Покорившая небеса (СИ)

— Ага, — синхронно ответили мальчишки.

— И что, весь-весь дом выкрасила? И внутри, и снаружи? — спросила меня, подошедшая от соседского дома женщина.

Она была полненькой. Но её полнота была какой-то по-домашнему уютной. Такая кустодиевская красавица.

— Да, вот только закончила! — похвасталась я довольная собой.

— Красиво. Как праздничный пряник в кондитерской в центре города. Вот только спать-то ты теперь, где будешь? — спросила она.

— В смысле? Краска же быстро сохнет. — Уже не так радостно ответила я.

— Быстро конечно. К утру как раз будет все сухо. — Сообщила мне соседка. — Пошли уж. Постелю тебе на кухне, работяга.

Уже засыпая, я решила, что нужно купить каких-нибудь сладостей и отблагодарить соседей. Проснулась я буквально за пару минут до того, как раздались привычные крики. И потом опять тишина. Потом опять крик, и снова тишина. Я вышла и уткнулась взглядом в спину стоящего на пороге мужика.

— Спит она что ли? Или загуляла? — бурчал себе под нос сосед. — Вот она хлипкая молодёжь! Запила… Точно, запила!

— Ты чего тут орёшь? — спросила я, облокотившись на дверной косяк.

Глава 10

Старый дом ещё недоверчиво, словно ожидая злобной насмешки, но прогревался и наполнялся теплом.

В подпол я притащила выброшенные пекарем хлебные поддоны. От долгого использования они потемнели и покрылись подпалинами, и для выпечки хлеба уже не годились. А мне подошли. Выровняв пол и выложив на равном расстоянии друг от друга камни, я накрыла полученные ножки этими поддонами и уже на них высыпала добытую в лесу картошку, пересыпая её золой. Так она не портилась и оставалась сухой.

Из ивняка я сплела широкие двуручные корзины, в которых запасла на зиму головки дикого чеснока. Особой моей гордостью была старая наволочка, которую я несколько раз отстирала. Сейчас она была полна сушёных грибов. А в самом холодном углу стоял небольшой ящик, в котором был лёд, который торговцы подкладывали под прилавки, чтобы товар не портился. Там у меня был холодильник хэндмэйд.

Я поместила туда свежие грибы, хорошенько их отмыв и обильно намочив. Грибочки получились, словно в ледяной глазури. И я надеялась, что пролежат они долго, а я не раз ещё побалую себя супчиком или картошечкой с грибами зимой. Насушила я и найденной брусники. Ягоды были богаты витаминами, это я хорошо помнила ещё с уроков природоведения. А вот листва и стебельки были отличным мочегонным и против воспалительным. Скоро зима, а что такое цистит я знала не понаслышке.

Денег я больше пока не тратила. Не за чем было, но мысли, как заработать ещё, меня не оставляли ни днём, ни ночью. Даже сейчас, когда я мыла Фарта. Крыс водные процедуры воспринимал спокойно, с удовольствием плавал от одного края ванны до другого, и млел, когда я мылила его шёрстку, осторожно почёсывая. Горшок с местным мылом мне подарила соседка. Серо-жёлтая густая жижа почти не пахла. Но я её всё равно немного облагораживала, благо лекарственной ромашки вокруг было в достатке. Я разбавляла небольшое количество мыла отваром ромашки.

После отмывки Фарт щеголял блестящей мягкой шёрсткой благородного серо-стального цвета. И пах ромашкой.

Ответ на вопрос, где взять денег принёс Грей. У одного из трактирщиков заболела жена. И всё бы ничего, но все расчёты и подсчёты вела она. Поэтому трактирщику срочно понадобился помощник знающий счёт. Грей, чинивший систему вертелов в кухонной печи, услышал об этом и сказал, что знает девушку, которая обучена счёту.

Говорить о том, что я невеста дракона он не стал, потому что жители империи не очень желали связываться с невестами, все больше жалея, но держась подальше. Поэтому я поплотнее затянула высокий ворот рубашки, чтобы скрыть ошейник-артефакт, прежде чем идти на работу.

В принципе ничего сложного не было. Приходила я в трактир к обеду, уходила часам к десяти, с узелком, в котором был мой обед и несколько монет, приятно гревших душу.

На третий день, после визита врача, трактирщик попросил меня приготовить бульон с "чем-нибудь", так как все повара были заняты. Ну, чего бы проще? Куриный бульон с лапшой. И готовится быстро, и после болезни самое оно. На следующий день, когда я пришла, трактирщик был в панике, сказав, что тот повар, что обычно готовил похлёбку не смог сегодня выйти. И попросил меня, приготовить вчерашний бульон. Ну, чтоб особо не задерживать подачу и попроще.

