Иуда

Иуда

Глава 1

1

Бойтесь своих мечтаний. Они внезапно могут сбыться, и тогда я вам не завидую.

Я сам виноват в том, что произошло. Сам сгоряча согласился на внезапно поступившее предложение — и теперь сам должен расхлебать эту кашу…

— … Вот вы говорите, что послезнание — это ключ к успеху. Но ведь обстоятельства могут быть самыми разными. Что вы сделаете со своим послезнанием, став, например, рабом в древнеримской латифундии? Или разбойником, сидящим в подземелье и ожидающим казни?

— Как говорится в известном анекдоте, даже если тебя съели, всегда есть как минимум два варианта выйти из положения. Если есть голова на плечах, и она не пустая, то решение проблемы найдется в любой ситуации. Готов даже поспорить, вот только не знаю, с кем и как можно было бы проверить на практике…

— Что ж, раз вы готовы поспорить, то я готов принять ваш вызов.

Собеседник был совершенно случайный. Просто разговорились в кафе на вокзале, пока я ждал начала посадки на свой поезд. Зацепились, когда увидели в руках одного из соседей по кафе книгу из жанра «альтернативной истории», и начали обсуждать не сюжеты книг, а саму ситуацию, когда наш современник оказывается в прошлом.

Обычный мужчина средних лет, никаких разноцветных глаз и хромоты — словом, ни разу не Воланд. Но его ответ, надо признаться, меня обескуражил.

— Спор имеет смысл только если есть возможность проверки, — сказал я. — Вы хотите сказать, что обладаете такой возможностью?

— Я этого не утверждаю, — улыбнулся собеседник. — Но готов поспорить, что бывают и безвыходные ситуации. Помните, как в «Стар треке» — тест «Кобаяши мару», который невозможно пройти?

— Кирк его прошёл — читерством. Но ведь «попаданец» — это тоже читерство.

— В каком-то смысле да, — задумчиво ответил незнакомец. — Но и компьютерный тест не способен смоделировать все входящие условия, которые может подкинуть сама жизнь. А она — та ещё сволочь.

— Значит, вы убеждены, что существуют абсолютно безвыходные ситуации?

— Увы.

— А я убеждён в обратном: если человек не сдаётся до последнего, то и ситуация не может быть абсолютно безвыходной.

— Приятно видеть такой горячий оптимизм, — незнакомец снова улыбнулся. — О, мой поезд прибывает. Что ж, было бы интересно продолжить нашу с вами дискуссию. Вот моя визитка, — он достал из портмоне и подал мне цветастый картонный прямоугольничек с данными. — Телефон, электронная почта, телеграм, сайт — вы сможете связаться со мной любым удобным для вас способом и в любое удобное для вас время. Я «сова», люблю засиживаться допоздна, так что вечером звоните или пишите смело, буду на связи.

— Спасибо, — я не остался в долгу и дал ему свою скромную визиточку. — Был рад знакомству с человеком, который тоже любит фантастику. Обязательно свяжусь с вами, когда вернусь домой. Извините, но будет это только недели через две. Работа такая…

— Думаю, что вы не забудете о своём обещании, — загадочно ответил собеседник и, подхватив свой рюкзак, добавил: — Желаю вам счастливого возвращения.

…Я почти забыл об этом разговоре, но цветастая визитка оказалась первым, что попалось мне на глаза, едва я по приезде домой стал разбирать вещи. Вечер, поздно уже раскладывать чемоданы, да и жена вряд ли обрадуется, если я на ночь глядя затею сортировку одежды после длительной рабочей командировки. Завтра суббота, с утра и займёмся. А сейчас — в душ, на кухню и спать.

Впрочем, пока супруга в ванной, можно и «маякнуть» своему собеседнику. Чем-то он меня зацепил всё-таки. Хотелось доказать свою правоту.

Итак, Владислав Викторович Вознесенский, генеральный директор туристического агентства «Исполнение мечты», город Москва. Телефон, мессенджеры, электронный адрес, сайт, даже QR-код — всё как положено. На сайте по ссылке агентство как агентство — туры к тёплым морям, ничего примечательного… Из ванной слышался плеск воды пополам с негромкой задорной мелодией: жена всегда поёт, когда принимает душ, маленькая слабость… Что ж, пока она там намурлыкивает популярную мелодию, можно не слишком долго переговорить со своим случайным собеседником.

