Спецхран

Спецхран

Глава 1

До прибытия спецпоезда из Москвы оставались считанные минуты.

Ночь заполнила южный город, безветренная и ясная. Дышал теплом курортный сентябрь, растворивший в себе остатки летнего зноя. С наступлением темноты утихла даже вокзальная суета — впрочем, этому поспособствовали и сотрудники Комитета, взявшие под контроль территорию, где предстояла встреча.

Первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв, переминаясь в ожидании на перроне, сделал глубокий вдох, чтобы унять волнение. Нервно сдвинул рукав, взглянул на часы — секундная стрелка ползла по кругу едва-едва, словно специально тянула время.

— Спокойнее, Михаил.

Шеф КГБ Андропов ронял слова неторопливо и веско. Он стоял неподвижно, заложив руки за спину и чуть наклонив голову вперёд. Поблёскивали стёкла очков в роговой оправе.

— В крае хозяин — ты, — продолжал Андропов. — От тебя многое зависит. Используй момент по максимуму.

Горбачёв с благодарностью посмотрел на него. Подумал — Юрий Владимирович прав, как обычно. Ситуация и впрямь сложилась благоприятная, уникальная даже в каком-то смысле. Другого такого шанса может не быть.

Вчера из столицы выехал Брежнев. Его ждут в Азербайджане. По пути генеральный делает короткие остановки, встречаясь с главами регионов. В Ростове поговорил с Бондаренко, в Краснодарском крае — с давним приятелем Медуновым. А теперь вот подъезжает сюда — на юг Ставрополья, к станции Минеральные Воды.

И секретарь крайкома, само собой, должен его приветствовать лично.

А ещё как раз в эти дни на юге отдыхает Андропов, который благоволит молодому ставропольскому лидеру и готов его поддержать в общении с генсеком. Если всё пройдёт гладко, то…

Михаил Сергеевич внутренне одёрнул себя — не стоило забегать вперёд и предаваться фантазиям, чтобы ненароком не сглазить. Но мысли снова и снова возвращались к тем перспективам, которые перед ним открывались.

Спору нет, Ставрополье — это прекрасно. Всесоюзная житница, санаторная здравница и вообще. Быть хозяином тут — почётно и важно. Но если хочешь в высшую лигу, то надо перебираться в Москву, на Старую площадь. Путь туда извилист и долог, однако может и сократиться до одного прыжка — при условии, что Леонид Ильич сочтёт провинциала достойным и даст добро.

Поэтому — да, всё решится здесь и сейчас.

А дату надо запомнить накрепко — девятнадцатое сентября тысяча девятьсот семьдесят восьмого года.

— Спасибо, Юрий Владимирович, — сказал Горбачёв.

Андропов молча кивнул.

Кроме них двоих на перроне находился Иван Таранов, председатель крайисполкома. Однако он в разговор не вмешивался, хорошо понимая, что в этой сцене он — не более чем статист, случайный свидетель гроссмейстерской комбинации.

Горбачёв огляделся.

Зевак рядом не наблюдалось, охрана бдела. Обычных пассажирских поездов на станции сейчас не было, лишь товарняки кучковались в дальнем конце.

Светились окна в вокзальном здании, где помещались кассы и залы для пассажиров. Здание было маленьким, но помпезным — сталинское барокко с колоннами, ступенчатой башенкой и ротондой без купола. Если бы не этот архитектурный изыск, город можно было бы проскочить на поезде, не заметив. Всё его население, как вспомнилось Горбачёву, составляло шестьдесят с чем-то тысяч. Транспортный узел, шлюз на пути к курортам и кавказским горам.

В любом московском районе людей, наверное, больше.

Поймав себя на этом сравнении, Горбачёв усмехнулся и запрокинул голову, вгляделся в ночное небо. Звёзды мерцали, яркие и огромные. Он подумал, что вот по ним-то он будет скучать в Москве, где небосвод засвечен уличными огнями…

Рявкнул электровозный гудок.

— Едут, — сказал Андропов всё так же сухо.

Литерный поезд вползал на станцию медленно и вальяжно. Прожектор во лбу сиял, разгоняя мрак. Локомотив поравнялся с группой встречающих, и Горбачёв машинально прочёл на его борту обозначение — ЧС2, чехословацкое производство. Вагоны смотрелись совершенно обыденно — болотно-зелёные с жёлтой горизонтальной полоской. Окна были плотно завешены изнутри.

Поезд остановился.

Горбачёву почудилось, что в эту секунду замер весь мир вокруг. Звуки будто застряли в уплотнившемся воздухе — остался лишь запах пыли и креозота.

Один из охранников открыл вагонную дверь.

Брежнев появился в дверном проёме — без галстука, в расстёгнутом пиджаке. Он, конечно, знал, что пышная встреча не предусмотрена, и предпочёл обойтись без официоза.

Генсек, вопреки обыкновению, не улыбался — выглядел задумчивым и усталым. В свете вокзального фонаря лицо казалось обрюзгшим, резче проступили морщины и складка на подбородке. Только пышные волосы придавали облику импозантность — аккуратно зачёсанные, как и всегда, ещё не полностью поседевшие.

Высокий гость шагнул на перрон — грузно, чуть неуклюже.

— Здравствуйте, Леонид Ильич! Добро пожаловать!

Он кивнул, изобразил наконец улыбку, пожал встречающим руки. После обмена приветствиями Таранов из исполкома сразу же отошёл, чтобы не мешать разговору более серьёзных товарищей.

— Как доехали, Леонид Ильич? — спросил Горбачёв. — Как ваше здоровье?

— Терпимо, — ответил Брежнев. — А у вас тут, смотрю, тепло до сих пор… Лето, можно сказать. Завидую…

— Приезжайте к нам отдыхать, вам понравится обязательно. Вот Юрий Владимирович приехал — и не жалеет, надеюсь.

Брежнев хмыкнул негромко, посмотрел на Андропова:

— Что, Юрий Владимирович, действительно не жалеешь?

— Нисколько, Леонид Ильич. Лечебные воды, воздух.

— Ты в Кисловодске, если не ошибаюсь? В санатории?

— Да, час езды отсюда.

Из вагона вышел Черненко — секретарь ЦК, которому в ближайшие месяцы прочили место в Политбюро. Он сопровождал генсека в поездке, а одет был сейчас и вовсе без помпы, в простой спортивный костюм.

Снова последовали приветствия, а затем все четверо — Брежнев, Андропов, Черненко и Горбачёв — неторопливо двинулись по перрону, чтобы не топтаться на месте.

Хозяину Ставрополья вдруг послышался низкий, слегка вибрирующий звук. Казалось, где-то поблизости гудит шмель или, может, работает трансформатор. Накатило странное ощущение — как будто он, Горбачёв, смотрит на происходящее откуда-то сверху-сбоку, подмечая детали. Мелькнула мысль, что хорошо бы сделать сейчас стоп-кадр, фотоснимок, потому что встреча в таком составе — не просто трамплин в карьере для него лично, а нечто гораздо большее, уникальное, способное изменить ход истории…

Он тряхнул головой, чтобы отогнать наваждение. Напомнил себе — нельзя отвлекаться, надо поддерживать и направлять беседу, как напутствовал его Юрий Владимирович.

Пауза между тем затянулась. Брежнев размышлял о чём-то своём, его рассеянный взгляд скользил по вокзальным сооружениям. Андропов выразительно посмотрел на ставропольского протеже — не молчи, мол, действуй!

Горбачёв лихорадочно перебирал в уме варианты для продолжения разговора, но ему повезло — генеральный сам вынырнул из раздумий, шумно вздохнул и спросил с характерной дикцией:

— Ну что, Михаил Сергеевич, как у вас тут с животноводством? Не разбазарили овечью империю?

— Ни в коем случае, Леонид Ильич, — сказал Горбачёв с готовностью. — Десять миллионов овец в степях. Край даёт больше четверти всей тонкорунной шерсти в РСФСР — я вам уже докладывал…

— Помню, помню… И с хлебом, ты говорил, порядок…

— В этом году урожай отменный у нас, больше пяти миллионов тонн. Ударно потрудились, не буду скромничать. Повышенные обязательства взяли после июльского пленума, старались не подвести. Во многих хозяйствах по сорок центнеров собирали с гектара. Восемь тысяч жаток задействовали по краю, тринадцать тысяч комбайнов — шестьдесят гектаров на агрегат.

— Это вы молодцы, — согласился Брежнев. — А канал свой когда достроите? Подзатянулось дело. Он у вас что — самый длинный в мире?

— Ну, Леонид Ильич, не то чтобы в мире, но тем не менее — крупнейшая ирригационная система в европейской части Союза. Спешка тут только повредит. Третью очередь введём уже в будущем году, сорок два километра. Это в Александровском районе у нас. Гидротехнический тоннель строим, три металлических дюкера, распределитель «Октябрьский»…

Вновь повисло молчание. Брежнев остановился, глядя на юго-запад, где за вокзалом прятались жилые кварталы, а ещё дальше, в нескольких километрах, затерялась в темноте гора Змейка.

— Так всё-таки, Леонид Ильич, — сказал Горбачёв, чтобы возобновить разговор, — как у вас насчёт отпуска? Может, и правда к нам? Санатории у нас тут — на любой профиль.

— Отпуск — надо бы, да… — задумчиво произнёс генсек. — Давно я не отдыхал нормально…

И опять что-то загудело поблизости. Теперь этот звук услышал не только Горбачёв, но и Брежнев. Поморщившись, генсек коснулся виска и с неудовольствием посмотрел на электровоз. Звук, однако, шёл не оттуда, а с другой стороны, из полутьмы над платформой. И он явно тревожил Брежнева, сбивал его с толку.

Охранники, дежурившие поблизости, никак не отреагировали — ничего, судя по всему, не услышали. К тому же через пару секунд гудение прекратилось.

— Отдых… — проговорил Брежнев. — Я вот иногда думаю — сколько я ещё протяну? Устал, здоровье уже не то… Хочется иногда всё бросить, сбежать на пенсию… Должность передать достойному человеку… Чтобы цивилизованно, без грызни…

Горбачёв слушал с изумлением, Андропов тоже приподнял бровь. И даже Черненко, державшийся до этого отстранённо, нахмурился и напрягся.

— Не надо так на меня смотреть, — сказал Брежнев. — Знаю я вас. Каждый в моё кресло запрыгнул бы, если б мог… И ты, Михаил Сергеевич, тоже, хоть и молодой ещё… Помру вот, положим, завтра — передерётесь ведь под ковром, перья полетят по все стороны…

— Не говорите так, Леонид Ильич, — поспешно сказал Черненко. — Вам ещё жить и жить! Мы вам все желаем здоровья. Верно, товарищи?

— Безусловно, — кивнул Андропов. — Мы вас высоко ценим.

— Ценители… — пробурчал генсек.

Он ещё раз потёр висок, огляделся хмуро — жалел, похоже, о сказанном, корил себя за несдержанность. А у Горбачёва возникла очередная странная мысль — как будто он, участвуя в этой сцене, случайно услышал вдруг пару реплик из другой пьесы, которые прозвучали по недосмотру.

Черненко же продолжал:

— И товарищи в регионах с нами наверняка согласятся. В том же Азербайджане, к примеру, вас очень ждут, Леонид Ильич.

— В Азербайджане… — повторил Брежнев. — Да, Гейдар будет рад, давно меня звал… Орден Ленина их столице — дело серьёзное…

— По моей информации, к торжествам всё готово, — сказал Андропов. — Весь Баку будет вас встречать. Преподнесут символический ключ от города.

Брежнев улыбнулся и бросил взгляд на свой зелёный вагон. Проговорил:

— Ладно, Юрий Владимирович, рад был с тобой увидеться. Спасибо, что выбрался из своего санатория… И тебе, Михаил, спасибо. Буду иметь в виду… А пока поеду, пожалуй, дальше — пора уже, да и вас не хочу задерживать…

— Счастливого пути, Леонид Ильич!

Генсек повернулся, чтобы уйти, но замер на полушаге. Гудение возобновилось в новой тональности, стало громче и резче. Над перроном пронёсся ветер. Мигнул фонарь. Пыль взметнулась с асфальта — и её тут же отнесло в сторону, как будто кто-то отдёрнул прозрачный полог.

А то, что открылось за этим пологом, поразило всех четверых.

Глава 2

Когда он вышел из вестибюля метро «Смоленская», в кармане задёргался телефон.

— Алло.

— Здорово, — сказал из трубки главный редактор. — Ты уже на работе?

— Нет ещё. — Алексей взглянул на часы. — Но я вроде не опаздываю, время — без пятнадцати. Скоро буду.

— Сразу зайди ко мне. Я тоже сейчас подъеду. Стою на Садовом в пробке, но она, по ходу, рассасывается.

— Зайду, не вопрос. А что за аврал?

— Хозяин хочет с тобой пообщаться. Только что мне звонил, назначил встречу на десять ровно.

— Да ладно? Лично со мной? С чего вдруг?

— А вот придёшь и узнаешь. Жду.

Засунув трубку в карман, Алексей почесал в затылке. Новость была, мягко говоря, неожиданной.

Владелец онлайн-газеты, где Алексей работал, слыл человеком замкнутым, а остряки и вовсе называли его мифическим персонажем. В редакции он за последний год не появлялся ни разу, да и вообще предпочитал не светиться. Пару раз, правда, попадал в рейтинг российских миллиардеров — куда-то в самый конец, без фанфар и пристальных взглядов. В светских утехах замечен не был, дворцов не строил (хотя кто его знает), флотилию из яхт не собрал.

Чудак, одним словом.

Сетевая газета, само собой, не была его профильным активом. И, насколько можно судить, даже не приносила прибыли — игрушка для богатого человека, забавный фантик. Алексей же в сравнении с этим деятелем был как анчоус рядом с китом.

Ладно, тем интереснее.

Алексей пересёк Арбат и приостановился. Ему здесь нравилось — особенно сейчас, солнечным летним утром. Именно это место всегда казалось ему идеальной репрезентацией московской ментальности — в большей степени, чем, к примеру, Красная площадь. Там, у Кремля, всё слишком напоминало витрину. Здесь же витринный шик присутствовал тоже, но был разбавлен и пёстрым бытом, и деловым нахрапом, и мелочной суетой. В одном флаконе, как говорится.

Садовое кольцо справа чадило выхлопами, ревело моторами — народ спешил на работу. Слева царил матрёшечный китч — арбатские торгаши раскладывали товар, прохаживались туристы. А между этими двумя полюсами высился МИД — серовато-жёлтый утёс, эпический замок с рядами окон и заоблачным шпилем.

Пройдя мимо министерства, Алексей дошагал до Сивцева Вражка, свернул налево. Редакция приютилась в одном из старых домов с отреставрированным фасадом и занимала половину первого этажа.

Главред перехватил его в коридоре — спортивный сорокалетний мужик в широких штанах и чёрной футболке с принтом. Дресс-код здесь не соблюдали. Сам Алексей одевался, впрочем, нейтрально — светлая рубашка, тёмные джинсы. Косил под интеллигента, коль уж писал о культуре.

Они обменялись рукопожатием.

— Короче, — сказал главред, — хозяин уже подъехал. Только что, минуту назад. Сел в переговорной. Чего он от тебя хочет — я без понятия. Самому интересно. Как только поговоришь с ним — сразу ко мне, расскажешь подробно. Ясно?

— Да, — сказал Алексей. — У тебя даже версий нет?

— В том-то и засада. Я себе уже мозг сломал. Если бы какой-то материал ему не понравился, он бы спросил с меня. Но нет — подай ему лично Лёху…

— Ладно, сейчас узнаем.