Кругосветный бег «Золотой лани»

Джон Дрейк был приговорен судом инквизиции к тюремному заключению. Дальнейшая судьба его неизвестна. В Англию он больше не вернулся. Фрэнсис Дрейк, составляя завещание в августе 1595 г., не упомянул в нем о своем кузене, по-видимому будучи уверен, что его уже нет в живых.

Но все это было потом. А сейчас юный кузен адмирала радовался удаче, нетерпеливо ожидая возможности вступить на палубу испанского корабля. Но адмирал решил не форсировать события. «Золотая лань», имея большое преимущество в скорости, могла быстро нагнать испанцев. Но оба корабля шли недалеко от берега. Если бы с «Какафуэго» увидели опасность, то испанцы могли легко спастись, повернув к суше. Поэтому Дрейк решил напасть на испанцев ночью. Но нужно было уменьшить скорость «Золотой лани», и Дрейк приказал спустить все пустые бурдюки, которые, наполнившись водой, сильно замедлили ход корабля.

К вечеру с берега потянул бриз. Теперь, если бы испанцы и заметили опасность, им было бы очень трудно подойти к берегу. Дрейк приказал вытащить бурдюки, и «Золотая лань», получив свободу, стала быстро нагонять «Какафуэго».

О том, что произошло дальше, мы узнаем из показаний владельца и капитана «Какафуэго» Сен Хуана де Антона, которые он давал королевскому суду в Панаме 16 марта 1579 г., через десять дней после того, как Дрейк его отпустил.

В полдень 1 марта де Антон с борта своего корабля заметил судно, шедшее тем же курсом, что и «Какафуэго». Он не придал этому никакого значения, полагая, что за ним идет испанский корабль. Около девяти часов вечера неизвестный корабль перерезал путь «Какафуэго». Де Антон приветствовал его, но ответного приветствия не последовало. Де Аптон подумал, что, возможно, этот корабль идет из Чили, где тогда было восстание, и вышел на палубу. Вдруг с подошедшего корабля раздался голос: «Мы — англичане, уберите паруса!», а затем: «Уберите паруса, господин Хуан де Антон, если вы этого не сделаете, то будете пущены на дно». «Почему Англия приказывает мне убрать паруса?» — отвечал де Антон. — «Придите на борт и сделайте это сами». «Уберите паруса», — еще раз раздалась команда. За ней последовал орудийный залп. В то же время у противоположного борта «Какафуэго» показалась английская пиннаса, с которой на борт испанского корабля взобралось 40 англичан.

Не видя на палубе никого, кроме де Антона, они схватили его и потащили на английский корабль. Там он предстал перед Дрейком, сказавшим ему: «Сохраняйте спокойствие, это случается на войне». Дрейк приказал запереть де Аптона в каюте на корме и выставить охрану.

На следующее утро Дрейк завтракал на «Какафуэго», приказав своим людям накормить де Антона так, как если бы они кормили его самого. Дрейк находился на «Какафуэго» до полудня, проверяя находившиеся на борту корабля драгоценности. В течение следующих трех дней пиннаса перевезла драгоценности, находившиеся на «Какафуэго», а также запасы воды, паруса и канаты на «Золотую лань». По словам де Антона, их общая зарегистрированная стоимость определялась в 400 тыс. песо, из которых 106 тыс. принадлежало лично королю Филиппу, а остальное — частным лицам. Общая стоимость золота и серебра, которые Дрейк забрал в южных морях между портом Вальпараисо, где он захватил «Капитана», и мысом Святого Франциска, где он ограбил Сен Хуана де Антона, составляет 447 тыс. песо, не считая стоимости большого количества фарфора, ювелирных изделий из золота и серебра, драгоценных камней, а также шерстяных тканей и продовольствия. «Ущерб, нанесенный захваченным им кораблям, — говорилось в протоколе допроса де Антона королевским судом Панамы, — оценивается еще в 100 тыс. песо. В эту сумму не входит стоимость мелких вещей, которые он брал в разных местах»{68}.

Дрейк объяснил де Антону, что во время своего второго плавания вместе с Хокинсом в испанскую Вест-Индию десять лет назад их обманул вице-король Мексики дон Мартин Энрикес, нарушив данное слово, что обошлось им тогда в 7 тыс. песо. Дрейк добавил, что по этой причине считает с тех пор за королем долг на эту сумму и теперь хочет его получить. Поэтому то серебро из захваченного им, которое принадлежит королю, он забирает себе, серебро же, принадлежащее частным лицам, он отдаст королеве, своей высокой повелительнице{69}. На следующий день, в субботу 7 марта, Дрейк приказал перевести всех арестованных испанцев на «Какафуэго» и разрешил им плыть, куда они пожелают.

До того как испанский корабль ушел, Дрейк одарил экипаж подарками из тех же вещей, которые он забрал у испанцев. Каждому он дал по 30–40 песо. Несколько испанцев получили садовые ножи и мотыги. Одному солдату Дрейк подарил оружие. Он дал корабельному писарю щит и меч, чтобы тот при случае мог показать себя воином. Купцу по имени Куэвас Дрейк дал несколько вееров, сказав, что это подарок его жене. Самому де Антону он подарил два бочонка с дегтем, порох и серебряный кубок с надписью «Фрэнсис Дрейк».

Отпуская де Антона, Дрейк дал ему рекомендательное письмо, сказав, что в случае если тот встретит два других английских судна, которые идут следом (Дрейк все еще не терял надежды, что «Елизавета» и «Златоцвет» где-то недалеко), то пусть покажет это письмо и ему не будет причинено никакого беспокойства. «Поскольку он — капитан-генерал, они все обязаны подчиняться его приказу, и он делает Сен Хуану большую услугу, дав ему это письмо, так как капитан двух других судов очень жестокий человек и, если бы он не помешал ему, тот не оставил бы в живых ни одного человека, по с этим его письмом они могут плыть в полной безопасности». Дрейк, в частности, писал: «Мистер Винтер. Если богу будет угодно дать Вашей милости возможность встретить Сен Хуана де Антона, то я прошу Вашу милость обращаться с ним хорошо, в соответствии с данным ему мною словом»{70}.

В свою очередь Дрейк, беспокоясь о судьбе Оксенгема и его спутников, просил де Антона передать от его имени вице-королю Перу, «что он уже убил достаточно англичан, а тех четырех, которые остались, пусть не убивает, а если убьет, то это будет стоить жизни более чем четырем тысячам испанцев и головы их будут ему посланы, чтобы он знал об этом»{71}.

Де Антон старалбя успокоить Дрейка, сказав ему, что если уж англичане, о которых адмирал так беспокоится, до сих пор не убиты, то вряд ли их вообще убыот. Когда же Дрейк спросил его, как же, по его мнению, вице-король намерен поступить в отношении их, де Антон ответил, что они, вероятно, будут посланы в Чили солдатами для службы в войсках, воюющих против индейцев. «Фрэнсис обрадовался, услышав это, и стал более спокоен, — сообщает де Антон, — он был в большом гневе, когда говорил о возможности убийства пленных англичан».

Дрейк показал де Антону «навигационную карту длиной в 10 м, сказав, что она сделана для него в Лиссабоне и стоила ему 800 крузадо»{72}. Когда де Антон спросил Дрейка, каким путем тот думает возвращаться на родину, «означенный капитан показал ему карту мира, на которой он продемонстрировал, что существует три пути, которыми он мог бы воспользоваться. Один путь через мыс Доброй Надежды, второй — той дорогой, которой он пришел сюда. О третьем пути он ничего не сказал»{73}.

Де Антон выполнил поручение Дрейка и передал вице-королю Перу его просьбу не убивать Оксенгема и его товарищей. Но дон Франциско де Толедо не внял просьбе «королевского пирата». В начале ноября 1580 г. Джон Оксенгем, Джон Батлер и Томас Ксеруэл были повешены в Лиме. В то время когда Дрейк находился неподалеку, они сидели в застенках инквизиции. А утром 20 февраля 1579 г., через четыре дня после того как Дрейк покинул Кальяо, в тюрьме в Лиме инквизиторы Цересуэла и Уллоа, а также главный секретарь вице-короля Хуан Гутирес де Уллоа допрашивали Оксенгема, Батлера и Ксеруэла. Всем троим ставились одни и те же вопросы: 1) знают ли они, как изготавливаются английские пушки; 2) известно ли им что-нибудь о том, что королева Елизавета или какое-либо другое лицо намеревались послать военные корабли через Магелланов пролив в южные моря; 3) знакомы ли они с капитаном Фрэнсисом Дрейком, и намеревался ли он пройти через Магелланов пролив?

