Второй сын

— И… сколько мне осталось служить? — решил уточнить Эрвин.

Одноглазый воин снова насмешливо фыркнул.

— Ты попал в крепость месяц назад. С последним набором, — пояснил Берхард. — Так что осталось еще много. Но лучше не сосредотачивайся на этом.

В этот момент группа воинов зашла в казарму, и десятник подскочил:

— Так, пятые вернулись — теперь наша очередь. За мной! Но кто хочет голодать — может тут посидеть…

— Мы тебя не оставим!

— Да! Ты же начальник — мы обязаны помогать тебе…

Вместе с уже знакомыми людьми поднялись еще пара мужчин, со следами язв на всех открытых участках тела. Особенно неприятно это смотрелось на лице. Эрвин покосился на них, и немного отстав, тихо спросил у Велтена:

— А вот эти двое тоже из нашего десятка?

— Да. Мы их называем братья-молчуны. Хотя никакие они не братья — это Кифер и Гуно. Им с пол года назад попался жутко ядовитый слизняк. Парни выжили, но… сам видишь… К тому же, внешность еще не самое плохое — они оба потеряли голос — теперь могут только шипеть, хрипеть и мычать. Так что если что — помогай им. Они — хорошие товарищи, надежные.

Пока они куда-то шли по коридорам, Эрвин решил прояснить еще один вопрос:

— Я уже знаю про то, что один погиб. Джочим, да? Но даже с ним не хватало еще одного человека до десятка.

— У нас был неполный десяток. Теперь уже двоих не хватает, так что скоро наверняка добавят еще хотя бы одного…

Так, за разговорами, их десяток вернулся на этаж выше. Из открытой кухни пахло разнообразным съестным. А само помещение, изнутри, оказывается четко делилось на три зоны. Первая — грубые столы и лавки. Там ели простые солдаты. Вторая была поизящнее, да и людей там было не в пример меньше, причем у каждого в волосах виднелись цветные ленты. Это были командиры. А третья часть делила помещение пополам, и там сновали повара, готовя еду на огне. Дым стелился под потолком, и вытягивался наружу, сквозь какие-то отверстия в потолке. Берхард молча двинулся во вторую зону, а его десяток, вместе с юношей — в первую.

— Эрвин, погоди! — остановил его Велтен. — Парни займут нам места, а мы притащим еду. Оллард, пойдем тоже с нами!

Повара оказались неразговорчивыми. Они отметили, что шестой десяток пришел, и вручили широкий деревянный поднос с тушенными овощами, мясом и ломтями хлебных лепешек. Плюс, несколько кувшинов с чем-то сильно напоминавшим вино, и десять деревянных чаш. А еще немалых размеров плошку с фруктами.

— Какой богатый стол! — восхитился юноша. Когда он узнал, что все вокруг — по сути невольники, воображение нарисовало не самую радостную картину. В том числе и о том, чем кормят таких людей…

Оллард лишь покачал головой, ухватив свою часть. А Велтен не выдержал, и прокомментировал: — Сильно не радуйся. Это традиционный праздничный ужин. После того, как пережили очередной приступ зверей. И для полного десятка. Уже завтра эту порцию урежут вдвое, фруктов вообще не будет, а вино — один кувшин на всех, остальное заменят водой. А захочешь еще чего-то — выпей воды побольше. Пройдет, наверное, хе-хе…

Вернувшись к остальным, мужчины радостно начали разливать вино по чашкам. И у каждого, как по волшебству, в руках появилась ложка. Лишь Эрвин поглядывал на них, соображая, где бы и себе раздобыть ее. Индивидуальных тарелок или мисок не было — все ели из одной емкости.

— На свой пояс глянь, балбес! — пробурчал рядом сидевший Индж, выискивая кусок мяса побольше.

Юноша приободрился, действительно увидев точно такую же деревянную ложку, как и у всех, запихнутую в пару петель за поясом. И потянулся за своей порцией — тут не стоило медлить, судя по скорости еды его новых товарищей.

