Крымский цугцванг-1

Однако Домешник в силу своего характера холерика уже не мог сдерживаться. Его несло, как при диарее. Пока Романов поднимался — а высокому человеку при невысоких темпах подниматься можно сколько угодно, заорал:

— Что он вам скажет, интеллигент паршивый. Будет рассказывать о цивилизационной роли Англии на костях народов третьего мира.

А ведь прав оказался, паршивец. Была у него такая мысль. Ну что ж, и пойдем по этому пути.

Дождавшись, когда Домешник сядет, а точнее, его мягко, но настойчиво усадят, он громко и властно, как любил читать в Московском Педагогическом Университете (не путайте с МГУ) заговорил:

— Человеческая цивилизация ХХI века базируется на достижениях в первую очередь романских и англосаксонских народов, и только потом остальных, в том числе славянских. Попробуйте оспорить это утверждение.

Дмитрий Сергеевич откровенно ухмыльнулся и сделал паузу. Он специально провоцировал известного вспыльчивостью Домешника выступить на невыгодном для его оппонентов поле. Если рассматривать достижения технической, философской и пр. мысли, то Запад, безусловно, опережал Россию. При всей ее немалой роли. Российские ученые и общественные деятели тоже внесли свой вклад, хотя и не столь большой.

Другое дело, если коснуться политической и военной истории. Здесь ситуация обстоит сложнее. И Великобритания, да и Запад в целом, были не совсем безгрешны. Точнее сказать, иной раз по ладоням западных политиков текли потоки крови. И войны они провоцировали неоднократно.

— Да, — даже не поднял, а подхватил бодливым рогом перчатку Домешник, — что там ваши англичане и прочие вшивые французы. Вот в России изобрели паровую машину. Ползунов, кажется, Кулибин был. — Он попытался вспомнить что-то еще из изобретений, не вспомнил, — заорал, — ерунда все это! Не будь России, ничего бы не было, ничего. Россия отстояла на рубежах Европу от Азии, а вы мне тут пытаетесь доказать величие Запада.

— Технический переворот, — властно вторгся в довольно-таки истерическую речь председателя президиума общества «Россия» Романов, — произошедший в Англии на исходе средних веков, продвинул все человечество. Отрежьте историю Запада и США, как производной Запада, от всеобщей истории, что мы увидим? Ни-че-го! Медленно бредущую Азию. Спящее человечество. И что бы было в России? П-хе!

Петр Великий окошко прорубал, кстати, не в Индию и Китай, не в спальню к соседу, а на Запад!

— Давайте перейдем к другому вопросу, — поспешил вклиниться в разговор Поликарпов, видя, что дискуссия переходит совсем не к тому итогу, на который рассчитывали устроители. — Я предлагаю перейти к теме своеобразия России.

— Минуточку внимания, — остановил его Романов. — Буквально два слова. Наши сегодняшние разговоры о приоритете технического прогресса как раз являются следствием нехорошего влияния Запада. Собрались несколько лавочников-буржуа и спорят, кто больше вложил денег в дело. К чему это. Мы должны раз и навсегда уяснить — техническое развитие России XVIII — XXI веков, при всех заслугах российской технической мысли, есть производное общечеловеческой и в первую очередь западноевропейской мысли.

И сел, оставив Поликарпова стоять покрасневшим от гнева и растерянности.

— Можно, выскажусь я, — поднялась Нина Станиславовна, быстрее других среагировав на ситуацию. — Только не перебивайте меня, пожалуйста.

Обращалась она, естественно, не к Романову, а к Домешнику, известному своей необузданностью.

Домешник фыркнул, то ли обещая молчать, то ли удивляясь ее наивности.

— Россия страна своеобразная, — красиво заговорила Васильева, — как отметил законноизбранный президент Российской Федерации Анатолий Георгиевич Мануйлов, Россия находится на границе Европы и Азии и является своеобразным посредником между европейскими и азиатскими странами. В России есть многое от европейских и азиатских стран, но в тоже время излишества этих цивилизаций у нас отсутствуют. Посмотрите на Европу и Азию. В одной излишества технократии, в другой болезни роста. И только мы спасены от этого.

