В каждом таком случае Кестринг путем личного наблюдения, бесед с местным населением составляет обширные обзоры, доклады и прочее о положении населения, новостройках и т. п.»
Контрразведчики знали, что он является не только кадровым военным разведчиком, но и резидентом абвера. Поэтому все передвижения и контакты генерала Кестринга и его подопечных отслеживались по оперативным сводкам наружной разведки советских органов госбезопасности. В них он проходил под кодовым названием «Кесарь». У оперативников создалось впечатление, что он боится «колпака», если начнет заниматься ведением углубленной нелегальной работы с использованием личных конспиративных встреч с агентурой и кандидатами на вербовку.
Только поэтому основные усилия абверовец сосредоточил на ведении легальной разведывательной работы. Он был любителем устраивать в своем знатном особняке приемы с приглашением различных дипломатических миссий, которые охотно делились с ним добытой информацией о Советском Союзе.
Однако надо признать, что возможностей для ведения активной разведывательной работы внутри нашей страны у немецкой разведки было не так много. Чем это объяснялось?
Во-первых, жесточайшим контрразведывательным режимом, установившимся на территории СССР в 1930-е годы.
Во-вторых, что бы кто ни говорил, вопросы соблюдения политической бдительности прививались населению начиная с пионерского возраста.
В-третьих, влиянием на советских граждан процесса репрессий в поиске «врагов народа».
С немцами, приведшими к власти нациста Гитлера, в этот период осторожничали при встречах. Вступить в контакт с чужеземцем в те годы отваживался далеко не каждый.
Только поэтому германские спецслужбы сделали основную ставку на легальную разведку с позиций дипломатических представительств своей страны в Советском Союзе. Центрами проведения шпионажа в разных формах стали посольство Германии в Москве, а также консульства в Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Харькове, Одессе, Новосибирске и Владивостоке. Под прикрытием дипломатических должностей типа атташе, советников, секретарей, экспертов вьюнами крутились в российских просторах целые стаи немецких разведчиков, знающих, что руководители фатерланда готовят народ для захвата восточных территорий. Вот они и пытались их освоить по-своему. Надо отметить, что все они, как и Кестринг, не были новичками в этом щепетильном деле.
Однако на этих вьюнов были снасти — верши у рыбаков на Лубянке. Многие устремления германских дипломатов-разведчиков и в первую очередь генерала Эрнста Кестринга перехватывались чекистами на местах его пребывания и докладывались в ГУГБ НКВД.
Вместе с военным атташе генералом Кестрингом в особняке работали старшие офицеры: авиационный атташе — полковник Ашенбреннер и морской — капитан 1-го ранга Баумбах, а также его первый помощник полковник Кребс. Последний периодически информировал своего шефа о проделанной работе. С другой стороны, наши сотрудники были нацелены на результативное противостояние сотрудникам абвера, работающим с легальных позиций, выявлять немецкую агентуру и проникать в разведывательную сеть германской разведки.
Вместе с майором Василием Степановичем Рясным в операциях по борьбе с немецкими разведчиками и их агентурой принимал участие и майор Леонид Федорович (Элизар Файтелевич) Райхман, который с 1939 года курировал среди прочего специального агента госбезопасности — Николая Ивановича Кузнецова — «Колониста», занимающегося оперативной разработкой иностранных дипломатов. Кстати, второй женой Райхмана была прима-балерина Большого театра, народная артистка СССР Ольга Лепешинская, через которую Н.И. Кузнецов находил каналы вхождения в артистический мир столицы. Немцы тоже ориентировались на знакомство с артистической богемой на разных тусовках, понимая, что среди творческой интеллигенции могут быть ее связи с секретоносителями из числа военных и чекистов.
Райхман дважды был арестовыван по обвинению в участии в репрессиях. После освобождения из заключения в 1953 году к жене не вернулся. 4 апреля 2003 года Главная военная прокуратура отказала в его реабилитации. К слову, последним мужем Ольги Лепешинской был генерал армии, член Ставки ВГК, фаворит Сталина, начальник Генерального штаба ВС СССР в 1945–1946 годах Алексей Иннокентьевич Антонов (1896–1962).
Вот как описывал в своем служебном отчете действия Кестринга, путешествующего по железной дороге, один из секретных сотрудников органов госбезопасности, ставший под видом журналиста «случайным попутчиком» военного атташе:
«Генерал Кестринг — человек умный, хитрый, чрезвычайно наблюдательный и обладающий хорошей памятью. По-видимому, он от природы общителен, но общительность и разговорчивость искусственно им усиливаются и служат особым видом прикрытия, чтобы усыпить бдительность собеседника. Он задает не один, а десятки вопросов самых разнообразных, чтобы скрыть между ними те два или три единственно существенных для него вопроса, ради которых он и затевает разговор.
Он прекрасный рассказчик, но и то, что он говорит, обычно ведет к совершенно определенной цели, причем так, что собеседник не замечает этого. В течение часа или двух он может засыпать собеседника вопросами, рассказами, замечаниями и опять вопросами. По первому впечатлению это кажется совершенно непринужденной беседой, и только потом становится ясным, что вся эта непринужденность и видимая случайность на самом деле вели к какой-то определенной цели».
Одним из наиболее ярких «туристических развлечений» матерого разведчика генерала Кестринга была продолжительная по времени и длительности пути поездка весной 1937 года по маршруту: российское Черноземье, Украина, Крым, Донбасс, Кубань и Кавказ. Специально для этой поездки Кестрингу в Германии был сконструирован и изготовлен оригинальный грузопассажирский автомобиль повышенной проходимости типа джипа или микроавтобуса. Это был своеобразный аналог тех машин, которые эксплуатировались в вооруженных силах Германии. В вермахте их использовали как разведывательно-дозорные машины.
Вскоре Вильгельм Канарис получил от своего подчиненного докладную с обоснованием цели поездки:
«Цель путешествия заключается в том, чтобы в процессе совершения поездки на автомобиле лично ознакомиться с местностями западной России, а также с областями Северного Кавказа, Кубани и промышленного Донбасса. По этим местностям еще не проезжали автомобили германских военных учреждений.
Я мотивировал эту поездку перед русскими учреждениями своим намерением провести период отпуска в Ялте в целью отдыха…»
Но как ни маскировал Кестринг свои цели, советская контрразведка раскусила его истинные намерения. Для того чтобы сковать его деятельность при опросах и других видах общения с советскими гражданами чекисты устроили «демонстративный хвост», который сразу же был замечен опытным разведчиком. На вопрос немца о том, какая роль отведена наружной разведке, он получил ответ от старшего машины сопровождения: «Для вашей безопасности, господин генерал. Охрана дипломатов в движении и не только, входит в наши обязанности! На дорогах могут встретиться всякие непредвиденные и опасные обстоятельства».
Кестринг не стал переспрашивать или уточнять другие обязанности своих «телохранителей».
После возвращения из утомительного автомарафона в Москву он решил подготовить для своего руководства подробный отчет о проделанной работе. В нем он писал, жалуясь на обстоятельства тотальной слежки за ним и его коллегами:
«Еще за восемь дней до моего отъезда два каких-то подозрительных автомобиля все время стояли у моей квартиры. Через несколько километров по выезде из пределов Москвы мне стало ясно, что впервые за мной, так же как и за всеми другими атташе, гонится по пятам НКВД.
На вопрос, кто они, они ответили, что едут для моей охраны. Разумеется, они ехали для того, чтобы лишить меня возможностей всякого общения с населением и использования моего фотоаппарата. Однако, во вторую очередь, они предназначались действительно также для охраны, ведь если бы что случилось со мной, глава НКВД не захотел бы дать в руки нашей прессы такое хорошее средство пропаганды.
Сотрудники НКВД, одетые в штатское, сменялись в каждой области и в каждой республике. Хотя они никогда не вмешивались, им удавалось одним только своим присутствием делать почти невозможной какую-либо продолжительную беседу. Их было во время моей поездки около 40 человек. За исключением одного еврея, они были тактичны и сдержанны. Если отбросить то неприятное чувство, что за тобой постоянно наблюдают, будь то в театре, в гостинице, во время пути, в столовых и в самых интимных местах, и игнорировать то обстоятельство, что это мешало осуществлению моей цели — много видеть и много говорить, я могу охарактеризовать сотрудников НКВД как очень любезных и дельных людей».
Кестринг торопился с написанием отчета в Центр — руководству генштаба. Корпел вечерами за письменным столом, а когда закончил работу, решил положить документ в сейф, чтобы он «отлежался». Но, прежде чем его прочли в Берлине, с этим отчетом ознакомились оперативники на Лубянке. Это случилось в один из летних вечеров — когда генерал Кестринг с наслаждением слушал оперу в Большом театре, а прислуга ушла из особняка домой, содержимое сейфа матерого разведчика абвера стало достоянием чекистов. Филигранно и легко сейф вскрыл главный «медвежатник» оперативно-технического отдела (ОТО) НКВД Пушков.
Переснимали документы контрразведчики.
Квинтэссенцией вторичного проникновения в кабинет германского военного атташе генерала Кестринга была операция по внедрению в его апартаменты средств слухового контроля, проведенная за несколько месяцев до начала войны.
Но все по порядку.
Осенью 1940 года в генеральном штабе сухопутных сил Германии кипела работа: группа офицеров во главе с генерал-майором Эрихом Марксом, который пользовался особым доверием Гитлера, разрабатывала план нападения на СССР. Первоначально стратегическая операция «План Фриц» предполагала двойной удар по России: на Москву и на Юг через Украину. Слабым звеном этого плана была недооценка мощи РККА и СССР и переоценка своих возможностей. Шептунов начать войну таким образом у Гитлера было немало.
Но «План Фриц» страдал авантюризмом, граничащим с самоубийством. В плену иллюзий «блицкрига» находились и высшие чины Третьего рейха. Как ни странно, раскритиковал этот план Кейтель, который вошел в историю как «Лакейтель» из-за постоянного соглашения с идеями фюрера.
Дальнейшую разработку плана поручили генерал-майору Паулюсу (ставшему фельдмаршалом в проигранной им битве за Сталинград) с узкой группой офицеров. И уже 29 сентября 1940 года новый план под названием «Барбаросса» был представлен Гитлеру докладной запиской «Об основном замысле операции против России». Суть его заключалась во внезапности удара, массированной дезинформации и разгроме частей и подразделений РККА в ходе их окружения. Ставка делалась на танковые рейды быстроходной бронетехники. В этой разработке уже фигурировали три группы армий — «Север», «Центр» и «Юг».
Немцы верили в скорую победу, как политики, так и военные. Даже германские военные дипломаты в Москве в лице военного атташе генерала Кестринга и его ближайших подчиненных ратовали за победу, считая Красную армию глиняным колоссом.
Содержание их бесед чекистам стало известно не в пересказе, а, говоря современным языком, «онлайн» через прослушку, которую установили в кабинете главного немецкого военного разведчика в Москве.
Для этого весной 1941 года в полуподвале соседнего здания затеяли «ремонт» — поменять вышедшие из строя старые водопроводные трубы в связи с протечкой. Под видом ремонта особняка сотрудники 2-го управления контрразведки НКГБ СССР под руководством Петра Васильевича Федотова прорыли подземный ход в подвал особняка, откуда проникли в кабинет военного атташе и наставили там «жучков». Именно таким образом чекисты получили возможность ежедневно прослушивать и записывать доверительные беседы, которые вел Кестринг со своими подчиненными, а также дипломатами других стран. Обсуждались даже планы боевых действий в будущей войне на конкретных территориях. То есть шла конкретная утечка сверхсекретной информации, которая докладывалась на самый верх, но Сталин до последнего не верил, что Гитлер свой вермахт нацелил не на Британию, а на Россию. Он боялся провокаций…
Больше того, вождь дал указание нашему послу в Берлине Деканозову прощупать отношение немцев даже к военному союзу, заключив который обе страны стали бы абсолютно непобедимыми. Деканозов сразу отправил шифровку в Москву о содержании разговора с Герингом в сороковом-роковом. Вот фрагмент из нее:
«…Далее беседа протекала примерно в том же духе — даже трудно себе вообразить, что бы произошло, если объединить боевые потенциалы СССР и Германии! Геринг согласился, что это прекрасная идея. И продолжил, что у нас только разная трактовка понятия «социализм». Германия — за национальный социализм и многоукладную экономику. Советский Союз — за интернациональный социализм, настроенный на тотальную национализацию экономики и торговли. Вам самое главное — побороть идею интернационализма как вредную и малопродуктивную. Но это не препятствие, и всегда можно найти варианты тесного сотрудничества».
Не в этом ли была причина колебаний Сталина и его неверия в данные отечественных разведок? Видно, идеи, почерпнутые Деканозовым в беседе с Герингом, нашли в сердце товарища Сталина живой отклик — он все еще надеялся, что войны Германии с СССР не будет. А ведь война уже шла в Европе — дипломаты были на службе и пытались выудить друг у друга побольше информации…
Война началась стремительно, победоносно для фюрера, но и этот план оказался авантюрным, как и «План Фриц»… В кабинете Баумбаха
В хорошем разведчике всегда есть что-то неуловимое.
В ходе поиска выхода в вербовочном плане на сотрудников военного атташе Германии по заданию капитана, а потом майора госбезопасности Рясного Николай Иванович Кузнецов познакомился с горничной военно-морского атташе фрегаттен-капитана (капитана 2-го ранга. —
А тем временем Николаю Кузнецову — «Колонисту» было поручено взять на себя горничную Баумбаха. И он довольно быстро влюбил ее в себя. Встречи, цветы, конфеты, походы в кино, театры, парки укрепляли ее доверительное отношение к соплеменнику Рудольфу Шмидту, в роли которого выступал наш разведчик. Однажды, когда они отправились в кинотеатр, Рясной и сотрудник оперативно-технического отдела Пушков проникли в апартаменты фон Баумбаха, вскрыли его сейф, сфотографировали совершенно секретные документы и поставили «жучки» — средства слухового контроля. Это произошло весной 1940 года в условиях сложнейшей оперативно-технической операции, готовившейся несколько дней.
Вот один из документов того периода.
«Из донесения НКГБ.
Тов. Берии.
НКГБ СССР сообщает, что 23 марта с.г. записан следующий разговор между германским военно-морским атташе Баумбахом и полковником Кребсом.