Помоги проекту - поделись книгой:
Григорий Борисович дождался момента, когда схлынут овации огромной собравшейся толпы, помахал стиснутым кулаком в знак приветствия и окончательной победы, что было снова принято с необычайным восторгом. Еще бы — Екатеринбург на «высшем уровне» встречал делегацию Сибирского правительства, теперь все были уверены, что гражданская война будет победоносно закончена. А главный герой, сходя с трибуны под громкие крики обывателей, уже проходил мимо выстроенных шпалерами солдат под «бело-зеленым» знаменем и с сибирскими погонами и шевронами на обмундировании, что буквально «пожирали» его взглядами.
Уральский Совет крепко подставился этими двумя массовыми казнями — всей царской семьи и группы великих князей, с вдовой бывшего генерал-губернатора Москвы. Причем большевики очень сильно торопились, земля горела у них под ногами. Внезапным обходом чехи и сибиряки, а с ними восставшие оренбургские казаки полностью отрезали Екатеринбург, и вышли к самим городским предместьям.
Имея прямую санкцию Москвы на убийство, отданную Свердловым, местные большевики стали готовить казнь царской семьи, вот только пришлось начать кровавое действо впопыхах — легионеры уже ворвались в город, целенаправленно прорываясь к особняку Ипатьева. Подполковник Войцеховский всерьез воспринял данную им месяц с лишним тому назад телеграмму, разработал целую операцию, но осуществил ее только сейчас — бои на Волжском фронте пошли крайне серьезные, пришлось перебрасывать дополнительные подкрепления, сосредоточив всю 1-ю дивизию легионеров. Однако начавшие прибывать на Восточный фронт батальоны 2-й чехословацкой дивизии, прошедшими эшелонами через всю Сибирь в обратном направлении от сурового Байкала, а с ними 1-й и 3-й сибирских бригад, позволили начать широкомасштабное наступление по освобождению Уральского региона от большевицкой власти.
Тут, как и в Сибири, она не обрела крепкой опоры, вызвав массовое недовольство даже среди местного пролетариата, древнего, с устойчивыми традициями и корпоративными связями еще с «демидовских времен». Про старожильческое крестьянство, связанное с заводами крепкими ниточками, и говорить не приходится — большевицкие «новшества» и «порядки», да еще на фоне отмены «свободной торговли» были встречены тут в «штыки». Про казаков и говорить не приходится, а их станиц было немало в тех же Челябинском и Троицком уездах — там все напоминала готовую к взрыву пороховую бочку с уже подожженным фитилем. Все, что нужно было сделать для развязывания гражданской войны, сотворили сами ревкомы, всячески провоцируя на восстание недовольных, чтобы потом с ними расправится.
Не вышло, да и не могло выйти — на силу нашлась другая сила. Сибирь полыхнула, и многочисленное оренбургское казачество также восстало — и организовалось для борьбы, выставляя многочисленные конные полки. И что немаловажно, в борьбу было вовлечено на стороне «белых» многочисленное башкирское население Уфимской и Оренбургской губерний.
Так что большевики из Уральского Совета оказались в сложной ситуации, а такие не решаются простыми методами запугивания. И по большому счету в цареубийстве не было надобности — лучше было бы оставить детей бывшего императора Николая Александровича и его супругу в живых, пользы для Совнаркома было бы гораздо больше. Но нет — кровожадность и дурость взяли свое, как и случилось в реальной истории, и в отличие от тех же французских революционеров, что совершили казнь короля и королевы публично и по суду, уральские большевики не придумали ничего лучше, как организовать нелепую попытку «бегства». Проще говоря — тайного убийства с последующим сокрытием тел жертв.
Расчет немудреный, чисто уголовный, из заветных помыслов
Царскую семью убивали крайне жестоко, спустив всех в подвал под предлогом безопасности — в городе гремела стрельба. Расстреляли всех без всякой жалости, и царя, и царицу, и больного сына, и всех дочерей с приближенными — люди остались с несчастной семьей и разделили горшую участь, «испив» смертную чашу сообща. А вот дальше не задалось, вывезти и уничтожить тела не удалось, убийц поймали за руку, и отнюдь не фигурально. Продвигавшиеся по улицам чехи напоролись на мадьяр из «интернационального отряда», что охраняли «ипатьевский» особняк.