К середине вечера спустилась его жена, она села в уголке и только изредка задавала вопросы.

— Значит ты сирота, Лена? Грустно, грустно. — Покачала она головой. — А живёшь где?

— На тёмной улице, — ответила я, запуская лапшу в бульон.

— Не самое хорошее место. — Продолжила она.

— Какое уж было, выбирать особо не приходится. — Ответила я.

Хозяйка решила, что я переехала в город в поиске лучшей жизни. А вот когда я пришла на следующий день, трактирщица накинулась на меня с порога.

— Ты посмотри, какая наглючая! Надела моему дурню горшок на уши и деньги из него выманивает! Обманщица! Жульё! Пошла вон отсюда, пока я стражу не кликнула! — дожидаться этого я не стала и по старой привычке дала дёру, искренне не понимая, что произошло.

Глава 11

Принц Валлиард.

Бархат ночного неба окутывал Изумрудный остров. Ещё на расстоянии от владений Орландских стихал порывистый ветер. Словно и этот вольный бродяга боялся потревожить покой замолчавших земель.

Белый лев сложил свои крылья и мягко опустился на покрытую толстым слоем мха землю. Потом ещё один и ещё. Имперские легионеры повсюду сопровождали своего почти императора. Даже видя явные признаки проклятья, они оставались рыцарями трона и были верны престолу Небесной Империи.

Я вскинул руку, отдавая молчаливый приказ остаться и дождаться меня здесь, у начала мраморного моста, ведущего к герцогскому замку. Я помню, как сверкал этот мост в солнечном свете, и буйные цветы, оплетавшие высокие резные арки.

Сейчас мост напоминал рыбий скелет с выломанными костями. Причём местами обгорелыми. Почти все арки были разрушены, копоть испачкала уродливыми потеками белоснежный мрамор. Цветов не было. Только сухие, давно увядшие плети непонятно как цеплялись за камень моста. Они мне напомнили о розах в императорском саду.

Беседка, что была местом наших встреч с Элейной, сейчас была удручающим и жалким зрелищем. Все цветы почернели и засохли. Садовники хотели их выкорчевать и посадить новые, но я не дал. Элейна говорила, что они цвели от её любви. Глупость, но я хотел сохранить именно их.

Каждый мой шаг будил гулкое эхо. Потревоженная им тишина словно пыталась защитить покой этих мест. Даже воздух казалось, становился плотнее, и каждый шаг давался всё сложнее. Проклятый остров оборонялся, используя против меня мои собственные воспоминания.

Ребёнком я проводил у дальнего родственника много времени. Герцог Орландский был первым наставником наследного принца. Моим наставником.

Замок встретил закопчёнными от пожара стенами, отсутствием дверей и окон и завыванием сквозняков в мёртвых стенах. Только у самого входа, буквально на нескольких нитях висел зацепившийся за обломки статуи флаг с гербом Орландских. Серебряный четырёхлистник клевера на изумрудном поле. Каким чудом эта тряпка избежала огня?

Я замер, несколько секунд не решаясь переступить порог разрушенного по моему приказу замка. — Правителя от того, кто случайно оказался на троне, отличает только смелость принять и нести ответственность за свои решения. — Зазвучал в памяти голос герцога.

Что же… Под сапогом захрустело мелкое крошево. Я шёл в церемониальный зал. Когда-то украшенный знамёнами побеждённых врагов и знаменитыми клинками проигравших, пронизанный сотнями лучей бьющихся о витражные стекла, сейчас он был завален обломками, камнями, и осколками.

На полукруглых ступенях валялись обломки разбитого гербового щита. И три скелета. Ведь предатели недостойны погребения. Ветры империи не терпели смрада и тлена. С ночи моей коронации прошло всего десять дней. А от тел остались только выбеленные кости.

Но с первого взгляда было понятно, кого видишь. Кости брата Элейны перерублены клинками во многих местах, её мать умерла от яда. А вот и сам герцог. Его обезглавленное тело привезли сюда с острова Правосудия сразу после казни. Я осмотрелся. Череп обнаружился рядом с обломками герба. Видно голову просто швырнули в сторону и всё.

Я уселся на обломок упавшей каменной балки и скинул с головы капюшон плаща.

