Помоги проекту - поделись книгой:
Расставание почти такое же страстное, как у Генри с отцом, который, обнимая сына, говорит:
— Да будет с тобой бог, мой благородный мальчик!
Мгновение спустя смелый юноша снова в седле, он спускается, пока под его ногами не оказывается равнина. Ступив на нее, он посылает обговоренный сигнал и отвязывает седло и узду от веревки, оставив ее висеть.
Взвалив на плечо упряжь и другое имущество, он осматривается, чтобы сориентироваться, и идет по равнине в поисках Крестоносца.
Но в этот момент не он один ищет коня. Из лагеря индейцев выезжает группа отборных всадников во главе с самим вождем. Потому что главарь койотерос хочет завладеть ставшим знаменитым конем не меньше своего предшественника.
— Десять моих лучших мустангов и столько же мулов я отдам за черную лошадь бледнолицего. Тот, кто ее поймает, получит награду.
Не один раз говорит это Эль Сопилоте, возбуждая рвение и алчность воинов. Они снова и снова пытались поймать Крестоносца и уже суеверно начали считать его призраком.
Но до сих пор они не пытались захватить его ночью; и теперь, зная, где он обычно пасется по ночам, решили поискать его.
Но они не торопятся; напротив, движутся неторопливо и в соответствии с заранее принятым планом, как будто выслеживают добычу. Вначале хотят окружить коня на большом расстоянии, а потом сжимать кольцо, чтобы его не выпустить.
Осуществляя этот план, они, добравшись до западной стороны озера, делятся на две группы; одна движется вдоль основания горы, время от времени оставляя отдельных всадников; другая направляется через ллано по кругу, делая то же самое.
Сейчас слишком темно, чтобы видеть на большом расстоянии, поэтому кольцо широкое, оно должно охватить все пастбище, на котором пасется желанный конь
Движения совершаются бесшумно, всадники идут медленно, чтобы удары копыт их лошадей не встревожили ту, которую они окружают; и когда головы разделившихся групп снова соединяются, вдоль линии проносится крик койота — сигнал, что окружение завершено.
Глава XXIV
Снова на Крестоносце
Генри Трессилиан не успел отойти от утеса на сто ярдов, когда группа индейцев, повернувшая на север, проходит мимо места его спуска. К счастью, проходит недостаточно близко, чтобы увидеть все еще висящую веревку, но достаточно далеко от него. Темнота делает невозможным увидеть что-нибудь на расстоянии.
Он тоже их не видит и не подозревает об их близости; не останавливаясь, продолжает идти к тому месту, где надеется увидеть своего коня.
Идет он не вслепую. В последний час сумерек он видел Крестоносца примерно в миле на запад; и, хотя ночь темная, видно несколько звезд, в том числе Полярную. Оставляя ее за правым плечом, он не может ошибиться в выборе направления и поэтому идет уверенно.
Он знает, что, если конь здесь, искать его не нужно. Он надеется, что Крестоносец здесь Специальный призыв и свисток приведут его, как только он их услышит. Много раз, охотясь в холмах вокруг Ариспе, хозяин подзывал его так.
Он проходит больше полумили и думает, не пора ли позвать коня: это положило бы конец неуверенности. Сейчас он достаточно близко, чтобы конь его услышал, и поймет, остался ли Крестоносец здесь или ушел на другую часть ллано. В последнем случае все его труды напрасны, и ему придется возвращаться к утесу, чтобы его подняли.
Но одна мысль заставляет его молчать. Активность индейцев, большей частью по ночам, была среди шахтеров предметом любопытства и догадок. Что если одна такая из группа здесь и в пределах слышимости? Он знает, что, если позовет Крестоносца, тот заржет в ответ, и это может все погубить. Поэтому, сдерживая нетерпение, он продолжает двигаться, неслышный, как призрак, глядя по сторонам и пытаясь проникнуть в темноту.
Но вот он слышит топот, видит лошадь и узнает Крестоносца. И очень удивляется, потому что конь не стоит спокойно и не пасется, он осторожно идет, время от времени негромко фыркая, словно чует опасность. Его хозяин знает, что он не может быть причиной такого неожиданного поведения. Ветер дует от него, и конь не мог его учуять. Что же так его возбудило?
Волки? Койоты? Возможно: и как доказательство, он тут же слышит вой этих шакалов, исходящий как будто отовсюду.