И началась жесточайшая схватка, имевшаяся весьма отдаленную связь к гражданской войне между русскими — чехи сводили с венграми исторические счеты, а в таком противостоянии милости не проявляют и в плен не берут. Сам же особняк захватили егеря из 1-й сибирской бригады под командованием молодого подполковника Анатолия Пепеляева и обнаружили там еще не остывшие тела жертв и вполне здравствующих убийц, что в этот момент решили доколоть несчастных штыками.
Не удалось — палачей схватили, но самосуд над ними учинять не стали. Насаждаемая дисциплина взяла свое, да и командир бригады оказался энергичным и имел весомый авторитет среди подчиненных. Так что Юровского, Ермакова и других палачей удалось повязать, хотя крепко избили, хорошо, что не до смерти. Сам бывший император умер не сразу, жил еще несколько часов, как и его больной сын, которого он прикрывал. Зато уцелели две дочери, княжны Татьяна и Анастасия, уже оправились от ран, которые к счастью оказались легкими, как у доктора Боткина.
В Алапаевске у большевиков вообще не задалась «акция» с самого начала — там решили сбросить жертв в шахту, предварительно ударяя обухом топора по затылку. И начали казнь, но она сразу не задалась на великом князе Сергее Михайловиче — бывший генерал-инспектор артиллерии принялся сопротивляться, несмотря на простреленную руку. Его поддержали молодые князья, повоевавшие на фронте и понявшие, что их ждет — вести о наступлении Сибирской армии пошли повсеместно. Всех несчастных удалось спихнуть в шахту, но с одним из чекистов, что с наганом в руке полетел вниз, сыпя проклятиями по адресу «подельников». Потом забросали шахту гранатами и пироксилиновыми шашками, завалили бревнами и жердями, и отбыли с чувством «выполненного долга», как говориться.
Вот только незадача — убились насмерть только трое, включая чекиста, А вот выжили пятеро, и обе женщины — из шахты стали доносится громкие молитвы. Пришлось убийцам возвращаться на место преступления, чтобы доделывать совершенное. Однако там они и были схвачены восставшими местными крестьянами, и сданы сибирским стрелкам, что заняли Алапаевск. А пятерых несчастных сразу извлекли из шахты, благо она оказалась неглубокой, заброшенной и частично обвалившейся выработкой. И отправили в больницу, где все уже относительно оправились — хотя ноги и руки у «казненных» оказались загипсованы. Однако рассказы людей, которых жестоко убивали без всякого суда над ними, потрясли многих — сердца еще не очерствели, превратившись в камни.
И даже те, кто относился с неприязнью или равнодушием к прежним петербургским «властителям» озадачились одним очень неприятным для себя моментом. Открытие скверное — а ведь так могут поступить со многими, если не задавить в зародыше тех, кто делает ставку на диктатуру и убийство, потворствуя самым низменным и глубинным инстинктам.
И «делу» был сразу дан ход с всеобщей оглаской!
Директория воспользовалась столь удачным моментом в политической борьбе, и занялась по настоянию Патушинского крайне неотложным делом. Большевики умело пользовались агитацией и пропагандой, теперь сами попали под ее воздействие, чему «белые» генералы не уделяли внимания, в отличие от тех же эсеров. Зато в Сибири уже оценили всю мощь «информационной войны» и стали активно использовать ее действенные инструменты. Отправленные фотографии с рассказами были помещены в газетах с жуткими подробностями убийства детей и расправой над монахинями.
Заговорили и убийцы, причем в «полный голос» — палачи очень не любят когда к ним применяют их же методы. Григорий Борисович спешно выехал в Екатеринбург — в Иркутске остался только Серебренников, Вологодский был уже в Приморье, вел переговоры с японцами. А он здесь на Урале занялся действительно важным делом — решил прервать эксперимент намного раньше отведенного ему историей срока…
Глава 32
— Как видите, Павел Яковлевич, большевики сбросили маску — и полностью узурпировали власть, сосредоточив ее в своих руках. Их предводитель великолепный тактик — в союзе с левыми эсерами покончил с Учредительным Собранием, а теперь объявил последних контрреволюционерами. Власть окончательно стала однопартийной, а это многое означает…
— В первую очередь установление неприкрытой большевицкой диктатуры, — мрачно отозвался Михайлов, в который раз убеждаясь насколько прав бывает «директор». И хоть Григорий Борисович народник по своим убеждениям, но социалист, и очень близок к эсерам, вернее к «СССР» (почему-то каждый раз Патушинский фыркал, слыша эту аббревиатуру) — «сибирскому союзу социалистов-революционеров», главой этой фракции, ставшей в Сибири вполне самостоятельной партией, он и стал.
— Знаете, в чем сила и слабость любой диктатуры?
— Сила в твердой власти, в решимости применить силу. Допустимо откровенное насилие в решение проблем. Такова большевицкая власть — она не озадачивается сейчас методами, когда речь пошла об ее правлении.
Михайлов выгнул бровь от столь детского вопроса. Но по своему общению с Патушинским он уже знал, что тот ничего просто так не делает. И потому подумав, над заданным вопросом, произнес:
— А слабость в опоре — диктатуру поддерживает меньшинство. Потому что, если за правящей группой будет стоять большинство населения, она и так будет иметь власть, и нет нужды прибегать к откровенному насилию. Но сейчас диктатура партии воедино декларируется с диктатурой пролетариата, в интересах которого эта власть и осуществляется.
— Все правильно, Павел Яковлевич, но пролетариата едва десятая часть населения, и он группируется в городах, у промышленных предприятий. Но большая часть последних фактически не действует, хозяйственные связи разорваны, железные дороги едва функционируют. А потому возникает закономерный вопрос — чем обеспечить прокорм этого самого пролетариата, если он не работает, и никаких благ не производит. Да тех же сеялок или лопат, чтобы обменять плоды своего труда на хлеб в деревне.
— Нечем, Григорий Борисович, только взять зерно у крестьян как оплату за отданную им землю…
Тут Михайлов осекся, он хорошо знал декрет большевиков о земле, а с ним и непринятый закон эсеров, по которому он сам имел несколько бесед с лидером партии Черновым. И сообразил моментально, поправился:
— За данную только в аренду, земля ведь национализирована. Но деревня не захочет отдавать хлеб просто так.
— Тогда зерно начнут отбирать силой, в городах будет голод, потому что свободная торговля запрещена. В условиях сохранения диктатуры большевики сделали правильный шаг — централизацию продовольствия. Ведь кто распределяет его, то в первую очередь кормят своих сторонников. Так что многие сотни тысяч людей будут объявлены лишними, особенно из «чуждых», непролетарских слоев населения. И прибегнут к крайним мерам — уже осенью в деревню будут отправлены из голодающих городов специальные «продовольственные отряды», из крестьян начнут «вышибать» зерно силой приклада — весьма доходчивый довод.
— Или штыком, — хмуро пошутил Михайлов, понимая, что начнется в стране. Но Григорий Борисович продолжил говорить дальше, словно не замечая «пасмурного» настроения
— Эти «продотряды» будут реквизировать хлеб, отбирая все излишки сверх определенной нормы на проживание семьи и семена для следующего посева. В этом году соберут много хлеба, ведь никто не ожидает реквизиций. Но в следующем году крестьяне уже будут знать, что значительную часть урожая большевики у них отберут. Интересно, что они будут делать в такой ситуации, ожидая продотряды?
— Сокращать посевы, — уверенно отозвался Михайлов, ведь иного решения не оставалось — зачем трудиться, если плоды труда у тебя отберут. И ничего взамен не дадут — это кабала, не иначе.
— А тогда будет выдвинут новый лозунг — зажравшиеся крестьяне припрятали хлеб, и не хотят им делиться с рабочими, которые уже не работают, а за красноармейский паек идут воевать с «контрреволюцией». С нами, Павел Яковлевич — те, кто не поддерживает их власть, они таковыми и считают. А там напишут — «костлявой рукой голода стараются задушить пролетарскую республику». Причем, этот самый голод большевики и организовали, в Сибири такого явления не наблюдается. Хотя, как только они перевалятся через уральские хребты, голод начнется и в Сибири. Потому, что будет введена «продразверстка» по неподъемным нормам — не сдашь, выгребут все, применив массовый террор и казни. И голод будет толкать людей на это, и они на все пойдут, чтобы их дети не превращались в дистрофиков. Отнимут хлеб у крестьян, изо рта вырвут — можете не сомневаться.
Патушинский говорил настолько уверенно, что молодого эсера
— На наши успехи не обращайте внимания, они скоро закончатся. Дело в том, что большевики могут отмобилизовать по моим расчетам примерно до миллиона рабочих — тем жрать уже нечего, а красноармейский паек обеспечит семьи. Заводы все равно стоят, лишь военные еще немного дымят, выпуск продукции десятая часть от шестнадцатого года. Но для них это не фатально — гражданская война маневренная, она не требует чудовищного расхода вооружения, и главное боеприпасов — снарядов и патронов. К тому же у них огромные запасы военно-технических средств как собственного производства, так и поставок союзников по Антанте. На три года хватит, а там все — амба придет, если война затянется. Нет, просто голод начнется повсеместно — как только на Дону и на Украине весь хлеб отберут. Только Сибирь останется для грабежа — надеюсь, мы устоим.
— Жутковатую картину вы нарисовали…
— Благостную, Павел Яковлевич — кроме миллиона голодных пролетариев, выступят еще миллиона три крестьян, среди которых много фронтовиков. Работать на земле им тяжко, отвыкли — зато убивать хорошо научились на войне. Вот их и натравят на зажиточных односельчан, они то ведь знают, кто и сколько хлеба вырастил, в деревне подобное не утаишь. Зря что ли уже организуют «комбеды» — «комитеты бедноты», заранее готовятся. Вот тогда картина из благостной, да-да, именно такой ее и следует воспринимать, превратится в жуткую, ибо грянет ГОЛОД!
Павел Яковлевич переосмыслил последнее слово — оракул прав, вот тогда всему народу станет жутко. Это сейчас в Сибири из зерна самогон гонят, как с этим злом и не пытаются власти бороться. Вот и явятся туда продотряды и начнется резня — зная сибиряков, тут можно не сомневаться, что деревня поднимется поголовно — бедняков там относительно мало, эти самые «комбеды» не будут иметь никакой силы, все живут зажиточно.
— Жутковато — заводы не будут работать, трубы перестанут дымить, города обезлюдят. А село будет голодать — как вы сказали — «продразверстка». Но вы правы — такое более чем возможно, политика большевиков на это и направлена. И хотя мне сейчас трудно поверить, но вывод сам напрашивается — народ вместо свободной жизни и благополучия получит диктатуру и голод. Вернее, уже состоялось первое, и пошло второе…
Михайлов посмотрел на закурившего папиросу Патушинского — тот был на удивление спокоен. Таким и должен быть настоящий лидер партии, но в Сибири поступили все же правильно — там правительство «беспартийное», хотя двое из директоров под влиянием эсеров.
— Союзники нам помогут…
— Не надейтесь, Павел Яковлевич, единственное, что они хотят, так это раздробить Россию на десять крупных кусков, которые после победы над Германией можно долго «пережевывать». Потому и заигрывают с нами, но, заметьте, ведут себя как хозяева. А после победы над Германией сделают ставку на диктатора, и постараются затянуть гражданскую войну как можно дольше. Чтобы наша экономика рухнула окончательно и бесповоротно. Мы это осознали, и притворяемся, чтобы раньше времени эти мерзавцы из Парижа и Лондона не догадались. У нас срок до ноября — после капитуляции кайзеров примутся за Россию.
— Неужели демократизм Франции настолько показной? Ведь Республика, «Марсельеза» стала и нашим гимном…
— Блажен, кто верует. «Демократизм» для капиталистов и колонизаторов лишь приманка, а мы с вами патриоты Сибири и России, потому партийные догматы нужно оставить в сторону. Они хотят если не погубить, то поделить нашу страну, превратить ее в колонию. И боюсь, что им это удастся, если мы их не опередим. Нужно закончить гражданскую войну одним резким ударом — убить лидеров большевизма как можно быстрее. Ленина, Свердлова и Троцкого — это главные, приоритетные цели. Оставшиеся без вождей их однопартийцы просто передерутся между собой за власть. И тогда у нас появится шанс объединиться без генералов, хотя и тех можно использовать — несмотря на разногласия. Пусть воюют, а мы посмотрим, что потом с ними делать после
— Наша партия готовит всеобщее выступление против большевиков, — осторожно произнес Михайлов. — И мы можем помочь, отправив наш СОБР — теперь я понимаю, для чего вы его готовили, и оружием необыкновенным снабдили. Что ж — пора действовать — я сам займусь этим делом!
Глава 33
— «Комуч» до сих пор не может определиться с вопросом о земле, и если он не сделает это в самое ближайшее время, тогда провалит мобилизацию, Василий Георгиевич, с треском провалит. Но пока есть приток добровольцев, пусть и небольшой, еще имеется время для исправления ситуации. Потому я и прибыл в Самару для переговоров, но не скрою, что они прошли позитивно — мне непонятны притязания небольшой группы эсеров, пусть и членов Учредительного Собрания, на Верховную Общероссийскую власть.
— Но таковая очень нужна для самой России, Григорий Борисович, вы не можете понимать этого. И чем мы быстрее создадим эту власть, тем для нашей страны будет лучше. Я недавно вернулся из Москвы, где встретился с эмиссаром командующего Добровольческой армии генералом Казановичем — он говорил мне именно об этом, и указывал, что генерал Алексеев крайне заинтересован в том, чтобы такая власть появилась как можно скорее. Без нее вести переговоры с союзниками будет необычайно трудно, как и проводить боевые действия против «советской власти». Именно войну — я видел в Москве те титанические усилия, которые принимает большевицкое правительство для организации своей собственной власти.
— Согласен с вами,
— Дело в том, что в Сибири сохраняется власть «советов», но не тех депутатов, что являлись ширмой для большевиков, а народных представителей. И «советы», как орган власти, организованы везде — в городах и селениях. Дело в том, что не стоит вместе с грязной водой вышвыривать из таза ребенка — большевики пришли к власти только потому, что выразили чаяния значительной части русского народа, который устал от затянувшейся войны и захотел мира. И они дали этому народу землю, наплевав на «священное право» частной собственности. И правильно сделали — что важнее для страны — желания нескольких тысяч помещиков или многих миллионов крестьян. К тому же не следует забывать, что еще живы старики, которые помнят крепостное право, и рассказы о том, как издевались эти самые помещики над мужиками, продавали их как скот оптом и в розницу. И если кто-нибудь из потомков этих самых помещиков только вякнет о своем «священном праве», будет немедленно выслан из Сибири!
— Сам из крестьян, Григорий Борисович, и помню рассказы. Потому я нисколько не удивлен, что в России произошла революция. Только, на мой взгляд, она зашла слишком далеко.
— Директория считает также, потому большевики и вышвырнуты из Сибири, теперь это нужно сделать и в России. Или вы считаете, что сибиряки должны прислушиваться к мнению большевицкого «совнаркома», эсеровского «комуча» или генералов, что командуют горсткой «добровольцев»?
Нужно было предельно четко очертить позиции, и это Патушинскому удалось. Генерал-лейтенант Болдырев явно не имел взвешенного мнения на ход событий, и еще не определился, что надлежит делать, и к какому лагерю ему следует примкнуть. В таких случаях собеседника следует осторожно направить в нужную сторону, причем так, чтобы тот считал это своим собственным выверенным решением.
— И не удивляйтесь обращению «товарищ» — в Сибирской армии принято именно оно. От рядового стрелка в лохматой папахе до бригадира все мы «товарищи по оружию». А вот все остальные по отношению к военным или «граждане», если сибиряки, либо «господа» — ко всем остальным. Просто «товарищ» для военнослужащих понятнее — генерал Скобелев недаром в приказах подчеркивал именно такое обращение. Да и само слово давно в обиходе — вспомните произведения, или хотя бы официальное именование заместителей министров. Да и недаром высший орган называли «Государственным Советом». Так что притязания большевиков на эти именования беспочвенны, а потому они дают им иное «наполнение». Впрочем, если это вам режет слух, могу не употреблять это обращение.
— Нет, что вы — все мы «товарищи по оружию». Вы, Григорий Борисович, воевали на фронте. Давно?
Генерал показал взглядом на «владимирский» и «георгиевский» кресты, приколотые на гимнастерку, он давно с удивлением рассматривал зелено-белые погоны с двумя большими звездочками.
— Да, командир батальона сибирских стрелков 19-го полка, из запаса — начинал еще с китайского похода, потом с японцами. При переаттестации получил майора, так как 25 мая одним из первых выступил против большевиков — под моим командованием был занят Иркутск. Решением Директории, членом которой я являюсь, был назначен военным министром и министром внутренних дел, и как военный произведен за заслуги в подполковники. Не удивляйтесь — в Сибирской армии нет генералов как таковых — фактически произошло
— Я согласен с вами, вернее с Директорией, которую вы представляете. Но каким вы видите участие Сибири в формировании Всероссийской власти? На каких условиях, и каким способом?
— Ни одна власть сейчас не может быть легитимной, а потому и законной в глазах всего населения России. Мы можем говорить только о территориях, на которых свергнута большевицкая власть прямыми усилиями тех, кто выступил против нее. А таких территорий немного — Сибирь, где установлена власть Директории и Сибирского правительства, выбранного Сибирской Областной Думой сразу после разгона Учредительного Собрания в столице. Так что наша власть вполне легитимна и законна, поддерживается населением от Урала до Приморья. Идут реформы, наша цель спокойствие и порядок, народоправство через «советы». Но Сибирь есть составная часть России, причем территория более чем вдвое превосходит европейскую часть страны. И как мы признает некую власть, да что там — любую, что попытается нам навязать свое правление. Отправим далеко и лесом, известными русскими словосочетаниями, по всеми узнаваемому адресу. Что Самару, что Москву, что «кочующих» по Кубани «добровольцев»!
— Вы хотите сказать, что Сибирь становится независимой, и больше не желает быть в составе российского государства⁈ Так это, господин министр, есть сепаратизм в самом чистейшем виде!
Генерал потрясенно воскликнул, глаза округлились. Было видно, что Болдырев впадает в отчаяние:
— Странные у вас выводы, Василий Георгиевич, разве я об этом говорил? Сибирь неотъемлемая часть России, но это не значит, что управлять ее будут назначенные из столицы временщики, политические проходимцы или «держиморды». Нет, теперь центральной власти придется договариваться с сибиряками, распределять полномочия центра и огромного региона, который сам является федерацией. Будущая Всероссийская власть будет формироваться именно как коллегиальная, не иначе — наше мнение будет учитываться, мы теперь не бесправная колония, которую беззастенчиво грабят. Тот же «челябинский тариф» для этого и был введен, это я вам кандидат юриспруденции говорю. Так что давайте исходить из этого, и делать только то, что в наших силах и с учетом сложившейся ситуации. А возможности для этого имеются, и отнюдь немаленькие — нужно только ими воспользоваться.
— Хотелось бы знать, как вы это видите, Григорий Борисович. Вернее, Сибирское правительство, которое вы представляете.
— Очень просто — создается Верховное командование Восточного Фронта, направленного как против германцев, так и большевиков. Понятное дело, что с первыми мы воевать не будем, но на вторых сил хватит. Впрочем, война на Западном фронте надолго не затянется — всем уже ясно, что «Четвертной Союз» терпит поражение. Пока общие силы представляют чехословацкий корпус из двух полнокровных дивизий, сибирский экспедиционный корпус полковника Пепеляева из трех стрелковых и одной казачьей бригады — общей численностью почти в тридцать тысяч солдат и офицеров, без учета формируемой четвертой стрелковой бригады. Последняя будет отправлена к сентябрю, как и казачья бригада из Забайкалья — тогда можно будет сформировать два корпуса, в каждом дивизия пехоты с сильной конницей. Это все, что мы можем выдвинуть на фронт. Ну и формирования «Комуча» и «Уральской Республики» — примерно с две бригады, а там все зависит от мобилизации, которую, на мой взгляд, лучше не проводить. По крайней мере, потерпеть до осени, чтобы зря не будоражить народ. Плюс оренбургские и уральские казаки, которые смогут выставить три-четыре казачьи дивизии — сил у вас будет вполне достаточно, если ими грамотно распорядится.
Патушинский посмотрел на ошеломленного его словами генерала, и усмехнувшись, закончил:
— Будет Верховное Командование, которое возглавите вы, Василий Георгиевич, тогда появятся перспективы, пусть и не радужные…
— Вы считаете, что я буду полезен на посту командующего Восточным фронтом, Григорий Борисович?
— Вне всякого сомнения, хотя и не совсем в том положении, когда вы управляли 5-й армией на Северном фронте. Это будет больше похоже на оперативное управление разнородными силами. Ничего не поделаешь — свои коррективы внесла революция. Будем исходить из существующих реалий, иного нам просто не остается.
— Но хотя бы так наступила определенность…
— Не совсем, без политического руководства вы войну не вытяните. Но на этот счет у Сибирской Директории имеются определенные предложения…
Часть четвертая
«КОГДА СЛОВО „ВЕРА“ ПОХОЖЕ НА НОЖ» лето-осень 1918 года Глава 34
— Александр Ильич, не только казачество как таковое, но все население России сейчас на историческом переломе. Победят большевики — все будут «причесаны» под одну гребенку, без учета желания, традиций и всего прочего. Сословия ведь декретами отменены, а казачьи привилегии тем более. Они есть то «яблоко раздора», что вызывает зависть у малоземельных крестьян соседних селений, и у иногородних, проживающих в собственно казачьих станицах, поселках и хуторах.
— Даже понимая это, поднять на войсковом круге вопрос о земле, которую придется передать крестьянам, и провести уравнительный передел земли, будет невозможным делом. Казаки просто не поймут, ведь увеличенные наделы им были дадены на снаряжение на службу…
— Вопрос решаем, Александр Ильич, если к нему подойти творчески. Сами знаете, бывают ситуации вроде бы нерешаемые — чтобы волки были сыты, и овцы целы. В таких случаях первым рекомендуется сожрать пастуха, особенно если он нерадивый бездельник!
Шутку Патушинского атаман Оренбургского казачьего войска оценил — войсковой старшина Дутов усмехнулся, но взгляд продолжал оставаться внимательным и требовательным — ведь ситуация оставалась крайне сложной. Впрочем, положение у восставших против советской власти казаков, было сейчас куда лучше, чем в
Быстрое освобождение Сибири от большевиков привело и к быстрому крушению советской власти в примыкающих с запада уральских губерниях — Пермской и Оренбургской. Здесь бои уже закончились, на два месяца раньше, хотя должны были продолжаться и в сентябре, как помнил Григорий Борисович. Оренбургское казачество не приняло власть «совнаркома», и составляя треть жителей в почти двухмиллионной губернии, кое-где по весне даже поднялось на восстания, не без труда подавленные «красной гвардией» при помощи артиллерии — десяток станиц были сожжены и разрушены. Казаков запугали — но стоило чехословацким легионерам начать переворот, как местная контрреволюция стала быстро консолидироваться, и полыхнуло казацкое восстание от Яика до Иртыша, охватывая полосой всю западную и южную часть Сибири. Тем более, семиреченское казачество вообще не прекращало войны с взявшими власть в Туркестане большевиками — там уже шла самая настоящая резня. Половина из цветущих прежде казачьих селений была уже полностью уничтожена, жители бежали на север, к сибирским казакам, спасаясь от развязанного против них самого настоящего террора.
— Александр Ильич — наш министр-председатель Петр Васильевич Вологодский провел переговоры с выборными от всех казачьих войск азиатской части страны. При большевиках сибирские казаки выбрали его в Омске своим судьей, всецело ему доверяя. И вам тоже следует прислушаться к решению Директории, одобренной казачьими кругами во всех войсках, как мне уже доложили по телеграфу. Вот документы, можете посмотреть их и огласить на кругу, который, как мне известно, должен состояться в Оренбурге через неделю. А сейчас я вам вкратце расскажу про «установления», по отношению к казачеству, принятые Сибирским правительством.
Патушинский остановился — «казачий вопрос» оказался очень болезненным, противоречивым и решать его нужно было немедленно. И половинчатыми мерами тут не отделаешься, только кардинальными. Потому, что кое-где вражда казаков с соседями — крестьянами и инородцами — могла принять характер кровопролитной междоусобицы.
— Суть решений такова — внутри казачьих селений принята внутренняя разнарядка, как у крестьян, в земельных наделах будет «равенство», которое столь режет глаз. Завить, обычная человеческая зависть, умело растравленная большевиками. Впрочем, она была и до революции…
Дутов кивнул — атаман хорошо представлял корни давнего вопроса, который чрезвычайно обострился с переселением крестьян. Казаки владели лучшими угодьями, «делиться по-соседски» не собирались, что чрезвычайно озлобляла крестьян, вынужденных арендовать у станичников за плату земли, которые те сами не обрабатывали. Но за «здорово живешь» отрезать станичный юрт для «пришлых» невозможно — казаки не поступятся своими землями, как и любой собственник на их месте. Ведь если есть земля, то зачем ее отдавать бесплатно, тогда, как каждый год можно получить арендную плату — пусть и не очень большие, но это деньги.
— Однако станичные юрты не будут сокращены — просто все живущие на казачьих землях иногородние получат казачьи права, за исключением симпатизирующих большевизму. Тех лучше выселить куда подальше, мест в Сибири много — а в затерянных таежных селениях пусть агитацию на медведях пробуют вести, те крайне восприимчивы к «обеду».
Дутов натянуто улыбнулся, представив, какой раздрай начнется среди казаков, когда придется отдать землицу, которую те считали своей, «новым» одностаничникам. Но сейчас он прекрасно понимал, что чем-то придется поступаться, и в плохом можно найти хорошее, и немало. Внутренний разлад в казачьих селениях с иногородними не просто резко уменьшится, исчезнет как таковой. Ведь поводов для взаимной неприязни не станет, благо большевики изрядно напугали станичников.
— Таким образом, будет введено «равенство в наделах», а число казаков значительно увеличится, что важно в интересах государственных — особенно в условиях внутренней войны. Но снаряжение на службу будет идти от государства, причем сильных затрат не потребуется — часть «природных» казаков из малоимущих, или по желанию, и все новые казаки, по примеру кубанского войска, будут служить в пластунских батальонах — то есть в инфантерии. В «легкой пехоте», так сказать, вроде формируемых рот сибирских егерей, в которые набираем сейчас таежных охотников. Война вынуждает приспосабливаться к новым тактическим приемам, что диктуют огромные таежные территории, к тому же гористые местами.
Патушинский остановился, посмотрел на Дутова, который с растущим напряжением ожидал продолжения, и тихо заговорил:
— Теперь, что касается оренбургского и уральского казачества. Все снаряжение казаков на службу пока берут на себя они сами, но на покупку коня и седла от нашей казны получают оговоренные деньги — пока пятьсот рублей «романовскими». И это только аванс, так сказать — с появлением «сибирского рубля», курс которого будет «привязан» к золоту, которого у нас добывается достаточно, Сибирское правительство окажет оренбургскому и яицкому казачеству более заметную помощь в рамках проводимой «федерализации». И если проводимые круги примут соответствующие решения, то вы автоматически попадете под уже принятые «установления».
Дутов, уже хорошо осведомленный о проводимых из Иркутска реформах, моментально оценил перспективы. Он уже несколько раз беседовал с уральскими «областниками» — те считали, что их регион, тесно связанный экономическими нитями с Сибирью, должен войти в ее состав в качестве особого округа, по примеру Дальневосточного. К тому же на территории европейской части страны творился самый настоящий бардак, и нормальная жизнь там не скоро установится. И то, что предложение Патушинского было сделано весьма откровенно, не могло не обрадовать атамана, который, как и всякий станичник относился к жизни прагматично, согласно впившийся в кровь с материнским молоком поговорке — «казак своего не упустит».
— Я думаю, казачество войдет в состав «уральского округа», ведь ваше правительство умеренно в преобразованиях, действительно полезных для всех слоев населения. Особенно в данное время…
Дутов говорил конкретно, прекрасно понимая подоплеку. Сибири нужен «щит», который ее прикроет от революционной части страны — что ж, таким рубежом казаки и послужат. Тем более деваться некуда, а тут помощь гарантирована. Да и золотой сибирский рубль куда как надежен, в отличие от «романовских», «думских» и «керенок», которые обесцениваются с каждым днем, причем сейчас особенно. А сибиряки, тут даже гадать не стоит, просто «сбросят» в Поволжье массу денежных бумажек, и отгородятся — населения у них немного, а вот золота куда больше. Так что прямая выгода присоединиться, пока предлагают — тут интересы полностью совпадают.
— Все инородцы, проживающие на казачьих территориях, или с ними соседствующие, киргизы ли омские, или башкиры орские, включаются в войсковое сословие сразу же. И не теряйте времени — записывайте всех в казаки, тем паче многие башкиры имели казачьи порядки, отмененные полвека тому назад. Привлекайте всемерно — снаряжение за счет казны, никаких государственных податей, открытие школ и больниц, и защита от большевизма. Деньги выделим, все нужное привезем — закупим у союзников, золото имеется, — Патушинский остановился, но тут же продолжил:
— Видите в чем дело — националисты из инородцев пытаются противопоставить своих соплеменников русскому населению, а большевики этому всячески потворствуют. Такую политику, идущую в разрез государственности, нужно пресечь в зародыше, тем более, это теперь и в кровных интересах самого казачества — лучше иметь их «своими», чем врагами. И со временем значительная часть инородцев, оставаясь башкирами или казахами, говорящими на русском языке как на своем родном, будут считать себя «природными» казаками, опорой власти. Как произошло с теми «служилыми государевыми людьми», как говорили в старину, чей статус был намного выше, чем у «тяглового люда». И такая политика массового привлечения туземцев в казачество, с самоуправлением, особым статусом и привилегиями, будет энергично внедряться в жизнь — и спустя тридцать лет, полвека максимум, их уже никто не назовет «инородцами»…
Поделиться книгой: