Особенно много редукций насчитывалось в Парагвае, где с начала XVII в. обосновался иезуитский орден. Вскоре иезуиты подчинили себе значительную часть индейцев-гуарани и согнали их в 30 редукций, расположенных в бассейнах рек Параны и Уругвая. Там они подвергались жестокому угнетению и бесчеловечной эксплуатации, обреченные на подневольный труд для обогащения церкви. Вся жизнь гуарани строжайшим образом регламентировалась. В иезуитских редукциях царил феодально-крепостнический строй с некоторыми элементами рабства.
Распространив свое экономическое и политическое влияние на весь Парагвай, иезуиты стали по существу контролировать управление страной. Они почти монополизировали торговлю наиболее важной товарной культуры йерба-мате[9] (главной статьей парагвайского экспорта в другие колонии Ла-Платы, Перу, Чили), успешно конкурировали с местными и испанскими купцами на внутреннем рынке.
Церковь в колониях получала колоссальные доходы от сбора десятины, платежей за требы, от всевозможных ростовщических операций, «добровольных» пожертвований и т. д.
Таким образом, к концу XVIII — началу XIX в. большинство индейского населения Испанской Америки, лишившись личной свободы, а зачастую и земли, оказалось фактически в феодальной зависимости от своих эксплуататоров. Основную массу его составляли закрепощенные крестьяне, а также рабочие рудников, мануфактур, ремесленных мастерских, грузчики, домашняя прислуга. Однако в некоторых малодоступных районах, удаленных от основных центров колонизации, оставались племена, не признававшие власти захватчиков и оказывавшие им упорное сопротивление. Избегая контактов с колонизаторами, они обычно сохраняли еще прежний первобытвооощинный строй, традиционный уклад жизни, свой язык и культуру. Лишь в XIX–XX вв. большая часть их была покорена, а принадлежавшие им земли экспроприированы.
В отдельных областях существовало также свободное крестьянство: «льянеро» — на равнинах (льяносах) Венесуэлы и Новой Гранады, «гаучо» — в степях лаплатской пампы. В Парагвае преобладающей формой землевладения являлись мелкие и средние хозяйства («чакра») свободных и полусвободных крестьян. В Новой Испании имелись мелкие земельные владения хуторского типа — «ранчо».
Хотя на протяжении XVI–XVIII вв. в Испанскую Америку ввезли миллионы африканских невольников, вследствие высокой смертности, вызванной непосильным трудом, непривычным климатом и болезнями, их численность в большинстве колоний (кроме указанных выше районов Карибского бассейна) к концу XVIII — началу XIX в. была невелика.
Наряду с индейцами и неграми в Испанской Америке с самого начала ее колонизации появилась и стала быстро расти группа населения европейского происхождения. Привилегированную верхушку колониального общества составляли уроженцы метрополии — испанцы, преимущественно представители родовитого дворянства, а также богатые купцы, в руках которых находилась торговля колоний. В Америке их презрительно называли «гачупинами» или «чапетонами»[10]. Они занимали почти все высшие административные, военные и церковные должности. Среди них были крупные помещики и владельцы рудников. Уроженцы Испании кичились своим происхождением и считали себя высшей расой по сравнению не только с индейцами и неграми, но даже с креолами.
Термин «креол» весьма условен и неточен. Креолами в Америке называли родившихся здесь «чистокровных» потомков европейцев/ Однако на самом деле большинство из них имело в той или иной степени примесь индейской либо негритянской крови. Из среды креолов вышла большая часть помещиков. Они пополняли ряды колониальной интеллигенции, низшего духовенства, служили в административном аппарате и армии. Сравнительно немногие из них занимались торгово-промышленной деятельностью, но им принадлежало большинство рудников и мануфактур. Среди креольского населения были также мелкие землевладельцы, ремесленники, владельцы небольших предприятий.
Обладая номинально равными правами с уроженцами метрополии, креолы на деле подвергались дискриминации и лишь в порядке исключения назначались на высшие должности. В свою очередь они с презрением относились к индейцам и вообще к «цветным», третируя их как представителей низшей расы.
Помимо индейцев, негров и колонистов европейского происхождения в Испанской Америке конца XVIII — начала XIX в. существовала весьма многочисленная группа, возникшая в результате смешения различных этнических компонентов: белых и индейцев (индоевропейские метисы), белых и негров (мулаты), индейцев и негров (самбо).
Метисное население было лишено гражданских прав: метисы и мулаты не могли претендовать на чиновничьи и офицерские должности, участвовать в выборах муниципальных органов и т. д. Они занимались ремеслом, розничной торговлей, свободными профессиями, служили управляющими, приказчиками, надсмотрщиками у богатых помещиков, составляли большинство среди мелких землевладельцев. Некоторые из них к концу колониального периода стали проникать в ряды низшего духовенства. Часть метисов превратилась в пеонов, рабочих мануфактур и рудников, солдат, деклассированный элемент городов.
Колонизаторы стремились изолировать и противопоставить друг другу уроженцев метрополии, креолов, индейцев, негров и метисов. Они делили все население колоний на группы по расовому принципу. Однако фактически принадлежность к той или иной категории определялась зачастую не столько этническими признаками, сколько социальными факторами. Так, многие состоятельные люди, являвшиеся в антропологическом смысле метисами, с успехом выдавали себя за креолов, а дети индианок и белых, жившие в индейских селениях, нередко рассматривались властями как индейцы.