Вот он удивится моему звонку!

Однако первое разочарование пополам с неприятным удивлением постигло меня при первом же обмене приветствиями.

— Владислав Викторович?

— Да, Георгий, я вас помню. Я ждал, что вы позвоните.

— Довольно странно для мимолётного знакомства на вокзале, — моё неприятное удивление отлилось в несколько раздражённую и не слишком вежливую фразу.

— Ничего страшного, Георгий, я привык. Специфика работы, знаете ли… Желаете продолжить наш спор, или можно сразу переходить к главному?

— К чему именно? — я, признаться, немного подзабыл детали того нашего разговора. А вот собеседник, похоже, помнил его наизусть.

— Вы тогда сказали, что не бывает безвыходных ситуаций, и что готовы были бы проверить на практике справедливость своих утверждений на практике, если бы это было возможно, — собеседник, судя по его тону, совершенно развеселился. — Давайте смоделируем ситуацию. Предположим, ваше сознание каким-то образом попало в тело некоего человека из прошлого, чьё положение, мягко говоря, незавидно. Да хоть тот же раб в римском эргастерии. На вас ошейник, бежать некуда, а восстание Спартака случилось лет двести тому назад. Или вы стали русским пленным под Фрауштадтом, и Рёншельт только что отдал приказ убить вас и ваших товарищей… Хотя, в этой ситуации как раз могли быть и позитивные варианты. Хорошо: если брать пример из того же времени, вы — швед под Полтавой и точно знаете, чем всё закончится. Вопрос: ваши действия?

— Швед может и сбежать из-под Полтавы, пользуясь темнотой или неразберихой боя, или сдаться в плен, — начал я. — Русский военнопленный — подбить товарищей к нападению на караульных, отнятию оружия и сражению. Не прорвутся, так хоть погибнут с честью. А раб… У него тоже три выхода из ситуации: побег к разбойникам, самоубийство или убийство хозяина — что, впрочем, в Риме тоже было равно самоубийству.

— В Риме убийство хозяина влекло за собой казнь всех без исключения рабов в его доме, включая женщин и детей, — напомнил собеседник. — Но как вариант принимается, ведь не всегда этот закон исполняли в точности. Но виновника убьют точно. Так вы, стало быть, принимаете такой финал как выход?

— Я перечислил варианты, доступные в описанных ситуациях. Очень не хотелось бы доводить до такого финала, если честно: всем хочется жить.

— Тогда предлагаю вам ещё одну ситуацию, — сказал директор турфирмы. — Готовы?

— Да.

— Тогда начинаем…

Смена обстановки случилась мгновенно. В самом прямом смысле этого слова: я лишь на долю секунды опустил веки, смигивая пылинку, попавшую в глаз — и вот вокруг меня совершенно другой антураж.

Не залитая ярким диодным светом современная кухня, а полутёмная комнатка, уставленная антикварной мебелью — тоже тёмных тонов. На деревянном столе — шандал на три свечки. И в нём, что характерно, конкретно свечи, с огоньками и потрескиванием… Стоп: почему изображение нечёткое? В чём дело?

Пошевелив рукой, я понял, что попал. Причём, во всех смыслах этого слова.

На мне была одежда из тех, что я привык видеть на старинных портретах семнадцатого века. Откуда-то всплыло слово «кунтуш», притом, сшитый из весьма недешёвой ткани. Но не это потрясло меня до глубины души.

Рука принадлежала человеку, явно некогда имевшему отношение к воинской службе. Но было это много лет назад: состояние кожи и пятнышки на ней сразу многое говорили о возрасте персонажа. Итак, я старик? Как же в этом убедиться? Поглядеться в воду? Хотя, нет: вон зеркальце на стене висит… Зеркала здесь ещё те, да и не положено, как будто, солидному немолодому вельможе в зеркало глядеться. Чай, не девица. А «солидный немолодой вельможа» — это, на минуточку, я сам.

А рожа-то знакомая… Прямо до боли.