Следующие несколько дней для Эрвина проходили максимально тихо — учитывая его ранение, Берхард распорядился пока отдыхать. Так что единственное, что делал юноша — это ходил вместе со всеми есть, и пытался вспомнить. Это давало свои результаты — каждая вещь, каждое событие, если немного на нем сосредоточится, начинало за собой тянуть какие-то ассоциации, воспоминания. На третий день, после короткого, но жестокого приступа головной боли, воспоминания вернулись почти полностью.

Возле входа в казарму, с внутренней стороны, висела большая полированная пластина из какого-то странного материала. Она неплохо отражала, и использовалась вместо зеркала всей казармой. И сейчас напротив нее стоял Эрвин, вглядываясь в блестящую поверхность. Разглядывая себя. И одновременно вспоминая последние подробности.

Светловолосый. Короткая, неровная стрижка, будто волосы обрубали ножом, или чем-то похожим. Впрочем, подобной стрижкой могли похвастаться почти все обитатели казармы. Худощавая, но довольно высокая фигура, и светлые глаза. Крупные, выразительные, хоть и еще юные черты лица. В общем — достаточно привлекательная внешность… В памяти невольно всплыли сцены, когда на него обращали внимание симпатичные девушки, заигрывали с ним… Тем более, что отец — Отто Златобородый, богатый купец. Но все это перечеркнул один-единственный знак.

Рука невольно приподняла волосы с левой стороны. Три крохотных вертикальных шрама, уже зажившие, но еще не потускневшие. Знак проклятого. Метка отверженного. То, что напрочь рубило интерес любой нормальной девушки — кому захочется привязываться к будущему мертвецу?!

— Меня действительно зовут Эрвин, и я сын богатого купца. Так почему же…

Лицо в отражении сжало губы, превращая их в тонкую ниточку. А в памяти невольно всплыл тот же вопрос, который он задавал и себе, и отцу… Почему? Почему, духи задери?!! Зачем он тут?! У купца с говорящим прозвищем Златобородый не хватило денег, чтобы выкупить чье-то существование?! Покупая тем самым жизнь собственному сыну…

Эрвин презрительно хмыкнул. Тогда Отто что-то вещал о священном долге перед королевством… и ответственности каждого… Выдающемуся купцу, «толкнуть» речь на целый час ничего не стоит — он этим живет. Однако, в тот момент юноша понял — больше у него не осталось отца. Он отказался от него. Скорее всего, как обычно, променял на что-то. Выгода, или репутация, или еще нечто, что позволит больше заработать, или повыше взобраться. До Эрвина уже доходили осторожные слухи о том, что Отто Златобородый — жестокий человек. Но он никогда не думал, что испытает это на себе лично…

Метку короля наносили за полгода до отправления в крепость. Оставшееся время Эрвин тренировался до изнеможения, с помощью нанятого его матерью наставника. Отто больше не видел. Ни разу. Да и не стремился, честно говоря. Мало того! В королевстве принято было представляться, используя либо родовое имя (для аристократов), либо имя или прозвище отца. Раньше он с гордостью представлялся Эрвином, сыном Златобородого. Ибо такой лишь один в королевстве. Но после предательства собственного отца юноша стал лишь Эрвином, отказываясь чтить своего родителя. Так он был записан и в учетной книге крепости, наравне с крестьянами, мастеровыми, и прочим простым людом, не видавшим в своих руках больше пары золотых за всю жизнь.

Глава 3

— Вторые пять номеров, подъем! Тренировка! — отработанный вопль уже знакомого сотника Райнхольда ранним утром, как обычно, прервал сон. «Вторые пять номеров» — это десятки начиная с шестого. Они постоянно чередовались — утром одна половина сотни, днем — вторая. На следующий день — наоборот. И если сначала у Эрвина была веская причина не попадать на нее — ранение, то спустя неделю, видя, что он уже вполне нормально двигается, такой причины не осталось.

— Бегом! Бегом! — продолжал привычно орать Райнхольд. А бойцы названных десятков подскакивали со своих деревянных лежаков. Быстро одевшись и ухватив оружие, бежали по коридорам и лестницам вверх, на стену. С коротким оружием, вроде мечей или топоров никто не расставался. Многие даже спали вместе с ним, игнорируя неудобство. А все копья были абсолютно стандартные — укороченные, чуть больше двух метров. И стояли у выхода, чтобы, в случае тренировки или тревоги, их можно было ухватить одним движением.

Юноша лишь кинул короткий взгляд на копья, пробегая мимо. Если бы не тренировки дома с мечом, и то, что он пришел в крепость с личным оружием, и его бы вооружили таким же. Копье — самое распространенное оружие среди простых бойцов крепости. Дешевое, простое в обучении, позволявшее держать зверей на приличном расстоянии от человека…

Выбежав наверх, Эрвин с удовольствием вдохнул свежий воздух. Все-таки и казармы, и коридоры, и прочие помещения, несмотря на все мастерство неизвестных строителей, были затхловатыми. Для такого количества человек…

— Та-а-ак. Все здесь?! Оружие держим так, чтобы не поранить соседей. И бе-е-е-гом! До противоположного края стены. А потом обратно, и так три раза. Пять самых медленных будут помогать на кухне и таскать какие-нибудь тяжести…

Не дожидаясь окончания всегда одной и той же речи, воины уже побежали, а еще не привычный к этому Эрвин немного подзадержался. Но довольно быстро нагнал отстающих, и поравнялся примерно с серединой группы. Можно было бежать и быстрее, но тогда был риск «сдохнуть» еще в самом начале тренировки. Впрочем, точно так же думали и отстающие. Потому что, когда последний раз возвращались обратно — в хвосте группы плелись уже другие люди. Райнхольд вышел навстречу, и быстро отсеял пять невезучих человек, которым предстояла еще работа сразу после тренировки.

— Становитесь в три ряда, и растянитесь, чтобы не поранить своих товарищей. Отрабатываем базовые удары! Пятеро самых ленивых присоединятся к труду после тренировки! Кто не знает, что делать, забыл или запутался — смотрим на соседей и повторяем!

Крепостная стена на самом верху, где они находились, была гораздо уже, чем у ее подножия. Но все равно, достаточно широка — так, навскидку, не меньше пятнадцати-семнадцати метров. Почти пятьдесят человек заняли довольно скромный ее участок, если смотреть на общую длину. И в этот момент за их спинами выбежала еще одна полусотня.

— Бегом до противоположного края стены и назад три раза! — послышался рев, похожий на тот, что еще недавно издавал Райнхольд.

Стараясь не отвлекаться на посторонние шумы, Эрвин сосредоточился. Удары по воздуху, представляя себе противника, в разные части тела вместе с «фоновым» дыханием на вдох и на выдох. Поначалу немного медлительно, стараясь прочувствовать каждое движение, постепенно юноша ускорялся. Немного отвлекало мелькание слева и справа металлических наконечников копий, но получилось абстрагироваться от этого. Слабое покалывание в области недавнего ранения понемногу ушло. А напряжение в мышцах постепенно росло.

И при этом появилось совсем неожиданное. Порой, нанося удар, Эрвин чувствовал, что он делает это не так, неверно. Некая неправильность царапала сознание, будто бы глубоко внутри он знал, как нужно действительно правильно. И, если верить воспоминаниям, раньше такого с ним никогда не было.

Прислушиваясь к этому смутному ощущению, он понемногу менял исполнение уже привычных ударов. Там чуть-чуть довернуть руку, тут — корпус, или немного напрячь соседние мышцы. Глубже вдохнуть, или сделать короткий подшаг вперед…

— Стоп! Заканчиваем тренировку… Свободны! Кроме… ты, ты, ты, вот ты и ты — тыкал пальцем сотник на отдельных солдат. — Отправляетесь вместе с первой пятеркой.

Обливающийся потом и задыхающийся Эрвин остановился, одновременно выходя из какого-то транса, в который незаметно сам для себя провалился. И вместе с остальными пошел вниз. Так получилось, что перед ним спускался воин, прихвативший на тренировку не только личное оружие — топор, но и овальный щит, который он повесил за спину на манер мешка. Был когда-то свой и у Эрвина — его разбили в последнем бою… Вообще, щиты были у многих солдат — их обычно можно было увидеть прислоненными рядом с дверью, и они были не менее стандартные, чем копья. Но некоторые предпочитали немного другой формы, или размера — тогда эти люди хранили свои, личные щиты рядом с лежаками.

Спустившись на один уровень, люди разделились — большинство отправились еще ниже, в казарму. Еще часть свернула в другую сторону. Там была довольно просторная комната, в которую неизвестные строители крепости отвели горный ручей, создав неглубокие купальни. Сполоснутся после тренировки — это хорошее дело. Но Эрвин пошел дальше по коридору. Миновав несколько помещений, он зашел в, наверное, самое большое на этом уровне. Широкое прямоугольное помещение представляло собой склад оружия. Недалеко от входа трудилось сразу несколько человек — один из них что-то делал с крупной проволокой. Два других работали с толстой кожей — судя по всему, перед ними была заготовка для тяжелого кожаного доспеха. А дальше виднелись длинные ряды одинакового на вид оружия, частей доспехов, щитов, шлемов… и еще много чего. Их было настолько много, что часть предметов Эрвин даже затруднялся опознать.

— Чего надо? — прохрипел однорукий мужчина, возившийся за столом с огромным бумажным талмудом, не поднимая глаз на вошедшего юношу.

— Щит нужен, новый, треугольный.

И это была чистая правда — в любой схватке, одиночный меч, а тем более короткий, как у Эрвина, был откровенно слаб. Особенно, учитывая, что мастером-мечником юноша назвать себя точно не мог… Но все менялось, если во второй руке появлялся щит! Парирование, толчок, или даже удар кромкой или углом, если он есть… Можно сказать, что со щитом он станет вдвое опаснее, и вдвое живучее. Последнее, конечно, даже важнее.

В этот момент мужчина поднял голову, и, прищурившись, вгляделся в лицо Эрвина:

— А где старый?

При этом в его чувствах сквозила какая-то надменность, и нежелание вообще что-либо делать. И толика злорадства.

— Не знаю, — пожал плечами Эрвин. — Его разбили в щепки при прошлом штурме.

— Нет старого — значит, нет и нового, — подытожил кладовщик, вновь опуская голову к талмуду.

— Мне тревожить своего командира, чтобы он приходил выбивать для меня обмундирование, которое ты мне ОБЯЗАН выдать?! — уточнил юноша. Кое-что из последнего месяца он неплохо помнил. И это — мерзкий характер буквально всех, кто занимался хранением чего угодно в крепости. Такое ощущение, что их всех где-то специально выращивали. Отдельно от нормальных людей. Свое заявление Эрвин по наитию попытался сопроводить чувством страха, «желая» изо всех сил, чтобы его ощутил кладовщик. И судя по тому, как дернулся на стуле однорукий, это неожиданно вышло.

— Давай свой жетон, и иди выбирай в левом ряду, — неохотно пробурчал кладовщик.

Эрвин достал из крохотного поясного кармана кривоватый металлический квадрат, и положил его на стол. Эта небольшая пластина была «личным идентификатором воина» — на нем выбивали четыре символа — фланг, сотню, десяток и личный номер. А когда воин приходил получать что-то достаточно ценное, то это записывали в книгах конкретно на него. Таким образом контролировался расход вещей.

Пока кладовщик снова щурился, рассматривая жетон, юноша уже выбирал новый щит. Ну, как новый — все оружие или амуниция тут носили следы использования, поэтому Эрвин выбирал самый хорошо сохранившийся, или наименее поврежденный.

Минут пятнадцать потратив на поиски, юноша разглядывал лучший, что был в ряду. Деревянная основа из какой-то особо крепкой породы треугольной формы, все три угла окованы железом. Увесистый, довольно крепкий еще… На нем с наружной стороны даже остатки расцветки в форме флага королевства остались! Правда, красный фон уже поистерся, и кое-где проглядывала древесина, а желтый круг в центре скорее угадывался, чем был четко различим… но все же этот щит оказался самым лучшим из доступных. Юноша еще раз внимательно оглядел изнанку щита — обтянута добротной кожей, пара коротких ремней, чтобы фиксироваться в бою на руке, и один длинный — для переноски за спиной.

— Вот этот беру!

— Бери-бери… хрен ты еще что-то тут получишь… — едва слышно себе под нос пробормотал кладовщик, возвращая жетон.

Эрвин сделал вид, что ничего не услышал, повесив щит себе за спину. Но «зарубку» в памяти сделал — без своего десятника сюда больше не приходить. А то и правда пошлет… С другой стороны — настроение приподняла удачная попытка использования эмоций. Вернувшиеся воспоминания подсказывали, что у него и раньше так получалось, но совсем изредка, под влиянием сильнейших эмоций. И никогда — осознанно, до этого раза. А что изменилось за последнее время? Неплохо получил по голове?

— Да нет, глупость какая… — пробормотал себе под нос юноша, продолжая двигаться в сторону казармы. По пути обдумывая перспективы овладения странным даром.

… - О! Эрвин вернул себе свой треугольник! — первым подметил обновку Индж, пытавшийся жонглировать тремя небольшими камушками. Они постоянно валились прямо на лежанку, откуда одноглазый воин подбирал их, и снова пытался повторить трюк. Не сказать, что у него совсем ничего не выходило… но на каждые три-четыре удачных движения обязательно приходилось одно неудачное, ронявшее камни вниз.

Юноша прислонил щит к изголовью своей лежанки, и улегся на нее, делая вид, что решил немного отдохнуть после тренировки. А сам, прикрыв глаза, едва заметно выглядывал из-под ресниц на Инджа. И попытался «послать» в него раздражение. Что может быть естественнее, чем раздражение от собственных неудач? Особенно для вечно недовольного всем человека?!

Камни упали на лежанку. Пара секунд — второй раз. Потом третий… четвертый…

— Вот гадство! Да что такое! Только что получалось! — в сердцах воскликнул Индж, и отложил их в сторону. А Эрвина накрыла волна слабости. Стало понятно — за все нужно платить. И его странная способность, если он ее использовал, чтобы заставить кого-то испытать нужные ему эмоции, забирала силы. Оставалось лишь понемногу, не перенапрягаясь, экспериментировать. Зависит ли трата сил от расстояния? От силы чувств, испытываемых объектом? Можно ли их тренировать, чтобы больше выполнять таких манипуляций? Действуют ли они на зверей? Если да — то можно ли их научиться, например, парализовать страхом? Это было бы шикарно! Даже секунда-другая остановки в бою равнозначна смерти…

Непонятные силы, позволявшие ощущать и манипулировать эмоциями, быстро восстанавливались. Так что оставшееся до обеда время Эрвин посвятил попыткам влияния на окружающих. Так, чтобы было незаметно. Единственное, кого он не трогал в своих экспериментах — это людей, лежавших или сидевших на своих лежанках с закрытыми глазами, и с мелким зажатым предметом в кулаке. Эти люди пытались стать культиваторами…

Первая трудность, с которой столкнулся юноша — для того, чтобы вызвать у кого-то эмоции, ему самому нужно было ее испытать, хоть и совсем немного. Возможно, со временем этот недостаток уйдет… А потом, пользуясь этим настроем, уже можно было попытаться вызвать ее же у другого. Еще оказалось, что количество затрачиваемых сил зависит от испытываемых прямо сейчас человеком эмоций. Например, чувство страха искренне радовавшемуся солдату внушить быстро не вышло. Пришлось сначала внушать равнодушие, а уж потом — негативную эмоцию. В общем, первые несколько часов Эрвин посвятил незаметным экспериментам над окружающими. После чего у него самого разболелась голова, из чего можно было сделать вывод — все-таки перенапрягся.

