Я просто играю...

И почему-то не стала препятствовать, когда Адиль легко взял меня за подбородок, приподнял таким невыносимо доминантным жестом, что все внутри ахнуло и заколотилось.

Я никогда не играла в бдсм-игры и искренне считала, что все это не для меня.

А тут, рядом с привыкшим к безусловному подчинению мужчиной, для которого женская покорность была чем-то естественным, как дыхание или поглощение пищи, я ощутила… Нет, не трепет, не волнение, мы же не в любовном романе, в конце концов!

Нет, я ощутила предвкушение… Того, что будет. Того, что может случиться, если я позволю…

В черных восточных глазах этого патриархального монстра горел явный мужской интерес, а еще намерение, которое он не собирался прятать. Не привык потому что.

И я, понимая, что это такое, почему-то не хотела сопротивляться… Словно чувствовала, что получу невероятное удовольствие. Отголосок этого удовольствия мягко торкнул в грудь, спустился ниже, к животу… Ай, как сладко… Ай-ай…

— Ты хочешь… Понять, как это бывает, Лаура? — прошептал Адиль своим тихим, искушающим голосом, — я могу показать…

Я хотела. Или нет. Скорее нет, чем да. Или да, чем нет.

Ах, черт! Впервые я оказалась в такой ситуации! Что бы сказала мама, если б узнала?

Мысли о маме послужили ушатом холодной воды, я моргнула, разрывая наш визуальный контакт, отпрянула в сторону.

— Ты заигрался, — чуть дрожащим голосом ответила я, — еще раз говорю, здесь вам с братом не ваши клановые земли! Здесь свободное государство! И если он не перестанет домогаться Нэй, я приму меры!

— Давай встретимся вечером? — спокойно перебил он меня, словно не слыша угроз, — а то набегу как-то неудобно… обсуждать.

Глаза его при этом сверкнули вполне однозначно, и моя глупая фантазия заработала вовсю, выдавая различные варианты наших “обсуждений”.

— Нет, — почему-то голос совсем сел, и получилось только едва слышно  пробормотать, — нечего обсуждать…

Развернулась и быстро пошла, практически побежала прочь от него.

Да, это было позорное бегство, признаю.

Но в тот момент я не могла по-другому. Для того, чтоб сохранить свою целостность, иногда надо отступать… Это нам на уроках истории еще рассказывали.

Когда я , вся в расстроенных чувствах, так и не разобравшаяся в своих эм оциях по поводу Адиля и его притязаний, приехала домой, меня ждал сюрприз: доставка из одного из самых дорогих и стильных магазинов цветов. И приглашение в оперу.

Глава 4

Оперу я не особо люблю, если честно… Ну, не гурман, да.

Но приглашение решаю не игнорировать. Если этот восточный князь  решил, что меня такими смешными ухаживаниями можно на что-либо сподвигнуть… Ну, пусть попробует…

Хотя, думается мне, все здесь гораздо проще.

Азат Наракиев, судя по отзывам его бывшей жены, моей Нэй, прямой, как палка. И такой же топорный дамский угодник. Типичный мачо-мэн, только и умеющий, что жарко смотреть и тянуть свои волосатые лапы ко всему, что сильно нравится.

А вот его брат… Он же дольше в Европе прожил, знает наши нравы… И играет по нашим правилам. Делая над собой неимоверное усилие, конечно же.

Им надо убедиться, что я безопасна. Или выяснить, сколько стоит мое молчание и невмешательство.

Они просто боятся меня!

Наракиевы знают, что с Азатом я говорить ни за что не стану, я даже в одном помещении с ним находиться не желаю, вот и подослали более… человечного.

Будет меня убеждать или покупать. Не получилось до этого, на улице, значит, продолжит.

А я… Развлекусь. Поиграю. Ну а почему нет? Не все же им, гордым властным самцам, привыкшим к своей безусловной самцовости, играть?

Я приезжаю к зданию оперы за две минуты до начала.

Интересно, Адиль уже на месте? Или ждет меня снаружи?

Хлопает дверь машины, припаркованной в неположенном месте, но кого это волнует, да?

Адиль роскошен, конечно. Ему очень идет строгий пиджак и отсутствие галстука. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, мощная шея, короткая борода, безолубая улыбка. Хорош, гад…

— Прекрасно выглядишь, Лаура, — урчит он приветливо, тянет ко мне руку.

Ну вот еще! Никаких касаний!

Киваю, разворачиваюсь, иду по ступенькам вверх. Он, чуть помедлив, двигается за мной. И явно разглядывает мою задницу! Такой взгляд горячий, что жжется прямо!

Ощущаю неожиданное смущение пополам со злостью. Я впервые в таком положении. Не флиртую с понравившимся мужчиной, не играю легко и привычно… А пытаюсь корчить из себя неприступную крепость, настраиваясь  на боевой лад. Это непросто! Потому что Адиль явно хочет поиграть в брачные игры. По привычке, наверно.

Мы проходим вестибюль, потом дальше, в зал… И только тут оказывается, что Адиль взял билеты в ложу!

Надо же!

— Нравится здесь? — он пытается строить из себя воспитанного человека и учтиво пропускает меня вперед, неожиданно становясь четко за спиной. И слишком близко, как мне кажется.

Хотя, может, сама ложа маленькая, здесь только четыре кресла, и Адилю явно в плечах тесновата.

— Да, — неопределенно тяну я гласные, — неплохо…

Сажусь, он рядом.

Опять же, слишком близко.

Начинается увертюра, я обращаю внимание, что, кроме нас, в ложе никого…

— Я выкупил всю ложу, — спокойно говорит Адиль в ответ на мой вопросительный взгляд.

Сразу становится очень не по себе. То есть, мы сейчас в замкнутом пространстве проведем не меньше двух часов… Или сколько там эта опера проклятая длится?

Выдыхаю, незаметно вытираю ладони о подол платья.

Чего это ты, Лаура? Чего испугалась? Напряглась? Не будет же он к тебе приставать… прямо здесь? Он вообще не будет приставать… Он же покупать тебя пришел. Значит, все после представления.

Немного успокоив себя, сажусь расслабленней, упираюсь взглядом в   сцену. Старательно смотрю, пытаясь увлечься игрой актеров и музыкой. И примерно через пятнадцать минут с огорчением убеждаюсь, что все же опера - не мое. Никакого удовольствия, какофония звуков…

Невольно скашиваю взгляд на соседа.

Адиль сидит спокойно, расслаблено даже, тяжелые ладони лежат на подлокотниках.

Музыка набирает обороты, становясь напряженней и еще неприятней. Никогда больше не пойду в оперу… Как ее можно любить?

Ладони у него крупные очень, с длинными пальцами, коротко обстриженными ногтями. На одном пальце - тяжелое кольцо. По виду не обручальное… Дорогое, массивное. Часы неброские, строгие, одной из самых консервативных и элитных марок, стоимость скорее всего запредельная, я не особенно разбираюсь, один из бывших парней грезил такими. Постоянно мне под нос рекламу совал…

Я смеялась над ним, говоря, что ему такие часы - все равно что питекантропу звездолет. Непродуктивно и нелепо.

А здесь… Адилю это все идет. Ну а что? Я же не слепая,  могу себе самой наедине признаться, что ему вообще все идет. И эта небрежная брутальность, когда мужик типа даже не подозревает, насколько хорош, просто живет с этим, не выделываясь. Не надо ему это все.

Интересно, сколько у него женщин? Наверно, много. Наверно, он еще не женат даже… Сколько ему лет? Надо было уточнить это все у Нэй…

Эй, Лаура, тормози! Какая тебе разница, женат он или нет? Спать ты с ним не собираешься!

Стоит об этом подумать, сразу в голову лезут крайне неприличные картинки.

Например, что мы тут одни… И, будь он хоть немного больше похожим на своего брата-зверя, мог бы… Ох… Мог бы меня перетащить в кресла в глубине ложи, чтоб не видно было, посадить на себя… Интересно, у него большой? Судя по рукам, да и вообще, по конституции, должен быть большой… Как он трахается? Жадно, грубо, не думая о партнерше? Или медленно, томительно, заласкивая до сумасшествия?

И почему ты об этом сейчас думаешь, Лаура? Давно не было секса? Определенно. Месяц, как с парнем рассталась… Длительный перерыв, тестостероновый самец рядом, отвратительная музыка, скука… Все, паззл сложился, можешь выдыхать.

Но почему-то не выдыхается.

Почему-то вспоминается,  что у меня такого вот тестостеронового мужика не было никогда. Я вообще предпочитаю парней своего возраста. Ну, может, чуть старше… Просто с ними весело, ненапряжно, они активные и готовые к экспериментам. Встречаются и расходятся без криков и всякой фигни, типа чувств. Мне именно это нравится.

Мама говорит, что мне просто нужно нагуляться. Она у меня вся в бабушку. А бабушка - дитя цветов, до сих пор носит длинные распущенные волосы и курит травку. Мама выросла свободной в суждениях и нравах. И сейчас борется за толерантность и права женщин. Это ее центр помогает Нэй. И именно они смогли вытащить ее из того болота, в котором она тонула.

Я полностью поддерживаю маму и обожаю бабушку.

И терпеть не могу принуждения и всякие нарочито мужские вещи, подчеркивающие женскую, типа, неполноценность.

И сейчас рядом со мной сидит просто образчик всего, что я терпеть не могу. Так почему же я залипаю на его руки, на расстегнутый ворот рубашки, на губы, чувственные такие, красивые. Ноздри крупного носа, хищно подрагивающие… И глаза, темные, завораживающие.

Он на меня смотрит, и давно уже! А я только сейчас это понимаю!

В его взгляде вопрос и ленивая усмешливая уверенность в том, что все будет так, как он захочет.

А я неожиданно для себя принимаю единственно верное на данный момент решение: он хочет продемонстрировать свою власть. Показать мне мое место.

А я хочу поиграть.

Почему , в конце концов, нет?

Кто мне может запретить?

Глава 5

Кто первым из нас дергается к другому?

Сложно сказать, на самом деле. Наверно, это происходит одновременно. А, может, я успеваю первой. Не двинуться даже,  нет! Просто… Обозначить движение. Взмахом ресниц, например… Или невольным сглатыванием… Это не повод, но Адилю достаточно и такого неочевидного  знака.

Он резко перехватывает меня за затылок  невыносимо собственническим, мужским жестом подчинения  и тянет к себе.

Раньше я бы не позволила. Да и вообще, что за манера хватать? Он не у себя в клане, или как там называется место, где все принадлежит ему?

Раньше я бы даже и подумать не могла, что вообще такое случится. Произойдет.

Но случается. Происходит.

Адиль медлит буквально секунду, словно дает мне время на подумать. А затем что-то бормочет на своем варварском диалекте и прижимается к моим губам. Жестко так, жестоко даже.

Я ощущаю давление его языка, которому невозможно противостоять, ошеломленно раскрываю рот и упираю руки в плечи, обтянутые дорогим пиджаком. Остановить, наверно, хочу.

Но все мои желания, похоже, остались за пределами той минуты, что он давал мне перед тем, как поцеловать.

Его сразу так много, что начинаю задыхаться, невольно закатывать глаза, музыка превращается в белый шум, сводит с ума своим постоянным навязчивым присутствием, Адиль жестко держит и целует, бескомпромиссно устанавливая свои правила отныне между нами двумя.

Я не согласна, конечно, но что тут можно сделать? Только заорать и начать сопротивляться всерьез. А я… Не хочу. Ни всерьез, ни даже в шутку.

Он вкусный, какой-то немного табачный, пряный, восточный… Словно травка, запущенная в кальян, дурманит голову, отключает.

И  вот я уже не понимаю, как плыву, ощущая только его жадные прикосновения по всему телу, его настойчивый язык во рту. Он ведь  не целует! Он меня имеет так! Трахает! И мне это нравится!

Он не похож ни на одного из моих парней, слишком прямолинейный, слишком грубый, слишком опасный! Непредсказуемый. Я не понимаю, что будет в следующее мгновение, не хочу понимать, плыву, полностью доверившись течению, уносящему меня прочь из этой оперы, из этой ложи, из этого мира.

В другой, где существуют только его руки, его губы, его горячий непонятный шепот…

— Жамила… — говорит он мне, — жамали…

Я не знаю, что это значит, но звучит красиво, гортанно и жадно. Это же что-то значит, да?

— Ли-и… — шепчет он, обжигая дыханием шею, и я в легкой панике понимаю, что уже давно не в кресле своем сижу, а у него на коленях! И руки его, большие, с длинными ухоженными пальцами, сжимают мой зад!

За спиной вопит Фигаро, пытаясь все успеть в свой безумный день, а у нас тут - безумные мгновения! И Адиль все успевает! Вообще все!

Я не успеваю только за ним.

Но кажется, этому сумасшедшему мое успевание и не требуется. Сам справляется! Гладит, целует, вообще ничего не стесняясь, тискает меня под платьем, опытными пальцами трогает внизу, и я выгибаюсь, ощутив его в себе! Выгибаюсь и не могу сдержать стон.

— Мубэллион… — хрипит он, — юриду?

Я не понимаю, ничерта не понимаю, но киваю. Он что-то предлагает… Я соглашаюсь на все. На все!

Адиль усмехается настолько порочно и довольно, что меня трясти начинает. В голове — полный фарш из отрывков эмоций, мыслей, чувств… Тут и ужас от происходящего, и удивление собой, как это я так… И превкушение того запретного, что будет… Непременно будет… И все это буквально через мгновение топит всепоглощающая , сметающая на своем пути мои и без того некрепкие бастионы, похоть, когда Адиль чуть отодвигает меня с коленей и молча кладет мою ладонь себе на пах. Я сжимаю, округляя глаза, потому что там каменно и серьезно до невозможности.