Весьма своеобразно сложились отношения между небольшой кучкой испанцев и массой коренного населения в Парагвае. В силу ряда причин процесс смешения рас происходил здесь в условиях, существенно отличавшихся от положения в остальных колониях. Гуарани почти не знали классовой дифференциации и даже после начала завоевания продолжали сохранять свою племенную организацию. Поэтому для их эксплуатации колонизаторы пытались использовать некоторые институты родового строя, в частности распространенные у них формы коллективных работ и обычай взаимопомощи родственников. Вследствие того, что белые женщины в Парагвае почти отсутствовали, европейцы нередко женились на индианках, а еще чаще просто сожительствовали с ними. При этом индейские жены или наложницы конкистадоров практически, как правило, занимали положение хозяйки дома и матери семейства.
В результате потомство от таких смешанных браков по своему внешнему облику, духовному складу, психологии и положению в колониальном обществе Парагвая значительно отличалось от аналогичных групп населения других колоний. Парагвайские метисы восприняли религию, многие черты и особенности хозяйства, быта, техники земледелия, материальной культуры, духовной жизни своих испанских отцов. Зато с молоком своих индейских матерей они впитали нравы и обычаи гуарани, чувство любви к родине. Их родным языком, на котором они учились говорить, был гуарани, оттеснивший вскоре в качестве общепринятого разговорного языка на второй план испанский. Они не скрывали своего по-луиндейского происхождения, так как в специфических условиях колониального Парагвая оно само по себе не компрометировало их. «Креолами» здесь называли всех местных уроженцев, хотя большинство их составляли метисы, у которых из поколения в поколение увеличивалась доля индейской крови. Они занимали офицерские и чиновничьи должности, заседали в городских муниципалитетах — кабильдо, владели землей, наследовали энкомьенды, освобождались от уплаты подушной подати и пользовались другими правами, «Креолы» (метисы) играли в Парагвае роль, которую в других испанских колониях выполняла креольская знать европейского происхождения (здесь крайне малочисленная).
Разумеется, то, что сказано выше о социальной структуре и расово-этническом составе испаноамериканского общества, положении различных классов и слоев населения, методах и формах эксплуатации, дает лишь самое общее представление, не отражая в полной мере всего сложного многообразия условий, существовавших в разных частях испанской колониальной империи и изменявшихся в течение трех столетий.
ОСВОБОДИТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ
На протяжении всего колониального периода народы Испанской Америки вели упорную борьбу против колонизаторов. Многочисленные восстания происходили в XVI–XVIII вв. в Новой Испании, Перу, Чили, Парагвае, Новой Гранаде, Вест-Индии. В освободительном движении участвовали главным образом индейские племена, угнетенное крестьянство, городская беднота, негры-рабы и другие группы эксплуатируемого населения. Однако и представители имущих слоев, включая креольскую знать, выражали недовольство зависимостью от метрополии. Но, боясь народных масс, они ограничивались заговорщической деятельностью и отдельными выступлениями, мало связанными с вооруженным сопротивлением индейцев и негров-рабов.
Одними из первых поднялись на борьбу за свою свободу и независимость индейцы Кубы под руководством их вождя Атуэя (1511–1512).
Атуэй пытался организовать отпор испанским конкистадорам еще в период завоевания ими его родины— Гаити. Но он потерпел поражение и во главе нескольких сотен уцелевших соплеменников перебрался на Кубу, где рассчитывал найти убежище. Предупреждая кубинских индейцев об опасности, грозившей им со стороны алчных и жестоких завоевателей, жертвой которых уже стали индейцы Гаити, Атуэй призывал их быть начеку и не пускать на остров испанцев, способных, по его словам, во имя золота на любые зверства. «…Бог, которому поклоняются эти тираны, — говорил он, — золото, скрытое в нашей земле. Вот их властелин. Вот кому они служат. Вот за чем они охотятся»{15}.
Но далеко не все индейские племена вняли этим предостережениям. Поэтому, когда в 1511 г. испанцы начали завоевание Кубы, Атуэй смог объединить лишь часть индейцев. Тем не менее длительное время он вел успешную партизанскую войну против чужеземных захватчиков и даже вынудил их перейти к обороне. Только после того как испанцы предательски захватили Атуэя в плен и сожгли на костре, им удалось одержать победу.
Но в 1529 г. в восточной части Кубы вспыхнуло новое восстание, которое возглавил индейский вождь Гуами. Укрывшись в горах, восставшие успешно отражали наступление испанских войск.
Лишь к концу 1532 г., сосредоточив значительные силы, колонизаторы смогли ликвидировать последний крупный очаг организованного сопротивления кубинских индейцев.
На Юкатане мужественно защищали свою свободу майя. Попытки завоевания полуострова, предпринятые испанцами в 20–30-х годах XVI в., оказались безуспешными. Однако междоусобная борьба ослабила племена майя и позволила к середине 40-х годов в основном завершить покорение Юкатана. Но майя не подчинились власти завоевателей и в дальнейшем часто поднимали восстания.
В середине 30-х годов XVI в. вспыхнуло массовое восстание индейцев Перу, которым руководил один из представителей правящей инкской династии Манко Капак, незадолго до того провозглашенный испанцами Верховным инкой. Восставшие блокировали испанский гарнизон в Куско, но так и не смогли овладеть этим городом. В дальнейшем индейцы, потерпев поражение в боях с испанскими войсками, отступили в труднодоступный горный район Вилькабамба, где создали так называемое новоинкское государство. После гибели Манко Капака (1545 г.) власть в этом государстве перешла к ею старшему сыну Саири Тупаку, а с начала 70-х годов — к младшему сыну Тупаку Амару, не прекращавшему борьбы против колонизаторов до 1572 г., когда он был захвачен в плен и казнен. Впоследствии имя Тупак Амару неоднократно принимали вожди индейских восстаний в странах Андского нагорья.
Одним из крупных антиколониальных выступлений XVI в. явилось восстание индейских племен Халиско (Новая Испания) в 1541 г. Изгнав испанских энкомендеро и монахов, восставшие окружили и почти полностью уничтожили направленную против них карательную экспедицию под командованием помощника Кортеса Педро де Альварадо. Вслед за тем они вступили в столицу провинции Гвадалахару. Но в дальнейшем среди индейцев возникли разногласия, что помешало им закрепить первоначальный успех. Их пассивность позволила испанцам, бросившим против восставших все свои войска во главе с вице-королем, одержать победу. Часть захваченных при этом пленных была после жестоких пыток казнена, а остальные обращены в рабство.
В 1545 г. восстали гуарани в Парагвае. Несмотря на кровавую расправу с ними, вооруженное сопротивление индейцев продолжалось еще в течение ряда десятилетий.
Начиная с середины XVI в. чилийские арауканы длительное время успешно противодействовали всем попыткам завоевания южного Чили. Хотя в 1557 г. они потерпели серьезное поражение и лишились своих выдающихся вождей Лаутаро и Кауполикана, павших от руки врага, уже в 1561 г. началось новое восстание. В результате непрерывной полувековой вооруженной борьбы арауканы изгнали испанцев со всей территории южнее реки Био-Био и даже вынудили их признать эту реку северной границей зоны расселения свободных индейцев. Однако, признав формально в 1641 г., а затем в 1726 г. независимость Араукании, колонизаторы отнюдь не отказались от планов ее завоевания. Поэтому борьба продолжалась в XVII и XVIII вв.
Ясно выраженный антииспанский характер носили некоторые движения, имевшие религиозную окраску. Так, среди индейцев Новой Гранады в 1576 г. широкое распространение получили проповеди «пророка» Собсе, призывавшего порвать с христианской религией и вернуться к прежним верованиям. В 1603 г. там же возникло направленное против христианства движение, во главе которого стоял некий Набсакадас. Он разработал план немедленной расправы со всеми испанцами по данному им сигналу. Но план этот стал известен властям.
К XVI в. относятся и первые восстания негров-рабов. Одно из них вспыхнуло в 1555 г. на золотых приисках в районе Баркисимето (Венесуэла). Его инициатором и руководителем являлся раб Мигель. Восстание испанцы подавили, а его организаторов казнили. В 1575 г. произошло крупное выступление беглых рабов — симарронов — в Панаме. В 1609 г. восстали негры-рабы Орисабы (на побережье Мексиканского залива) и во главе с вождем Янгой мужественно сражались за свободу. После разгрома этого движения 33 его участника были повешены.
Почти непрерывно народные восстания происходили на протяжении XVII в. в Новой Испании. Ярким примером сопротивления захватчикам является движение индейцев пуэбло провинции Новая Мексика в середине и во второй половине XVII в. Жестокая эксплуатация и насильственное обращение в католичество вызвали здесь в период с 1645 по 1675 г. несколько попыток вооруженных выступлений с целью изгнания колонизаторов и восстановления прежней религии. Но все они были быстро подавлены. Тогда началась тщательная подготовка нового восстания, в котором участвовали почти все племена пуэбло. Оно вспыхнуло в августе 1680 г. Индейцы перебили несколько сотен испанцев и осадили столицу Новой Мексики город Санта-Фе. Восставшие разрушали и сжигали церкви, дома испанцев, захватывали их имущество. В 1681 г. губернатор провинции по приказу вице-короля попытался вновь подчинить индейцев испанскому владычеству, но безуспешно. Столь же безрезультатными оказались попытки подавления восстания в 1688–1689 гг.
Целых 12 лет индейцы удерживали в своих руках Новую Мексику. Лишь в 1692 г. испанцам удалось восстановить свое господство над частью племен пуэбло и снова занять Санта-Фе. Но и позднее индейские племена еще дважды поднимали восстания. Только к концу XVII в. колониальные власти сумели в основном задушить их сопротивление. Однако колонизаторы так и не смогли покорить племя хопи, укрывавшееся в неприступных горных районах.
События в Новой Мексике оказали большое влияние на соседнюю провинцию Новая Бискайя, которую в 1690 г. охватило антииспанское восстание. В течение нескольких лет племена тараумара, тобосо, пима, апачи и другие вели ожесточенную борьбу против колонизаторов. Крупные выступления индейцев происходили во второй половине XVII в. и на юге Новой Испании — в Оахаке (1660 г.), Чиапасе (1695 г.) и других районах.
Индейцы являлись главной движущей силой наиболее значительного из городских восстаний колониального периода, вспыхнувшего в Мехико в 1692 г. Непосредственным поводом к нему послужили недостаток продовольствия в связи с неурожаем и рост цен на хлеб. Восставшие сожгли дворец вице-короля, здание муниципалитета, часть помещений аудиенсии, тюрьму, виселицу, разгромили магазины и лавки. Властям с большим трудом удалось подавить народные волнения, после чего началась жестокая расправа. Были казнены 12 человек (все индейцы) и свыше 30 человек подвергнуты телесным наказаниям. Отныне индейцам запрещалось жить в черте города и разрешалось проживать лишь в его предместьях.
Одновременно происходило восстание индейцев в Тласкале, также вызванное ростом дороговизны. После его подавления колонизаторы казнили около 60 повстанцев.
От Чили до Новой Испании (XVIII в.)
Ряд крупных антиколониальных выступлений имел место в XVIII в. Одно из них происходило в 20–30-х годах в Парагвае. Креольская верхушка Асунсьона, недовольная привилегиями, предоставленными мадридским правительством иезуитским миссиям, свергла губернатора и заменила его своим представителем Антекерой. Но испанские войска, направленные в Парагвай, нанесли поражение ополчению, созданному восставшими, а Антекера был арестован (позднее казнен). Тогда парагвайские креолы решили капитулировать. Однако в борьбу против испанцев стали втягиваться более широкие слои населения, объединявшиеся главным образом вокруг муниципальных органов — «коммун». «Коммуне-рос», как называли участников этого движения, вновь отстранили колониальную администрацию и взяли власть в свои руки. В 1735 г. колонизаторы окончательно подавили восстание и восстановили свои позиции в Парагвае. В наказание королевское правительство лишило эту провинцию традиционного права избрания губернатора, а купцам Асунсьона запретило вывозить парагвайскую продукцию через порт Буэнос-Айреса.
В 1742 г. вспыхнуло восстание индейцев Перу во главе с Хуаном Сантосом, происходившим, по его словам, от древних инкских властителей. Повстанцы пытались овладеть столицей вице-королевства Лимой, но их постигла неудача. После этого они ушли в горы и еще несколько лет продолжали борьбу. Только к концу 40-х годов их сопротивление удалось сломить. Тысячи людей погибли от рук карателей.
Неоднократно происходили волнения среди мексиканских индейцев. Одно из наиболее крупных восстаний началось в 1761 г. на Юкатане под руководством пекаря Хасинто, принявшего имя Канек (так звали последнего представителя династии, правившей до испанского завоевания). Губернатор двинул против восставших все имевшиеся в его распоряжении войска. Индейцы, вооруженные в большинстве своем лишь луками и ножами, потерпели поражение. Канеку отрубили руки и ноги, после чего заживо сожгли. Восьмерых его сподвижников повесили, а остальных повстанцев публично наказали плетьми и отрезали им правое ухо.
В 1767 г. восстало коренное население ряда районов Новой Испании: Мичоакана, Гуанахуато, Сан-Луис-Потоси. Индейцы добивались освобождения от колониального ига, отмены подушной подати и других повинностей. Наибольшего размаха движение достигло в Мичоакане, где жители почти ста деревень отказались подчиняться властям. Во главе восстания здесь стоял Педро де Сориа Вильяроэль, утверждавший, что его далекие предки когда-то правили племенами тарасков. Воспользовавшись отсутствием единства действий повстанцев разных провинций, испанцы поочередно разбили их сперва в Гуанахуато, затем в Сан-Луис-Потоси и, наконец, в Мичоакане. Руководители и многие участники восстания попали в плен, и 85 из них казнили. Сотни индейцев подверглись телесному наказанию, были брошены в тюрьмы и сосланы.
В начале 80-х годов на всю Южную Америку прозвучало крупнейшее народное выступление в Перу под предводительством старейшины индейского селения Хосе Габриэля Кондорканки, считавшегося потомком последнего правителя инков. Подняв в 1780 г. восстание против колонизаторов, он принял имя Тупак Амару, объявил о восстановлении инкского государства и отмене повинностей, установленных завоевателями, призвал к расправе над королевскими чиновниками. Вскоре 60-тысячная армия восставших двинулась на Лиму. Однако в апреле 1781 г. ее разгромили испанские войска. Кондорканки и других руководителей захватили в плен и предали мучительной казни. Отдельные группы повстанцев еще в течение некоторого времени продолжали борьбу, но в 1782 г. были ликвидированы последние очаги сопротивления.
Одновременно массовое народное движение охватило Новую Гранаду. Здесь непосредственным поводом к выступлению явился произвол колониальных властей, в начале 80-х годов с целью пополнения королевской казны увеличивших налоги и повысивших цены на многие товары, торговля которыми составляла монополию правительства. Волнения начались в марте 1781 г. в городе Сокорро и вскоре распространились на соседние районы. Население требовало отмены ненавистных налогов, отказывалось подчиняться распоряжениям испанских чиновников, громило помещения правительственных учреждений, казенные лавки и склады. Движением руководил созданный восставшими комитет — «коммуна» (в связи с чем это восстание часто называют движением «коммунерос») во главе с представителями креольской верхушки Бербео, Платой и др.
Повстанцы выступили в поход «а столицу Новой Гранады Боготу, причем по мере приближения к ней численность их быстро росла за счет присоединения тысяч индейцев и негров. Встревоженные размахом и массовым характером движения, креольские руководители пошли на соглашение с властями и распустили свою армию. Тем не менее в различных районах страны продолжались индейские восстания. Пользуясь предательством креольской верхушки, вице-король сосредоточил значительное количество войск и к концу 1781 г. сумел полностью подавить движение. Над его участниками учинили жестокую расправу.
В этот же период в Чили возник так называемый «заговор трех Антонио». Его организовали французы Антонио Бернэ (преподаватель латыни и математики) и Антонио Грамюссэ, с которыми был связан богатый креол Хосе Антонио де Рохас. Заговорщики хотели установить республику, управляемую сенатом, избранным всем населением (включая индейцев-арауканов). Они предусматривали перераспределение земли на основе равного наделения ею всех жителей, отмену рабства и смертной казни. Арестованные и брошенные в тюрьму, по доносу одного из участников заговора, Бернэ и Грамюссэ в дальнейшем погибли. Что касается Рохаса, то за отсутствием прямых улик его участие в заговоре не удалось доказать.
Освободительное движение в американских колониях Испании, особенно усилившееся во второй половине XVIII в., расшатывало устои колониальной системы. Этому способствовало и ослабление международных позиций самой метрополии.
«Война из-за уха Дженкинса»
В результате войны за Испанское наследство (1701–1714) Испания вынуждена была предоставить Англии монопольное право ввоза в Испанскую Америку негров-рабов из Африки (договор о предоставлении такой монополии назывался «асьенто»). Британское правительство передало это право «Компании Южных морей», которая стала ежегодно направлять в Портобельо по одному кораблю с невольниками и грузом товаров, а также основала ряд торговых факторий в различных пунктах побережья Карибского моря. Не удовлетворяясь этим, английские купцы и пираты систематически вели контрабандную торговлю с испанскими колониями в Вест-Индии и на карибском побережье. Испанцы усилили охрану побережья, захватывали британские суда, конфисковывали находившиеся на них товары, жестоко расправлялись с членами экипажа, а иногда даже передавали их в руки инквизиции. Отношения между Англией и Испанией крайне обострились.
В 1731 г. английский бриг «Ревекка», следовавший с контрабандным грузом сахарного тростника с Ямайки на родину, был близ побережья Кубы остановлен сторожевым судном испанской береговой охраны под командованием некоего Фандино. Захватив весь груз, испанцы, по утверждению капитана английского корабля Роберта Дженкинса, привязали его самого к мачте, зверски избили, а затем отрезали ему ухо и велели отвезти этот «сувенир» в Англию в назидание другим британским морякам, которым вздумалось бы впредь заниматься контрабандой.
Когда Дженкинс вернулся на родину, рассказ о его злоключениях в Вест-Индии первоначально не привлек особого внимания. Ему выплатили обычную в такого рода случаях денежную компенсацию и назначили капитаном одного из торговых судов Ост-Индской компании. Однако семь лет спустя, в связи с очередным резким обострением противоречий между Англией и Испанией (проводившей политику сближения с главной соперницей Англии — Францией), интересы которых все больше сталкивались в странах Карибского бассейна, влиятельные круги, усиленно добивавшиеся укрепления позиций Англии в этом районе и расширения ее торговли с испанскими колониями, вдруг «вспомнили» об инциденте, происшедшем с Дженкинсом. В 1738 г. последний предстал перед специальным комитетом палаты общин и, не жалея красок, поведал членам парламента о зверствах испанцев, предъявив в качестве вещественного доказательства злополучное ухо, которое он все эти годы якобы предусмотрительно хранил в заспиртованном виде.
Поскольку вся эта история, независимо от того, соответствовала ли она действительности, была на руку силам, стремившимся к развязыванию войны с Испанией, весной 1739 г. она стала предметом обсуждения в палате общин. В ходе дебатов, продолжавшихся в течение нескольких дней, ряд ораторов, преимущественно представителей парламентской оппозиции, используя давний инцидент с Дженкинсом в качестве предлога, решительно высказались за начало военных действий против Испании. При этом никто даже не попытался поставить под сомнение или проверить достоверность показаний Дженкинса, достаточно подозрительной личности, с весьма темным прошлым. В свое время, находясь на Ямайке, он совершил уголовное преступление, похитив ценности, снятые с потерпевшего кораблекрушение испанского судна. В связи с этим Дженкинсу пришлось, спасаясь от ареста, поспешно покинуть остров. Парик же, который капитан носил по тогдашней моде, так плотно закрывал голову и верхнюю часть лица, что никто не мог разглядеть, на месте ли его ухо или оно действительно отрезано.
В результате настойчивых требований сторонников войны, несмотря на противодействие премьер-министра Уолпола, 19 октября 1739 г. Англия официально объявила войну Испании. Но еще в июле того года эскадра под командованием адмирала Вернона направилась в Карибское море и в ноябре захватила Портобельо. Весть об этой победе британского флота в Англии встретили с энтузиазмом, и в честь нее некоторым улицам и площадям было присвоено название «Портобельо», а «герой дня» адмирал Вернон удостоился благодарности парламента. Однако довольно скоро англичанам пришлось оставить Портобельо.
Англо-испанская «война из-за уха Дженкинса», явилась прелюдией к гораздо более крупному и серьезно-44 му военному конфликту, вызванному столкновением интересов Англии, Франции и других европейских держав в борьбе за раздел мира, — к войне за австрийское наследство (1740–1748). Продолжая боевые действия против Испании — союзницы Франции, английский флот атаковал в 1740–1742 гг. Картахену, берега Венесуэлы, Панамы и других испанских владений. Эскадра адмирала Энсона совершила нападения на тихоокеанское побережье Америки. Но все эти операции не принесли успеха.
Хотя Испании удалось временно сохранить свои позиции в карибском бассейне, вскоре они вновь оказались под угрозой. Как указывалось выше, после Семилетней войны англичане в качестве компенсации за возвращение захваченной ими Гаваны заставили Испанию отдать Флориду и удерживали ее в течение 20 лет. Во второй половине 90-х годов испанская монархия в результате войн с Францией и Англией лишилась таких важных вест-индских владений, как Санто-Доминго и Тринидад.
ПРЕЛЮДИЯ РЕВОЛЮЦИИ
В первой четверти XIX в. освободительное движение на Американском континенте охватило все испанские колонии. Война за независимость в Испанской Америке (1810–1826) была подготовлена трехвековой борьбой ее народов против колониального гнета и обусловлена всем процессом исторического развития.
Начало пробуждения
Несмотря на перечисленные выше ограничения, на рубеже XVIII–XIX вв. в колониях наблюдался известный рост промышленности, особенно горнодобывающей. Так, в Новой Испании добыча благородных металлов к началу XIX в. увеличилась по сравнению с 1740 г. втрое{16}. В то время здесь добывали серебра в 10 раз больше, чем давали все рудники Европы{17}. В обрабатывающей промышленности все большую роль стали играть текстильные, кожевенные, гончарные, табачные и другие мануфактуры, число которых постепенно возрастало. Хотя на рудниках и мануфактурах все еще преобладали различные формы принудительного труда, предприниматели прибегали иногда к использованию и вольнонаемных рабочих.
Отказ от системы флотилий и прочие меры по либерализации торгового режима, проведенные мадридским правительством в последней трети XVIII в., привели к некоторому оживлению внешней торговли, что стимулировало расширение внутреннего рынка, благоприятствовало увеличению объема промышленного производства и повышению товарности сельского хозяйства колоний (мясное скотоводство, выделка кож, раз-ведение кошенили, выращивание сахарного тростника, табака, хлопка, ванили, йерба-мате и т. д.).
Прогресс экономики, экспроприация непосредственных производителей — индейцев, появление наемного труда способствовали формированию в странах Испанской Америки капиталистических отношений. Однако их росту препятствовал колониальный режим.
Испанская монархия, исходя из интересов метрополии, «затрудняла и сдерживала своей политикой экономическое развитие колоний»{18}. К началу XIX в. оставались в силе запреты, довлевшие над их промышленностью и сельским хозяйством. Торговые сношения с иностранными государствами по-прежнему не разрешались. Торговля испанских колоний в Америке между собой была строго регламентирована и сводилась к минимуму, составляя незначительную долю их внешнеторгового оборота. Частые в конце XVIII — начале XIX в. англо-испанские войны (1779–1782, 1796–1801, 1804–1808) сопровождались сокращением торговли с метрополией и ввоза английской контрабанды.
Тяжелым бременем ложились на население многочисленные налоги: подушная подать, десятина, алькабала[11] и пр. Широкое распространение пеонажа и других феодальных форм эксплуатации мешало повышению производительности труда как в сельском хозяйстве, так и в промышленности. Фактическое прикрепление большинства индейцев к земле и их зависимость от помещиков и испанских властей ставили в весьма затруднительное положение владельцев рудников и мануфактур, нуждавшихся в рабочей силе.
Лишь небольшая часть доходов колоний расходовалась на развитие их производительных сил, образование, здравоохранение и другие нужды населения. Зато огромные средства тратились на содержание многочисленного бюрократического аппарата, армии, духовенства. Львиная доля доходов отправлялась в метрополию.
Больше всего от колониального гнета страдали индейцы, лишенные всяких прав и подвергавшиеся жестокой, фактически ничем не ограниченной эксплуатации. Вместе с тем экономическая политика Испании, постоянная дискриминация и политическое бесправие вызывали сильнейшее недовольство ремесленников, городской бедноты, мелких и средних землевладельцев, лиц свободных профессий, а также помещиков-креолов, владельцев рудников и промышленных предприятий, купцов. Но в условиях колониального режима процесс формирования местной буржуазии шел чрезвычайно медленно. Не обладая достаточной экономической мощью и независимостью, буржуазные элементы не составляли еще определенного класса и не могли выступать самостоятельно.
Наряду с указанными причинами рост революционных настроений был обусловлен и воздействием внешних факторов.
Несмотря на строгие запреты властей и церкви, сочинения Монтескьё, Вольтера, Руссо, знаменитая «Энциклопедия наук, искусств и ремесел», «История Америки» шотландского ученого Робертсона, «Философская и политическая история о заведениях и коммерции европейцев в обеих Индиях» Рейналя и другие произведения почти с самого момента своего выхода в свет циркулировали по всей Испанской Америке; их можно было найти во многих библиотеках. Успешная борьба английских колоний в Северной Америке за независимость (1775–1783), Великая французская революция 1789–1794 гг., начавшаяся под ее непосредственным влиянием в 1791 г. революция негров-рабов Сан-Доминго, которая увенчалась созданием первого независимого латиноамериканского государства Гаити, — все это способствовало усилению освободительного движения в заокеанских владениях Испании.
Колониальные власти пытались помешать проникновению прогрессивных идей и какой-либо информации извне. Уже в сентябре 1789 г. мадридское правительство отдало распоряжение задерживать на таможне все печатные материалы с упоминанием о событиях во Франции. В ноябре того же года Верховный совет по делам Индий предписал изъять и уничтожить все имевшиеся в американских колониях экземпляры «Декларации прав человека и гражданина». Колониальная администрация бдительно следила за судами, прибывавшими из Франции. Доставленные ими товары и другие грузы тщательно осматривались, портреты деятелей Французской революции, революционные воззвания и листовки, «подозрительная» литература подвергались конфискации. Не допускался даже ввоз рабов из французских колоний. 20 июля 1793 г. королевское правительство категорически запретило ввозить в испанские владения печатные материалы с рисунками или эмблемами, имевшими отношение к Французской революции, а в мае 1795 г. обязало власти колоний немедленно предавать суду тех, кто высказывается в пользу строя, установленного в революционной Франции.
Но эти и подобные им драконовские меры не дали желаемых результатов. Невозможно было изолировать колонии Испании от внешнего мира. Следует, однако, отметить, что вести о революционных событиях в других странах лишь стимулировали процессы, происходившие в самой Испанской Америке, где уже давно зрели не только материальные, но и идеологические предпосылки освободительного движения.
Так, в последней трети XVIII в. в мексиканской общественной мысли появилось новое направление, виднейшими представителями которого были философы-просветители Хосе Игнасио Бартолаче, Хосе Антонио Альсате, Хуан Бенито Диас де Гамарра-и-Давалос. Их взгляды, формировавшиеся под определенным воздействием концепций европейского, особенно французского, Просвещения, отражали новые явления в экономической, социально-политической и духовной жизни Новой Испании. Они выступали против официальной схоластики в науке и философии, за развитие культуры и образования, критиковали колониальный режим, изучали историю и современное положение своей страны.
В Южной Америке росту освободительного движения весьма способствовала деятельность выдающегося просветителя Франсиско Эухенио де Санта Крус-и-Эспехо (1747–1795). Директор библиотеки, писатель и журналист, с именем которого связано основание первых газет в Кито и Новой Гранаде, он подвергал резкой критике колониальные порядки, проповедовал идеи демократии и свободы. Венесуэльский просветитель и педагог Симон Родригес, убежденный последователь Руссо, настойчиво пропагандировал его взгляды.
Мировоззрение этих ученых-гуманистов являлось идейным выражением стремления широких слоев испаноамериканского общества к освобождению от колониального гнета и установлению независимости, связанного с пробуждением национального самосознания.
Длительный процесс расово-этнической интеграции сопровождался возникновением определенной общности метисного, креольского, негритянского и части индейского населения Испанской Америки. Все они говорили на испанском языке, исповедовали одну и ту же религию (католицизм), оказывавшую огромное влияние на всю духовную жизнь. Ранее не связанные между собой территории отдельных племен и народов были объединены в рамках созданных колонизаторами вице-королевств и генерал-капитанств, делившихся на провинции (в дальнейшем интендантства) и более мелкие административные единицы. Важное значение имело развитие экономических связей и образование внутреннего рынка в каждой из колоний. Под воздействием всех этих факторов к началу XIX в. сложились объективные предпосылки становления испаноамериканских наций. Однако дальнейшей национальной консолидации препятствовал колониальный статус Испанской Америки. Он мешал созданию условий, необходимых для формирования буржуазных наций.
Это обстоятельство все более отчетливо осознавали уроженцы колоний, которые в отличие от ненавистных «гачупинов» и «чапетонов» стали называть себя американцами. «После Версальского мира и особенно после 1789 г., — писал известный немецкий ученый и путешественник Александр Гумбольдт, побывавший в начале XIX в. в Испанской Америке, — часто можно услышать сказанные с гордостью слова: «Я вовсе не испанец, я американец», слова, свидетельствовавшие о всей горечи, накопившейся за много лет»{19}.
В конце XVIII — начале XIX в. экономическое и политическое положение американских колоний Испании значительно ухудшилось, прежде всего в связи с участием метрополии в разорительных для нее войнах с Францией (1793–1795) и Англией (1796–1801, 1804–1808). В этих условиях антииспанские настроения среди населения Испанской Америки резко усилились.
В 1794 г. в Мехико возник заговор, во главе которого стоял прибывший с Филиппин корабельный казначей Хуан Герреро. Заговорщики готовили восстание, намереваясь свергнуть колониальные власти, освободить индейцев от уплаты подушной подати, открыть порт Веракрус для судов всех стран. Но заговор раскрыли, а участников его арестовали. В 1799 г. там же был организован «заговор мачете» под руководством мелкого торговца Педро де ла Портильи. Его участники, около 20 человек, почти не располагали огнестрельным оружием, а имели в основном мачете[12]. Эта организация, называвшая себя «Американским национальным конвентом», ставила целью свержение вице-короля, захват власти в стране, уничтожение испанцев и конфискацию их имущества, провозглашение независимости от Испании. Вследствие предательства Портилья и его товарищи оказались в тюрьме. В начале XIX в. сторонники независимости основали тайное патриотическое общество «Рыцари разума». Секретарем его столичного отделения стал французский эмигрант, видный якобинец и бывший член Конвента Ж-Н. Билло-Варенн.
В Венесуэле в 1797 г. возник антииспанский заговор, в котором участвовали главным образом представители креольской верхушки во главе с Мануэлем Гуалем и Хосе Марией Эспаньей. Заговорщики, знакомые с взглядами деятелей Французской революции и с идеями просветителей, формулируя свою программу, провозгласили принцип полного равенства всех людей независимо от расовой принадлежности и цвета кожи, заявили о своем намерении отменить рабство, упразднить табачную монополию и пошлины на хлеб, рис, фрукты и другие продукты питания, установить свободу торговли, открыть венесуэльские порты для судов всех стран и т. д. Накануне намеченного дня выступления колониальные власти узнали о заговоре, однако Гуалю и Эспапье удалось скрыться. Замешанный в заговоре Симон Родригес покинул страну и в течение многих лет под чужим именем скитался по свету.
В Новой Гранаде распространение идей Великой французской революции связано с именем и деятельностью просвещенного состоятельного креола Антонио Нариньо. Широко образованный человек, в библиотеке которого имелись сочинения Руссо, Вольтера, Монтескьё, Рейналя и других авторов, он перевел на испанский язык «Декларацию прав человека и гражданина» и в декабре 1793 г. тайно издал ее в Боготе. Но уже в августе следующего года его арестовали и предали суду, а в 1796 г. выслали в Испанию, откуда он вскоре бежал во Францию. Арест Нариньо совпал с появлением на улицах Боготы антииспанских листовок, содержавших угрозы по адресу колониальных властей. В октябре-ноябре 1795 г. воззвания аналогичного характера распространялись в Кито, где они вызвали волну арестов. Одной из жертв репрессий колонизаторов стал Санта Крус-и-Эспехо. Он был брошен в тюрьму и умер там в конце 1795 г.
В Ла-Пасе (Верхнее Перу) в августе 1793 г. власти обнаружили «крамольный» документ, автор которого называл себя «непримиримым врагом тирании». В 1794 г. на Ла-Плате появились памфлеты, направленные против испанской администрации. Проживавший в Кордове горнопромышленник Хосе Мария Кабальеро открыто симпатизировал Французской революции и публично заявлял, что человек рождается свободным. В 1795 г. в Потоси и ближних к нему районах из рук в руки передавались прокламации, призывавшие к борьбе с колонизаторами.
Большинство участников антииспанских заговоров, организаций и выступлений не были связаны с широкими слоями населения, что значительно сужало социальную базу освободительного движения. Не решаясь опереться на народные массы, некоторые сторонники независимости из среды имущих классов надеялись добиться отделения колоний от Испании при помощи враждебных последней держав — Англии, Франции и США.
Так, в начале 80-х годов XVIII в. в Лондон приехал иезуит Хуан Хосе Годой, высланный в свое время из Чили, и вместе с двумя чилийцами, называвшими себя Мигелем и Суаресом, пытался убедить английское правительство поддержать планы ликвидации испанского владычества в Чили. Не добившись успеха, Годой перебрался в США, а затем в Южную Америку, где его арестовали колониальные власти. В 1785 г. представители креольской знати Новой Испании направили британскому кабинету письмо, содержавшее просьбу об оказании помощи их родине в освобождении от испанского гнета. Они указывали, в частности, что особенно нуждаются в оружии и боеприпасах. Два года спустя посланник США в Париже Джефферсон доложил конгрессу о своей встрече с неким эмиссаром патриотов Новой Испании, рассчитывавших изгнать испанцев при содействии США. Но правительство США не проявило интереса к этому проекту.
Генерал Французской республики
Позиция тех кругов испаноамериканского общества, которые стремились получить независимость при поддержке других держав, нашла наиболее яркое выражение в деятельности венесуэльца Франсиско де Миранды. Он родился в Каракасе в 1750 г. Его отец был состоятельным купцом, уроженцем Канарских островов, мать — креолкой. Окончив школу и университет в своем родном городе, молодой Миранда в 1771 г. выехал в Испанию и вскоре поступил на военную службу. Он участвовал в войне против Англии, которую Испания в 1779–1782 гг. вела на стороне английских колоний в Северной Америке. Проходя затем службу на Кубе, Миранда установил контакт с испаноамериканскими патриотами и принимал участие в антииспанской деятельности. В связи с угрозой ареста он в 1783 г. бежал в США, где провел около полутора лет. За это время любознательный венесуэлец побывал в Филадельфии, Нью-Йорке, Чарлстоне, Бостоне, встречался с Джорджем Вашингтоном, Александром Гамильтоном, Самюэлем и Джоном Адамсами, Томасом Пейном и другими видными деятелями, с которыми пытался договориться относительно помощи испанским колониям в деле их освобождения от ига Испании.
Не добившись успеха, Миранда отправился за океан и исколесил почти всю Европу, включая Россию, где прожил около года (1786–1787). За это время он посетил не только Петербург, Москву и ее окрестности, но также Кронштадт, Тулу, Орел, Тверь, Серпухов, Новгород, Киев и другие города Украины, Крым, имел встречи с Екатериной II, Потемкиным, Румянцевым, Суворовым, многими русскими сановниками, губернаторами, дипломатами, генералами{20}.
Наконец, в июне 1789 г. Миранда обосновался в Англии. Ему удалось заинтересовать британский кабинет своими смелыми планами ликвидации испанского владычества на Американском континенте. Этому в немалой степени способствовал конфликт между Англией и Испанией из-за Нутка-Зунда. Миранда подробно информировал премьер-министра Уильяма Питта-младшего о положении в Испанской Америке и представил проект организации за счет англичан военной экспедиции для освобождения американских колоний Испании.
Правительство Питта положительно отнеслось к разработанному Мирандой плану, однако осуществить его так и не пришлось. В октябре 1790 г. англо-испанский конфликт был урегулирован и стороны подписали соответствующий договор об отказе Испании от притязаний на спорную территорию. Началось сближение двух держав на почве их совместной борьбы против Французской революции. В такой обстановке не приходилось рассчитывать на английскую помощь испанским колониям.
Естественно, что помыслы многих испаноамериканских патриотов, в том числе и Миранды, обратились к революционной Франции, которая предпринимала некоторые шаги с целью лишить Испанию ее заморских владений.
Покинув Англию, Миранда 23 марта 1792 г. приехал в Париж. Здесь он быстро установил непосредственный контакт с лидерами жирондистов Бриссо и Роланом, министром иностранных дел генералом Дюмурье и другими видными деятелями жирондистского правительства, которые предложили ему стать генералом революционной армии. Миранда согласился при условии, что французское правительство обязуется поддержать освободительную борьбу испанских колоний. Мотивируя свое решение, он писал русскому послу в Лондоне С. Р. Воронцову: «Вас не должно удивлять, что я примкнул к защитникам свободы, ибо Вы знаете, что она — мое любимое божество… Принять этот пост меня больше всего побудила надежда на то, что в один прекрасный день я смогу быть полезен моей несчастной родине»{21}.
В начале сентября 1792 г. Миранда получил назначение в Северною армию и вскоре во главе вверенной ему дивизии уже сражался с прусскими войсками. В ходе военных действий на территории Бельгии в конце 1792 — начале 1793 г. он неоднократно одерживал победу над врагом. Но затем наступила полоса военных неудач, ответственность за которые командующий Северной армией Дюмурье поспешил возложить на Миранду. По постановлению Конвента он был арестован и предстал перед революционным трибуналом. Последний отверг, однако, предъявленное Миранде обвинение в измене и полностью оправдал его. Вскоре после прихода к власти якобинцев Миранда 9 июля 1793 г. вновь оказался под арестом и находился в тюрьме до середины января 1795 г.
К этому времени международная обстановка изменилась. Война между Францией и Испанией завершилась в 1795 г. Базельским мирным договором. Заключенный в 1796 г. франко-испанский союз, поставивший Испанию в зависимость от Франции, и возобновление в том же году войны между Испанией и Англией заставили Миранду и его единомышленников вернуться к английской ориентации. В 1798 г. Миранда возобновил переговоры с британским кабинетом. Придавая большое значение вопросу о будущем государственном устройстве испаноамериканских стран после завоевания ими независимости, он составил и направил Питту «Проект конституции для испаноамериканских колоний».
В этом проекте речь шла о создании на Американском континенте огромного государства, простирающегося от реки Миссисипи до мыса Горн и от Тихого до Атлантического океана (исключая Бразилию и Гвиану). Его политический строй мыслился как своеобразное сочетание государственных институтов Англии, древнего Рима и доколумбовой Америки. Во главе государства должен был стоять наследственный монарх — император или «инка», власть которого ограничивалась двухпалатным законодательным органом{22}.