Ну, здравствуй, Иван Степанович. Век бы тебя не видеть, старый подонок.

Я — старик. Более того: я — Мазепа.

Охренеть.

2

От шока я отошёл на удивление быстро. Злость помогла.

В моей семье из поколения в поколение переходило предание, как нашего предка в числе тех 15 несчастных казаков этот урод самолично вёл крымчакам «в подарок», а запорожцы его перехватили. Хотели казнить, да гетман Самойлович заступился… Угадайте, чем отплатил Мазепа своему благодетелю? Правильно: отнял у него булаву гетманскую, добился высылки в Сибирь, а сына пристроил на эшафот. Так вот, насчёт предка — тот сыну своему всё передал, уже после Полтавы. Сын — внуку, и так далее. Мне мой отец это рассказывал, а я своему мелкому тоже успел передать.

И вот я — Мазепа. Тот самый ублюдок, из-за которого мой род едва не закончился ещё в 1674 году.

Просто охренеть.

Интересно, какая сейчас дата на календаре?

3 июля 1708 года от Рождества Христова — всплыло в сознании. Ой, а кто это здесь? Неужто сам Иван Степаныч? Сознание как будто подавлено, а вот кое-какие сведения могу брать свободно. Но не буду обольщаться: этот подонок был известен тем, что умел выкручиваться из крайне неудобных ситуаций. Если «проснётся», то наверняка попробует меня подмять. Убеждать в своей правоте и безгрешности он умел… сукин сын.

Но если на дворе начало июля 1708 года, даже по старому стилю, то это означает, Искра и Кочубей либо уже здесь, либо на пути. И я нахожусь в ставке Мазепы в Борщаговке. И, между прочим, это означает, что Мазепа — то бишь я — уже принёс вассальную клятву Карлу Двенадцатому. То есть положеньице, мягко говоря, ещё то.

За окном восточный горизонт наливается призрачным жемчужным сиянием: скоро рассветёт. У меня есть пара часов на обдумывание ситуации, а дальше придётся играть роль этого ублюдка, который всю свою сознательную жизнь только тем и занимался, что предавал всех, кому был хоть чем-то обязан. И что теперь? Идти по проторенной дорожке, чтобы старшина, поставившая всё на союз со шведами, на копья не подняла? Или… сыграть в одну интересную игру?.. А ну заткнись, урод! Я те поскулю сейчас! Нашёл время, чтобы проснуться, обнаружить здесь меня и понять, что не способен управлять телом. Заткнись, или удавлю нахрен!

«Я могу быть полезен… Я многое знаю…»

«Я знаю, что ты многое знаешь, ***дор старый. Но если хочешь пожить ещё немного, заткнись».

«Мы с тобою могли бы всё изменить!»

«Изменим, не сомневайся. Уж теперь-то точно изменим…»

Злость заставила меня напрячь душевные силы и стряхнуть тот тонкий морок, который исходил от слов Мазепы, запертого в этом теле как в тюрьме. Да, он действительно мог убедить кого угодно.

Но только не меня.

«Слышишь, урод?»

«Слышу, разумею… Однако же с моею властью и твоим знанием мы сможем добиться куда большего, нежели сейчас…»

«И в этом тоже не сомневайся, подонок. Добьёмся. Обещаю».

Рассвет обещал не только новый день, но и новую реальность. И только сейчас, наведя кое-какой порядок в мыслях, я задался вопросом: интересно, с кем это меня судьба на вокзале свела-то? И где, в таком случае, его трость с набалдашником в виде головы пуделя?

Я постараюсь докопаться до истины. Но для начала надо выжить. И не просто так, а ещё и исправить многое, что натворил этот старый негодяй.

Глава 2

1

Я совершенно не склонен к истерикам, иначе на работе давно бы уже застрелился. Наверное, только это и спасло меня сейчас от полноценного «сдвига по фазе».

Нужно было осознать положение и вспомнить всё-всё-всё, что было известно и об этой, прошу прощения, личности, и о фактах, связанных с его действиями в 1708 году. В том самом году, когда ему удалось полностью зачистить оппозицию в своем ближнем кругу и уже со спокойной душой открыто перекидываться на сторону Карла.