Доносящийся со всех сторон хор кажется странным, тем более что звучит совсем недолго, а потом снова наступает тишина. Но Генри Тресиллиан не думает об этом странном явлении. Он боится, что Крестоносец может испугаться этого воя и убежать, и поэтому, не откладывая, дает сигнал, на который конь должен отозваться. Действительно, в ответ слышится ржание, и двадцать секунд спустя конь стоит перед молодым хозяином, его бархатная морда прижимается к щеке юноши. С одной стороны ласковые слова, с другой негромкое радостное фырканье, как будто животное пытается выразить свою радость от встречи с хозяином.
Крестоносец открывает пасть, принимая удила, и как будто даже приседает, чтобы ему на спину легче было положить седло. Упряжь надевается быстро; но когда Генри Трессилиан наклоняется, чтобы затянуть подпругу и застегнуть пряжку, он слышит звук, который заставляет его выпрямиться и схватить узду: со всех сторон слышен стук копыт; очевидно, лошади с людьми на спинах. Индейцы! Это могут быть только они!
Быстро, как мысль, он садится в седло и готов пустить коня вскачь.
Но в каком направлении? Направление на Ариспе он знает. Но открыто ли оно? Он этого не знает. Он вообще не знает, есть ли для него открытое направление. Потому что слышит топот копыт со всех сторон и, не успев прийти в себя, видит и самих лошадей. Стало чуть светлей, потому что вот-вот выйдет луна, и ржание Крестоносца привлекло к этому месту индейцев.
Генри Трессилиан понимает, что, если останется на месте, скоро будет окружен, и никакого шанса вырваться у него не будет. Он уже видит сжимающееся кольцо.
Но индейцы еще в пятидесяти ярдах; неожиданно, с удивленными возгласами они останавливаются, потому что увидели его. В их сердцах суеверный страх. Они считали, что окружат коня, но на его спине человек: это соответствует суеверию тех, кто не раз преследовал Крестоносца.
Молодой англичанин видит это странное поведение, но не понимает его причины. Однако он знает, что долго стоять они не будут; в лучшем освещении он видит разрыв в их линии, поворачивает к нему коня, произносит приказ, касается коленом и скачет вперед, намереваясь воспользоваться возможностью.
Через десять шагов он оказывается между двумя всадниками койотеро, но тут чувствует, что узда вырывается у него из руки, он слетает с седла, падает и с силой ударяется о землю!
К счастью, он не ошеломлен и не теряет сознание; он знает, что произошло — его поймали, это лассо. Правая рука его свободна, он мгновенно вскакивает достает нож, перерезает веревку и освобождается.
Это было бы бесцельно, если бы у него была другая лошадь. Но умное животное, как будто понимая, что произошло, не убегает, а остается рядом, и еще через мгновение хозяин снова у него на спине.
Прямо перед ним просвет, и храбрый юноша снова скачет вперед; ему способствует охватившее индейцев смятение. В тусклом свете они не отличают необычную лошадь от своих, и их удивление усиливается от суеверного страха; это держит их на месте. Они лишь перекрикиваются, задают друг другу вопросы, но не пытаются преследовать.
Генри Трессилиан уже считает себя в безопасности, когда один индеец, державшийся за остальными, выходит вперед и галопом, как и он, мчится к нему. Прежде чем Генри успевает повернуть, животные с силой сталкиваются, лошадь индейца встает на дыбы и сбрасывает всадника. У того в руке ружье; видя бледнолицего, он поднимает ружье к плечу и прицеливается. Но не успевает нажать на курок: англичанин тоже успел достать пистолет и стреляет первым. Дикарь, издав болезненный крик, делает, пошатываясь, один-два шага и падает на траву.
Больше перед ним никого нет; хозяин отдает коню приказ, и они уносятся с такой скоростью, словно участвуют в гонках.
Глава XXV
Снова наверху
Проходит какое-то время, прежде чем индейцы приходят в себя. Они все еще не знают: призрак ли черный конь или он из плоти и крови.
Только после того как они собираются и совещаются друг с другом, эта загадка разгадывается. Самые умные из индейцев приходят к выводу, что один из бледнолицых каким-то образом спустился с вершины, поймал коня и сел на него. У них есть явное доказательство, что по крайней мере всадник — плотское существо: их товарищ, лежащий на земле с пулей в теле.
Это зрелище возрождает их гнев, и от мстительных криков дрожит небо. Но ненадолго. Наступает тишина, и в ночи слышны звуки скачущей лошади: это уходит беглец, побуждая индейцев начать преследование.
Они галопом скачут вслед, но не все, примерно половина поворачивает лошадей к утесу. Если белые люди сумели спустить вниз одного, должны быть какие-то следы этого, и индейцы намерены их отыскать.
Невозможно описать чувства оставшихся наверху, особенно тех, кто стоит на карнизах, ожидая результата. Они не могут дать сигнал поднимать их, пока не узнают, погиб ли их посыльный или ушел, и с того момента, как он отошел от утеса, они не знают, каков результат. Напряженное ожидание с самого начала: они не видели проезжающих внизу индейцев, но слышали удары копыта о камень или о твердую землю. Они не знают, что это означает, но понимают — что-то неблагоприятное, враждебное. Лошади внизу не могут быть без людей на спинах, а это враги.
Напряженно прислушиваясь, они слышат какие-то непрерывные крики и вой койотов по всей равнине. Это тоже их удивляет, но они не успевают об этом подумать; более понятные звуки достигают их слуха; ржание лошади. Большинство знакомо с своеобразным ржанием Крестоносца и узнают его.
Теперь слушают еще внимательней. Но недолго, потому что новые звуки до предела усиливают опасения: голоса множества людей, судя по акценту, индейцев.
Роберт Трессилиан, который вместе с гамбусино все еще стоит на самом нижнем карнизе, чувствует, как сжимается сердце, и восклицает:
— Мой бедный мальчик! Он погиб, погиб!
— Подожди, сеньор, — отвечает Висенте, с усилием стараясь сохранить спокойствие. — Мы этого еще не знаем. Еще не все потеряно. Ваш храбрый сын может воспользоваться этим смятением. Oiga! (
Его вопрос связан с новым взрывом криков на равнине, потом мгновенная тишина и гул от столкновения двух массивных тел, потом выстрел и сразу на ним крик — стон.
— Пистолет! — восклицает гамбусино. — Тот, что взял с собой сеньор Энрике. Я уверен, что это стрелял он.
Отец слишком встревожен, чтобы ответить, но прислушивается с громко бьющимся сердцем.
Слышен стук копыт идущей галопом лошади, и это его подбадривает: может, его сын спасся.
Снова громкий смешанный шум, со множеством восклицаний, мстительно звучат голоса; потом топот других лошадей: по-видимому, началось преследование.
Что теперь делать: подтянуть веревку и самим подниматься? Как будто больше нет причин оставаться; посыльный либо в безопасности, либо схвачен; так или иначе назад он не поднимется. Так что они могут возвращаться на утес.
К тому же пора подумать и о собственной безопасности. Полоска света на горизонте предвещает восход луны. Ее лучи уже отражаются на равнине, разгоняя темноту, делая видимыми предметы, и теперь они видят внизу на ллано темную массу всадников, направляющихся к месе.
— Нам пора подниматься, дон Роберто, — говорит гамбусино, — они направляются сюда. И, если увидят висящую веревку, увидят и нас, и тогда мы погибли. У них с собой ружья, а мы будем совсем недалеко от них, не дальше тридцати ярдов. Por Dios! Если они увидят нас, мы погибли!
Дон Роберто не возражает. Ушел ли его сын или захвачен, в обоих случаях он не может вернуться к ним. Как и спутник, он понимает близость опасности и соглашается подниматься.
Они молча подтягивают веревку и, как только она оказывается в их руках, передают наверх сигнал поднимать их. Сначала один обвязывается веревкой, и его быстро поднимают; потом веревку опускают, и, поднятый невидимыми рукам, устремляется вверх второй.
Теперь на следующем карнизе четыре человека; точно таким же образом они один за другим поднимаются, наклон карнизов помогает в подъеме. Все проделывается бесшумно, осторожно: теперь дикари видны внизу у основания утеса.
Без помех добрались до последнего карниза и считают уже что опасность миновала.
Увы, это не так! Тишина нарушается камнем, сдвинутым с места и покатившимся вниз. В это же мгновение над горизонтом показывается предательская луна, делая их видными индейцам.
Следует хор диких криков и выстрелы — целый залп; пули ударяются в камни и отбивают от них осколки; сверху тоже начинают стрелять в темную массу, разгоняя ее.
Последнего человека поднимают на вершину, но те, кто его вытягивали, видят, что в петле не живой человек, а труп, изрешеченный пулями.
Глава XXVI
Ушел — теперь опасности нет
Убедившись, что индейцы его не преследуют, Генри Трессилиан начинает надеяться: если ничего не произойдет, Крестоносец его унесет. Он начинает думать о том, в каком направлении нужно двигаться. Но сначала нужно определить, в каком направлении он двигался до сих пор, потому что он поскакал в первый представившийся разрыв в линии всадников.
Первые лучи восходящей луны дают ему возможность увидеть, где он находится — к счастью, он на верном пути. Дорога к Ариспе идет на юго-восток, при этом нужно сверху или снизу обойти озеро. Дорога сверху прямая, снизу — в обход; но в первом случае нужно будет миновать лагерь индейцев, которые могут его заметить. Однако корраль из фургонов в двухстах или трехстах ярдах, и это дает ему возможность пройти незаметно; безгранично веря в своего коня, он решает рискнуть.
Это ошибка: он не принял во внимание, что в лагере услышали шум и звук выстрела его пистолета; все оставшиеся в лагере краснокожие должны были это слышать. Так оно и было. Поэтому, когда он уже наполовину объехал верхний конец озера, то увидел, что равнина перед ним покрыта темными фигурами — это всадники — и услышал, как они перекликаются друг с другом. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что тут ему не проехать. Как ни быстр его конь, пули быстрей.
Он резко останавливается и разворачивает коня на запад, чтобы попытаться сделать то, что должен был делать с самого начала — обходить озеро снизу.
Теперь объезд гораздо больше: он уже проделал большой путь в обратном направлении; теперь его приходится повторить в обратном направлении; но выхода нет, и, сожалея о своей ошибке, он как можно быстрей едет обратно. И вскоре начинает особенно сожалеть о своей ошибке. С этой стороны он тоже прямо перед собой видит всадников — тех, от которых ушел раньше. Они рассыпались по всей равнине, очевидно, ищут его. Все видят его и пытаются перехватить. Ему не пройти ни в какую сторону, и торжествующие крики койоторос говорят, что они уверены в том, что схватят его. И он сам едва не начинает в это верить: куда бы ни пошел, придется пройти через град пуль.
Снова он останавливается и в нерешительности сидит в седле. Риск кажется равным, но рискнуть все равно придется: выхода нет.
Ха! Он есть! Генри кое-что вспомнил. Он вспомнил, как животные из лагеря вброд переходили озеро. Почему это не может сделать Крестоносец?
Быстро приняв решение, он поворачивает коня к воде, и спустя секунду-две Крестоносец погружается в воду по самую подпругу; идет он легко, словно вода не выше щеток над его копытами.
Снова с обеих сторон слышны крики индейцев, полные удивления и разочарования; возвращается их вера в сверхъестественного коня.
Но вскоре они тоже вспоминают, что озеро мелкое, и не видят ничего необычного в том, что беглец пытается его пересечь. И, не теряя времени, пускают лошадей вскачь, чтобы перехватить его на восточном берегу.
И это им едва не удается. Посыльный, выйди из воды, видит, что с обеих сторон к нему скачут всадники. Но он не впадает в отчаяние. Прежде чем они подъезжают на расстояние выстрела, он уходит от них; Крестоносец, бодрый от прохладной воды, скачет с такой скоростью, что его не догнать.
Тем не менее его преследуют. Коварные дикари знают, что всегда возможны случайности и неудачи. Может произойти что-нибудь благоприятное для них, и, надеясь на это, они пускаются в погоню.
Луна взошла, на ллано все видно на расстоянии многих миль, а черный конь и бледнолицый всадник всего в двадцати лошадиных корпусах от них; и они скачут со всей быстротой, на какую способны их мустанги.
Но через короткое время обнаруживают, что двадцать корпусов удвоились, потом утроились, и наконец понимают, что дальше преследовать бесполезно.
С сердцами, полными гнева и раздражения, они сдаются. Есть у них и опасения. Эль Сопилоте не с ними: что он скажет, когда они вернутся с пустыми руками? Что сделает? Потому что сейчас дело уже не в том, чтобы поймать коня, дело гораздо более серьезное — вестник ускакал за помощью осажденным.
Угнетенные, расстроенные, они поворачивают лошадей и едут назад, к Научампатепетлю.
Если бы койотеро больше надеялись на случайности и неудачи и продолжали преследование, они могли бы догнать Генри Трессилиана. Едва они повернули лошадей, как у него случилась неудача, конечно, не сбившая с пути, но задержавшая почти на час. Он пытался добраться до дороги, идущей к северу от Ариспе, в том месте, где караван из-за отсутствия воды вынужден был повернуть к Серро Пертидо. Днем он поехал бы прямо туда: с вершины месы Педро Висенте показывал ему ориентиры и место, где вырезал на дереве свои инициалы. Но в спешке в свете только что взошедшей луны посыльный свернул с верного пути и обнаружил это, только когда конь неожиданно споткнулся и опустился на колени, выбросив его из седла.
Генри не ранен, но удивлен. Никогда раньше Крестоносец не спотыкался. Почему это произошло сейчас?
Причину он понял сразу: земля подалась, и конь по колено погрузился в нору какого-то животного.
В счастью, никто не сломал кости, никакого вреда ни лошади, ни всаднику. Снова сев в седло, посыльный продолжает путь. И вскоре вынужден снова остановится, хотя на этот раз с лошади не падает. Крестоносец только накренился, но удержался на ногах, едва не упав.
Молодой англичанин видит, в чем дело: он въехал в лабиринт, какие на равнинах Западной Америки называют «городом или деревней луговых собачек». В лунном свете он повсюду видит холмики жилищ этих сурков и самих сидящих на них животных, слышит их пронзительный, как у белки, лай, смешивающийся с криком маленькой совы, которая живет в том же подземном поселке.
Снова остановившись, он думает, как ему быть. Вернуться и объехать этот поселок или продолжать пересекать его, рискуя на этой предательской поверхности?
Прислушиваясь, он вскоре убеждается, что индейцы отказались от преследования и у него есть возможность действовать не поспешно и выбрать наилучший способ.
Объезд поселка может составлять мили, в то время как в ширину он, возможно, всего в несколько десятков ярдов. Эти поселки часто бывают продолговатые, вытянутые в длину из-за каких-нибудь особенностей почвы или растительности.
Заехав в середину поселка, он решает продолжать двигаться, но, к своему раздражению, обнаруживает, что поселок тянется гораздо дальше, чем он согласен терпеть; копыта Крестоносца постоянно проваливаются, и приходится слезть с седла и вести его.
Но вот он наконец выехал из поселка, и перед ним снова расстилается ровная ллано. Впереди он видит освещенный луной горный хребет, который тянется с севера на юг; он знает, что дорога на Ариспе проходит вдоль этого хребта.
— Теперь мы на верном пути, мой благородный Крестоносец, и можем не бояться преследования. И нужно ехать как можно быстрей. От этого зависит много жизней — от твоей скорости, мой храбрый друг. Поехали.
Крестоносец отвечает необычным ржанием, почти речью. Он стоит неподвижно, пока хозяин садится в седло, а потом галопом несется во весь опор.
Глава XXVII
Болезненное ожидание
Остаток ночи осажденные шахтеры проводят в тревоге. Если их новый посыльный не справился с поручением, еще одного послать не удастся. Никто не сможет спуститься с утеса или пройти по расселине, потому что они теперь будут охраняться еще тщательней, чем раньше.
Никто до утра не спит, прислушиваясь к каждому звуку снизу и пытаясь истолковать его. Они слышали крики вблизи лагеря индейцев, когда Генри Трессилиан пытался миновать его. Потом другие крики, словно в ответ, с западного берега озера.
Потом недолгая тишина и такой звук, будто лошадь погрузилась в воду. Вскоре снова крики, топот копыт, удаляющийся с каждым мгновением и наконец стихающий вдали.
Но теперь на вершине приходится прислушиваться к звукам, непосредственно их касающимся. Индейцы, оставшиеся позади, узнали о тех, кто ждал на карнизах, в результате пришлось торопливо подниматься с карниза на карниз, и кончилось это потерей одного человека.
Много времени спустя они видят то, что вызывает в мыслях конфликт между надеждой и страхом. С наблюдательного пункта у верха расселины, где все собрались, они в начале рассвета видят темную массу, которая превращается в группу всадников. Это возвращаются те, кто преследовал их посыльного. Но догнали ли они его, сказать невозможно: они движутся тесной группой, и он может быть среди них. И это остается неизвестным тем, кто наверху, когда всадники скрываются за выступом утеса.
День осажденных проходит в тревоге. Хотя несколько человек прошли в такое место, откуда виден лагерь индейцев, еще слишком темно, чтобы разглядеть, привели ли преследователи пленного. А когда наступает день, их посыльный может находиться там, где они его не видят: в шатре или под одним из фургонов.
Но постепенно надежды усиливаются, потому что не виден Крестоносец, а его спрятать невозможно. К тому же не ставят окровавленный столб, стрельбы в цель не будет, а она обязательно была бы, если бы вестник бледнолицых был схвачен. Напротив, у индейцев заметно какое-то беспокойство; оно продолжается весь день, словно сообщая, что посыльному удалось уйти.
Поделиться книгой: