Помоги проекту - поделись книгой:
— Надо подумать, Иван Иннокентьевич. Однако, из любой ситуации есть выход, хотя бы потому что есть вход…
Глава 24
— Коллеги, а ведь ситуация уникальная, и Григорий Борисович с одной стороны прав всецело — следует отрешиться от некоторых старых представлений, хотя в моем возрасте, кхе-кхе, трудно пересматривать взгляды. Старик я уже, случаем судьбы принявший тяжкую ношу ответственности.
Вологодский нарочито покашлял — а они с Серебренниковым переглянулись, понимая лукавство Петра Васильевича. Не такой он и старый, наговаривает — всего пятьдесят пять лет, почтенный возраст, спору нет, с учетом того, что Патушинский ровно на десять лет моложе, а Ивану Иннокентьевичу вообще тридцать шесть лет. И насчет взглядов «тень на плетень наводит» — их сейчас не пересматривать нужно, все трое «областники», а внедрять в жизнь. Благо ситуация сложилась действительно уникальная — сибиряки давно хотели избавиться от диктата и назойливой опеки властей, что прежних, царских, насаждаемых Петербургом, что нынешних большевицких порядков, внедряемых уже из Москвы.
— У нас проблема, вернее исходящая угроза «справа». Выезжая из Омска, я получил замаскированное требование, пусть и высказанное весьма любезно, от представителей торгово-банкирских кругов — перенести туда, к ним, на берег Иртыша, так сказать, «столицу» Сибири. И ввести управляющими ведомств военного и финансов их представителей, которых назначат после конференции. С кандидатурами определятся, но военным «министром» видят подполковника Гришина, благодаря энергии которого осуществлено освобождение Омска, да и всего Степного края от большевиков. Иначе поддержки нашему Временному Сибирскому Правительству не будет оказано, и более того — завуалированно мне намекнули, что вскоре найдут трех других, более покладистых «директоров» нам на замену.
— Революция «буржуинов» ничему не научила, они думают, что история пойдет вспять, и они снова вернут свое положение, — Патушинский покачал головой — он ожидал чего-то подобного, но ведь не так нагло. И негромко продолжил, оглядев двух «директоров»:
— Вырвать ядовитое жало можно только одним способом — как можно быстрее ввести собственные «сибирские» деньги. И ни в коем случае не допускать появления олигархов — капитал не имеет отечества, его интересует исключительно выгода, стремление к наживе главная цель.
— Я полностью согласен, торговый и ростовщический капитал не принесет пользу, одни проблемы. Пусть занимаются промышленностью, а не спекуляциями, вкладываются в развитие любого производства. Что касается «сибирских» денег, то обязательно нужно обеспечение их курса. Потому что как только начнем печать ассигнации без «золотого содержания», начнется их быстрое обесценивание. А потому нужна национализация всех имеющихся приисков, без этого никак не обойтись.
— Национализация уже проведена большевиками, нам только нужно ее придерживаться — народ воспримет это благожелательно, хотя бывшие владельцы приисков будут сильно недовольны.
— И тогда неизбежно будет военный переворот — вы учитываете его вероятность, Григорий Борисович? Кое-где, как мне докладывали, офицеры требуют исполнения старого гимна «Боже, царя храни»!
— Такое желание имеется у многих — города переполнены беженцами из столичных регионов, которые, вне всякого сомнения, хотят вернуться домой и восстановить свой утерянный статус. А это означает неизбежную войну со ста миллионами русских крестьян ради шкурных интересов горстки тех, кто своими действиями и довели страну до революции. Но офицеры представляют угрозу, если их поддерживают солдаты, а без них ничего не выйдет у заговорщиков. Но будет лучше, если мы сформируем пару дивизий из желающих повоевать с большевиками, и отправим их на Урал — пусть воюют хоть до посинения. Но нам воевать не след, среди сибиряков такая война не вызовет одобрения. Мы просто лишимся поддержки населения! Однако войну объявлять крайне необходимо, и незамедлительно.