Да, вот именно, что со спокойной душой. Покопавшись в памяти персонажа — он активно возражал, но поделать ничего не мог — я обнаружил, что Мазепа действительно свято верил в непобедимость шведов. Аргумент был примерно следующий: раз уж если он победил польское и саксонское воинства, то уж Петра-то точно размотает, сколько бы там солдат в его армии не было. Ну, то есть, Иван Степаныч мыслями всё ещё пребывал в 1700 году. Он не верил, что Пётр сумел за восемь лет сделать из своей армии хоть что-то путное. А значит — что? Правильно: как говорил персонаж известного кинофильма — «Вовремя предать — это не предать, а предвидеть».

«А не предал бы — так и помер бы в славе, полновластным гетманом Левобережья. И продолжал бы предавать», — мысленно поиздевался я над персонажем, поделившись с ним послезнанием.

«Реципиент» благоразумно промолчал. Приходилось как-то уживаться с этим «голосом в голове». Он не мог управлять собственным телом и перекрыть мне доступ к своей памяти, а я не мог заставить его заткнуться. Иван Степаныч то и дело заводил со мной мысленные беседы, пытаясь склонить на свою сторону. Я сходу огорошил его плохой новостью: мол, зря ты на Карла поставил, он проиграет, это известно совершенно точно. С этого момента разговоры насчёт «а давай со мной к шведам» прекратились. Ставить на проигрывающую сторону гетман не хотел. Собственно, в этом и крылся главный мотив его тайной, а затем и явной присяги Карлу Двенадцатому. Теперь же, в новых обстоятельствах, Иван Степаныч то и дело заводил беседы на тему: «А может, Августу Второму присягнём?» Не стоит приводить слова, которыми я охарактеризовал своё отношение к такому феерическому идиотизму. Судя по всему, старый интриган и профессиональный иуда уже не мог жить без предательства. Судорожные поиски господина подальше от своей резиденции, чтобы не мешал традиционно воровать, могли привести к краху Северного союза — который после Полтавы будет восстановлен в полном объёме. В политике он соображал, а значит, предложение переметнуться к саксонцу было осознанной диверсией, а не старческим маразмом.

Всё время до утра я осваивался в оболочке этого старика. Лет десять назад он, конечно, ещё мог всем кузькину мать показать, но не сейчас. Извините, в шестьдесят девять даже мои современники выглядят, прямо скажем, «не айс». И даже вельможные паны типа Мазепы, при лучшем питании и медицине, какое существовало здесь, далеко не блистали крепким здоровьем. Впрочем, на увлечении Ивана Степановича противоположным полом возраст мало отразился. Достаточно было Мотрю Кочубей вспомнить. Его крестницу, между прочим: в эти времена подобное сродство считалось на одном уровне с кровным, так что можно себе представить чувства Василия Кочубея, когда он узнал, что его старый боевой товарищ соблазнил дочку… Сказаться больным? Никто не удивится, и возможно, немного разгрузят старика от насущных вопросов. Вот Кочубея и Искру точно приведут ко мне — к Ивану Степанычу то бишь — на суд. Ими придётся заниматься лично. А до того немного понудеть о головной боли.

К слову, этим недугом гетман действительно страдал. Судя по симптомам, голова у него болела от гипертонии, а поскольку лечить данную болезнь было принято либо кровопусканием, либо настойками, Мазепа предпочитал последнее. «Метание руды» он вполне прогрессивно считал варварством. Стоит ли накатить стаканчик, по его обыкновению? А если меня развезёт, а в это время гетман перехватит «управление»? Не стоило так рисковать, мало ли, что учудит этот тип.

А кстати, почему он был полностью одет среди ночи? Память «реципиента» тут же подкинула информацию: разговаривал с Пилипом Орликом, который поехал встречать обоз с Искрой и Кочубеем. Обещал к утру доставить. Затем была тайная встреча с иезуитом. И незадолго до моего «подселения» поляк отъехал из Борщаговки в сторону Польши — повёз Лещинскому письма. Снова покопался в памяти Мазепы и, невзирая на его беззвучные вопли, ознакомился с содержимым оных. Ничего необычного: верноподданические заверения в адрес Карла Шведского, обещания военной и продовольственной поддержки. О зимних квартирах пока речи не было. Судя по всему, Иван Степаныч верил, что Русский поход шведов завершится в Москве ещё до зимы.

«Мы работаем с Мазепой уже пять лет», — между прочим, я не удержался и процитировал «реципиенту» отрывок из письма Станислава Лещинского, датированное 1708 годом. — И ты думал, что это никогда не откроется?'

«Победителей не судят, — хмуро ответил Мазепа. — Я веровал, что Каролус победит».

«Веровать надлежит едино лишь в Господа Бога, — насмешливо-назидательным тоном подумал я, адресовав эти слова гетману. — Всё остальное нуждается в тщательном анализе… Вот тебя та вера и сгубила. А подумал бы головой, всё могло обернуться иначе».

«Так ведь и обернётся, ежели мы с тобою свою выгоду блюсти станем… Ведь ты не москаль, ты из казацкого рода, сам говорил…»

«Не смей рода моего касаться, старый ублюдок, — рассердился я. — Ты моего предка на аркане в Крым вёл, и, если бы не Самойлович, который тебя перехватил… Что ты с Самойловичем сделал — помнишь, урод? Помнишь. Потому заткнись».

Старик благоразумно затих: он уже знал, что в такие минуты со мной спорить бесполезно. Копаться м моей памяти он не мог, знал только то, что я считал нужным ему сообщить. А за окном уже наливался розовым золотом восход. И вместе с первыми лучами солнца в хату пожаловал гость.

2

— Доброго утра, пане гетман.

— И тебе доброго утра, Пилип. Привёз?

— Привёз, пане гетман. Оба здесь, твоего решения в страхе Божием дожидаются.

— Веди сюда, говорить с ними желаю. С глазу на глаз.

— Разумно ли, пане гетман? — я заметил в глазах этого красавца — Орлика — тревогу. — А если задумали худое?

— Они же в цепях, — хмыкнул я, стараясь как можно точнее воспроизвести надменное высокомерие, какое часто проявлял Мазепа к поверженным врагам. — Ведь так, Пилип?

— Именно так, пане гетман, однако же…

— Вот и веди их сюда — в цепях. Поговорим…

Несмотря на разгар лета, Мазепа по утрам мёрз. Оттого и носил подбитый шёлком и мехом кунтуш, снимая его лишь ближе к полудню и являя миру роскошный польский кафтан. Запахнув плотнее полы кунтуша, я с удобством расположился в резном кресле с бархатной подушкой на сидении. Старик я, или где? А Иван Степаныч был не прочь обставить свой быт с некоторой роскошью. Что ж, для его возраста простительно. А вот как поставить себя, когда Орлик приведёт «подарочек» от Петра Алексеевича? Как поступить? Ведь царь отправил Мазепе этих двоих с предписанием «казнить смертью» — настолько велико было доверие.

Кочубея с Искрой доставили довольно скоро. Как я и думал — именно в цепях, притом оба имели весьма непрезентабельный вид: церемониться с ними никто не собирался.

— Оставь нас, — с нажимом сказал я, заметив, что Пилип явно вознамерился поучаствовать в допросе.

Тот нехотя удалился, имея при этом неприятно удивлённый вид: до сих пор гетман ничего не скрывал от своего генерального писаря, и более того, Мазепа никогда раньше не разговаривал с оным в таком тоне… Дверь закрылась. Небось, стоит сейчас, приникнув ухом к щели и теряясь в догадках, почему Иван Степаныч внезапно переменился в своём отношении к дальнему сроднику. Ну, ну, пусть погадает на кофейной гуще. С ним я после поговорю.

А пленников, брошенных передо мной на колени, я разглядывал добрую минуту. Грязные, вонючие, заросшие, в цепях — оба имели крайне хмурый и подавленный вид. Ничего хорошего для себя они не ждали.

— Нехорошо ты поступил со мною, Василь, — негромко произнёс я, покашляв по-стариковски. — Поторопился. Погодил бы с полгода, так и убедился бы, что поступаю я не супротив государя.

— Как у тебя язык сейчас узлом не завязался, Иван, — презрительно бросил Кочубей, подняв голову.