На все эти вопросы англичане дали одинаковые ответы. На первый вопрос все они ответили отрицательно, что крайне разочаровало испанские власти. Дело в том, что на вице-короля Перу было возложено обеспечение защиты всей береговой линии Южноамериканского континента. Когда испанцы господствовали и на Тихом, и на Атлантическом океанах, можно было относиться к этому достаточно беспечно. Когда же английские и французские корабли стали все чаще проникать в Вест-Индию, оборона побережья стала уже делом неотложным. Артиллерия привозилась из Испании, и ее ко времени появления Дрейка в южных морях было совершенно недостаточно. Колониальные власти нуждались в людях, знавших, как изготовляются пушки, чтобы организовать их производство на месте.

Пленные ответили отрицательно и на второй вопрос. Так, Оксенгем сказал, что четыре года назад один богатый английский дворянин по имени Ричард Гренвилл, который живет недалеко от Плимута, обратился к королеве с просьбой дать лицензию на плавание к Магелланову проливу и проход в южные моря на поиски земель для создания поселений, «поскольку Англия имеет большое население и мало земли»{74}. Королева сначала дала ему лицензию. Гренвилл купил два корабля и собирался купить третий, когда королева отменила свое разрешение, «потому что узнала, что за Магеллановым проливом находятся поселения испанцев. Означенный Гренвилл продал корабли после того, как у него забрали лицензию… Королева, пока она жива, не даст такой лицензии, но после ее смерти, конечно, найдется человек, который пройдет Магеллановым проливом»{75}.

Отвечая на последний вопрос, все трое сказали, что знают Фрэнсиса Дрейка и что если бы королева дала ему разрешение, то он прошел бы Магеллановым проливом в южные моря, поскольку «он очень хороший моряк и капитан и в Англии нет никого, кто мог бы с ним в этом сравниться»{76}.

Тревожные письма о нападениях Дрейка были посланы испанскому монарху вице-королями Перу и Мексики. Филипп получил их в августе и сентябре 1579 г. Исходя из того что Дрейк мог вернуться в Англию только через Молуккские острова или Магелланов пролив, Филипп написал собственноручно письмо королю Португалии, прося его принять меры для поимки Дрейка у Молуккских островов, а к Магелланову проливу распорядился послать эскадру из Кадиса. Военные корабли были посланы также в Карибское море на тот случай, если Дрейк бросит свой корабль на Тихоокеанском побережье Панамы и, перейдя на ее Атлантический берег, построит новый и попытается пройти в Англию через Атлантический океан. Послу в Лондоне Мендосе король приказал: «До тех пор пока корсар не достигнет Англии, не надо ничего говорить королеве о возвращении захваченных им сокровищ. Когда же он вернется, то надо это сделать»{77}.

Не осталось без внимания и сообщение о том, что Дрейк купил в Лиссабоне навигационную карту, которая помогла ему пройти в южные моря. Испанскому послу в Лиссабоне было приказано найти «то лицо или лиц, которые вели дела с этим корсаром», а также снять копию с карты, проданной Дрейку, и немедленно послать ее в Мадрид{78}.

Вице-король Перу послал новую погоню за Дрейком. Когда де Антон на «Какафуэго» добрался до Панамы, он встретил корабли, искавшие «Золотую лань». Но найти Дрейка не удалось.

Тем временем Дрейк продолжал искать свои исчезнувшие корабли, заходя во все бухты и устья рек. Нигде не было никаких следов. Видя бесполезность своих усилий, Дрейк решил отказаться от дальнейших поисков, тем более что надо было думать о возвращении домой. Дрейк понимал, что его будут сторожить и у Магелланова пролива, и у Молуккских островов. Поэтому он решил пойти третьим путем, о котором ничего не говорил де Антону. Собрав команду, Дрейк сказал, что решил найти таинственный пролив Аниан, соединяющий Тихий и Атлантический океаны на севере так же, как Магелланов пролив на юге. «Открытием для мореходства этого прохода в Северной Америке из южных морей в наш океан, — писал об этом Флетчер, — мы бы не только оказали большую услугу нашей стране, но и намного бы сократили срок возвращения домой, ибо в противном случае мы должны были бы идти очень долгим и мучительным путем, который едва ли выбрали бы по доброй воле… поэтому мы с радостью выслушали сообщение генерала»{79}.

По своему обыкновению Дрейк решил дать отдохнуть команде перед предстоящим плаванием к неизвестному проливу. Он искал только подходящую гавань. 16 марта. Дрейк обнаружил именно такое место у острова Кано в заливе Коронадо. Там англичане чистили и чинили корабль, отдыхали, ловили рыбу. Заготовили продовольствие, воду, дрова. Плавая на пиннасе вдоль берега, они встретили испанский корабль с грузом китайского шелка и фарфора. Там же Дрейк нашел сделанного из золота сокола и серебряную жаровню. Все было перенесено на «Золотую лань», а судно отпущено. 24 марта Дрейк пошел дальше на север. 4 апреля англичанам встретился еще один испанский корабль. Владельцем судна был Франциско де Сарат, происходивший из знатной испанской семьи. Он приходился двоюродным братом герцогу Медине. На груди его красовался покрытый красной эмалью крест ордена Сантьяго, знак военного отличия Испании. Через 12*дней, вернувшись в Никарагуа из короткого плена у Дрейка, де Сарат в письме к вице-королю Мексики Мартину Энрикесу так излагает события, последовавшие за появлением английского корабля: «4 апреля, за полчаса до полуночи, я увидел подошедший к нам близко корабль. С борта моего корабля крикнули, чтобы судно не мешало движению. Но ответа мы не получили, похоже было, что на судне все спали. Тогда мы крикнули еще раз, уже громче, спрашивая, откуда идет корабль. По-испански ответили, что из Перу. В это время мы заметили, что спущенная с корабля шлюпка подошла к нашей корме. Из шлюпки закричали: «Спустите паруса!» — и раздалось семь или восемь аркебузных выстрелов. Мы подумали, что это уже слишком для шутки и дело становится серьезным. Со своей стороны мы ничего не предпринимали. Люди из шлюпки вошли на корабль и приказали отдать оружие и ключи. Мы повиновались. Узнав, что я хозяин судна, они посадили меня в шлюпку и повезли к их генералу. Я обрадовался этому, подумав, что буду иметь больше времени, чтобы лучше себя подготовить к встрече с господом нашим. Скоро мы прибыли туда, где находился их генерал, на очень хороший корабль, вооруженный такой артиллерией, какой я еще не видел. Я увидел генерала, прогуливавшегося по палубе, и, подойдя к нему, поцеловал его руку. Он принял меня очень сердечно, проводил в свою каюту, предложил мне сесть и сказал: «Я друг тех, кто говорит мне правду, но с теми, кто этого не делает, я шутить не люблю. Поэтому для вас же будет лучше, если вы скажете мне, сколько золота и серебра везет ваш корабль?». Я ответил: «Нисколько». Он повторил вопрос. Я ответил: «Нисколько, только несколько маленьких золотых пластинок, которыми я пользуюсь, и несколько кубков — вот все, что есть на корабле». Он молчал некоторое время, а потом спросил, знаю ли я Вас, Ваше превосходительство. Я отвечал: «Да». — «Есть ли на вашем корабле кто-либо из его родственников или вещи, принадлежащие ему?» — «Нет, сэр». — «Ну, ладно, встреча с ним самим меня обрадовала бы больше, чем со всем золотом и серебром Индии, Вы бы увидели тогда, как должен держать свое слово джентльмен». Я ему ничего не ответил. Мы разговаривали, пока не наступило время обедать. Он приказал мне сесть рядом и начал накладывать еду из своей тарелки, говоря мне, чтобы я не волновался, ибо моя жизнь и собственность в полной безопасности. Я опять поцеловал его руку. На следующее утро он отправился на наш корабль и осмотрел весь груз. Из моих вещей он взял очень немного: китайский шелк и фарфор, сказав, что берет это для своей жены. В обмен он подарил мне золотого сокола и серебряную жаровню. На следующий день он приказал перевести меня и мой экипаж на наш корабль и разрешил продолжать плавание. Он задержал только Хуана Паскуаля и моего слугу-негра, сказав, что отпустит их после того, как они покажут, где можно найти пресную воду на берегу. Этот генерал был англичанин по имени Фрэнсис Дрейк, лет 35 от роду, небольшого роста, с белокурой бородой. Он один из величайших моряков, когда-либо плававших на морях, и как навигатор, и как командир»{80}.

Де Сарат нигде не упоминает о том, что Дрейк сделал еще один презент, «подарив» ему его же крест св. Сантьяго за «проявленную храбрость». Но слухи об этом широко распространились. Даже в одной из комедий Лопе де Вега высмеивается случай «награждения» дона Франциско английским пиратом испанским военным орденом.

Через неделю, 13 апреля, Дрейк был уже в Гватулько, небольшом, но имеющем важное значение порте, связанном с портами Перу и Гондураса. В это время город готовился к нескольким праздникам. Группа жителей украшала городскую церковь. Увидя входивший в порт корабль, они приняли его за судно, ожидавшееся из Перу. Но вдруг находившийся в церкви матрос поднял тревогу: «Это английский корабль!». Мгновенно город опустел: жители убежали в горы. Англичане, высадившись на берег, обошли все дома, забирая все ценное, что им попадалось. В одном доме они нашли большой сосуд с серебряными монетами, драгоценные камни и массивную золотую цепь, за которые «поблагодарили испанского джентльмена, который их оставил, убегая из города», замечает в своем дневнике Флетчер{81}.

Несмотря на панику, городские власти успели тут же послать гонцов к вице-королю Мексики с сообщением о нападении Дрейка. Дон Мартин в свою очередь уведомил об этом короля. Одновременно он призвал к оружию всех жителей Мексики. Епископ Гватемалы распорядился снять колокола с кафедрального собора и перелить на пушки. Судья верховного суда Мексики Роблес во главе отряда из 300 человек направился в Гватулько. В его отряде в качестве переводчика состоял англичанин Майлс Филип, находившийся в тюрьме со времени неудачного для Дрейка дела в Сан-Хуан-де-Улоа 11 лет назад. Дон Мартин послал еще три отряда по 200 человек в Гватемалу, Акапулько и к побережью Карибского моря. Часть отряда, прибывшего в Гватулько, была отправлена на небольшом шлюпе вдогонку за Дрейком. Среди них был и М. Филип. «Все время, которое я находился в море с ними, — вспоминал он впоследствии, — я был счастливым человеком, потому что я надеялся, что, если мы встретимся с мистером Дрейком, мы будем все захвачены и таким образом я буду освобожден и вернусь опять в родную Англию»{82}. Но Дрейка встретить им не удалось. Прошли еще долгие годы до того, как Майлс Филип вернулся на родину.

Тревога охватила и Атлантическое побережье Вест-Индии. Генерал Христофор де Эразо вызвался вести отряд солдат-ветеранов из Номбре-де-Диос на Тихоокеанское побережье для поимки английского пирата. А Дрейк, покинув 16 апреля Гватулько, вышел в открытый океан, продолжая путь на север к заветному проливу. Перед уходом из Гватулько Дрейк освободил, как и обещал, Хуана Паскуаля и слугу-негра, а также португальца да Сильву. 3 июня «Золотая лань» достигла 42° с. ш. Там ночью англичане испытали переход от жары к такому холоду, пишет Флетчер, что наши люди почувствовали себя больными; это продолжалось не только ночью, но и наступивший день не принес изменений. Все канаты на нашем корабле обледенели. Нам казалось, что мы попали в арктическую зону, тогда как находились недалеко от очень жарких мест. Шел дождь со снегом. Холод был такой, что, хотя моряки никогда не страдают отсутствием аппетита, для многих было вопросом, стоит ли вынимать руки из теплой одежды для того, чтобы поесть. Да и мясо, снятое с огня, сразу же застывало. Снасти за несколько дней покрылись таким слоем льда, что та работа, которая с легкостью Выполнялась тремя людьми, теперь делалась шестью с полной отдачей сил.

Американский берег все время отклонялся к северо-западу, как будто бы хотел соединиться с Азией, и никаких следов прохода на восток мы не находили. Холод все усиливался. Штормы сменялись столь густыми туманами, что мы подолгу не могли определить местонахождение корабля. Тревога охватила людей. Они стали сомневаться в правильности избранного пути. Только генерал сохранял спокойствие и бодрость духа, старался поднять упавшее настроение своего экипажа, говоря, что еще немного усилий и они заслужат великую славу.

Но когда «Золотая лань» подошла к 48° с. ш., т. е. была недалеко от нынешнего Ванкувера, и никакого пролива на восток обнаружено не было, Дрейк решил повернуть назад. До него ни один европейский корабль не заходил так далеко к северу по Тихоокеанскому побережью Северной Америки. В 1542 г. испанец Хуан Родригес Кабрпльо достиг мыса Мендосино (40° с. ш.) в современной Калифорнии, но дальше идти не решился и повернул к югу.

Спустившись к 38° с. ш., «Золотая лань» 17 апреля бросила якорь в бухте, которая впоследствии была названа заливом Дрейка, расположенной к северу от современного Сан-Франциско. На следующий день собравшиеся на берегу туземцы выслали к кораблю лодку, в которой находился лишь один человек. Видимо, его посылали на разведку. Когда лодка немного отошла от берега, туземец начал длинную непонятную речь, сопровождая ее энергичной жестикуляцией. Окончив речь, он вернулся на берег. Это он проделывал еще дважды. В руках у него были пучки перьев, похожие на вороньи, ровно обрезанные и аккуратно связанные. (Дрейк узнал потом, что это особый знак, который носят на голове телохранители вождя.) У туземца в руках была корзинка с травой, которую местные жители называли tabah. Привязав корзинку к короткой палке, он бросил ее в лодку англичан. Дрейк хотел сразу же отблагодарить его, предложив ответные подарки, но туземец отказался их принять и взял лишь шляпу, брошенную с корабля, и немедленно отправился к берегу. «С тех пор, — пишет Флетчер, — куда бы ни плыла наша лодка, ее сопровождали каноэ с туземцами, смотревшими на нас с удивлением и восхищением, как на богов»{83}. На третий день, 21 июня, Дрейк приказал всему экипажу сойти на берег. Там он распорядился поставить палатки и соорудить нечто вроде форта, на случай нападения индейцев. Затем на берег было перенесено захваченное у испанцев добро и начался ремонт «Золотой лани».

Все это время индейцы стояли на некотором расстоянии от лагеря, наблюдая за действиями англичан. Подходили все новые и новые люди, мужчины и женщины. Мужчины были вооружены луками и стрелами, однако вид у них был приветливый и вполне миролюбивый. Англичане знаками попросили индейцев сложить в стороне оружие, что те охотно выполнили. Англичане старались убедить индейцев, что они не боги, а обычные смертные, показывая, что им необходимы еда и одежда. Они ели в присутствии индейцев, демонстрировали, как одевается платье. «Но ничто не могло поколебать сложившееся у них мнение, — пишет Флетчер, — что мы боги»{84}.

В обмен на одежду и другие вещи индейцы приносили перья птиц, колчаны для стрел, сделанные из оленьей кожи, и шкуры зверей, которые носили индейские женщины. После этого они с радостными возгласами возвращались в свои дома. Их жилища представляли собой круглые землянки. Крыши делались из кольев, обкладываемых дерном; труб не было, дым выпускался из двери, напоминавшей корабельный люк. Внутри землянки, посредине, находился очаг, вокруг которого прямо на земляной пол были положены циновки.

Мужчины по большей части ходили голыми. Женщины же носили нечто вроде юбок «из тростника, а на плечах — оленьи шкуры». «У мужей своих они находятся в полном подчинении, — пишет Флетчер, — и ничего не делают без совета с мужчинами или их приказания»{85}.

