Убрать ИИ проповедника (СИ)

Во вторник Эдвард тщательным образом привёл себя в порядок, заехал на автомойку и прямо оттуда тронулся по назначенному адресу. Он не стал спрашивать знаменитую хозяйку, во сколько ему лучше подъехать, раз дала ключи, значит, он сам может решать, когда. Странное дело, как будто он ехал не баню делать, а в гости. Он вдруг подумал, а знает ли он так досконально ещё кого-нибудь на этом свете, как он знает Марго. Ему был знаком каждый её жест, каждый поворот головы, каждая интонация. Он следил за ней, вольно или невольно, на протяжении почти пятидесяти лет. Эдвард чувствовал по её игре, всё ли в порядке, здорова ли, рассержена или витает в облаках. Он видел, как она немного набирала килограммы, меняла цвет волос, причёску, как годы и прожитое оставляли свой след на одном из самых интересных и красивых женских лиц, которые он когда-либо! То ли дело Эдвард Петухов! Ни одной сплетни! Кроме, может, пары шуток про то, что вместо «слуги» в текст можно сразу смело вписывать «Петухов».

Весна в Москве обычно долго не наступает, еле шевелится, но потом вдруг за две недели всё переворачивается с ног на голову: и солнце светит, и зелень лезет, и праздники на полмесяца, и иногда даже африканская жара. Дело было перед майскими, так что весна только-только начала чувствоваться, хотя дорога уже почти очистилась от снега и грязи. Эдвард рулил и, как мог, смотрел по сторонам. Лес стоял ещё голый, и вообще было как-то некрасиво, сыро, темно и убого. Мимо пролетел чёрный дорогой мерседес с джипом на хвосте. Номер мерседеса состоял из одних семёрок. Эдвард подсознательно почувствовал запах железа и ноющую душевную боль несостоявшегося человека. Зачем-то посмотрел в зеркало заднего вида, высматривая удаляющийся кортеж. «Зато я еду к Марго. И мне офигительно интересно, и я буду резать», — ответил он мерседесу и поднёс к зеркалу торчащий средний палец правой руки. Где-то совсем в глубине он ещё не сдался.

Эдвард въехал в нужный посёлок, который оказался по той же дороге, что и у Валентины Ивановны, но километров на десять дальше. Шлагбаум ему открыли без всяких разговоров, видимо, были предупреждены, и он быстро прикатил к дому № 24. Заехал на территорию, осмотрелся: ровные газоны, только что освободившиеся от снега, дорожки из плитки, высокие сосны. Вдали виднелась облезлая деревянная беседка и мангал для шашлыков. Весна, по сути, самое некрасивое время года, зато самое желанное. Даже в семьдесят один. Кто его придумал, этот возраст? «А вот что бы ты сделал, если бы тебе дали шанс повторить жизнь лет так с да хотя бы с сорока?» — задал себе вопрос почему-то расчувствовавшийся Эдвард. «Ушёл бы из театра, это однозначно. А Марго бы ни за что не ушла. Она бы явилась миру во всей красе и начала бы сниматься в кино. Ей просто не повезло. Она не нашла себе режиссёра Или просто не нашла мужчину». Воздух опьянял свежестью и запахами просыпающейся природы. Не хватало только птичьих трелей.

Подошёл человек из прислуги и пригласил в дом.

— Вам надо баню показать, верно? — спросил мужик. Эдвард услышал молдавский акцент.

Дом был пустоват, не хватало не только мебели, картин и ковров, но и просто хозяйской заботы. «Наверное, она ещё здесь не живёт», — подумал Эдвард.

— А что хозяйка, редко приезжает?

Но мужик не ответил. Дело своё знал. Проводил Эдварда в подвал, где была баня с

просторным предбанником, и удалился.

«Ну что ж, приступим!» — подумал он, осматривая помещение. Сделал замеры,

сфотографировал на телефон всё, что мог, посидел немного с полузакрытыми глазами — он любил так прищуриться и замереть. В эти минуты он мог увидеть уже законченный вариант, то, к чему он придёт, а дома, оставалось только всё просчитать и уточнить детали.

Тихо открылась дверь. Появился молдаванин.

— Ты что не стучишь? — спросил его удивлённый Эдвард.

— Извините. Маргарита Тимофеевна просит наверх, к столу.

— Иду. Спасибо.

«Ну и дела Как я вообще здесь оказался?» — недоумевал Эдвард.

3. Орлов

В мерседесе, который привлёк внимание Эдварда на дороге, ехал Геннадий Викторович Орлов, хозяин крупнейшей в стране логистической компании «ORLOFF LOGISTICS Ltd.», владелец десятков фур, нескольких грузовых морских кораблей и огромных складов, расположенных в самых больших городах страны. Хозяйство было большое и управлять им надо было 24 часа в сутки, чем хозяин и занимался.

Внешне Орлов производил впечатление почти идеального мужчины: высокий, стройный, спортивный, с умнейшими глазами, правда, в очках, быстрый, энергичный, всё замечающий. Одна беда — от него веяло космическим холодом и чужой какой — то неизвестностью или даже непредсказуемостью. Женщины его побаивались, в нём сквозила так называемая асексуальность, которую трудно описать, но которая всегда чувствуется. Ловить его в свои сети, богатого и успешного, желающих было немного, а те, которые набирались решимости и пытались поздним вечером проскользнуть в его блестящий мерседес, от второй попытки определённо отказывались. У Орлова имелась жена, Виктория, и двое детей-подростков. Дети учились за границей, и их никто не видел, а Викторию крайне редко можно было заметить с Орловым в каком-нибудь дорогущем ресторане или на приёме у чиновников самого высокого ранга.

Орлов сидел хмурый и сосредоточенный.

— Кашина уволить! — медленно и довольно тихо произнёс Орлов, — отдел Восток превратился в сборище инвалидов. У меня в компании болеть можно три дня.

Если левой рукой Орлов держал мобильный телефон, то правой быстро набирал что-то на другом гаджете.

— К должности подготовить Дементьеву. Срок двое суток. Пароли, программы и сопровождение — в IT отделе. Распоряжение послал минуту назад.

Сказав это, Орлов отключился и откинулся на спинку покрытого мягкой светлой кожей сидения, сначала посмотрел на мелькающие за окном деревья, а потом закрыл глаза.

Свой офис и, соответственно, личный кабинет он держал в центре города, выкупив в своё время последний этаж одного из бизнес центров. На дизайн, оборудование и мебель Орлов в этом офисе не скупился — все, побывавшие там, уходили поражёнными и даже восхищёнными талантом его интерьер-дизайнера. Что и говорить, Орлов любил брать от жизни лучшее, хоть и делал это не всегда. Случалось, и он разворачивался на сто восемьдесят градусов, послав маячившую вершину куда подальше. Что касается его собственной обители, кабинета и прочее, то тут он, конечно, ориентировался на лучшее: махагон, сталь, стекло, хрусталь, фиолетовая замша, голландские ковры ручной работы и, конечно, современная живопись с лучших мировых аукционов.

Сразу напротив двери в общей приёмной офиса красовалось позолоченное изображение летящего орла, в клюве которого висела перевязанная верёвкой коробка, а над орлом была надпись: «ORLOFF LOGISTICS Ltd.», и по-русски: «ООО ОРЛОВ — ЛОГИСТИЧЕСКАЯ КОМПАНИЯ». Войдя в общую приёмную, орлов быстро прошёл мимо вскочивших трёх секретарш, тараторивших приветствие, и последовал вглубь помещения к своему кабинету и своей приёмной, где вот уже семнадцать лет командовала Марина, строгая, элегантная сорокапятилетняя, отдалённо напоминающая Одри Хепберн. Рядом со столом, где она сидела, у стены, на красивой тумбочке ультра современного дизайна стояла большая пузатая хрустальная ваза, полная крупных ярко-жёлтых тюльпанов.

Орлов быстро подошёл к Марине и вынул из кармана плаща маленький бумажный пакетик на шёлковых ручках-верёвочках.

— С Днём рождения! — сказал сухо Орлов и протянул Марине пакетик.

— Я Цветы

— Работаем, — перебил Марину Орлов.

— Севостьянов будет через десять минут, — тут же вошла в рабочий график Марина.

— Голубчик — по лицу Орлова пробежала лёгкая улыбка.

— Билетёрша из Малого говорит, что, вероятно, это последний спектакль, где играет Булавина. Вот билет, — Марина положила перед Орловым продолговатый конверт. Орлов сунул конверт в карман плаща и на мгновение как бы застыл, потом быстро пошёл к двери своего кабинета, резко открыл её, шагнул внутрь и хлопнул замком.

Марина посмотрела на его реакцию и тоже задумалась. Сорок пятый день рождения настроения не поднимал. Она достала из пакетика, который преподнёс Орлов, маленькую ювелирную коробочку, повертела её в руках и медленно открыла. Внутри лежала перламутровая бабочка, тельце которой было выложено мелкими бриллиантами. В приёмную зашёл Севостьянов. Марина вздрогнула, увидев Севостьянова с букетом цветов.

— День рождения не только щёлкает по носу, но и дарит приятные мгновения, приятные мгновения, — улыбался Севостьянов, застукав её перед подарком. Полноватый, коротко подстриженный шатен с зелёно-жёлтыми глазами и доброй улыбкой.

— Розы? — чуть слышно спросила Марина, поднимая на него глаза.

— Красные розы, — подтвердил Севостьянов, подходя к Марине и целуя её в щёку, — вам подходят только розы только розы, — у него была привычка повторять последнюю фразу. Он не заикался и произносил слова достаточно чётко, но вот любил повторить.

— Спасибо, Игорь. Шеф ждёт, — немного смущаясь ответила Марина, быстро засовывая коробочку с бабочкой в ящик стола.

— Пошёл, — сказал сам себе Севостьянов и шагнул в сторону двери.

Марина уставилась на монитор стеклянными глазами. Работать не хотелось. Она проверила свою почту, но поздравлений никаких не было. Друзья, не говоря уже о знакомых, медленно, но верно растворялись в череде лет. Оставались, правда, виртуальные друзья вместе с виртуальными подарками и виртуальными вечеринками. Реальным был только Орлов. Марина опять достала коробочку с бабочкой, открыла её и тут же закрыла. В глазах стояли слёзы.

Необъятный стеклянный кабинет Орлова никого не оставлял равнодушным. Это было настоящее орлиное гнездо, свитое на вершине скалы из бетона и стекла. Из окон-стен можно было часами смотреть на город, что Орлов и делал практически каждый день в часы раздумий. Сейчас он сидел за огромным пустым письменным столом, сделанным из точно такого же махагона, как пол и отделка стен. Стол виртуозно спускался полу спиралью с рабочей поверхности до самого низа, напоминая гигантскую морскую раковину. Хозяйское кресло было обтянуто мягкой фиолетовой замшей двух оттенков. За спиной висела картина: на белом фоне в центре полотна светилась зеленоватая сфера. Напротив стола-раковины стояло два строгих классических стула, на одном из которых примостился Севостьянов.

— Сбой в голосовой системе — это более, чем серьёзно. Скорость аналитики низкая, особенно по непрогнозируемым пикам. Есть жалобы от распределительных центров, — выдал Орлов.

Севостьянов никогда не возражал и не спорил. Молча наматывал на ус претензии, и на следующий день поражал результатом. За это Орлов его держал и сделал самым главным в IT- отделе, что, по сути, считалось вторым местом после шефа. Севостьянов был компьютерным гением. Орлов платил ему миллионы, потому что он их действительно заслуживал. Сейчас Орлову никакая внешняя реакция на его слова была не нужна — он сказал, Севостьянов услышал.

— Геннадий Викторович, я закончил новую систему. Она лучше японской процентов на двадцать процентов на двадцать.

— Я весь внимание.

— Мы сможем сразу перейти на использование искусственного интеллекта. Это позволит полностью руководить персоналом складов и даже менеджерами. ИИ сможет не только работать в реальном времени, но и находить новые пути решения увеличения скорости работы. У нас всё готово.

— Не прошло и трёх месяцев, — Орлов включил свой ноутбук, — не очень-то вы прыткие в вашем хвалёном отделе, как я посмотрю.

— Люди почти не нужны с их социальными пакетами, — продолжал Севостьянов, — эффективность 50 % плюс, дальше больше. Любая человеческая инициатива должна будет проходить проверку ИИ на эффективность. Причём, всё решается очень быстро очень быстро.

Орлов встал из-за стола и подошёл к панорамному окну. Севостьянов знал, что за этой стойкой шефа обычно следует решение. Орлов привычно положил руки за спину, ноги поставил на ширину плеч и начал едва заметно покачиваться.

— Подготовьте смету и приступайте! — спокойно произнёс Орлов, но Севостьянов и без этого уже понял, что шеф доволен.

Орлов продолжал стоять. Он явно приглядывался, как будто там вдалеке, за кольцом увидел что-то. Потом быстро повернулся на каблуках и почти одним прыжком оказался у стола. Нажал какую-то невидимую кнопку и прокричал: «Марина! Машину, срочно!»

Севостьянов, который ещё сидел на стуле и ждал команды «Вольно, можно идти», вздрогнул и моргнул одновременно.

— Вы давно свободны, Севостьянов! Идите же, работайте! — рявкнул Орлов с напускной строгостью.

— Пошёл, — ответил как всегда Севостьянов и тут же встал со стула.

4. Князь Звездич

В гостиной красовался старинный дубовый стол с резными, соединяющимися в центре ножками-звериными лапами. Эдвард сразу заметил, что такие ножки делал мастер средней руки. На дальней половине стола громоздились собранные вместе хрустальные вазы, одна другой красивее, в которых преломлялись солнечные лучи, и комната мгновенно напомнила сцену. В одной из ваз живописно желтел огромный свежий букет садовых ромашек. Булавина всегда ассоциировалась с цветами. Вот уж у кого в жизни был «миллион роз». Эдвард не помнил ни одного выступления, где бы ей не преподносили цветы. Вторую половину стола накрыли коричневой скатертью и сервировали лёгкий обед: пара полных салатниц с салатами, блюдо с холодной птицей, вазочка с красной икрой, ещё какие-то тарелочки. Марго наигрывала за роялем что-то из Битлов, сначала «Hey, Jude!», потом «Yesterday». Спокойная, домашняя, приветливая, прекрасная. Эдвард сам не заметил, как стал подпевать, а потом и петь вместе с ней. Кто из их поколения не знал этих двух песен? Он, кстати, пел неплохо, проникновенно.

— Сколько тебе надо времени для бани? — спросила Булавина резко перестав играть.

— Смотря какой проект ты утвердишь

— Сам решай.

— Ну, тогда месяца три.

Сели за стол. Он всё никак не мог поверить, что сидит у неё в доме, за её столом, ест из

её тарелок её еду. Всю жизнь она вращалась по загадочной орбите, как далёкая планета Нибиру — недосягаемая и опасная, затягивающая и повелевающая.

— Думаешь, наверное, если бы не баня, никогда бы не сидел со мной вот так за столом, — посмотрела она в глаза Эдварду.

— Ну да, — кивнул тот, — только сейчас это уже не имеет никакого значения.

— А что имеет?

— Вовка Александров вот умер. Сказал, что только перед смертью понял, что в жизни

самое главное.

— И что же? — с интересом спросила Марго.

— Я не знаю. Это он понял для себя.

Она встала из-за стола, сходила на кухню и вернулась с бутылкой водки и двумя

серебряными стопками. Выпили.

— Жалко, что Вовка тебе этого не сказал. А сам ты не знаешь?

— Я думаю, ощущения. Откуда они берутся, что их породило, сколько тебе лет, бедный

ты или богатый, знаменитый или нет, не важно. Главное — ощущения. Я молодой не умел радоваться. Боялся кого-то оскорбить своим счастьем, а меня никто не жалел по большому счету.

— Мой муж мне изменял. А больше я никого не любила. Я работала. Только работа вся

вышла.

Марго посмотрела на мгновение стеклянными глазами на букет ромашек и опять вернулась в реальность.

Через месяц Марго и Эдвард стали друзьями. Гуляли по полям и лесам, ездили в

монастыри и церквушки, ходили пешком на ферму за едой. В Москву в свободное время даже не хотелось. Ещё через месяц Эдвард переехал к ней на правах друга и компаньона. Над тем, что с ним происходило, старался не задумываться. Ему казалось только, что он идёт над пропастью по горной дорожке, вырубленной в скале, и вниз смотреть ему нельзя — опасно для жизни. А что там впереди, тоже не знал. Просто шёл, как сейчас по лесной тропинке. Пьянящий запах леса ещё больше усиливал поселившийся трепет давно забытых ощущений простой человеческой радости.

— Было бы нам лет по сорок, открыли бы себе небольшой театр, снимали бы спектакли

и выкладывали в интернет. Больше пятнадцати человек на всё про всё и не надо, скажи? — спросила неугомонная Марго, когда они шли вдоль речушки посреди леса.

— Ты опять сама хочешь играть? — Эдвард с ней ничему не удивлялся.

— Ну а ты, неужели не хочешь? Ты же актёр, Петухов! Неужели ни разу не хотелось

превратиться в Чацкого?

— В Чацкого нет, — буркнул Эдвард.

— Я хочу сыграть лучшее из ХХ-го века. То, что мне никто никогда не предлагал, то, что я прочитала за последние годы, то, что у нас никто не ставил.

— Не знаю даже — протянул Эдвард.

— Пристраивайся, — улыбнулась Марго.

— К чужой мечте?

— Такая уж ли она чужая, если подумать

— Мечтать не вредно, — соригинальничал Эдвард, — Слушай, я всё хотел спросить…, — он сделала паузу, подошёл к дереву и сорвал веточку, — как ты узнала, что я делаю бани?

— Я-то думала А вшивый всё про баню, — засмеялась Марго.

— Ну так кто тебе про меня сказал? — не унимался Эдвард.

— Хочешь, я сделаю из тебя знаменитого на всю страну актёра? — вдруг спросила Марго, — тебе не будет равных. Посмотри на себя, ты и сейчас красавец, а молодой ты был хоть куда. Ты вообще слышал, как поешь? Послушай, если что.

— Я родился в сорок четвёртом. Я детдомовец. Я не знаю, кто были мои родители. Но

всю жизнь я работаю в лучшем театре. У каждого своя планка и свои представления, — с укором произнёс Эдвард, — я отдал свою первую роль Сухотину в шестьдесят девятом. Он бы умер без неё.

— Князя Звездича? Сухотину? Ты свою жену, Петухов, никому взаймы не давал? –

вспылила Марго.

— Прекрати! Не заговаривайся!

— Да, у нас оказывается сильный характер имеется — отдать роль человеку, который