Зараза

— Надежда, заводи!

Я завела, включив свет. По дороге быстро шли двое мужчин и держали на сплетенных руках женщину. Их лица были в поту и сосредоточены. Открыла двери заднего сидения и помогла сесть женщине. Эйтан вскочил на переднее и пристегнулся. Я тоже. Машина заурчала и он нажал на педаль. Она взревела и поехала. И тут мы увидели, как бегут люди, машут руками, кричат. Но Эйтан сжав губы, объезжал их и гудел клаксоном. Наконец мы вырвались на затемненное шоссе. Повернув за внешнюю ограду, выехали на автостраду, и он вжал педаль. Машина загудев, начала набирать скорость.

Глава Третья."…погоня, погоня в горячей крови"

Проехали совсем немного, как услышали громкий голос сидящего сзади молодого мужчины.

— Остановитесь, пожалуйста. Кажется мы рожаем.

Его голос ломался от отчаяния. Эйтан выехал на бордюр, и, не выключив мотор, дал свет в салон. Женщина лежала на груди у мужа и тихо стонала, прикрыв глаза. Я вышла наружу, дернула дверцу заднего сидения со стороны ног женщины, заглянув, потрогала ее за руку. Она приоткрыла глаза.

— Сильно болит? — спросила по-английски.

— Она не понимает, — откликнулся муж, — но мне говорит не очень. Она может терпеть, я знаю. И что же делать? До первого медпункта еще час езды.

— Почему же не остались в гостинице? — удивилась. — Там бы ей оказали нормальную помощь.

— Понимаете, — ответил, приглушив голос, — все это началось совсем недавно. А так нам еще почти два месяца до родов. И тут вот это.

Он посмотрел на жену, и потом поднял на меня умоляющие глаза.

— Как ей помочь? Скажите, что надо делать?

— Что делать я не знаю, как помочь тоже. Остается только одно — вам следить за женой и спрашивать ее о состоянии, а тебе Эйтан поторопиться. Может, еще успеем доставить в лечебницу, раз она недалеко. В путь.

И закрыла дверцу. Пристегнувшись ремнями, вспомнила, что даже не спросила, как их зовут. Спросила у Эйтана. Тот тоже не знал. Повернулась к мужчине.

— Как ваше имя и жены?

— А? — очнулся тот и открыл глаза.

— Ваше имя? И жены? — повторила я.

И сквозь шум мотора услышала.

— Мое — Ариэль, а жена — Шарель.

— Ну, вот познакомились, — усмехнулась я и тут же услышала хмыканье Эйтана.

— Ты что? — нагнулась к нему.

— У меня так зовут братишку. А мать Елена, что в переводе тоже Шарель. Вот так случай, — улыбнулся он.

Потом что-то сказал на иврите. Мужчина радостно откликнулся и Эйтан перевел, что тот тоже приятно удивлен и верит, что в такой связи у них все будет хорошо. Я кивнула и прикрыла глаза. И незаметно провалилась в сон. Проснулась от тормоза машины.

— Что случилось? — спросила сонно.

— Кажется, рожает Шарель, — проговорил сквозь зубы Эйтан.

Я повернулась к паре. Женщина уже стонала громко, а у мужа дрожали губы.

— Что будем делать? — еле выговорил он.

— Что-что…будем рожать, вот что, — бросила я и вылезла на обочину. Открыла дверь.

— Вот что, Ариэль, давай оставляй ее там, а сам вылезай. Доставайте ребята из моего баула бутылки с водой и если есть у вас что-то спиртное, нож, огонь, пеленки или чистые тряпки. А еще какую-то шелковую нитку надо или ткань.

Закинув с трудом ноги на сидение и приподняв ее голову, я принялась стаскивать с нее штаны для беременных. Потом приказала Ариэлю придерживать ей голову и переводить мои команды. А пока разбирала все, что приготовили мужчины, и что лежало на моем сидении.

— А вы можете принимать роды? — спросил тихо Эйтан, наклонившись ко мне.

— Нет, конечно, — так же тихо ответила я, — Но часто видела на экране. Думаю, что не так сложно, если само, по природе. Если с осложнением, то тогда худо. Машины, что проносят мимо, не остановишь, вертолет не вызовешь. Он же пытался, верно?

Эйтан кивнул.

— Звонки не доходят.

Я хмыкнула.

— Понятно. Что же, спасение утопающих, дело рук самих утопающих.

И тут вспомнила слова отца, о вляпывании в историю. Да, это про меня. И услышала громкий стон роженицы. Быстро ополоснула руки водой, что полил Эйтан, потом подал мне чистое полотенце.

— Спиртного нет, — констатировала и пошла к женщине, держа руки перед собой, как держат их хирурги перед операцией.

Пощупала живот, подложила чистое полотенце, посмотрела на бледное лицо мужа.

— Эй! — кивнула ему. — Не обмирай. Ты мне нужен живой. Кто будет переводить?

Тот глубоко вздохнул и принялся одной рукой гладить жене волосы и целовать в висок, другая поддерживала ее плечи. Тут она вновь застонала, а потом закричала, выгибаясь. И я увидела, как показалась что-то темное у неё между ног. Я как-то помогала своей подруженции докторице в родах ее йоркширской суки. И хотя подруга была врачом, не могла смотреть в болящие глаза своей любимицы, и мне пришлось работать за нее, при ее подсказках. Все прошло хорошо. Но там была собака, а здесь человек рождается, хотя какая разница. Все то же самое, только больше в размерах.

— Тужься! — крикнула, увидев, как показавшаяся головка скрылась.

Ариэль что-то проговорил ей на иврите, и она натужилась. Я, подправляя потихоньку за плечики, вытянула дитя из лона матери. Быстро завернув в полотенце, отрезала прокаленным Эйтаном ножом пуповину, предварительно затянув ее в сантиметре от животика шелковой ниткой. Ее вытянули из шарелевской блузки. Прочистила носовые проходы ватными палочками и, перевернув на животик, головой вниз, хлопнула по попке. Раз, другой и тот как-то всхлипнул и запищал, тоненько, как щеночек. Да и он сам был очень маленький, с мое предплечье. Это была девочка. Вновь завернув, положила на грудь, улыбающейся сквозь слезы, женщине. Ариэль смотрел удивленно и радостно, что все обошлось и, что лежащий кулёчик, его дочка. Дождалась последа, нажав на живот, и это всё потом закопал Эйтан, спустившись с обочины. Вымыв руки, поговорив с женщиной о самочувствии, села на сидение и уже устало откинулась на спинку переднего кресла. Эйтан сел за руль. Я видела, как подрагивают у него пальцы. Видимо тоже волновался.

Я положила руку ему на плечо.

— Все нормально, — сказала по-русски. — Я читала молитвы. Бог помог. Теперь вперед и без остановок.

Он кивнул и завел машину. Через час мы остановились у медпункта в каком-то пригороде. Я даже не успела прочесть название. Позвонив в дверь, Ариэль ввел свою жену с ребенком и через минуту вернулся за вещами.

— Шарель благодарит вас всех и спрашивает, можно ли нам назвать дочку вашим именем?

Я усмехнулась.

— Можно. Я — Надежда. Это по-русски. А как будет на иврите? — обратилась к Эйтану.

— Тиква, — улыбнулся тот.

Ариэль тоже понял и заулыбался.

— Мы будем вас помнить и молить за вас Бога. Всегда. Спасибо!

Он ушел, а мы продолжили наш путь.

Уже светало.

Впереди еще двое суток до отлета.

Глава Четвертая. "И в какой стороне я не буду, по какой не пройду я траве, друга я никогда не забуду…"

Через час пути остановились перекусить и оправиться.

Уже светало. Съехали в придорожный мотель, и зашли в кафе. Там было пусто, и только в высоком кресле дремал официант. Услышав перезвон металлических пластин у входа, встрепенулся и встал. Я махнула ему рукой не тревожиться и прошла к первому столу. Поставив сумку и пакет с ездой, поинтересовалась туалетом. Тот показал рукой и вновь устроился в кресле, наблюдая за нами с интересом. Эйтан поговорил с ним на иврите. Тот что-то эмоционально говорил и размахивал рукой, а парень кивал. Официант встал и куда-то ушел. Ушел и Эйтан. Скорее всего, в туалет. Я разложила бутерброды на салфетки и поставила два пластиковых стакана, что прихватила еще из гостиничного буфета. Появился официант и в руках у него были две кружки с чем-то горячим. Потом поняла, что Эйтан попросил для нас сварить кофе. Мы позавтракали, заплатили и прошли к машине.

— О чем ты говорил с ним? — спросила я, пристегиваясь ремнем.

— Он тоже озабочен этой пандемией. Спрашивал, что знаю об этом и верю ли, что то все, что говорят, правда. У них все съехали, мотель стоит пустой. Уехал даже хозяин. А его оставил. Но ему некуда деваться, вот и сидит один. Не знает, чего ждать. Спрашивал, знаем ли мы больше того, что говорят по телевизору.

— И что ты ответил?

— Сказал, что сам не видел больных и их смерти, но панику рассмотрел. Спросил про вас. Я сказал, что туристка из России. Скоро улетит назад. Он позавидовал.

— Почему? — удивилась я.

— Не знаю, но думаю, что на вашем канале нет такой паники.

— Это не говорит о том, что ее нет вообще, милый мой. Если не показывают прямо, то либо боятся всеобщей, либо не считают необходимой такую информацию давать людям. Как бы чего не вышло. "Не дразни лихо пока оно тихо". Знаешь такие русские поговорки?

Тот кивнул. Мы замолчали, думая о своем. Потом Эйтан включил радио на иврите. Мужской голос вещал очень эмоционально.

— О чем говорят? — задала вопрос.

— А-а! — отмахнулся он, — Как уберечь себя от заразы. Все это мы уже знаем с весны. Еще тогда все кричали про карантин. А потом всё открыли. Как сейчас люди должны реагировать на их советы? — хмыкнул и выключил радио.

В салоне воцарилась тишина. Мы снова замолчали. Так и доехали до окраин спальника Тель-Авива. Он правил по улицам города и тот напоминал кадры из фильмов-ужасов. Кругом валялись какие-то вещи, картонки от продуктов, летали бумаги и их обрывки. Магазины стояли либо с закрытыми металлическими жалюзями, либо с разбитыми витринами и вывороченными дверьми. Людей не было. И только слышались вдалеке сирены скорых и звуки полицейских машин. Кроме того были слышны приказы, произносимые металлическими голосами.

— Что они говорят? — спросила, прислушиваясь к интонациям голоса.

— Просят не выходить из дома, стараться сообщать об обнаружении мертвых тел, ждать медперсонал при каждом признаке у себя высокой температуры.

Я тяжело вздохнула. Машина вдруг свернула за угол и остановилась на невидимой парковке у пятиэтажного дома. Стоянка была небольшой, всего на четыре машины и ее с трех сторон закрывали здания похожие на госучереждения. То есть без признаков жизни. Я обратила на это внимание, и Эйтан сказал, что здесь можно ее хорошо прятать, что тот и делал.

— Сплошь и рядом угоняют машины. Вскрывают и угоняют. Можно подумать, что от заразы можно спрятаться, — сказал он зло.

Мы вышли из салона, и, прихватив свою сумку, двинулась вслед на парнем. Вошли в один из подъездов и взошли на пятый этаж. Он нажал звонок двери. Послышался женский вопросительный голос. Эйтан ответил, и тут же рывком распахнулась дверь, и я увидела встревоженные глаза женщины чуть старше меня. С криком — Эйтан! она бросилась ему на шею и заговорила на иврите. Потом заметила и меня.

— О, простите! — и махнула рукой, приглашая жестом войти.

Я вошла в квартиру среднестатистического гражданина Израиля. Снаружи видела эти здания-коробки из светлого кирпича с плоскими крышами и специальными устройствами. Когда спрашивала об этом у Эйтана, то он рассказал, что это не только телеантенны и интернет, но и солнечные батареи для подогрева воды в квартирах. Конечно, здесь ведь много солнца. Так почему его и не использовать. Познакомилась и с хозяйкой и с ее маленьким сыном, худеньким пятилетним мальчиком, совсем не похожим на израильтянина, скорее на русского еврея, если так можно сказать, с кудрявой головой, большими черными глазами и белой кожей. Здесь все были смуглыми и очень отличались от европейских евреев. Примеси арабских кровей были заметны.

Накормив нас обычной жареной картошкой и котлетами, Лена рассказала об ужасе, что творится вот уже несколько дней. Магазины закрыты, медмашину не вызвать.

— Несколько дней назад она и соседка обнаружили у них на площадке мертвого мужчину. Пытались дозвониться, чтобы его забрали, но не смогли. Потом дозвонились к Эйтану, и тот просто остановил на дороге скорую и уговорил их, почти силком, поставив свою машину не давая тем проехать.

Они вывезли тело, а она еще долго не могла успокоиться. Боится за детей. Особенно за Эйтана. Ведь только он один все делает для них, подвергая свою жизнь опасности каждый день. И она отвернулась, скрывая слезы. Рядом к ней стоял, прижавшись к плечу, маленький Ариэль с испуганными глазами. Тут я услышала русскую речь. Это Эйтан переключил телевизор на русский канал. Лена поднялась и я за ней. Мы прошли в гостиную, и присели на красивые кожаные диваны. Вообще, обстановка их квартиры, по нашим меркам, довольно зажиточная. Сама квартира на три спальни плюс гостиная, большая кухня, раздельная ванна с душевой кабиной и туалет. Коридоры с встроенными стенными шкафами. Все аккуратно, солидно и уютно. Огромные окна-стены закрыты жалюзи. Висят легкие прозрачные шторы. Много домашних девайсов и гаджетов в каждой комнате и на кухне. Живи и радуйся! И вот на тебе!

Русская диктор вещала российские новости, а я думала, как мне отсюда убраться по-здорову, и как можно быстрей. Новости были сглаженными и обычными для успокоения народа. Как и всегда.

Вдруг Лена поманила меня на кухню, оставив мальчиков в комнате. Прикрыв дверь, присела рядом за кухонный стол.

— Я хотела с вами поговорить и попросить совета, — начала она принизив голос и оглянувшись на дверь, будто боялась, что ее могут услышать.

Я напряглась. Чувствует моя нюха, что дело серьезное.

— Хочу увести детей на родину. Я там родилась, и Эйтан тоже там родился. Все было бы ничего, но вот Ариэль. Да и мы не оформили еще двойного гражданства. Все думала, что успеется. Но я узнавала, что можно это сделать, только времени уже нет. Я не успеваю по всем позициям. Ты можешь нам помочь?

— Каким образом? — мои брови поползли вверх.

— Своими связями.

— Это как? — не поняла я.

— Вы все работники СМИ друг другу помогаете, я знаю, и друг друга знаете. У вас могут быть свои везде, даже в русском консульстве в Тель-Авиве. У меня есть деньги и машина Эйтана. То есть мобильность и средства имеются.

— Я даже не знаю, — протянула я, глядя в ее напряженное лицо, — У меня нет таких знакомых здесь. Я же не с центрального телевидения. С областного коммерческого радио, всего-то.

— Но неужели так и никого! — она заломила в отчаянии руки, — Когда мой сын сказал, что вы из моего города, я поняла, что сама судьба дает нам спасение в вашем лице.

— Но почему именно в Россию? Как понимаешь и там полно этой заразы. Но еще там нет такого обслуживания, как здесь. Может вам стоит его здесь пережить?

— Ты не понимаешь! — она отчаянно зашептала. — Израиль маленькая страна и вскоре будет поражена полностью. Тут некуда бежать. Места просто нет. А Россия огромная. Там можно годами прятаться и никто тебя не найдет, особенно эта зараза. У меня там уже никого нет. Но есть подруга, которая обещала помочь, скрывшись в глубинке. Пойми, мне надо спасти детей. И я умаляю тебя, если есть возможность помочь улететь, то помоги.

— А Эйтан знает о твоем плане? — спросила я, глядя ей в глаза.

— Неужели все его слова и дела были направлены только на то, чтобы я согласилась помочь, а не потому, что меня надо было просто вывезти оттуда и отправить на аэродром? — пришла гадкая мыслишка. Стало как-то неприятно.

— Нет-нет! — заторопилась она, оглядываясь на дверь, — Нет, он не знает. Наоборот, когда я намекнула ему о том, что надо лететь в Россию, то он убеждал меня, что здесь будет лучше переждать эпидемию. Но ты же понимаешь, что нужна изоляция, хотя бы на лет пять-семь, чтобы зараза успела собрать свои плоды и мне не хочется быть на том месте. Но тебя он уважает и прислушается. Прошу тебя, помоги! У меня уже сил нет думать об этом и ждать смерть за дверью.

Она прикрыла лицо ладонями, и плечи начали вздрагивать от беззвучных рыданий.

— Успокойся, Лена, — я поднялась и налила ей воды. — Давай я подумаю, что могу сделать для вас.

Она взяла дрожащей одной рукой стакан, другой вытирала слезы, катившиеся по щекам. Потом еще раз оглянулась на дверь.

— Только, прошу, не говори пока Эйтану. Если как-то сможешь помочь, то тогда попробуем его убедить. А то он и так на меня сердится. Говорит, что останется здесь, что Россию не знает, а если я хочу, то могу улетать без него. А как я полечу? — она замотала головой. — Конечно останусь. Но вот Арэлька. А если что случится с нами? Конечно, есть отец. Но он занят своей семьей. Там тоже дети и там тоже проблемы. Но он подписал все бумаги ему на выезд. Так и сделал, когда я рассказала ему о своих планах.

Я смотрела на эту худенькую женщину и думала, сколько мужества нужно, чтобы выдержать те испытания, что выпали на ее долю. А тут еще и эта зараза! Ведь только начало все налаживаться! Как в дальнейшем рассказала она, по приезду в страну, долго бедствовали без языка. Потом все устроились потихоньку. Родители помогали много. И вот уже три года, как похоронила их и осталась одна. Правда мужчины не оставляют, и сын вырос, отслужил в армии, получил лицензию на такси. И квартиру дали. Только устроились жить. Эх! Трудна ты женская доля.