Патушинский остановился, посмотрел на ошарашенные лица Вологодского и Серебренникова. Усмехнулся, и негромко пояснил:
— Войну нужно объявить Германии! Тем самым мы покажем, что продолжаем соблюдать союзнические обязательства по Антанте, готовы объявить мобилизацию и отправить войска на фронт. Но только после того как получим необходимые поставки вооружения, обмундирования и боеприпасов, и никак не раньше. Пока же двинуть после сосредоточения только одну добровольческую дивизию чехов — пусть направляются к Архангельску и Мурманску, и союзники изыскивают способы увезти их из России. Вторую дивизию отправим из Владивостока, если выделят транспорты. Если нет, то придется перевозить ее в обратном порядке, это тридцать эшелонов. Но обязательно увезти в Сибирь все поставки союзников в Приморье. Без этого формировать армию невозможно. Но пока не отправлять сибиряков — не следует впадать в эйфорию от одержанных побед. И учтите — в Забайкалье еще красные, и они пока сражаются.
— Большевиков считают германскими союзниками, а потому мы можем объявить, что освобождая сибирские земли, мы тем самым вносим вклад в общую победу Антанты над державами «Четвертного союза». Однако весь вопрос в том, посчитают ли нас союзниками? Мы не можем, да и не имеем права говорить от имени всей России!
— Там посмотрим, главное объявить войну, и при этом не воевать. Да и не можем мы физически пойти на Волгу, чтобы там воссоздать Восточный фронт. Но такая угроза будет существовать в потенциале, а потому будет принята всеми противоборствующими сторонами во внимание.
— И под любым предлогом поскорее убрать за уральские горы всех недовольных созданием «автономной» Сибири.
Серебренников кивнул, прекрасно поняв замысел. Но тут же негромко добавил, он всегда был осторожным и предусмотрительным:
— В Харбине «правительство» Дербера, которое себя считает и «правомочным» и «законным». Там же «правительство» генерала Хорвата, притязания которого распространяются не только на «полосу отчуждения» КВЖД, но и на все бывшее Приамурское генерал-губернаторство. И что нам делать в такой ситуации, когда они не признают нашу власть?
— Договариваться, чего более. Однако власть будет за теми, кто освободит эти территории от большевиков. Тут как в поговорке — «кто с утра встал, того и тапки». Ни у Хорвата, ни у Дербера нет вооруженной силы, а у нас имеется армия. В виде уступки можем включить в правительство на правах управляющих, не министров, несколько их «выдвиженцев» и не больше. У нас сформировался вполне рабочий «кабинет», и незачем вносить в него политические дрязги. Будет лучше, если партийность останется за дверьми правительства. Иначе в умах начнется смута — эсеры умеют ее вносить. Да и вообще — повторю еще раз…
Патушинский остановился, понимая, что ему следует целенаправленно продолжать «долбить» в одну и ту же точку.
— Общероссийские политические партии должны быть за Уралом, тут им не место. Если нет предлога, то найти, и постараться выпроводить их из Сибири как можно скорее.
— Нас обвинят в сепаратизме…
— Есть декларация, к чему пустые обвинения. Да и не может одна-единственная общероссийская партия выступать в Сибири как главная политическая сила. Пора ее «прищемить», и начать с Дербера — у него министрами люди никак не связанные с Сибирью, за исключением одного момента, что когда-то здесь были в ссылке. Не признавать их и все — есть «сибирский союз эсеров», этого более, чем достаточно. Но можно поступить иначе — сознательно преувеличить угрозу «справа» от капиталистов и офицерства, и тем самым заставить эсеров поддерживать наш курс.
— Вы, Григорий Борисович, поступаете по Макиавелли. Доскажу за вас — «увеличив» угрозу «слева», со стороны социалистов-революционеров, которых в Омске не без оснований считают виновными в развале армии и страны, получить поддержку от влиятельных кругов «правых». Ведь так?
— А нам ничего не остается делать, Петр Васильевич, интриги и провокации тоже есть оружие. К тому же в политике всегда нужно придерживаться противовесов, чтобы не прийти к диктатуре. И если их нет, то тогда требуется незамедлительно создать. На этот счет есть мысли…
Глава 25
— Павел Яковлевич, меня сильно тревожит ситуация в Омске — там свило самое натуральное «осиное гнездо» контрреволюция!