— Я боролся за власть. — Сказал я, глядя в пустые глазницы черепа, смахивая с него осевшую пыль. — И мне казалось, что престол перекроет всё. Нельзя размениваться на средствах, когда впереди великая цель. Так говорил отец. И я победил. Сижу в твоем разрушенном замке, держу в руках твой череп… Ты помнишь, герцог, в детстве я очень боялся упасть во время полёта. И до ужаса боялся, что кто-нибудь об этом узнает. И боялся спросить пройдёт ли когда-нибудь мой страх. В тот день, ты подарил мне лично тобой выдрессированного саргаса и показал, что зверь не позволит потеряться своему всаднику. И тогда я спросил. Тебя. Ты мне ответил, что я всегда смогу прийти к тебе за помощью и советом. И вот я, император Аркейна, получивший свой трон без твоей тени, спрашиваю у тебя, как мне вернуть сердце твоей дочери? Моей жизни осталось три месяца, десять дней из которых уже прошли. Слишком короткий срок для искупления, да?

Я долго сидел в ожидании… Не знаю чего. Знака, символа… Хоть чего-то. Хоть мысли, которую я принял бы за подсказку. Но вокруг была только тишина.

Легионеры занесли гробы из редкого белого дерева. Завтра их выставят в столице, поместив в саркофаги высеченные из цельных кусков мрамора, для того, чтобы каждый житель столицы мог проститься с теми, кто был для них символом надежды. Дворцовые художники уже закончили погребальные портреты, что будут стоять у саркофагов во время процедуры прощания с оклеветанными Орландскими.

А дальше? Послать легионеров за Элейной? Мол, смотри какой я молодец? Элейна, которую я увидел на острове Правосудия, этого не оценит. Только может, сверкнет насмешка в потемневших глазах.

Весь полет обратно в столицу я вспоминал. Когда худенькая, едва переставшая дрожать девочка, закутавшаяся в мой плащ, скрылась из виду, я пошёл в замок тюрьмы. Я хотел знать, хотел услышать о каждой минуте, проведённой Элейной в этих стенах. Я надеялся понять…

Вру сам себе. Я хотел отомстить за её боль, за наполнившиеся тьмой глаза, за появившуюся злую усмешку. Только мстить за это нужно было самому себе, а этого я не мог. Палачи вспомнили все подробности, каждую насмешку, каждую свою забаву. И успели пожалеть о каждой минуте, что провела герцогиня в этих застенках.

Верещащие от непрекращающейся боли безрукие и безногие куски мяса — вот и всё, во что превратились тюремные палачи. Я приказал посадить их на кол и выставить у ворот замка. Чтобы каждый на острове Правосудия понимал, что их ждёт, если осмелятся причинить хоть какое-то зло Элейне.

Палачам я впрочем, отставил выбор. Вместо кола они могли подставить шею под раскалённый металлический ошейник. Обычный, не артефакт. Выбрать палачи, уже бывшие, так как исполнять свои обязанности не могли, так и не смогли.

Сегодня я начну исправлять и затирать то бесчестье, что обрушилось на Орландских. Исправлю их позорную смерть. Впервые за века, потомки королевского бастарда будут захоронены в королевской усыпальнице. Я отдал приказ восстановить Изумрудный остров во всей былой красоте. И был уверен, что всё будет выполнено.

Не было только уверенности, что она оценит. Что захочет вернуться на родные земли… Истинная подарит исцеленье. Моя истинная причина моей непрекращающейся боли! И дело не в проклятье. Я давно перестал обращать на него внимание.

Но было и ещё одно дело. Я спустился в подвал ведьмы. Её взгляд был наполнен болью от затёкших рук и ненавистью. Ненависти по-прежнему было больше.

— Здравствуй, Джелис. — Протянул я, усаживаясь на край стола рядом с решёткой.

— Вижу, Элейна не торопится изменять дракону с тобой? — кивнула она на язвы на моей коже.

— Да, в её глазах, дракон больше меня заслуживает верности. И в этом, как и в её страданиях, есть и твоя вина. Согласись. — Лениво перебирал я пузырьки на её столе, ища знакомые названия.

— Моя вина? Страдания? Да что может знать эта кукла о страданиях? — взвилась ведьма. — Детская прихоть. Она знает о законе. И в любой момент может просто кивнуть, и к её ногам ты положишь империю. Но девочке хочется поиграть в обиды! Твой ублюдочный папаша уничтожил не просто мою семью, а всех, кого я знала! У меня на глазах! И это была поганая смерть. Что Элейна знает о насилии и издевательствах? Об унижениях? Ей не пришлось, как мне, доказывать твоему отцу своё смирение перед всеми! Что она может знать о горе? Она хоть раз сама готовила зелье, чтобы сбросить дитя для самой себя? А я варила! Вот здесь, под присмотром твоего отца! И корчилась после! Тоже на его глазах. Но разве хоть раз он был ко мне милосерден? Снисходителен? Нет. Его снисхождение закончилось на матери его бастарда. Его чувства были отданы его паре, твоей матери. А мне была дарована его жестокость, его жажда крови и чужих мук!

— Какая грустная история. — Улыбнулся я, найдя то, что искал, среди зелий ведьмы. — И вот знаешь, уверен, что Элейна, та, какой она была до той ночи, стребовала бы для тебя свободу. Что ты так удивлённо таращишь глаза? Сострадание и милосердие наполняли её сердце, даже к тем, кто и внимания её не заслуживал. Но я хочу поделиться с тобой своими сомнениями. Привычка. Видишь ли, я выбрал трон. И одной из самых серьёзных угроз моему правлению был Орландский. Тут я молодец, добился, чего хотел. Изумрудный остров в руинах, сияющие доспехи Орландских потускнели под ложью и клеветой, образ мудрых и справедливых правителей померк. Но оказалось, что трона мне мало. Власть не утоляет моей жажды. Пламя полыхает в груди днём и ночью, не давая распрямить плечи, вдохнуть полной грудью… Мне нужна Элейна. Наивная, доверчивая, свято верящая в своего Лиарда. Но… Я ведь добился, чего хотел, и Изумрудный остров в руинах, а Орландские пали оклеветанными. Я уничтожил Орландских. Я допустил, чтобы Элейна увидела грязь этой жизни. И от мысли, что это я отдал её в руки палачей, что ждал, когда угаснет герб её семьи, а не рвался забрать её из этой тьмы, внутри растекается колючая лава. Что там проклятье! У меня внутри сожжённое кровавое месиво! Скажи это ведь то зелье, которое не даёт умереть, какую боль не испытывал бы человек?

— Да. — Ответила не ожидавшая смены темы ведьма, но почти сразу усмехнулась. — Принц собрался меня пытать? Действует оно только недолго. Одна порция всего на одни сутки.

— Вот ещё. Пытать злобную старуху. Недолго, тут твоя правда. — Я за цепь притянул Джелис к решетке и один за одним влил в её глотку все семь найденных пузырьков. — Но нам и этого хватит. Нужно уметь довольствоваться малым. Ведь так?

Впервые я увидел в глазах ведьмы страх.

— Что ты задумал? — не выдержала она.

— О! Ты узнаешь об этом одной из первых! — улыбался ей я. — Стража! Ведьму на остров Правосудия. И сжечь. Прерывать её жизнь я запрещаю. Дрова подкладывать пока она будет жива.

— Неееет! — заверещала ведьма, пытаясь вывернуться из хватки потащивших её на выход стражи.

Когда эхо этих криков утихло, я поднялся в свои покои, смотрел на небо и пил. Вино позволяло быстрее увлечься собственными мыслями.

— Гордость и надежда императорской семьи! Смотреть противно. — Раздался немного хриплый голос.

— О! Честь и рыцарская доблесть пожаловали! — узнал я этот голос, хоть и слышал его крайне редко. — Винард, напоминаю, ты незаконный отпрыск нашего отца. Так что извини, но честь и вот всё твоё благородство, в нашей семье вне закона. Можешь идти.

— Пойду. Сразу после того, как ты мне объяснишь вот это что такое? — ткнул он мне под нос свою руку со знакомыми язвами.

— Я убил Орландских. А это проклятье, которое наложила на наш род одна сумасшедшая из нашего же рода. — Объяснил этому бревну в доспехах я.

— Ты не мог пойти на такую авантюру, не сохранив себе пути отхода! — заявил двоившийся бастард.

— Ого! Ничего себе! Ты где-то подрастерял свою наивность или на твой остров вдруг разум подвезли? Кстати, Винард, насколько я помню, отец тебе пожаловал во владение один из тюремных островов где-то на севере. Как ты там живёшь вообще? — мне это всегда было интересно.

— Нормально живу. Так что там с лекарством от проклятья? — сел напротив Винард. — И моё имя Нардин! Так меня назвала мать!

— А отец дал тебе другое имя. Ну да ладно. Когда тебя уничтожит дракон, я буду решать, какое имя написать на твоём гробу. И будешь ты Винардом. — Я знал, что он бесится, когда его зовут имперским именем. — Предсказание. И истинная подарит исцеленье.

— И в чём тогда проблема? — не понял меня бастард.

— Моя истинная… Элейна Орландская. — ответил я.

— Драконья задница! — выругался он.

— Ты смотри! — притворно умилился я. — Ты наконец-то запомнил, что нужно представляться?

Глава 12

— Прости! Пожалуйста! Это вот точно из-за меня! — наверное, уже раз в десятый затянул Грей.

— Да успокойся ты! — оборвала его я. — Я же даже не узнала, что не так. Может, насчитала чего не так, или ошиблась. Всё равно, платили мне каждый день, обед я забирала. Немного, но собрать успела, и ничего не потеряла. Меня даже не поколотили. Так что нечего переживать.

Мы шли с очередной охоты на дрова и хворост, и Грей очень переживал, что привёл меня на работу, а мне пришлось оттуда бежать со всех ног. Мы почти дошли до моего домика, когда нарвались на громко кричащую толпу.

— Вот она! Ведьма, как есть ведьма! И мошенница! — раздался визгливый голос из толпы, и нас с Греем тут же окружила толпа злых горожан.

— Раз виновница найдена, то приступим к разбирательству. — Даже не посмотрел в нашу сторону неприятно толстый мужик. — Итак, вы, достопочтенная трактирщица Надин Фирес, заявляете, что эта девушка, мошенница Лена, обманула вас и вашего мужа, в результате чего, вы понесли убытки и оказались почти на грани разорения?

— Да, цеховой судья, истинно так. — Поддакнула, зло посмотрев на меня, трактирщица, выбравшись из толпы. — Она несколько дней показывала нам якобы рецепт удивительного блюда, сначала показала мне и мужу, потом кормила посетителей. И все были довольны. Мы заплатили ей за него пять серебряных линьков, но она потребовала ещё и золотой. Я её прогнала. Мы купили дорогие составляющие для блюда, и начали готовить. Но в результате все сгорело! Испорчена посуда, весь трактир пропах жжёным, клиенты ушли… Кто мне это всё возместит?

— Это ложь! — возмутилась я. — Какое ещё блюдо? Я только вела простые счета, пока эта жаба болела, да сварила простой суп с лапшой, когда у них повар не вышел. И платили мне четыре медных линька в день.

— Жаба? Это я жаба? Ах тыыы… — завопила она и, бросившись на меня, вцепилась в рубашку.

От рывка ткань затрещала, но выдержала, однако небольшие крючки на горловине оторвались. И в разъехавшемся вырезе всем оказался хорошо виден артефакт-ошейник. Тут толпа отшатнулась, словно у меня там всё признаки бубонной чумы и холеры заодно! Фарт, спокойно спавший у меня запазухой, выкарабкался на плечо и грозно оскалился.

Я, пользуясь растерянностью притихшей толпы, схватила Грея и потащила его к дому, до которого оставалось рукой подать. Ключ от замка из специального кошелька на поясе я вытащила с завидной скоростью. А если бы какой-нибудь фокусник видел, как я не только сама просочилась внутрь дома, но и успела утянуть Грея, позеленел бы от зависти.

— Что это было? — спросила я напуганного Грея.

— Старая Надин похоже хотела обвинить тебя в том, что ты подсунула ей неправильный рецепт. — Кивнул на дверь, за которой ещё были слышны голоса, он. — Что ты там готовила?

— Да ничего необычного. Что она там придумала про какое-то непонятное блюдо? — шёпотом возмущалась я. — Обычный суп с лапшой. Собственно лапша в курином бульоне.

— Лапша? Это что? — удивился Грей.

— Ты издеваешься? — не поняла я, но уточнить, что это за приступ юмора не успела.

В дверь за моей спиной постучали. Вежливо так, аккуратно.

— Ваше сиятельство… Герцогиня, вы меня слышите? У вас всё хорошо? — раздался почему-то сильно испуганный голос из-за двери. — Это я, казначей. Помните, вы приходили за деньгами и ключом от дома невесты?

— Помню. И зачем вы пришли? — спросила я, не торопясь открывать двери.

— Не бойтесь, госпожа невеста. Я принёс ключи, тут подготовлен дом на улице получше, где вас не будут беспокоить всякие скандальные клеветники! — буквально лебезил казначей, откровенное желание угодить пугало гораздо больше, чем его же хамство и равнодушие.

— Это ещё зачем? Меня и тут всё устраивает. Я вот только ремонт закончила. Неужели не видно? — ответила я.

— Помилуйте, госпожа! — проскулили за дверью.