Несколько следующих дней прошли одинаково — тренировки, где Эрвин осваивал всплывавшие откуда-то из глубин сознания приемы обращения с мечом, и отдых. Отдых у других, но не у юноши. У Эрвина наступала следующая тренировка — в попытках внушить какие-то чувства окружающим. Проще всего было внушать негативные эмоции — гнев, раздражение, страх, грусть… Особенно, если ее присутствие в человеке и так ощущается, и нужно лишь «раздуть пламя». Со светлыми эмоциями почему-то было сложнее… Но в любом случае, каждая такая тренировка заканчивалась одинаково — легкой головной болью. Правда, постепенно время приступов становилось все меньше. Это значило, что Эрвин на верном пути, и такую странную способность действительно можно было тренировать. И, разумеется, юноша молчал об этом. Даже дома, в его семье, никто не знал о том, что он может чуять эмоции других людей. А уж тут, он и подавно не собирался никому рассказывать. Люди ничуть не менее опасны, чем дикие звери — это Эрвин точно знал…

… Очередная тренировка для их полусотни в этот раз оказалась во второй половине дня. Во время пробежки юноша, как обычно, больше смотрел на других, чем по сторонам. Удобнее всего было держаться примерно в середине строя, чтобы и не расходовать слишком много сил на бег, и в то же время не оказаться в числе «невезучей пятерки». Однако даже это не помешало ему разглядеть приличных размеров разношерстный отряд, который спускался со стены по веревочной лестнице. В сторону леса и зверей. В том, что они спускались именно так, ничего странного не было — насколько успел узнать Эрвин, ворот или какой-нибудь каменной лестницы наружу не существовало. Разведчики всегда спускались именно так.

Что было необычно, так это то, что неизвестный отряд были людьми снаружи, а не обитатели крепости — внешний вид выдавал их. Новенькое обмундирование, качественное оружие, по небольшому арбалету почти у каждого, в дополнение к основному оружию. Но главное — это взгляды и ощущение презрения, которое испытывали эти люди, глядя на солдат. Рядом, присматривая за ними, находился незнакомый Эрвину десятник.

А еще дальше несколько солдат собирали деревянную конструкцию, которая одним краем свешивалась за стену. Судя по деревянному вороту, и нескольким роликам на нависающей части, это был механизм для поднятия чего-то тяжелого наверх. Или спуска. Странно было, почему они собирали ее только сейчас? Неужели раньше она не нужна была? Впрочем, это точно не касалось Эрвина. Так что юноша смотрел на все это, не сбавляя бег. А потом была обыкновенная тренировка, ничуть не отличающаяся от предыдущих. Никаких спарингов, кстати, подготовка рядовых воинов в крепости не предусматривала. Людей натаскивали на десяток простейших ударов, которые бесчисленное количество раз повторяли на ежедневных тренировках.

… Мужчина богатырского телосложения презрительно скривился, сидя на своей лежанке:

— Сейчас попрут, дармоеды…

Слышать такое от обычно равнодушного Аджита было странно. Но это был ответ на вопрос Эрвина о необычном отряде, спускавшемся за стену.

— Это точно! — поддержал сослуживца Велтен. Любой разговор, если он происходил недалеко, не мог обойтись без болтливого копейщика. — Эти засранцы ждут, пока крепость отобьет очередной штурм, а потом еще недельку. В это время наши разведчики убьют несколько шальных высокоранговых зверей, чудом оставшихся от прошлой волны. И только потом спускаются вниз, на охоту и сбор ценностей. А при первых же признаках новой волны сбегут, сверкая пятками.

— При этом мы — рискуем своими жизнями, защищая всех. А они лишь зарабатывают деньги, почти безопасно. Нет никакой справедливости… — пробурчал Индж, снова возясь с камушками. Почему-то в последнее время ему в голову засела мысль о том, что нужно научиться жонглировать. Три камушка в воздухе он уже уверенно держал, и теперь пытался добавить четвертый.

— Так чьи это все-таки отряды? — решил выяснить до конца Эрвин.

— Да хрен его знает. Там может быть кто угодно — и отряды наемников, которые решили заработать… И личные дружины некоторых аристократов, вместе с кем-то благородных кровей. Развлекаются, твари. Лучше бы во время звериной волны тут помогли… — подытожил Велтен.

Глава 4

Несколько дней спустя Райнхольд неожиданно появился в казарме, держа в руках какую-то бумагу:

— Тихо! — звучный бас легко обратил на внимание, заставив умолкнуть всех в помещении. — Кого называю — встают, и подходят ко мне. Итак, Руди Рудиссон, Олбрект Деревянщик, Юрген, Полди Одноногий, Рабан Озерный, Эрвин, Маркус Луиссон…

Эрвин, как только услышал про себя, подошел к сотнику, больше не вслушиваясь в звучавшие имена. Но его терзало любопытство. Те, кого вызывал сотник, были в основном самые молодые в казарме. Но при этом попадались и уже бывалые воины. Всего рядом уже стояли под полтора десятка человек, когда Райнхольд убрал список.

— Слушайте меня внимательно, потому что повторять не буду. Вы выжили в своем первом бою, доказав, что на вас можно тратить ресурсы…

Стоявший рядом уже бывалый воин слегка скривил губы и полыхнул в чувствах пренебрежением, но, разумеется, промолчал — только идиот будет спорить с сотником.

… - Таким образом, вам будет выделено по три порции «пробуждающего эликсира». У тех, кто сможет раскрыть ауру после приема эликсира, будет шанс стать настоящим культиватором! Не буду скрывать, шанс небольшой, однако он есть.

У окружающих буквально «загорелись» глаза. Даже во взглядах бывалых воинов что-то такое проглядывало. Да что там! Сам Эрвин тоже изрядно воодушевился. Культиваторы — это сила! И влияние, да и статус где угодно — даже тут, в крепости. Говорят, что гвардия короля состоит исключительно из культиваторов высокого уровня! К тому же, они живут гораздо дольше, чем обычный человек. Да и… пережить положенные двадцать лет в крепости простому человеку очень сложно. Случайности… они ведь происходят внезапно… Даже самый искусный воин может неудачно поскользнутся, или не заметить какой-нибудь ядовитый плевок очередной твари. Да и просто — устать, и совершить ошибку в бою, оказавшуюся фатальной. В таких условиях стать культиватором — значит, увеличить свои шансы на выживание.

— Надеюсь, вы все понимаете, какой шанс вам выпал. Наш славный король, в своей безграничной щедрости, дает возможность каждому в крепости! Снаружи такие эликсиры довольно дорогие — по три золотых за штуку. Вам же они достанутся бесплатно! И даже если с первого раза не выйдет — проживите год, и вам дадут возможность снова попробовать. Но третий раз будет последним…

В этот момент занервничал один из бывалых воинов рядом. Но визуально ничем не выдал своего состояния.

… Вопросы есть? — неожиданно спросил Райнхольд.

— Э-э-э… а как мы узнаем, что аура раскрылась? — решил уточнить Эрвин, раз уж дали возможность задавать вопросы.

— Ха! Это несложно, ты никак не ошибешься, клянусь своей бородой! — усмехнулся сотник. — Как будто открыть еще один глаз. И ухо. Так. Вопросов больше нет. За мной!

Небольшую сборную группу воинов Райнхольд провел через несколько уровней в небольшое полутемное помещение. Так, наверное, выглядела бы казарма, если бы их делали не для сотни, а для двух десятков человек. Потому что все, что тут было — это два ряда узких деревянных лежаков. И под самым окном — стол с группой крохотных деревянных сосудов, и небольшим ведром. А у окна, заложив руки за спину, стоял мужчина. Причем он так располагался относительно льющего внутрь света, что его лицо невозможно было рассмотреть. Лишь голову, на которой виднелась пара фиолетовых лент. Культиватор.

— Я привел кандидатов! — отчитался сотник, и умолк, похоже, ожидая дальнейших инструкций.

— Я вижу, спасибо, Райнхольд, ты можешь уйти. Назад, думаю, они найдут дорогу.

Проводив взглядом сотника, он повернул голову, оглядывая воинов перед ним. Немного помолчал, раздумывая о чем-то своем.

— Вот эта жидкость перед вами — вершина мастерства королевских алхимиков. Она может открыть вам путь к становлению культиватором. Те из вас, кто смогут по нему пройти — не пожалеют, мда. Но даже простое раскрытие ауры уже дает некоторые преимущества — улучшает восприятие. Если эликсир сработает — на короткое мгновение ваше восприятие усилится в десятки раз, вы ни за что не спутаете это ощущение ни с чем другим. Зачем я это вам рассказываю? Нужно понимать, что эти эликсиры, кроме пользы несут и вред. Они достаточно ядовитые. Каждому полагается только три. И если вдруг, вам хватит двух, или даже одного — не нужно пить больше, надеясь на получение каких-то суперспособностей, хе-хе. Это полная ерунда. Но то, что после приема всех трех вы будете восстанавливаться больше полугода — это факт. А если бы вы выпили прямо тут четыре — это гарантированная смерть. И давно известный факт. Поэтому, если получилось раскрыть ауру, используя меньше трех — вам же будет полезнее. Такое редкость, конечно, но случается. Все поняли? А теперь подходим, берем по одной штуке, ложимся на эти чудесные деревянные кровати, и пьем. Именно в такой последовательности. Ясно? Вперед!

Люди быстро расхватали по одному сосуду. Схватил свой и Эрвин. Это оказалась крохотная баночка, выточенная из бамбука, с бамбуковой же крышкой. Юноша лег на спину. Глубоко вздохнул, ощущая, как в волнении громко стучит сердце… И открыв баночку, приподнял голову, одним глотком выпивая ее содержимое. Невероятно кислая, и промораживающая внутренности струя жидкости устремилась внутрь. Желудок скрутило болью. Эрвину показалось, будто бы он выпил какой-то жидкий лед. Причем, ощущение промерзания начало расплываться по всему телу. Сначала рот, горло и грудь. Потом ноги… руки… Последней почему-то эта волна добралась до мозга. Будто бы невидимый ледяной гигант обхватил своими руками череп юноши, и сильно сдавил. В глазах потемнело и сознание отключилось…

Юноша резко пришел в себя. Еще недавно он терпел ледяной ад… и вдруг очнулся. Все изменилось! Сердце оглушительно билось, заглушая вообще все звуки. Зрение стало таким, что полуосвещенное помещение вдруг показалось залитым светом. Можно было разглядеть каждый крохотный выступ на каменном потолке. Сотни оттенков запахов, и в основном — неприятных, «таранили» обоняние. В спину впивались тысячи мельчайших колючек. А открытые участки кожи ощущали мельчайшее дуновение потоков воздуха. Казалось, если бы он закрыл глаза — то все равно смог бы ориентироваться, вслепую. Но постепенно острота ощущений начала спадать. Помещение вокруг потемнело, воздух снова стал неподвижным, а нестерпимая вонь уменьшилась до едва ощутимых неприятных запахов. Только тогда Эрвин пошевелился, приподнимаясь и осматриваясь. Сразу двое в этот момент уходили от стола, сжимая в руках новые баночки. Мало того! На столе уже оставалось лишь около трети от исходного количества сосудов. Интересно, сколько на самом деле продлилось это странное состояние?

— Я уже думал, что ты не проснешься, — прокомментировал так и не представившийся культиватор, когда Эрвин нетвердой походкой подошел к столу.