Нина Станиславовна завершила свою небольшую речь и, как показалось, готова была показать Романову язык от торжества своей речи.

— Да, — вскочил Домешник, — вы посмотрите на этот зажиревший, пропахавший газами Запад. Весь мир вынужден его кормить, очищать для них воздух и воду.

Он свирепо посмотрел на Романова, словно это он был виноват. Дмитрий Сергеевич оглянулся на Захарова. Тот спокойно сидел на стуле, явно не собираясь защищаться. Разумеется, ведь был выложен главный аргумент — цитата из речи президента. Придется опять ему отдуваться.

— Позволю себе возразить дражайшей Нине Станиславовне, — начал он нарочито смирено. — Конечно, особенности в развитии России, как и других стран, имеются. Опровергать, запуская развитие всех народов по одному принципу, может только совершенно неумный человек. Вопрос в другом — каковы эти особенности, причины их появления вообще, стоит ли ими гордиться.

Для начала я бы попытался ответить на ремарку о посредническом положении России. Географическое положение нашей страны отрицать трудно — голова лежит на Балтике, а заскорузлые пятки упираются аж в Японию. Проблема в другом — где мы находимся — в Евразии или Азиопе, или говоря другими словами — мы европейцы или азиаты? Пора бы россиянам определиться с этим. Да простят меня уважаемые дамы, но нельзя быть немного беременным. Либо мы с Европой и тогда должны идти с ними, либо сами по себе, но тогда ни к чему их ругать, что нас не пускают туда.

— Можно, — буркнул Домешник, но как-то нехотя. Похоже, вопрос его чем-то задел.

— По-видимому, сообразившись с этим, мы можем говорить о своеобразии России. Но оно будет разным. Одно дело китайская Россия и совсем другое европейская.

С моей точки зрения, мы все-таки европейская страна. Под этим углом я бы ответил на вопрос о своеобразии страны — увы, большая часть нашего своеобразия происходит из отсталости и серьезного отставания от Запада. Стоит ли этим гордиться?

Как сказал один червяк, ползая по навозной куче — да это навоз, но ведь это же Родина!

— То есть вы считаете, что все наши национальные особенности проистекают ТОЛЬКО от отсталости? — уточнила Нина Станиславовна, пропуская ремарку о навозе.

— Упаси Боже, — открестился Дмитрий Сергеевич, — я не отрицаю Ключевского, который во главу угла российской истории ставил обширные просторы. Да и мысли его учителя Соловьева о большом значении географического фактора не собираюсь отрицать. В конце концов, сегодня уже говорили об монголо-татарском факторе и его роли в отставании России. Я же говорю в данном случае не о причинах отставании, а об отставании как таковом.

Нина Станиславовна попыталась опровергнуть его доводы, так сказать цивилизовано, опираясь на логичные доводы и знания истории. Но получалось у ней не совсем убедительно и тогда она использовала убийственный, как она посчитала довод — использовала цитату из недавней речи президента, в которой он говорил об особенностях экономического и политического развития. Это было уже совсем смешно и Поликарпов поспешил объявить перерыв на рекламу.

Пока озабоченные герои рекламных сюжетов развлекали телезрителей прелестями цивилизации вроде жвачки и тампонов, участники отдыхали, приводя мысли в порядок.

— Зря вы так, — негромко сказал Захаров, — сценарий был высочайше одобрен. Вы постоянно долбаете сторонников власти, закончится тем, что раздолбают вас. Только не на передаче, а после. Вам, наверное, Поликарпов говорил о гарантиях? Да? Так вот, если вы сумеете сделать ваши доводы более яркими, то о них забудут. Как говорится, настоящий джентльмен хозяин своему слову — хочет дает его, хочет берет обратно.

Дмитрий Сергеевич хмыкнул, гукнул, проверяя голос.

— Знаете, детей у меня нет, — посетовал он, — с женой тоже не получилось, родственники далеко. На работе и в науке я достиг потолка. О чем мне еще можно сожалеть? О том, что я из старших сотрудников могу стать ведущим?

Захаров осторожно оглянулся.

— А мне вот есть что в жизни жалеть.

Он отодвинулся, чтобы и его, не дай Бог, не посчитали антиправительственным радикалом.

Девушка, разносившая на подносе бокалы с минералкой и соками, положила на стол небольшой конверт.

Дмитрий Сергеевич вскрыл. Там оказалось то, что он ожидал — небольшая записка: «Отступитесь. Вы уже высказали все. Дайте поговорить другим».

Подписи не было. Кто мог написать ему записку? Поликарпов! Дмитрий Сергеевич посмотрел на него, оживленно беседующего с министром иностранных дел Ларионовым. Кстати, и Ларионов мог. Но как угадаешь. Образцов почерка у него нет. Что ж, спасибо за предупреждение, но мы уж как-нибудь сами.

После перерыва дискуссия в основном развернулась о положении России в последние десятилетия.

— Мир еще не видал двуличнее людей, чем европейские политики, — вещал Домешник, — в ХХ веке они вещали об угрозе коммунизма и под предлогом этого постоянно боролись с СССР. Мол, плохое государство, империя зла. В конце века коммунизм рухнул. Развалился и СССР. Новая Россия стала строить демократическое общество. Повернулась к Западу с распростертыми объятиями. А что ваш хваленый Запад, господин Романов, Родина цивилизации и демократии? Отшвырнули нашу страну, дескать, у вас псевдодемократия. Двойные стандарты Запада хорошо известны. Что им нравится — это демократия, это хорошо, а что идет в разрез с интересами — тоталитаризм, международный бандитизм и прочее. Пиночета в свое время приняли и этого, как его, Батисту. Нашли демократию.

Домешник сел отдуваясь. Романов фыркнул. Типичная речь а-ля «Великая и неделимая». Как в свое время алкоголик Ельцин установил праздник независимости России. Дай Домешнику волю, так он тоже его установит. От кого? Да хотя бы от Эстонии. Или от Люксембурга. Встать и разгромить? Нет, встает Ларионов. Это будет уже интересно.

И он развалился в кресле, сменив презрительную мину на заинтересовано-скептическую. Так обычно смотрят на интересного собеседника, равного себе, который сегодня будет пороть всякую чушь.

Если бы Романов знал, что в этот момент оператор студии показывает его на телевизорах крупным планом, то, наверное, сто раз бы подумал, стоит ли ему корчить рожи высокопоставленному господину. Но, увы, ему никто об этом не говорил. А оператор все показывал и показывал, словно Романов ему сдельно платил за каждую секунду экрана.

И эта мимика была столь заразительна на фоне выступления министра, что зрители уже не столько смотрели, сколько пялились на череду движений оттопыренных губ, прищуренных глаз Романова, начавшего ухмыляться на слова Ларионова.

Хотел ли этого г. старший сотрудник или нет, но в эти минуты демократическая оппозиция получила в свои ряды одного из лидеров. Судьба потащила Романова в политику. И плевать она хотела на его желание сидеть в тишине. Нечего было вылазить на экран телевизора!

Глава 4

Господин министр иностранных дел Российской Федерации Алексей Антонович Ларионов был, прежде всего, дипломатом. Как лицо официальное, он и в неофициальной обстановке вел себя мягко и осторожно.

— Конечно, Михаил Данилович несколько преувеличивает, — сказал он укоризненно, уступая Романову, а в его лице и всему Западу. — Нельзя отрицать того, что страны Запада являются эталоном для демократических государств, в том числе для России. Можно привести массу примеров, когда наша страна ориентировалась на эту часть света. Уважаемый Дмитрий Сергеевич, безусловно, прав, когда говорил о деятельности Петра Великого. И на протяжении последующих веков Россия, как бы она не именовалась, всегда ориентировалась на Запад. По-разному, правда, были и кровавые войны, но были и позитивные моменты. И я думаю, мы и в будущем нацелены, прежде всего, на улучшение добрососедских и взаимовыгодных отношений.

В то же время двойственность, нередко двуличность западных стран, особенно таких, как США и Великобритания, хорошо видны. Здесь с Михаилом Даниловичем нельзя не согласиться. И мы бы просили наших западных коллег придерживаться единых стандартов. А то они осуждают Абхазию за стремление отделиться от Грузии и в то же время фактически подтолкнули к этому же косовских албанцев. А когда те отделились, поспешили их признать. И все толкуют о какой-то исключительности того случая. Какая исключительность? Может, у косовских албанцев на одну хромосому больше? — Ларионов передохнул, продолжил: — за неимением времени я не буду больше приводить примеры, их, к сожалению слишком много. Хочу лишь подчеркнуть — не все в порядке в Датском королевстве. Ракеты ПРО, экономическая дискриминация, наступление НАТО… — список длинный.

И, конечно же, положение в Грузии. Вторая грузино-югоосетинская война показала, что под маской мирной овечки прячется волк. Может быть, западные страны не видят его маски, поскольку находятся все время позади и им видна только филейная часть?

У нас большой счет к Западу.

— Благодарю Вас, — Поликарпов перехватил инициативу, решив, что позиция министра изложена достаточно полно. — Что на это нам ответят сторонники западной линии? Господин Захаров?

— Я… мнэ… мне кажется, что позиция западных государств в некоторых вопросах несколько двойственна, — под взглядами министра, депутата Госдумы и председателя общества храбрость ректора таяла как снег под жарким летним солнцем. — Но в то же время, нельзя не признать… я так думаю.

— Вы бы меньше думали, больше заботились о нашей Родине, — удовлетворенно рявкнул Домешник.

Романов фыркнул. Похоже, квасные патриоты начали побеждать. И самое главное, что доводы-то у них шиты белыми нитками. Вот он сейчас ножницами-то и поработает.

Нет, Дмитрий Сергеевич не считал западные государства столь уж ангельскими. Государства как государства, со своими интересами и корыстными целями. А в правительствах, как всегда, сидят мерзавцы и тупицы. Все прямо как у нас. А как же. Государство не может быть хорошим уже по характеру своего существования. Только не надо путать кучу зажиревших бездельников и западное общество. Как и у нас Россию и правительство. Нам до Запада еще идти и идти. И исходя из этого, не надо критиковать то, чего сами неизвестно когда получим.

Он приподнялся и уголком глаза заметил горестное выражение на лице Поликарпова. Значит, писал все же он.

— Мне кажется, господа, вы ломитесь в открытую дверь. Никто, за исключением твердолобых патриотов на Западе, не пытается говорить о белоснежных одеждах английских или там американских, французских политиков. Политика — дело грязное везде, что у них, что у нас, — Романов почувствовал, что его понесло и поспешил переключиться: — мне бы хотелось в нашей домашней дискуссии, где нет ни одного иностранца, ну почти, — поправился он, увидев, как побагровел Домешник. — поставить вопрос — а почему собственно Запад постоянно ставит двойные стандарты в отношениях с нами?

Он отвлекся немного, чтобы позлорадствовать над Домешником. Тот был наполовину украинцем. Его отец — натурализировавшийся гражданин Украины долгое время не мог получить паспорт гражданина России и добился это, только женившись.

Дмитрий Сергеевич насмешливо увидел, что его стрела попала в цель. Домешник чуть рукав пиджака не начал жевать от бешенства. Некрасиво он его поддел, но этому борову поделом. Тем более, чувствуется, без драки не обойдется.

Он продолжил:

— Вина Запада в двойных стандартах очевидна. И я думаю, находящимся здесь не придет в голову отрицать это. И особенно это касается стран, вошедших в западный блок в конце прошлого — в начале этого века. Эти шавки американцев кроме как презрительный взгляд вызвать не могут.

Да и Грузия. Что вы к ней пристали? Этот, как его, Барбакашвили, ихний президент, так рвется в объятия Запада, что вылез уже не только из штанов, но и из трусов. Нормальный человек с ним не только не поздоровается, но и тему эту в обществе приличных людей поднимать не будет. А вы, господин министр, на всю страну. А у экранов, наверняка женщины, люди кушают. Нехорошо, нехорошо.

Дмитрий Сергеевич насмешливо обвел взглядом сидящих и, повысив голос, не давая заговорить встрепенувшемуся Поликарпову: — Я бы поставил вопрос так — а нет ли здесь вины Российского руководства? Подчеркиваю — не России, но правительства России.

Российское государство многие годы, буквально со средневековья, во всяком случае с эпохи Петра Великого или с ХIХ века пытается изображать из себя целомудренную невесту. С одной стороны, стремится состоять в западном сообществе, а с другой, желает иметь какое-то особое положение в мире. Проще говоря, хочет и рыбку съесть и все такое прочее. Нет-с, господа, как говорил Черчилль, нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка. Или мы входим в западное сообщество и живем по его правилам без всяких оговорок. Без оговорок означает не сдаться на милость победителя, а жить по их нормальным в целом законам. Или строим из себя нечто непонятное. Но тогда нечего обвинять Запад в двойных стандартах. Мы сами по ним живем! И я бы попросил наше правительство, которое, чувствуется, собирается на скорых Лондонских переговорах вести разговор суровым тоном, подумать об этом.

Мы европейская держава с самого начала своего появления. Но волей, прежде всего, политиков, мы не можем оказаться в европейском анклаве.

Да, на Западе живут обычные люди, не ангелы — есть проститутки, мерзавцы, политики. Так ведь и у нас не сплошная территория детских садов. Сближение возможно только двухстороннее. И мы, и они. А то сейчас, судя по всему, и они ждут, и наше правительство целомудренно выжидает с розой в руках, когда же он придет, долгожданный кавалер. А мы, простые люди, в это время страдаем!

Дмитрий Сергеевич сел. Поликарпов посмотрел на него бешеным взглядом. Романов своим спичем занял львиную часть оставшегося времени передачи. У него осталось буквально пара минут эфирного времени. Была не была. Он обольстительно улыбнулся в камеру и сказал:

— У нас осталось совсем немного времени и мне бы хотелось завершить дискуссию выступлением министра иностранных дел Российской Федерации Алексея Антоновича Ларионова.

Видно было, что министру второй раз выступать не хотелось. Но и отступать оказалось некуда. Даже без просьбы Поликарпова он должен был бы прояснить позицию правительства.

— Я коротко, — пояснил он, заранее объясняя поверхностность своего выступления: — правительство Российской Федерации, следуя по курсу, прочерченным законно избранным президентом России Анатолием Георгиевичем Мануйловым, стремится ликвидировать все двусмысленности между Востоком и Западом, развивать демократию как внутри страны, так и в мире. Вместе с тем мы не отказываемся от своего национального курса. Растворяться в русле западной политики — это, Дмитрий Сергеевич, уж чересчур. Вы понимаете, давать советы всегда легко, а вот проводить реальную политику очень трудно. Как там говорил Гете — «Теория суха, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет».

Министр обаятельно улыбнулся, словно извинился за выговор Романову и сел.

— Что же, — развел руками Никита Поликарпов руками, — вот и все, что мы успели вам поведать сегодня за сорок пять минут эфирного времени.

Он хотел уже попрощаться, но в это время Домешник, кипящий от гнева из-за слов Романова, бросился вперед с криками «Проститутки, предатели!». Несчастный Захаров, выдвинувшийся вперед, первым попал под удар и отлетел вместе со стулом в объятия растерявшей зрительницы.

Домешник к нему не рванулся. Его целью был зловредный англофил Романов, поиздевавшийся как над ним, так и над всей бедной Россией.

— Я тебя сейчас, сволочь! — заорал он на всю студию, протягивая руки к груди Романова. — Ракетами ПРО нас окружаешь, скотина!

Дмитрий Сергеевич был не из тех людей, кто разрешает тягать себя за борта пиджака. Как-никак он имел второй юношеский по боксу.

Домешник никак не ожидал гнусного нападения. Обычно бил он, а остальные в растерянности отмахивались. Он раскрылся, подставляясь и Дмитрий Сергеевич с легкостью вмазал ему в подбородок.

Домешник отлетел обратно на середину студии и в нокауте растянулся.

— Что ж, на этой ноте мы и завершим, — воспользовавшись паузой, объявил Поликарпов, подумав, что хоть что-то есть в жизни приятное. Домешника, грубого и невежественного, он не любил, но предпочитал с ним не связываться.

Камеры были выключены. Съемка завершилась, прямой эфир прекратился. Павильон вновь превратился в ярмарку, но теперь уже в обычную сторону. Пробираясь сквозь толпу, ставший никому не нужный Романов подумал, что надо скорее найти выход и отыскать идущий к метро автобус или троллейбус. Время позднее и если он опоздает, ему придется обираться пешком через всю Москву. Или ехать на такси, что дороговато. Выходя, он слышал, как приводят в себя Домешника. Пусть. Однако лихо он сегодня.

Наутро Дмитрий Сергеевич проснулся в тревожном настроении. Не то, чтобы он страдал адреналиновым похмельем, хотя вчера после прихода домой несколько злоупотребил коньяком. Посредственным таким коньяком, лучше бы уж водкой. Почище было бы.

Нет, страдал он от того, что знал родимое государство. То, что вчера было с пылу, с жару приятной дерзостью, теперь утром казалось неоправданной наглостью. Российское правительство могло еще простить такие слова иностранному подданному, с легкостью выкинув его из страны, но своего оно начнет давить. Подумать только, какой-то интеллигентишко, обычный доктор наук, поднял руку на святое — на патриотизм, на лапти с зипуном! Раздавить его, как клопа! И правильно говорил Захаров — плевали они на гарантии. Славянофилов он вчера прилично размазал. А за одним и министра иностранных дел. МИНИСТРА!

С этим он и поднялся с постели. Его будут давить. А еще и голова болит. Как же он так вчера коньячка с шоколадом-то? И без лимона.

М-да. Как бывшая институтка. Сначала шоколадные конфеты с коньяком, затем коньяк с шоколадом… а в конце пути спиртовый настой боярышника и стеклоочиститель? Он содрогнулся и побрел ставить чай.

К одиннадцати часам Романов все-таки прибыл в свой драгоценный институт. В секторах было пусто, доктора и кандидаты наук работали по потребностям. Однако Николай Аркадьевич был на месте, ерзая на стуле за родимым столом. Это было бы странно, если бы не его кульбит накануне. Явно заведующего сектором вызвали на работу.

— Явился, не запылился, — проворчал Щукин, посмотрев на него сумрачно. В пору было посмотреть, нет ли у Николая Аркадьевича в спине кинжала, воткнутого по вине его дражайшего друга.

Дмитрий Сергеевич поздоровался и неторопливо принялся раздеваться, понимая, что вот-вот начинается расплата за бездарно проведенный вчерашний вечер.

Щукин его не разочаровал.

— Смотрел «Дискуссионный клуб», — сказал он холодным голосом. — Если ты такой дурак и тебе все равно, живешь ты или существуешь, ты бы хоть остальных пожалел. Товарищи-то твои причем?

— Начались оргвыводы? — Дмитрий Сергеевич сел напротив.

Щукин молча кивнул. Потом не выдержал:

— Звонили из дирекции — есть мнение о необходимости слияния сектора советской истории ХХ века и нашего сектора истории России ХХI века в один. «В целях укрепления кадровой базы и улучшения исторических исследований», — процитировал он.

— С сокращениями?

Николай Аркадьевич пожал плечами.

— Пока не известно. Хотя одна фигура предполагается.

— Моя?

— Как знать. Если будет заниматься глупый — твоя. Если умный и понимающий, что пока тебя трогать нельзя, надо подождать — моя. Сокращать будет явно не наша дирекция. А в отделе кадров дураков хватает.