Однажды, вернувшись домой, индейцы подняли такой жалобный крик (особенно выделялись голоса женщин), что его было слышно на милю вокруг. Это обеспокоило англичан. Они начали укреплять свой лагерь, готовясь к возможному нападению индейцев, расценив их крики как резкую перемену настроения. Но крики скоро прекратились, а через два дня индейцы опять в большом числе собрались у английского лагеря, принеся с собой мешки с tabah в качестве подарков, «или, правильнее, жертвоприношения, так как, но их понятиям, мы были боги»{86}. Затем они поднялись на вершину холма, у подножия которого англичане построили лагерь, и там остановились. Один из индейцев, видимо главный оратор, обратился к англичанам с длинной темпераментной речью, напрягая в полную силу голос и отчаянно жестикулируя. Когда он заговорил, все индейцы поклонились, крича: «О-о-о!». «Этим, — замечает Флетчер, — они хотели сказать, что все, что говорил оратор, было правдой и они полностью с ним согласны»{87}. После этого мужчины, положив на землю луки и оставив на холме женщин и детей, подошли к англичанам с подарками. «Подойдя к генералу, они имели вид счастливых людей, как если бы предстали перед богом. Их радость особенно усилилась, когда генерал принял подарки из их рук: и, несомненно, они ощущали себя совсем рядом с богом, когда стояли около него. Тем временем женщины, как бы в отчаянии, крича и воя, стали причинять себе жестокие страдания, царапая ногтями кожу на лице, кровь струилась по всему телу. Затем, подняв руки над головой, оставив открытой грудь, они бросились на землю, не разбирая куда, и сильно разбивались о камни, царапались о кустарник, натыкались на куски дерева. Все это они повторяли еще и еще, по девять или десять раз, а некоторые по 15 или 16 раз (пока силы не оставляли их). Когда это кровавое жертвоприношение (против нашей воли) окончилось, наш генерал со своим экипажем в присутствии туземцев начал молиться. Распеваемые англичанами псалмы так понравились индейцам, что они потом, приходя в лагерь, прежде всего просили их спеть»{88}.

Еще через три дня у английского лагеря собралась толпа индейцев в таком количестве, какое было трудно себе представить в этой пустынной местности. К Дрейку подошли два индейца, посланные вождем, или Hioh, как они его называли. В пространной речи, продолжавшейся около получаса, они сообщили, что Hioh хочет посетить Дрейка и попросили каких-либо подарков для него в знак того, что визит может быть осуществлен без боязни. Получив подарки, они вернулись к вождю.

Через некоторое время явился вождь в сопровождении 100 телохранителей. Впереди процессии шел высокий статный человек, несший скипетр черного дерева длиной в полтора фута. На нем было два венка, один небольшой, другой поменьше, с тремя длинными цепочками и мешочком с травой tabah. Венки и цепочки были сделаны очень искусно. Похоже, что самые маленькие звенья цепочек были сделаны из кости. Ношение цепочек являлось отличительным знаком. Их разрешалось носить в строго определенном количестве — 10, 12, 20, в зависимости от общественного положения их владельца: чем знатнее он был, тем большее количество цепочек он надевал на себя.

За человеком со скипетром шел сам вождь, окруженный своими телохранителями, которые были очень высокого роста и имели воинственный вид. На плечи вождя был накинут плащ из кроличьих шкурок, доходивший до пояса. На телохранителях тоже были плащи, но из шкур других животных. За вождем и его гвардией шли, видимо, рядовые члены племени, обнаженные, с длинными волосами, собранными сзади в пучок, с воткнутыми в него перьями. У всех приближавшихся индейцев лица были раскрашены в белый, черный и другие цвета. Каждый мужчина нес в руке какой-нибудь подарок. Заключали процессию женщины и дети. Каждая женщина несла одну или две круглые корзинки с травой tabah и различной провизией, в том числе жареными рыбками.

Дрейк, видя приближавшуюся толпу индейцев, на всякий случай приготовил своих людей к обороне. Но индейцы, не доходя до лагеря, внезапно остановились, храня некоторое время полную тишину. Потом тот, кто нес скипетр, начал речь, которая продолжалась с полчаса. Затем оратор начал петь и приплясывать в такт песне. Песню подхватил вождь, его приближенные и все остальные. Все они одновременно танцевали. Видя столь мирную картину, Дрейк разрешил индейцам войти внутрь форта. Они вошли туда, продолжая петь и танцевать. Когда они несколько утомились, то знаками попросили Дрейка сесть. После этого вождь обратился к Дрейку с речью, т. е., «если мы его правильно поняли, — пишет Флетчер, — скорее с предложением, чтобы он стал их королем и покровителем, показывая знаками, что они отказываются в его пользу от всех прав на землю и становятся его вассалами… Вождь снял корону со своей головы, снял все цепочки с шеи и передал все это генералу, называя его именем Hioh. Затем вождь и все остальные начали петь и танцевать от восторга, что самый великий и главный бог стал их богом, королем и покровителем, и они чувствовали себя самыми счастливыми людьми на свете»{89}.

Дрейк, как сообщает Флетчер, не счел возможным отказаться от предложения, полагая, что эта земля может «принести, когда придет время, доход нашей родине». Поэтому от имени Своей королевы он взял «скипетр, корону и власть над указанной страной в свои руки»{90}.

Дрейк назвал это «королевство» Новым Альбионом. После церемонии принятия власти Дрейк решил познакомиться с новым владением и его населением. Он обнаружил там плодородные земли, а местных жителей нашел очень сильными и энергичными. «По природе своей, — пишет Флетчер, — они были людьми приветливыми и спокойными, без какого-либо коварства; своими луками и стрелами (единственное их оружие и почти все их богатство) они владели очень искусно, но этим они не причиняют большого вреда: стрела летит на небольшое расстояние и без особой силы, напоминая скорее игрушку для детей, чем оружие мужчины. И это удивительно, потому что они очень сильны: обычный человек обладает такой силой, что может нести на спине тяжесть, с какой не справятся два или три наших мужчины, и несет ее с легкостью целую английскую милю с холма на холм. Они также очень быстро бегают и на большие расстояния… Мы также наблюдали с большим удивлением, как они руками без промаха схватывают рыбу, если та подплывает к берегу»{91}.

Проведя четыре недели в Новом Альбионе, Дрейк решил отправляться в путь. Лето кончалось. До Плимута было 16 тыс. миль. Надо было возвращаться домой. Дрейк решил идти в Англию через Молуккские острова и мыс Доброй Надежды. 23 июля «Золотая лань» покинула американский берег, направляясь на запад. С кормы корабля Дрейк видел зажженные индейцами костры на вершинах холмов. Он не знал, был ли это прощальный салют или жертвоприношение. Покидая Новый Альбион, Дрейк в традициях своего времени установил на берегу высокий и узкий столб с прибитой к нему медной доской, на которой было написано: «Да будет известно всем людям, что 17 июня 1579 г., по милости господа и от имени ее величества королевы Елизаветы Английской и ее преемников, я взял во владение это королевство, чей король и народ по своему желанию передали ее величеству их права на всю землю, названную мной, к сведению всех людей, Новым Альбионом.

Фрэнсис Дрейк»{92}.

В качестве печати, удостоверяющей законность сделанной надписи, в вырезанную в столбе дырку была вставлена шестипенсовая монета с изображением королевы и ее герба.

68 дней шла «Золотая лань», нигде не останавливаясь. Люди Дрейка ничего не видели, кроме неба и моря. Ни разу им не встретилась суша. Лишь 30 сентября показалась земля. Это была группа небольших островков. «С этих островов, — пишет Флетчер, — прежде чем мы успели их обнаружить, вышло огромное количество каноэ, на каждом из которых было по 4, 5, 14 или 15 человек. Они везли кокосовые орехи, рыбу, картофель, фрукты. Их каноэ были сделаны по обычному фасону, по большей части из ствола одного дерева… Местные жители носят в ушах тяжелые украшения, так что мочка уха очень оттянута; ногти у некоторых отращены по крайней мере на дюйм, а зубы черные, как смола, и это потому, что они часто едят какую-то траву, имея ее постоянно при себе»{93}. Но обмена товарами не произошло. Получив сброшенные с корабля предметы, туземцы ничего не дали взамен. Когда же англичане попытались их прогнать, те начали с каноэ забрасывать их камнями. Тогда Дрейк приказал дать холостой выстрел. Испугавшись, островитяне попрыгали в воду, но от каноэ не отплывали, а, нырнув под них, удерживали их на месте. Когда же «Золотая лань» отошла на приличное расстояние, они опять взобрались на каноэ и быстро поплыли к берегу. Англичане назвали эту землю островом Воров.

Интересно отметить, что похожее происшествие случилось в этих же водах с Магелланом, и он буквально также назвал обнаруженную землю.

Не высаживаясь на остров, англичане 3 октября поплыли дальше и 21 октября прошли мимо Филиппин, а 3 ноября подошли к Молуккским островам. Португальские колонисты, находившиеся на островах, вели тогда войну с султаном соседнего малайского острова Тернате. Высадившись на этом острове, англичане были весьма радушно встречены султаном. Султан выразил желание вблизи рассмотреть «Золотую лань» и подъехал на каноэ к борту корабля. Дрейк приказал дать приветственный орудийный салют, сопровождавшийся звуками труб. Султан, однако, отказался принять приглашение Дрейка подняться на борт «Золотой лани» и предпочел остаться в каноэ. Султан сказал, что ему очень понравился звук трубы и он хотел бы послушать английскую музыку. По его просьбе музыканты спустились в каноэ и играли ему в течение часа. Во время пребывания на острове Дрейк успел заключить с султаном договор о том, чтобы его подданные продавали специи только английским купцам.

9 ноября «Золотая лань» покинула остров и через пять дней англичане увидели небольшой островок, оказавшийся необитаемым, находящийся к югу от Целебеса. Дрейку был необходим именно такой уединенный островок. «Золотая лань» опять требовала ремонта. Англичане оставались на острове целых четыре недели, усиленно готовя свой корабль для последней части пути. 12 декабря они покинули остров, названный ими островом Крабов, так как крабы водились там в изобилии.

Теперь Фрэнсис Дрейк первым из англичан входил в еще один океан планеты — Индийский. Но здесь его ждало серьезнейшее испытание. Выбраться из массы островов среди мелей и окружающих рифов было очень сложно. И когда уже казалось, что самое трудное осталось позади и «Золотая лань» вот-вот выйдет на просторы безбрежного океана, страшный удар потряс корабль. Он наскочил на подводную скалу. Положение казалось безнадежным. Оставалось только ждать неминуемой смерти. Это произошло 9 января 1580 г.

Пастор Флетчер созвал экипаж на молитву, чтобы все должным образом подготовились к встрече с милосердным богом. Матросы пали ниц, началась общая молитва. Дрейк, нисколько не растерявшись, дождался, когда кончилась молитва, и сказал команде, что молитвами делу не поможешь и надо искать путь к спасению, не надеясь на провидение. Он заставил весь экипаж, в том числе и Флетчера, откачивать воду из трюма корабля. Затем Дрейк распорядился проверить, можно ли поставить «Золотую лань» на якорь, чтобы волны не бросили ее на прибрежные скалы. Но дна достать не удалось. «Зародившаяся было надежда на спасение, — пишет Флетчер, — теперь угасла; наше несчастное положение становилось еще более ужасным, чем это представлялось вначале… Хорошо еще, что большинство наших людей не понимало безнадежность сложившегося положения»{94}.

Ясно было одно, что судно прочно село на мель. Что же было делать? Оставаться на корабле — значило или погибнуть от голода, поскольку продовольствия и воды оставалось лишь на несколько дней, или разбиться вместе с ним о прибрежные скалы, если ветер сумеет сорвать корабль с мели. Покинуть корабль всем вместе было невозможно. Имевшаяся на судне шлюпка вмещала 20 человек, а команда насчитывала 58. Но даже если 20 человек воспользуются шлюпкой, то и они не спасутся, во-первых, потому, что ветер дул со стороны берега, находившегося не менее чем в 20 милях от «Золотой лани», и шлюпка не смогла бы к нему подойти, во-вторых, если бы они и сумели выбраться на берег, то кончили бы свои дни на необитаемой земле. Поэтому, решив, что лучше оставаться вместе, англичане стали дожидаться рассвета, чтобы опять приняться за поиски какого-то спасительного выхода. Утром вновь промерили дно, утешительных результатов не было. Дрейк, по-прежнему не терявший присутствия духа, приказал выбросить часть груза за борт. «То, что еще недавно казалось нам необходимым, — пишет Флетчер, — и без чего мы не могли обойтись, теперь потеряло для нас всякую ценность». Выбрасывали тюки с тканями, оружие, боевые припасы, муку и т. п. На борту остались лишь мешки с драгоценностями. И вдруг произошло чудо! Ветер начал стихать, вода прибывала, киль корабля высвободился и «Золотая лань» обрела свободу. 20 часов непрерывного кошмара кончились. Корабль пошел дальше.

Когда все успокоилось, Дрейк приказал позвать к нему Флетчера. Флетчер застал адмирала сидящим в кресле на нижней палубе. «Фрэнсис Флетчер, — сказал ему Дрейк, — я отлучаю тебя от церкви господней и лишаю всех выгод и преимуществ, проистекающих от этого, и отдаю тебя сатане и всем присным его». После этого он приказал повесить на грудь капеллана дощечку с надписью: «Фрэнсис Флетчер — величайший плут и мошенник на свете». Взрыв гнева Дрейка был вызван тем, что он узнал, что, когда корабль налетел на подводную скалу, священник говорил команде, что господь наказал их за тяжкий грех Дрейка — казнь Томаса Доути. Впрочем, через несколько дней гнев адмирала сменился на милость и он, простив Флетчера, разрешил ему приступить к своим пасторским обязанностям.

12 марта «Золотая лань» подошла к Яве. Здесь у Дрейка установились дружеские отношения с местным властителем. Дрейк даже устроил для него концерт английской музыки, приведя во дворец раджи корабельных музыкантов, а также продемонстрировал военные упражнения. «Народ здешний (как и их короли), — замечает Флетчер, — добродушный, очень честный и обязательный. Мы накупили у них кур, коз, кокосовые орехи и овощи, которые они нам предлагали с такой любезностью и в таком количестве, что наполнили ими наш корабль»{95}.

Попутные ветры и хорошая погода помогли Дрейку благополучно пересечь Индийский океан. 15 июня «Золотая лань» миновала мыс Доброй Надежды. 15 августа был пересечен тропик Рака, а 22 августа пройдены Канарские острова. Наконец, 26 сентября 1580 г. «Золотая лань» подошла к Плимуту. Прошло два года девять месяцев и 13 дней с начала экспедиции. Первым, что увидели с «Золотой лани», была рыбачья лодка. «Жива ли королева?» — крикнули с корабля. «Конечно, жива», — ответили рыбаки, удивленные столь странным вопросом. Они предупредили, что в городе свирепствуют болезни и что высаживаться на берег не разрешают.

«Золотая лань» встала на якорь. Лишь несколько человек на берегу были свидетелями возвращения на родину первого английского корабля, совершившего кругосветное плавание. Дрейк не сразу понял, почему так мало народа. По его подсчетам, 26 сентября должен быть понедельник, а в действительности же было воскресенье, и все жители города находились в церкви.

В Плимуте Дрейк узнал, наконец, о судьбе кораблей своей флотилии. «Златоцвет» со всем экипажем погиб во время страшной бури, которая разметала корабли флотилии при входе в Тихий океан. «Елизавета» же вернулась в Плимут еще в июне 1579 г. Ее капитан Д. Винтер объяснил свое возвращение тем, что этого от него потребовала команда. Как было на самом деле — сказать трудно. Два свидетеля, оставившие описания плавания «Елизаветы», Джон Кук и Эдвард Клифф, напротив, утверждали, что решение о возвращении в Англию принял сам Винтер. Более того, Клифф даже подчеркивал, что капитан сделал это вопреки желанию экипажа. Скорее всего, дело было так. Прождав три недели Дрейка в одном из залит вов Магелланова пролива, куда он спрятался от бури, Винтер, считая, что оба судна погибли, нс решился один продолжать опасное плавание и повернул назад к удовольствию команды.

III

Воспользовавшись сообщениями об эпидемии в Плимуте и не зная, что его ждет, как его встретит королева, Дрейк счел за благо отойти подальше от родных берегов и встать на якорь у острова Святого Николая (названного впоследствии островом Дрейка), находящегося при входе в Портсмутскую гавань. Теперь, если обстановка сложится для него неблагоприятно, он сможет незаметно скрыться в спасительном просторе океана.

Дрейк написал письмо королеве. Он рассказал ей о главных эпизодах долгого плавания, сообщил о захваченных сокровищах. Передать письмо королеве он просил одного из своих музыкантов — Тома Броуера. Тем временем Дрейка посетили его жена Мэри и мэр Плимута. Из разговора с ними Дрейк узнал много неприятного. Герцог Парма, племянник Филиппа II, подавлял протестантские восстания на севере Нидерландов, борясь со сторонниками Вильгельма Молчаливого. Во Франции герцог де Гиз, креатура Филиппа, был более могуществен, чем Карл IX. В июле 1579 г. папские волонтеры высадились на юге Ирландии и помогли восставшим. Но самое неприятное было то, что после смерти в августе 1580 г. португальского короля, Филипп II стал наиболее вероятным претендентом на вакантный престол. Он приказал войскам герцога Альбы вступить на территорию Португалии, и там, в битве у Алькантары, испанцы разбили сторонников дона Антонио, другого претендента на португальскую корону.

Захватив Португалию, Филипп получил бы также ее владения в Африке и в Бразилии. Кроме того, он стал бы хозяином мощного португальского флота. Дрейк узнал также, что среди ближайших советников королевы разгорелись споры по поводу захваченных Дрейком богатств. О том, что Дрейк награбил очень много, стало известно в Англии еще задолго до его возвращения. Английские купцы в Севилье сообщили Винтеру, когда тот на «Елизавете» возвращался в Англию, о ходящих в городе слухах, что Дрейк захватил драгоценностей на 600 тыс. дукатов. Ряд советников королевы во главе с канцлером Берли настаивали на возвращении захваченных ценностей их владельцам, а до того требовали поместить их в Тауэр. Уоллсингем, Хэттон, граф Лейстер — пайщики предприятия Дрейка — возражали против этого. Поползли слухи, что королева была «недовольна Дрейком, узнав о его грабежах в Перу»{96}. Понятно, с каким нетерпением ждал Дрейк ответа Елизаветы. Люди из его экипажа зло шутили, что его ждет или Тауэр, или адмиралтейский суд.

Наконец был получен ответ королевы. Запершись в своей каюте, Дрейк лихорадочно читал послание своей повелительницы. Содержание его положило конец беспокойству. Королева приказывала Дрейку немедленно явиться ко двору, взяв с собой наиболее интересные предметы из захваченных драгоценностей. В этом же письме она давала секретные поручения местному судье Эдмунду Тремейну, соседу и приятелю Дрейка, присматривать за оставшимися богатствами, спрятав их в надежном месте. Дрейк, не теряя времени, нагрузил несколько лошадей мешками с золотом, серебром и драгоценными камнями и отправился в Лондон.

Пока Дрейк мчался в столицу, споры между министрами Елизаветы о дальнейшей судьбе захваченных богатств продолжались. Лорд Берли по-прежнему требовал их помещения в Тауэр для последующей передачи испанцам. Массу энергии тратил испанский посол Бернардино де Мендоса, добиваясь возвращения сокровищ. Выполняя приказ короля Филиппа, он вскоре после возвращения «Золотой лани» в Плимут передал Елизавете подробный перечень награбленного Дрейком и потребовал немедленного суда над ним.

Королева действовала в своем излюбленном стиле. Разве может она наказывать Дрейка до тех пор, пока не выяснит сама у него все обстоятельства. А разве может она что-нибудь узнать у Дрейка, не видя его?

Тем временем «главный вор неизвестного мира», как тогда называли Дрейка его недоброжелатели, прискакал в Ричмондский дворец. Он смело вошел в покои королевы и преклонил колено перед своей повелительницей. Дрейк выглядел очень импозантно. Одетый с подчеркнутой роскошью невысокий голубоглазый крепыш с обветренным, загорелым лицом, на котором заметно выделялся шрам от индейской стрелы, с белокурыми волосами, ставшими еще светлее от многомесячного действия тропического солнца, он смотрел на Елизавету спокойно и уверенно. Дрейк не сомневался, что привезенные «образцы» окажут нужное действие. И он не ошибся.

Шесть часов за плотно закрытыми дверьми продолжалась беседа с глазу на глаз Елизаветы с «ее пиратом», как опа называла Дрейка. Вероятно, королева не только перебирала тонкими нервными пальцами драгоценные камни, великолепные изделия из золота и серебра и подробно расспрашивала об остальных сокровищах, оставшихся на «Золотой лани». Дрейк взял с собой карту, на которой был нанесен маршрут плавания, и можно представить себе, как увлекательно рассказывал он об удивительных перипетиях экспедиции. Правда, Дрейк не первым обогнул земной шар, но он был первым капитаном кругосветной экспедиции, проведшим ее с начала и до конца. Надо думать, что не только содержание рассказа Дрейка нравилось королеве, но и звучание его голоса: адмирал говорил с девонширским акцентом, как и новый фаворит «венценосной девственницы» — Уолтер Рэли.

После затянувшейся аудиенции Дрейк вернулся в Плимут с приказом королевы принять участие в регистрации захваченных богатств. В частном письме Тремейну королева писала, чтобы регистрация не начиналась до того, как Дрейк на некоторое время останется с сокровищами совершенно один. Кроме того, королева приказала, чтобы Дрейк сам до регистрации взял из захваченных богатств 10 тыс. ф. ст. для себя и еще 10 тыс. ф. ст. для раздачи членам экипажа. После регистрации все сокровища должны быть перевезены на хранение в Тауэр. Но по дороге туда их надо было завезти во дворец королевы, чтобы и она могла все посмотреть. Такова была воля монархини.

Поверенный Елизаветы превосходно понял, что хотела от него государыня. А она хотела, чтобы, кроме нее и Дрейка, ни одна живая душа не знала стоимость привезенных «Золотой ланью» богатств, а также чтобы в Тауэр попал минимум сокровищ. Хотя она и не собиралась возвращать сокровища Филиппу, но всякое могло случиться, так пусть лучше большая часть сразу будет надежно пристроена. Эдмунд Тремейн оправдал возлагавшиеся на него надежды. В ноябре 1580 г. он писал Уоллсингему: «Чтобы дать вам представление, как я действовал вместе с Дрейком, должен сказать, что у меня не было времени подсчитать стоимость сокровищ, которые показывал мне Дрейк. И, сказать правду, я просил его показывать мне не больше того, что он сам считал нужным, и от имени ее величества приказал, чтобы он не говорил о действительной стоимости ни одному живому существу. Я брал для взвешивания, регистрации и упаковки только то, что он мне передавал… И, выполняя секретный приказ ее величества о том, чтобы у него остались ценности на сумму 10 тыс. ф. ст., мы договорились, что он возьмет их себе и тайно вынесет до того, как мой сын Генри и я придем взвешивать и регистрировать то, что останется* Так и было сделано, и ни одно живое существо об этом не знает, кроме него и меня…»{97}.

В Тауэр же попало на хранение 20 т серебра, пять слитков золота, каждый длиной 45 см, и некоторое количество драгоценных камней.

Узнав о необычно длительной аудиенции, данной Елизаветой Дрейку, разгневанный Мендоса потребовал встречи с королевой. Аудиенция была дана и ему. Но когда посол начал говорить о возвращении сокровищ, королева прервала его и стала перечислять все грехи испанцев в отношении Англии. Елизавета указала на многочисленные случаи преследования ее подданных во владениях испанского монарха. Но особенно резко она выговаривала послу за участие испанцев в боевых действиях против английских войск в Ирландии и требовала от Филиппа II письменного извинения за вмешательство в ее дела. Слушая речь королевы, Мендоса, окончательно выйдя из себя, вскричал: «Если меня не слушают, то пусть заговорят пушки!». С холодным спокойствием Елизавета сказала: «Если вы будете говорить со мной подобным тоном, я посажу вас в такое место, где вы вообще не сможете говорить». И Мендоса ушел ни с чем. Венценосная комедиантка отлично сыграла роль. Она понимала, что может безнаказанно это себе позволить, поскольку была уверена, что Филипп не пойдет на объявление войны: он тогда был еще к ней не готов. Филипп только что «проглотил» Португалию и осваивался с новым положением. Доставшийся ему португальский военный флот надо было еще приводить в порядок.

Елизавета так никогда и не вернула Испании захваченные Дрейком сокровища. Какова была их действительная стоимость, неизвестно. Считают, что не меньше 600 тыс. ф. ст. на тогдашние деньги. Чтобы представить себе, что значит эта сумма, можно указать, что разгром испанской «Непобедимой армады» в 1588 г., о чем речь пойдет в следующей главе, стоил Англии 160 тыс. ф. ст. Годовой доход английской казны составлял тогда 300 тыс. ф. ст. «Пайщики» предприятия Дрейка получили 4700 % на вложенный капитал. Конечно, королева получила львиную долю добычи.

Привезенное Дрейком богатство послужило основой для последующей экспансии Англии в заморских странах. «Конечно, — пишет английский экономист Д. Кейнс, — богатства, привезенные Дрейком, можно вполне считать основой британских иностранных инвестиций. Елизавета за счет их смогла погасить весь свой иностранный долг и еще часть денег вложить в Левантийскую компанию; большие же доходы, получавшиеся Левантийской компанией, дали возможность создать Ост-Индскую компанию, доходы от которой на протяжении XVII–XVIII вв. были главной основой развития английских внешних связей и т. д.»{98}.

В сравнении с Испанией Англия того времени была бедной страной. «Доход одной Севильи, — в 1578 г. говорил государственному казначею Англии Уолтеру Милдмею Антонио де Гуарас, богатый купец, проживавший в Лондоне, и в отсутствие официального посла неоднократно представлявший Испанию при английском дворе, — много больше, чем все доходы английской короны»{99}. Полученные богатства придали Елизавете большую уверенность в отношениях с Филиппом. Теперь ей казался уж не таким невозможным военный спор с могущественной Испанией.

Слава Дрейка перешагнула границы Англии. Принц Оранский намеревался выбить медаль в его честь, а датский король — назвать его именем свой лучший военный корабль. Генрих Наваррский просил прислать копии карт Дрейка, с нанесенным на них маршрутом экспедиции.

В Англии же Дрейк стал национальным героем. Поэты слагали в его честь стихи. «Люди аплодировали его удивительным приключениям и богатой добыче, — писал современник Дрейка Джон Стоу. — Его имя и слава стали известны повсюду, люди ежедневно собирались на улицах, чтобы увидеть его…»{100} При дворе его звезда взошла очень высоко. Мендоса писал Филиппу II, что Дрейк «проводит много времени с королевой, у которой он в большом фаворе и которая говорит, что он сослужил ей великую службу»{101}. Дрейк подарил Елизавете корону с пятью большими бриллиантами, а на Новый год — усыпанный бриллиантами крест. «Королева сказала, — сообщал своему монарху Мендоса, — что она возведет Дрейка в рыцарское достоинство в тот день, когда придет посмотреть его корабль, который она приказала поставить у берега»{102}. Действительно, по приказу Елизаветы «Золотая лань» стала на якорь в Темзе у Дептфорда.

4 апреля 1581 г. королева прибыла в Дептфорд. «Золотая лань», отремонтированная и свежеокрашенная, стояла расцвеченная флагами. Для прохода на корабль с берега был построен деревянный мост. На нем скопилось столько людей, желавших быть свидетелями знаменательного события, что мост не выдержал нагрузки и рухнул в воду. К счастью, никто не пострадал и к приезду королевы все было восстановлено. Елизавета прибыла на корабль в сопровождении де Маршомона, представителя герцога Алансонского, брата короля Франции. Он должен был начать переговоры о женитьбе герцога на английской королеве. 48-летняя Елизавета, казалось, всерьез решила положить конец своему затянувшемуся девичеству. Мендоса с большой тревогой сообщает об этом Филиппу. Еще бы, ведь герцог Алансонский претендовал на нидерландский престол. Брак с ним Елизаветы — прямой вызов Испании. Но Филиппа новая матримониальная затея «королевы-девственницы» особенно не беспокоила. Он был уверен, что это очередной ее ход в политической игре, что она сама, когда ей это будет нужно, прервет брачные переговоры. Но в день посещения «Золотой лани» Елизавета всячески подчеркивала посланцу жениха свое расположение. Герцог должен был вскоре прибыть в Лондон, сопровождаемый почетным эскортом из 200 французских дворян. Трубили трубы, раздавалась барабанная дробь. Дрейк склонил колено перед королевой. Елизавета, держа меч, пошутила, что король Филипп требует от нее возвращения привезенных Дрейком богатств вместе с головой пирата. Сейчас в ее руках золоченый меч, чтобы казнить Дрейка. Обратившись затем к де Маршомону, она отдала ему меч и попросила продолжить церемонию. Де Маршомон возложил меч на плечо Дрейка. Королева обдумала и это. Церемония теперь как бы символизировала англо-французское содружество против Испании, ведь королева вместе с представителем французского королевства дома возвеличивала человека, нанесшего ощутимый удар испанскому монарху. Так Дрейк был возведен в рыцарское достоинство. В елизаветинские времена это была очень большая награда. В Англии было всего 300 человек, носивших это звание. Выше их были лишь 60 пэров. Даже могущественный государственный секретарь Уоллсингем до конца жизни не удостоился такой чести.

Королева объявила также, что отныне «Золотая лань» как символ славы нации навечно станет в специально построенном доке. Затем был устроен такой роскошный банкет, какого в Англии не было со времен Генриха VIII.

Имея в виду предстоящее замужество Елизаветы с герцогом Алансонским, которого та любила называть «моя лягушка», Дрейк подарил королеве инкрустированную бриллиантами золотую лягушку, что было встречено доброжелательным смехом. Королева в свою очередь подарила Дрейку свой портрет-миниатюру, украшенный драгоценными камнями, и шарф из зеленого шелка, на котором из конца в конец было вышито золотом: «Пусть милосердие ведет и защищает тебя до конца дней».

Позднее королева сделала Дрейку более существенный подарок: патент на землевладение в Девоншире и других местах страны «для него и его наследников» за заслуги «Фрэнсиса Дрейка, рыцаря, обошедшего земной шар с востока на запад и открывшего в южной части мира много неизвестных мест»{103}. На следующий Новый год Елизавета подарила Дрейку серебряный кубок с выгравированным изображением его корабля. Сама же «Золотая лань» очень долго стояла в Дептфорде. Шекспир упоминает, что гуляющие в праздничные дни лондонцы любили посещать этот корабль.

Потом о судне забыли. Оно обветшало, охотники за сувенирами растащили деревянные части корабля. Из них изготовлялась различная утварь. До нашего времени сохранились лишь стол и кресло.

Рыцарское звание обязывало Дрейка иметь свой «замок». И Дрейк купил небольшое поместье в Буклендо, расположенное в шести милях от фермы, где он родился.

Дрейк зажил жизнью помещика, энергично занимаясь сельским хозяйством. Мэри была счастлива: никогда на протяжении ее 12-летнего замужества ее муж не находился дома столь длительное время.

Но счастье длилось недолго. В январе 1583 г. Мэри умерла. Дрейка тогда не было дома. Он был в Лондоне у королевы, которой преподнес очередной новогодний подарок. На этот раз это была золотая солонка, сделанная в виде земного шара, покоящегося на спинах двух обнаженных мужчин. На верху земного шара располагалась фигура женщины, державшей горн. Дрейк всегда делал королеве необычные подарки. В 1587 г., например, он подарил ей усыпанный бриллиантами веер из красных и белых перьев, который, когда его раскрывали, обнаруживал ее портрет.

В то время Дрейк был не только помещиком. Он был избран мэром Плимута, назначен инспектором королевской комиссии по проверке состояния военного флота, а в 4584 г. стал членом палаты общин английского парламента.

В феврале 1585 г. Дрейк вторично женился. На этот раз его женой стала девушка не из низшего сословия, как Мэри Ньюмен, а представительница знатного и богатого английского семейства Соммерсетов, единственная дочь сэра Джорджа Сиденгема, 20-летняя красавица Елизавета.

Последним эпизодом, связанным с кругосветным плаванием, был судебный процесс против Дрейка, начатый Джоном Доути, братом казненного им капитана. Не добившись ничего через суд, Доути вошел в сговор с пострадавшими от Дрейка испанскими купцами, замышляя его убийство. Это было раскрыто, Доути был арестован. В ходе дознания выяснилось, что Филипп II обещал 20 тыс. дукатов тому, кто выкрадет Дрейка и доставит в Мадрид или хотя бы пришлет в Эскуриал его голову. Именно это и намеревался сделать Джон Доути. Несмотря на поддержку всесильного канцлера лорда Берли, он был заключен в тюрьму.

Внешне жизнь Дрейка в первые пять лет после возвращения из кругосветного плавания шла размеренно и спокойно: управление своими поместьями, обязанности мэра Плимута, поездки в Лондон ко двору королевы, несложная деятельность члена палаты общин английского парламента. На самом деле это было не так.

За день до возведения Дрейка в рыцарское звание, 3 апреля 1581 г., Уоллсингем представил королеве на рассмотрение два альтернативных плана морских экспедиций, направленных против Испании.

Первый план был назван Уоллсингемом «первым предприятием», второй — «вторым предприятием». «Первое предприятие» предусматривало отправку восьми кораблей и шести пиннас с тысячей матросов и солдат на Азорские острова для создания на Терсейре своего рода «пиратского королевства» под эгидой неудачливого претендента на португальский престол дона Антонио, внебрачного сына младшего брата испанского короля Жуана III, который был дедом бездетного португальского короля Себастьяна. Смерть последнего и вызвала борьбу за португальскую корону между доном Антонио и Филиппом II.

Находившийся в изгнании во Франции после захвата герцогом Альбой Лиссабона дон Антонио сохранял еще власть над Азорскими островами. Уоллсингем и хотел, воспользовавшись этим, обосноваться в столь стратегически важном месте. Английский флот получил бы прекрасную базу для нападения на испанский флот, перевозивший драгоценности Америки в Севилью. В плане Уоллсингема Дрейку отводилось центральное место командующего всей экспедицией.

«Второе предприятие» предусматривало организацию экспедиции в Каликут для того, чтобы, с одной стороны, не допустить захвата Испанией португальских колоний в Азии, а с другой — обеспечить торговлю с ними английских купцов. Эта операция также должна была осуществляться в интересах дона Антонио.

Королева выбрала первый вариант, но сказала, что разрешит начать «предприятие» лишь в том случае, если в нем примет участие Франция. Темпераментный дон Антонио через своего представителя в Лондоне торопил английское правительство с началом экспедиции. В обеспечение займов, которые надо было сделать для финансирования экспедиции, он даже передал Уоллсингему крупный бриллиант. Приготовления к экспедиции, которыми руководили Дрейк и Хокинс, шли полным ходом. Все должно было быть закончено в июне 1581 г. В конце июня дон Антонио прибыл в Лондон. 1 июля он был принят королевой. Дон Антонио просил послать на Азорские острова как можно более мощный флот. Елизавета же, в обычной для себя манере, осторожничала, стараясь обеспечить себе сильного союзника в этом чреватом опасностями деле. Она послала Уоллсингема в Париж для того, чтобы тот сумел втянуть в «предприятие» Францию.

Но время шло, а вести от государственного секретаря приходили неутешительные. Франция не желала участвовать в экспедиции против Испании. К тому же были получены сообщения, что испанский флот с американскими сокровищами уже достиг родных берегов, а Терсейра была захвачена войсками короля Филиппа. 18 августа лорд Берли писал Уоллсингему в Париж: «Все эти сообщения… заставили ее величество воздержаться от отправки экспедиции… ее вчерашний ответ дону Антонио был таков, что подготовка к плаванию будет продолжаться, но корабли не покинут порт до вечера, т. е. до того времени, когда она надеется что-нибудь от Вас услышать»{104}. Но ожидавшегося сообщения от Уоллсингема не поступило. Франция продолжала отказываться от участия в экспедиции. Тогда королева предложила компромиссный план: послать два или три корабля к Азорским островам, чтобы спровоцировать местное население к выступлениям против испанцев, а весной следующего года направить туда морскую экспедицию. За это время, полагала она, удастся склонить Францию к военному союзу против Испании. Дрейк и Хокинс передали это предложение Елизаветы дону Антонио. Но последний не хотел ничего слышать. Он рассматривал предложение королевы как уловку, как попытку уйти от осуществления экспедиции. Дон Антонио заявил, что прекращает всякие переговоры с Елизаветой и потребовал назад свой бриллиант, переданный Уоллсингему. 24 августа 1581 г. лорд Берли писал Уоллсингему: «Сегодня дон Антонио потребовал от королевы возвращения бриллианта и хотел послать за ним своего человека к Вашей жене; но я думаю, что ответ Вашей жены должен быть такой, что бриллиант был оставлен ей Вами и она может вернуть его без Вашего разрешения только в том случае, если будут уплачены деньги, которые были затрачены на подготовку экспедиции»{105}. Отвечая лорду Берли 28 августа, Уоллсингем полностью его поддержал. Бриллиант не был возвращен дону Антонио, так как тот отказался возместить расходы по подготовке экспедиции. Судьба бриллианта была сложна. Многократно переходил он из рук в руки, пока наконец не оказался в сокровищнице русских царей.

Разгневанный дон Антонио вернулся во Францию, где, набрав добровольцев во главе с Ф. Строцци, поплыл в 1582 г. к Азорским островам. Испанцы под командованием маркиза де Санта Круз разгромили флотилию дона Антонио. Строцци был убит, а сам дон Антонио хотя и спасся, но потерял все деньги и драгоценности. Никто в Англии больше о нем не вспоминал.

Тогда решили осуществить «второе предприятие». По совету графа Лейстера, Дрейк отказался от участия в этом деле, только предоставил в распоряжение будущей экспедиции свой барк «Фрэнсис». Руководителем экспедиции был назначен Эдвард Фентон. Командование «Фрэнсисом» было поручено Джону Дрейку. В состав экспедиции, кроме небольшого «Фрэнсиса» (40 т), вошли «Медведь» (400 т), «Эдвард Бонавентура» (300 т) и «Елизавета» (50 т). Фентон получил от правительства инструкции ни в коем случае не ввязываться в сражения с испанскими кораблями и идти к Молуккским островам только через мыс Доброй Надежды. Проход через Магелланов пролив мог быть использован только при чрезвычайных обстоятельствах. Чтобы подчеркнуть мирный характер экспедиции, в ней приняли участие купцы, а также плотники и каменщики, взятые для сооружения торговых факторий в заморских землях.

Когда началось плавание, неблагоприятные ветры погнали корабли к берегам Америки, т. е. сложилась именно та чрезвычайная обстановка, которая разрешала Фентону использовать Магелланов пролив для прохода в Тихий океан. У берегов Южной Америки Фентон захватил испанский корабль, от команды которого узнал, что испанская колониальная администрация начала строить военные укрепления в Магеллановом проливе, чтобы воспрепятствовать проходу по нему чужеземным кораблям. Фентону стало известно также, что была налажена связь между районом Ла-Платы и Перу, благодаря чему вице-король мог быстро узнать о появлении вражеских кораблей у Атлантического побережья испанской Америки. Эти сведения так напугали Фентона, что он решил прекратить дальнейшее плавание и возвратиться в Англию. Джон Дрейк самовольно повел свой корабль к бразильским берегам. О том, чем это кончилось, говорилось выше. «Второе предприятие» Уоллсингема, таким образом, тоже потерпело неудачу.

Однако «партия войны» при английском дворе не собиралась складывать оружие. Политическая обстановка в Европе накалялась. В голове Уоллсингема зрели новые планы нападения на Испанию, главным исполнителем которых по-прежнему оставался Фрэнсис Дрейк.

Глава 3

ГИБЕЛЬ «НЕПОБЕДИМОЙ АРМАДЫ»

I

В 1571 г. в морском сражении в заливе Лепанто испанско-венецианский флот нанес поражение турецкому флоту, уничтожив практически все морские силы Османской империи. Господство Турции в Средиземном море было подорвано. Позиции Испании в этом районе значительно укрепились. Но к западу от Геркулесовых столбов положение осложнилось. Близилась битва за господство в Атлантическом океане между рвущейся к заокеанским землям английской и нидерландской буржуазией и Испанией, претендующей теперь и на владения португальской колониальной империи. Готовясь к решающим сражениям, Филипп II прежде всего заботился об увеличении флота. Еще в 1584 г. Луис де Рекесенс, главнокомандующий войсками Кастилии, писал ему: «Мы сможем победить в войне только в том случае, если ваше величество станет хозяином моря»{106}. Внешнеполитические дела также на первый взгляд складывались благоприятно для Испании.

Казалось, шел к успешному завершению заговор на жизнь Елизаветы. 6 Нидерландах герцог Парма продолжал подавлять антииспанское восстание, захватив главные города на юге страны. В июле 1584 г. в Делфте был убит Вильгельм Молчаливый. Во Франции смерть от лихорадки герцога Алансонского еще более укрепила позиции герцога де Гиза в борьбе с протестантом Генрихом Навароским, новым претендентом на французский престол.

Но заговор на жизнь Елизаветы был раскрыт. Высланный из страны Мендоса (он стал последним при жизни Елизаветы испанским послом в Лондоне) угрожал: «Поскольку я, очевидно, не устраиваю ее величество как посол мира, то это вынуждает меня постараться оправдаться перед ней в будущей войне»{107}.

В этой сложной обстановке Елизавета решила созвать новый парламент. Перед открытием сессии Дрейк был вызван на заседание Тайного совета королевы. Его познакомили с планом экспедиции на Молуккские острова и предложили ее возглавить. Опять был создан «синдикат», финансировавший это предприятие, в состав которого вошли королева, Лейстер, семья Хокинсов, Рэли, Хеттон и Дрейк. Общий капитал составил 40 тыс. ф. ст. Экспедиция должна была иметь чисто военный характер. Используя опыт Дрейка, приобретенный им во время кругосветного плавания, предполагалось нанести удар по Молуккским островам, расположенным вдали от главных испанских колониальных центров. Приготовления к плаванию начались немедленно и шли на протяжении всей сессии парламента.