Михайлов моментально насторожился от негромких слов министра, такое обвинение ему уже не казалось голословным. Да оно и понятно — в Омске скопилась масса беженцев, прибывших из Петербурга и Москвы, людей, при царском режиме занимавших высокое положение в том сословном обществе, с отменой которого «бывшие» согласиться никак не могли — все произошло как в известной поговорке, только навыворот — «из князя в грязь». Обидно еще как, такое не забывается, и не прощается.
Свержение советской власти в Сибири произошло гораздо быстрее, чем ожидали эсеры и офицеры, готовившие переворот. События приняли неожиданный поворот — никто не ожидал, что в Иркутске свергнут власть Центросибири в первый день восстания, и это при том, что Восточно-Сибирский Комиссариат был арестован большевиками, и организовать переворот не мог. Но зато нашлись возможности у «областников», что и захватили власть в свои руки, и теперь ее не отдадут, так как получили поддержку населения, особенно в городах, где первые постановления ВСП горожане приняли просто восторженно, он сам видел, как их горячо обсуждали. И что весьма показательно — их поддержали старожилы и казаки, добрая половина населения Сибири, зажиточная и весьма активная.
Да и было чему радоваться — начались действительно «социалистические» реформы, о которых много рассуждали в революцию, и отнюдь непохожие на большевистскую ломку привычных всем устоев. Вводилось обязательное образование для мальчиков и девочек в рамках высшего начального училища — четыре класса, причем бесплатное. Для «ликвидации безграмотности» (нашли же название для программы) вводились обязательные «воскресные» и «вечерние» школы для взрослых.
Проблему кадров решили здраво — в дополнение к имеющимся трем учительским институтам (штаты которых были значительно расширены) ввели во всех гимназиях выпускные восьмые «учительские» классы, для подготовки учителей начальной школы. Объявлено о срочном открытии нового университета — в дополнение к Томскому, еще Иркутского — на этом настояла городская общественность. И еще перечень из полудюжины разных институтов, включая преобразование в них двух военно-фельдшерских школ, коммерческих и промышленных училищ. На медицину обратили особое внимание — распоряжением правительства уже создано министерство «народного здравия», во главе последнего поставили известного во многих городах врача, народника и «областника» Крутовского. Теперь во всех крупных селах будут фельдшерские пункты, а в городах больницы, причем оказание медицинской помощи населению объявлено приоритетной задачей, причем бесплатной, либо за минимальную оплату.
В городском и сельском самоуправлении оставлены «советы» — только их переименовали в «народные», и депутаты выбирались по персональным делам, а не партийным спискам. Михайлов не стал протестовать против нововведений, наоборот — для Сибири они были достаточными, а потому руководимый им ЗСК не только передал власть правительству, но и призвал от лица партии эсеров к его полной поддержке.
Да, «директория» это совсем не полная демократия, на которую рассчитывали эсеры, но нужно учитывать, что идет война, и в это время созыв Сибирского Учредительного Собрания преждевременен. К тому в правительстве состоят эсеры, которые сохраняют видимость беспартийности, из них два «директора» — Вологодский и сидящий сейчас напротив него Патушинский, пусть и считавшийся «народным социалистом». Да и сам Михайлов сейчас является его «товарищем» по министерству внутренних дел, так что нет нужды в созыве «представительного собрания». Тем более, когда Германии объявлена война, за продолжение которой ратовали многие, в том числе и его однопартийцы. У многих людей заключение Брестского мира большевиками вызвало сильное недовольство.
— До меня доходила информация, что так оно и есть, — Павел Яковлевич покачал головой — кто бы сомневался, что омские толстосумы не станут строить козни. — Потому перенос столицы в Омск, на мой взгляд, нецелесообразен. Иркутск самое подходящее место — исторический центр Сибири, на полпути между Омском и Владивостоком. Здесь подобный заговор не будет иметь место, а вот в Омск мне следует немедленно поехать, чтобы на месте определиться с ответными действиями.
— Правильное решение, — через долгую паузу произнес Патушинский с сокрушенным видом, — хотя мне вас не будет хватать именно здесь, в Иркутске. Но удержать Омск сейчас для нас гораздо важнее. К тому же следует предпринять соответствующие меры, чтобы снизить недовольство — масса людей, причем образованных, сейчас без работы, не имеют достаточные средства к существованию, а это не способствует нормализации обстановки. Но мы думаем над этим, и придется проводить «разукрупнение» губерний, областей и уездов, создавая новые административные единицы, для формирования управления которых потребны кадры. Распределим их по низовым должностям и расселим по огромной территории, загрузим работой — всем станет не до интриг. А толстосумов обяжем принимать участие в экономической деятельности, к которой они так рвутся с целью наживы. Однако сейчас иные времена, чтобы удовлетворять их хищнические инстинкты.
Улыбка у министра была дьявольской, воистину скверной, и Михайлов понял, что не ошибся в этом человеке — настоящий единомышленник. И тот заговорил о важном. Машинально понизив голос:
— Вы назначаетесь правительством главным уполномоченным по Западно-Сибирскому комиссариату, которым прежде руководили. Только это будет уже не подпольная, а легальная структура на территории двух прежних губерний. Однако для удобства управления из Тобольской губернии будут выделены три южных уезда — на образование Курганской губернии. Из трех юго-восточных уездов, западной части Каинского и Омского уезда решено создать Омскую губернию, и Акмолинская без последнего тоже входит в комиссариат. Как видите, работы непочатый край. И главное…
Патушинский остановился, закурил папиросу — Михайлов последовал его примеру. Какое-то время они молча курили, пока министр не заговорил снова, причем сразу перейдя к сути.
— Заговора генералов не будет, так как их пока нет в армии, и не появится — такой чин мы не станем присваивать никому. А что касается молодых «Бонапартов» в невысоких чинах, то их нужно убрать под любым предлогом подальше от центра. Пусть «Боже, царя храни» не поют, да мало ли что. Местных войск в штатах не будет — армия вне политики, ее дело воевать. Территорию достаточно взять под контроль военизированными формированиями МВД, которые еще требуется создать. Хотя бы из расчета батальон на губернию. Оправдание есть — переселенцы могут поддаться большевицкой агитации и устроить восстание. Но вы меня понимаете?
— Очень хорошо, Григорий Борисович — у нас будет своя «армия» в противовес доморощенным и возможным «Бонапартам», — Михайлов усмехнулся, он оценил замысел.
— Мы можем назвать такие батальоны просто — «отрядами милиции», это вряд ли насторожит военных…
— Лучше добавить «особого назначения», ибо таковыми они являются. Это будет более понятно по нашему ведомству.
— ОМОН, — задумчиво протянул Патушинский и негромко произнес непонятную фразу. — История любит замысловато пошутить.
— Почему история — вполне понятное название, — пожал плечами Михайлов. — Если у нас будут эти отряды в каждой губернии, то мы легко сможем контролировать и ситуацию, и армию.
— Людей подбирать, необходимые ассигнования будут выделены незамедлительно, как только научимся печатать годные к обращению ассигнации. Надо потерпеть месяц, а там денежные средства в казне появятся. Но у меня к вам есть предложение, от которого нельзя отказываться, Павел Яковлевич. Необходимо сформировать еще «спецотряд» милиции, скажем так. Наподобие той «боевой дружины», в которой вы состояли, и с теми самыми задачами и средствами достижения «результата». Надеюсь, вы меня правильно понимаете? Постараюсь объяснить — зачастую там, где закон бессилен, нужны иные «аргументы», скажем так…
— Я все прекрасно понимаю, Григорий Борисович, сам хотел предложить создание подобного… «спецотряда».
— «Быстрого Реагирования», — у Патушинского вырвался смешок, и тоже нехороший. — Странная аббревиатура — СОБР.
— Вполне подходящая, — улыбнулся Михайлов, и его глаза зловеще сверкнули, когда он негромко спросил:
— Кандидатуры наберем, есть у меня на примете достойные. А случаем поездки в Москву не предполагается? Нужно «убирать» тех, кто диктует свои устремления и навязывает их силой. А это будет достойный ответ узурпаторам революционных завоеваний.
— Сейчас пока не время на подобные акции, но кто знает…
Глава 26
— Нельзя вместе с грязной водой выплескивать из таза ребенка!
Григорий Борисович усмехнулся, посмотрел на насупившихся офицеров — подполковника Гришина, известного под «подпольной» фамилии «Алмазов», и полковника Эллерца, что стал «Усовым». Они руководили тайными военными организациями эсеровских «комиссариатов», и осуществили по всей Сибири переворот. И сейчас стали командующими военных округов, де-факто восстановленных — Омского и Иркутского. И что главное — оба не являлись «пришлыми» для сибиряков, и не могли получить поддержку от каких-либо кругов, целиком завися от правительства. А потому можно было не сомневаться в их лояльности — на роль «Бонапарта» оба не подходили, хотя омские буржуазные круги и пытались протолкнуть в «наполеоны» Гришина — тот был очень честолюбив и деятелен. Вот только Иркутск, ставший столицей, слишком далеко находится, чтобы до него могли дотянуться представители «частного капитала».
— Понимаю, что некоторым хотелось бы повернуть время вспять, и вернуться к прошлом порядкам, вот только мечты их в реальность, увы для них, уже никогда не воплотятся в действительность. Те десятки миллионов русских крестьян, что на протяжении долгих веков тиранились русскими помещиками и царями, получили свободу, и осознали что они люди, и имеют право на достойную жизнь. И кто этого не осознал, и все продолжает считать народ «взбунтовавшейся чернью», будто наступили времена Разина и Пугачева, будут безжалостно истреблены. И туда им и дорога — дураки ничему не учатся, избавление от них будет благодеянием для России. Так что не стоит таковых жалеть, и пусть благодарят судьбу, что из Сибири мы их просто изгоним, а не поставим к расстрельной стенке. Хотя следовало! Но вот сами палачи от справедливого наказания не уйдут!
Паташинский не просто нарочито демонстрировал гнев, нет — его действительно одолевал едва сдерживаемый гнев. Слишком много уже допущено эксцессов, когда восставшие допускали бессудные казни, и зачастую из-за личной неприязни. Так случилось в той же Слюдянке на второй день переворота, когда на станцию вошел импровизированный бронепоезд с десантом — чехи и военные с «бело-зелеными» шевронами занимали туннели на КругоБайкальской железной дороге, чтобы не допустить их подрыва большевиками. На станции поймали комиссара Дашкова, что отлавливал офицеров, ехавших в Китай — многие переходили к атаману Семенову, потому Центросибирь стала «фильтровать» проезжающих, многие из которых снимались с поездов, а потом лишались и жизни. Репутация у Дашкова была настолько зловещая, что расправа над ним была жестокой. А самосуд в условиях гражданской войны штука недопустимая, если идет восстановление законности.
— Потому что «белый большевизм» стократ опаснее, чем красный. Это фактический бандитизм, который вы, господа, пытаетесь оправдать и узаконить, ссылаясь на «издержки» проходящей гражданской войны. Какая вера будет Сибирской армии, если ее офицеры не умеют сдерживать кровожадных инстинктов, а их командиры не могут приструнить распоясавшихся подчиненных. Они что возомнили себя завоевателями в покоренной стране, по примеру Чингисхана, забыв какой век на дворе?
Вопрос задан чисто риторический, ответа на него не требовалось. И вообще, «наезд» на командующих округами был отчасти беспочвенным, они и так старались делать все что могли, желая навести порядок. К сожалению, могли немногое — Сибирь не настолько богата кадрами, которые по образному выражению Иосифа Виссарионовича, «решают все».
— Ладно, во время боя, или сразу после него решить вопрос таким образом можно — «есть человек, есть и проблема, а нет человека, не будет и проблемы». Я это понимаю, и даже приветствую — матерых врагов только пуля «перевоспитает». Да и возни с ними много, корми, пои, охраняй, да караульным жалование платить нужно. Но если враги сдались в плен, то никаких расправ быть не должно, как издевательств над ними. И тем более такого явления как постоянные «попытки к бегству». Власть должна в таких случаях проявлять великодушие, тогда и сопротивления до «последнего патрона» не будет. Чтобы не происходило, но озлоблять людей ради осуществления мести не стоит, это наш народ, и другого у нас просто нет.
Патушинский сделал вид, что потихоньку успокаивается — командующим нужно сделать небольшую встряску. Они кадровые военные, первому 38 лет, второму 43 года — за плечами больше двух десятилетий службы, так что рефлекс повиноваться, когда рычит вышестоящее начальство, у них уже вбит в психику. Он сам для них и есть вышестоящий начальник', выше некуда — один из трех «директоров», отвечающий за «силовые структуры». И «штатским» не назовешь — боевой капитан с пригоршней орденов, пусть из запаса, но для них он «свой», просто ставший по негласной иерархии генералом.
— Алексей Николаевич, Александр Васильевич, виновных немедленно придать военному суду. Принять во внимание заслуги, и разжаловать, сорвать погоны и уволить из армии к такой-то бабушке. Если захотят остаться в рядах и службой искупить вину, то пусть подают рапорт — начнут с рядовых. Надеюсь, возражений на решение «Директории» не последует⁈
— Никак нет, ваше превосходительство!
Кадровые офицеры всегда тонко чувствуют грань, когда общение по имени-отчеству' становится официальным и нужно обращаться по чину. Но стоило Эллерцу открыть рот, как Григорий Борисович его опередил, прекрасно зная, какие его слова удивили офицеров.
— Сибирское правительство решило вернуть в армию погоны, но не прежние, галунные, «золотые» и «серебряные» — вы сами знаете, какую животную ненависть испытывают большевизированные солдаты к «золотопогонникам». Но воинские звания в армии необходимы, потому будут введены погоны единого для всех военных образца — вот они.
Патушинский положил на стол пару погон из зеленого сукна с белой окантовкой, и парой унтер-офицерских лычек из белой узкой тесьмы. Офицеры тут же уставились в них заблестевшими глазами — да и как им служить, чувствуя отсутствие погонов на плечах, главного символа «служения» Отечеству. Ведь в этом есть определенный, даже сакральный смыл действа, недаром Сталин в 1943 году ввел в РККА погоны в самый решающий момент войны, когда была одержана громкая победа под Сталинградом.
— Общие для всех чинов погоны, символизирующие цвета Сибири? Это правильно, — офицеры переглянулись, но Эллерц тут же спросил, сообразив про возможные «накладки»:
— Но как быть без «просветов» офицерам — ведь тогда полковник, капитан и рядовой будут иметь «пустой» погон, а подполковник и поручик по три одинаковых звездочки на каждом?
— Все просто — чин штабс-капитана потеряет приставку, а капитаны станут майорами. Это уже отмененный раньше штаб-офицерский чин, его решено вернуть, как своего рода награду для достойных капитанов, но не всех, а исключительно для тех, кто сейчас воюет против большевиков в рядах действующих частей. Эти чины будут обозначаться более крупными по размеру звездочками, вот они, — Патушинский выложил на стол несколько пар погон, их изготовление было налажено в Иркутске.
— Вот эти погоны с тремя звездочками полковника вы получите завтра из рук председателя Совета Министров, Алексей Николаевич. Нет-нет, не вставайте, вы их еще не получили, а преждевременные поздравления, как и благодарность, неуместны. А вот эти погоны будут ваши, Александр Васильевич. Как видите тут вместо эмблем родов оружия, которые введены приказом по армии, вот этот значок, символизирующий герб.
Григорий Борисович выложил пару полковничьих погон, все отличие которых было в том, что поверх трех больших звездочек вместо эмблемы из двух скрещенных орудийных стволов (Гришин «проходил» по артиллерии) был прикреплен миниатюрный щиток с сибирским гербом. Офицеры непонимающе на него посмотрели.
— Генеральские чины присваиваться не будут в течение всей гражданской войны, их не будет и в Сибирской армии.Пока не установится
Наступила тишина, командующие округами насупились, помрачнели, переглянулись. Патушинский резко вернул их к суровой действительности. Григорий Борисович продолжил говорить дальше совершенно спокойно, понимая, что так будет намного действенней — агитаторы годны для толпы, офицерам требуются
— Но
— Прежний пятый класс бригадира в армии, давно упраздненный, восстановлен, но никак чин, а обозначение должности. Генеральской должности, хотя таковой не именуется. А введение звания майора необходимо потому, что те генералы и полковники, что не имеют заслуг в освобождении Сибири от большевиков, не имели превосходства в чине. Вы меня понимаете?
— Опустятся на «ступеньку» ниже, как только решат вступить на военную службу в Сибирскую армию?
— Совершенно верно, Александр Васильевич. Это вызвано необходимостью — слишком велико недоверие народа к генералам, да и вы сами знаете, какое на фронте было отношение к командованию «их превосходительств». И мы должны учитывать это…
Глава 27
— Заказ на печатание наших ассигнаций приняли американцы, — в голосе Серебренникова прозвучало нескрываемое торжество. Полиграфические «мощности» не только в Иркутске, но и по всей Сибири оказались ниже всякой критики. Первые попытки напечатать банкноты окончились полным провалом — качество банкнот оказалось ужасающим, проще сказать кошмарным. Патушинскому удалось проверить купюры «сибирских рублей» — типографская краска с них сползала, бумага в потеках, и самое страшное — такие деньги не подделал бы только ленивый, а таковых среди русских фальшивомонетчиков не наблюдалось.
— Они поставят нам оборудование и бумагу с «водяными» знаками, все необходимые краски, прибудут и опытные работники. Так что к началу октября у нас будут собственные ассигнации, к тому же заработает «экспедиция по заготовке государственных бумаг». В Северо-Американских Соединенных Штатах также приняли заказ на чеканку медной и никелевой монеты, от одной копейки до полтинника, на общий номинал в двадцать миллионов рублей для устойчивого размена. Первые партии должны поступить осенью вместе с оборудованием для уже собственно нашей чеканки золотых червонцев и серебряных рублей.
— Не думаю, что это стоит делать для постоянного обихода, — негромко произнес Григорий Борисович. — Я тут посоветовался со знающими людьми, и они предложили вводить золотое обращение не монетами, а слитками. В этом случае золото можно будет покупать, но вот расплачиваться им при покупках станет крайне затруднительно, только при крупных сделках при банковских расчетах. Можно будет выпустить из драгоценных металлов лишь небольшие партии памятных монет. Этого вполне хватит для устойчивого поддержания курса «сибирского рубля», тем более, как мне известно, объем золотодобычи можно восстановить пусть не в прежних размерах, но вполне значимый. Впрочем, этим летом все станет ясно.
— Японцы предложили ввести свои войска в Приморье и в Амурскую область, — негромко произнес Вологодский, наклонившись над столом. — Якобы нам в помощь, для установления должного порядка. Они нацелились на оккупацию части территории, чтобы установить свой контроль над добычей золота на амурских приисках. Пока сделан зондаж, но очень настойчивый.
Воцарилась тишина — дыхнуло явственной угрозой. Патушинский прекрасно знал, что интервенция должна состоятся. Так случилось в нынешнее время
— Пока зондаж — «мы хотим вас изнасиловать», потом будет прямое предложение, и в случае отказа само насилие, — улыбка у Патушинского вышла натянутой. Но вот дальше он заговорил зло:
— Интервентов трудно уговорить отказаться акции, если они в ней заинтересованы. И противопоставить силу мы не можем — армии пока нет как таковой, чтобы воевать с
— Это очень трудно, коллеги — мы не имеем официального признания со стороны союзников, это раз. Во-вторых; хоть я и министр иностранных дел, но послы даже в Китае и Японии, а это сопредельные страны, отказываются признавать наше правительство. А без этого подчинения разве может быть признание со стороны, как вы выразились,
— А чтобы иметь признание, необходимо декларировать независимость Сибири, о чем речь фактически и идет. Но объявив об этом, мы станем сепаратистами в глазах всего русского общества. Хотя, не скрою, значительная часть сибиряков, если не большая, поддержит нас в этом решении, пока не забылось правление большевиков.
Серебренников говорил очень осторожно, поглядывая на Вологодского. О «декларации независимости» речь заходила несколько раз, но они останавливали разговор, понимая, что тот может зайти слишком далеко. И Патушинский теперь решился претворить часть планов в жизнь, момент, как говорится, вполне назрел.
— Я думаю, что «Декларацию независимости» нужно принять немедленно. Обоснование простое — мы предложили несколько раз большевикам перемирие с целью подготовки нового созыва Учредительного Собрания — Москва проигнорировала наши требования, объявив «наймитами капитала» — придумали же название. А потому у нас не остается выбора, как дистанцироваться от
— Ваши прогнозы порой удивительно точны, Григорий Борисович, так что не рискну с вами спорить, — вымученно улыбнулся Вологодский. — Но ваши предложения, я думаю, вполне отвечают нынешнему моменту.
—
Поделиться книгой: