Помоги проекту - поделись книгой:
В эпоху империализма все христианские церкви во главе со своей католической прародительницей оказали и оказывают немалые услуги правящей буржуазии как в борьбе с социалистическим рабочим движением, так и в организации и поддержке колониальных грабежей. Наконец, на наших глазах руководители всех направлений христианства, за очень немногими исключениями, выступали в качестве злейших врагов Великой Октябрьской социалистической революции и начатого ею всемирно-исторического дела — построения социализма.
Оформившись в древнем мире как идеология рабовладельцев, христианство, благодаря выработанным им искусным методам воздействия на народные низы, могло путем соответствующей эволюции легко приспособиться к обслуживанию интересов всех исторически складывавшихся эксплуататорских классов. Поскольку наиболее глубоким корнем всех существующих в настоящее время религий, — а христианство — самая организованная и влиятельная среди них — является социальная придавленность трудящихся масс, постольку окончательная ликвидация религиозных предрассудков совершится лишь вместе с окончательным крушением эксплуататорских общественных порядков. Как указывали еще Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии», «эксплуатация одной части общества другою является фактом, общим всем минувшим столетиям. Неудивительно поэтому, что общественное сознание всех веков, несмотря на все разнообразие и все различия, движется в определенных общих формах, в таких формах, — формах сознания, — которые вполне исчезнут лишь с окончательным исчезновением противоположности классов»[22]
Реакционная эксплуататорская сущность христианства на всех предшествовавших этапах его многовековой истории с исчерпывающей четкостью раскрывается в следующих словах К. Маркса: «Социальные принципы христианства оправдывали античное рабство, превозносили средневековое крепостничество и умеют также… защитить… угнетение пролетариата».
И в нашей стране христианство до Великой Октябрьской социалистической революции являлось орудием господствующих эксплуататорских классов, помогавшим им держать в покорности народные массы.
До X века у восточных славян, в частности на территории Киевской Руси, преобладали старинные языческие верования, представлявшие собой, как и везде, характерное для доклассового общества обожествление стихийных сил природы. Но с разложением древнего первобытно-общинного строя и с ростом связей между Русью и соседними феодальными государствами, в особенности с Византийской империей, и в нашей стране в свою очередь стали складываться феодальные отношения с присущими им классовыми противоречиями.
Возвышавшийся в тот период класс феодалов во главе с великим князем киевским не мог удовольствоваться древними языческими формами религии, которые не были приспособлены к новым общественным условиям. Поэтому после неудачной попытки централизовать различные местные языческие культы, придав им официальный государственный характер, киевский князь Владимир (978—1015 годы) под давлением окружавшей его военно-придворной верхушки, среди которой уже было немало христиан, торжественно признал христианство господствующей религией своей страны. Все языческие верования и их приверженцы начали подвергаться суровым преследованиям.
Чтобы ускорить процесс христианизации Руси, правители ее широко использовали опыт и содействие церковной организации Византийской империи. Главой русского духовенства стал киевский митрополит, непосредственно подчиненный константинопольскому патриарху. В отдельных церковных областях появились епископы и зависимое от них низшее духовенство. Таким образом, русская церковь получила такое же иерархическое устройство, как и церкви других христианских государств. Однако религия и церковные организации на Руси получили несколько иные формы, чем на римско-католическом Западе. Русская православная церковь была независима от власти римских пап и поэтому имела возможность совершать богослужение и вести письменность не на том языке, который был официально принят в Риме, т. е. латинском, а на понятном населению церковно-славянском языке. Отметим, что, наряду с другими причинами, этот факт способствовал развитию на Руси грамотности и раннему появлению выдающихся литературных произведений.
Христианство в России стало усердно помогать правящим классам — сперва феодалам, а затем и буржуазии — жестоко эксплуатировать трудящихся, безжалостно подавлять народные восстания и обманывать трудящихся вымыслами о загробной жизни.
Великая теория марксизма-ленинизма вынесла беспощадный приговор христианству, как идеологии господствующих классов, постоянно угнетающих трудящиеся массы. Явившись закономерным продуктом развития классовых противоречий, христианство органически враждебно бесклассовому коммунистическому строю, ибо оно охраняет эксплуататорские общественные порядки.
«Социальные принципы христианства, — писал К. Маркс, — проповедуют необходимость существования классов — господствующего и порабощаемого, — и для последнего у них находится лишь благочестивое пожелание, чтобы первый ему благодетельствовал».
Христианство оказывает неоценимую услугу эксплуататорам тем, что оно одурманивает сознание народных масс, внушая им вредную мысль о бесполезности попыток улучшить свою реальную земную жизнь, ибо эта жизнь имеет лишь кратковременный характер и за ней якобы следует вечная жизнь за гробом. Поэтому, по христианскому учению, отнюдь не следует заботиться о своем земном существовании, но необходимо смиренно переносить всякие потери и бедствия, дабы оказаться достойными загробного блаженства. «Социальные принципы христианства, — отмечает Маркс, — переносят на небо… вознаграждение за все перенесенные на земле мерзости и тем самым оправдывают продолжение этих мерзостей на земле.
Социальные принципы христианства провозглашают все гнусности угнетателей против угнетаемых либо справедливым наказанием за… грехи, либо испытанием, которое господь в своей премудрости ниспосылает… людям…».
Христианская религия не только убивает революционную активность людей, но и деморализует их в нравственном отношении. Готовность во всем полагаться на бога и отказываться от всякого рода личных интересов делает человека робким, приниженным, глубоко пассивным существом. Проповедь христианского смирения запрещает сопротивляться злу, учит любить врагов, подставлять левую щеку после того, как будет побита правая, и т. п. Все это выгодно насильникам и угнетателям, но отнимает у угнетенных последние следы человеческого достоинства. И, обращаясь к революционному пролетариату, К. Маркс с удовлетворением отмечает, что его мораль не имеет ничего общего с христианской: «Социальные принципы христианства превозносят трусость, презрение к самому себе, самоунижение, подчинение, смирение, словом — все качества черни, но для пролетариата, который не желает, чтобы с ним обращались, как с отребьем человечества, для пролетариата смелость, самосознание, чувство гордости и независимости — важнее хлеба.
На социальных принципах христианства лежит печать пронырливости и ханжества, пролетариат же — революционен».
Такую же глубокую критику христианской религии с позиций самого передового общественного класса — революционного пролетариата — дает и В. И. Ленин. Великий вождь нашей партии систематически вскрывал эксплуататорскую сущность христианства. В статье, написанной еще в 1902 году, «Политическая агитация и классовая точка зрения» В. И. Ленин твердо заявляет: «Вот в чем суть-то! Святыня православия тем дорога, что учит «безропотно» переносить горе! Какая же это выгодная, в самом деле, для господствующих классов святыня! Когда общество устроено так, что ничтожное меньшинство пользуется богатством и властью, а масса постоянно терпит «лишения» и несет «тяжелые обязанности», то вполне естественно сочувствие эксплуататоров к религии, учащей «безропотно» переносить земной ад ради небесного, будто бы, рая»[23]
Поэтому В. И. Ленин с замечательной принципиальностью отвергал всякие попытки примирения с религией «Приукрасив идею бога, — писал он А. М. Горькому по поводу так называемого «богостроительства», — Вы приукрасили цепи, коими они (эксплуататоры народа. —
По словам В. И. Ленина, любая религия воздействует на людей подобно отравлению алкоголем. «Религия есть опиум народа. Религия — род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь».
Последовательно борясь с религией, В. И. Ленин никогда не отделял этой борьбы от общего дела революционного освобождения человечества. Он подчеркивал, что только уничтожение социально-экономических основ эксплуатации человека человеком нанесет окончательный удар всем религиозным верованиям. «Почему держится религия в отсталых слоях городского пролетариата, в широких слоях полупролетариата, а также в массе крестьянства?» — ставит вопрос В. И. Ленин о наиболее глубоких корнях религии и дает на него подлинно материалистический, научный ответ: «В современных капиталистических странах это — корни, главным образом, социальные. Социальная придавленность трудящихся масс, кажущаяся полная беспомощность их перед слепыми силами капитализма… вот в чем самый глубокий современный корень религии». Но, совершенно правильно связывая конец всяких религиозных представлений с торжеством мирового коммунизма, В. И. Ленин никогда не отрицал постоянной необходимости просветительной атеистической пропаганды. В. И. Ленин подчеркивал, что «атеистическая пропаганда социал-демократии должна быть подчинена ее основной задаче: развитию классовой борьбы эксплуатируемых масс против эксплуататоров» .
В настоящее время все христианские церкви в капиталистических странах, за исключением немногих входящих в них лиц, всячески стремятся поддержать шатающиеся устои эксплуататорского общественного порядка. Но, несомненно, наиболее реакционную позицию среди христианских церквей занимает самая старая и самая влиятельная из них — католическая церковь.
Нынешние римские папы — преемники прежних владетельных государей Средней Италии — сохранили в своих руках верховную правительственную власть только в небольшом ватиканском округе на территории города Рима (размерами в 45 гектаров и с населением около тысячи человек); но щупальца Ватикана тянутся буквально во все уголки света. И теперь, как сотни лет тому назад, папы остаются упорнейшими врагами прогресса и культуры. Со времени возникновения Советской власти основной целью всей папской политики является ликвидация этого очага свободы и счастья народов ценой каких угодно средств. Костры инквизиции и кровавые расправы со всеми инакомыслящими давно уже приучили христианских первосвященников не считаться с христовыми заповедями любви и милосердия!
На наших глазах католические церковные организации помогли фашистским преступникам захватить власть в 1922 году в Италии и в 1933 году в Германии. В 1929–1930 годах папа Пий XI официально провозгласил «крестовый поход» против СССР. В 1936–1939 годах католики активно содействовали порабощению фашистами республиканской Испании. Во время второй мировой войны Ватикан открыто поддерживал гитлеровскую агрессию. После ниспровержения фашистских режимов в Италии и Германии недавно умерший глава
католической церкви папа Пий XII верно служил современной реакционной империалистической буржуазии. Папские агенты систематически участвовали во всех главных заговорах последнего времени против СССР и стран народной демократии: в Венгрии, Чехословакии, а также в западных областях УССР, где в 1949 году был убит смелый обличитель Ватикана, выдающийся украинский советский писатель Ярослав Галан.
Возрождая худшие традиции средневекового мракобесия, папа Пий XII издал в июле 1949 года декрет об отлучении от церкви не только всех коммунистов и сочувствующих им, но и всех тех, кто читает марксистскую литературу. В 1950 году он официально осудил новейшие достижения естественных наук и потребовал от ученых, чтобы они безоговорочно следовали указаниям библии. «Христианская вера обязывает нас, — писал папа в своем циркулярном послании, — веровать в непосредственное создание живых существ богом». Отвергая учение о закономерном развитии всего существующего, верховный глава католицизма тем самым открыто признал несовместимость религии с наукой и с прогрессивным историческим движением человечества.
Воинствующие защитники религиозной идеологии всячески стремятся опровергнуть марксизм, как высшее достижение научной мысли человечества. Еще в 1952 году в Нью-Йорке был издан большой сборник статей руководящих сотрудников богословской академии в Риме, специально направленных против «философии коммунизма». Марксистской материалистической диалектике римские богословы пытаются противопоставить религиозную веру в божественное провидение. Если марксизм на основе научного анализа законов общественного развития доказывает неизбежность смены классового, эксплуататорского строя бесклассовым, коммунистическим, то идейные руководители современной католической церкви провозглашают «святость частной собственности» и считают «богатство в руках христианина орудием любви». Всякий социальный протест со стороны эксплуатируемых объявляется новейшими апологетами христианской религии «грехом против бога». Авторы антикоммунистического сборника откровенно ссылаются на новозаветные «священные писания», и прежде всего на пресловутые сочинения апостола Павла, где говорится о необходимости существования классового общественного устройства на основе взаимной братской любви между эксплуататорами и эксплуатируемыми.
Как видим, служители христианской церкви продолжают и теперь в своей идеологической борьбе с коммунизмом пользоваться тем же самым орудием, каким пользовались в прошлом рабовладельцы для удержания в покорности своих рабов. Поэтому мы со своей стороны должны неустанно разоблачать реакционную и антинаучную сущность религии вообще и христианства в частности.
В Советском Союзе, где победа социализма ликвидировала эксплуатацию человека человеком, никакая религия, в том числе и христианская, не имеет более для себя питательной социальной почвы. Поэтому в нашей стране религиозные верования сохраняются лишь как пережиток прошлого в сознании некоторой части населения.
В нашем социалистическом обществе религиозные организации не имеют возможности ни непосредственно эксплуатировать трудящихся, ни защищать интересы эксплуататорских классов, поскольку таких классов у нас вообще не существует. Но всякая религия реакционна и задерживает общественный прогресс. Поэтому и в нашей стране все виды религиозной идеологии — от иерархически организованного православного христианства до любой, самой незначительной секты — в равной степени являются пережитками прошлого и мешают нашему движению к коммунизму.
Для успешного построения коммунистического общества мы должны быть свободны от всех остатков разрушенного нами капиталистического строя, и прежде всего от такого устойчивого и вредного пережитка его, как религия.
Строитель коммунизма должен активно стремиться к реальному счастью человечества, к разрушению всего мешающего этой цели, а религия внушает людям, что истинное счастье ждет их только за гробом и что всякая деятельность на земле не имеет никакого самостоятельного значения.
Строитель коммунизма должен с непримиримой ненавистью относиться ко всем пережиткам эксплуататорской морали, ко всем проявлениям бесчеловечия и равнодушия, а религия убеждает людей смиренно переносить зло и даже любить заведомых врагов.
Строитель коммунизма должен настойчиво, упорно учиться и овладевать знанием законов развития природы и общества, а религия требует, чтобы мы во всем видели божью волю и беспрекословно подчинялись ей. Последовательно религиозные люди находят неправильным даже лечение больных, которых бог якобы хочет призвать к себе. С точки зрения религии всякое стихийное бедствие представляет собой либо божье наказание за грехи, либо испытание, которое бог посылает людям, чтобы проверить их терпение.
Наконец, к тяжелому наследству религии относятся и грубейшие первобытные верования во всякого рода магические обряды, шарлатанские снадобья, в различные якобы чудодейственные святыни, в гадания, хорошие и плохие приметы и прочие нелепости, от которых, к сожалению, еще слишком часто страдает здоровье, психика и благополучие некоторых советских людей.
Борясь за повышение сознательности трудящихся масс и за постепенное освобождение их от религиозных предрассудков, мы должны, как постоянно учила и учит нас партия, избегать всякого оскорбления чувств верующих.
Всякая религия является реакционной, антинаучной идеологией, и поэтому ее существование мешает общественному прогрессу. Наша задача — помочь людям, еще находящимся под влиянием религиозных пережитков, скорее освободиться от всех темных пережитков прошлого и овладеть единственно научным, диалектико-материалистическим мировоззрением.
Наша партия и правительство, следуя великим заветам основоположников марксизма-ленинизма, зовут нас к самой активной борьбе против религиозных пережитков путем массовой атеистической пропаганды. Разоблачая антинаучный характер всякого рода религиозных учений, мы должны нести в массы наше научное, проверенное опытом всего человечества марксистско-ленинское мировоззрение.
II. Из истории православия, католицизма и протестантизма
В настоящее время существует много религий, называющих себя христианскими, причем каждая из них претендует на то, что только она одна является истинной христианской религией.
Из нынешних форм христианства старше других православие и католицизм. В XVI веке появилось несколько новых официально признанных христианских религий, получивших общее название протестантизма, потому что они сложились в борьбе с католицизмом как протест против него. Кроме того, от всех основных направлений в христианстве постоянно отделялись различные течения, или секты, которые в свою очередь считали себя единственными обладателями христианской религиозной истины.
Как само происхождение христианства, так и все его позднейшие видоизменения были обусловлены закономерным процессом развития объективной социально-экономической действительности. Подобно всякой идеологии, христианство во все эпохи своего существования оставалось отражением общественного бытия.
Христианство возникло в древности, в Римской империи, где оно стало официальной религиозной идеологией рабовладельческого общества. С переходом от рабовладельчества к феодализму образовались две социально однородные формы господствующей христианской религии— православие и католицизм, из которых первая отразила своеобразные черты развития феодального строя на территории бывших восточных областей Римской империи, а вторая — западных. В процессе разложения феодализма и зарождения капитализма в ряде стран Западной Европы утвердились различные протестантские формы христианства. Наконец, многочисленные секты, отпадавшие в разное время от всех основных христианских религий — от православия, католицизма и протестантизма, — также в той или иной степени отражали под своей религиозной оболочкой возникавшие во всяком классовом обществе внутренние противоречия.
Однако при всем многообразии современных нам направлений в христианстве каждое из них выполняет теперь, по существу, одну и ту же чрезвычайно вредную социальную роль. Эта роль заключается в отвлечении народных масс от активной сознательной деятельности, направленной на создание лучших условий реальной жизни, посредством распространения ложной, фантастической веры в существование вымышленного, якобы ожидающего людей после смерти загробного, потустороннего мира.
Все разновидности христианства, как и вообще все сохранившиеся до нашего времени религии, утверждают, что люди должны прежде всего заботиться не о своем земном благоустройстве, а о том, чтобы своим поведением на земле обеспечить себе вечное блаженство за гробом. С религиозной, и особенно с христианской, точки зрения единственно реальная, земная жизнь не имеет самостоятельного значения и дана богом людям исключительно лишь для подготовки к тому, что ждет их после смерти: кто благочестиво следует предписаниям религии, попадает на «том свете» в рай; кто заблуждается и грешит, будет мучиться в аду (или, как допускают католики, может быть, в чистилище).
И, как бы ни расходились между собой по отдельным вопросам различные направления в христианстве, все они согласны в том, что для достижения загробного блаженства люди должны быть смиренными и кроткими, покорно исполнять возложенные на них обязанности, повиноваться установленным властям и никому не мстить за обиды. Соблюдение подобных требований, разумеется, всегда было очень выгодно для всех господствующих классов, поэтому христианскую религию всячески поддерживали и рабовладельцы, и феодалы, и капиталисты. Когда бы и в какой бы форме христианство ни господствовало, оно постоянно осуждало революционно-освободительную борьбу и призывало угнетенных безропотно переносить свою участь.
В прошлом христианству удалось вытеснить все другие, более древние религии, существовавшие в Римской империи, потому что оно на практике доказало господствующему классу свою незаменимость в качестве духовного орудия обуздания недовольных народных масс. Действительно, никакая религия не имеет такого разработанного учения о загробном воздаянии за смирение и покорность, как христианство. «…Вот явилось христианство, — замечает Ф. Энгельс, — отнеслось по-серьезному к наградам и карам в потустороннем мире, создало небо и ад, и был найден выход, который вел страждущих и обремененных из нашей земной юдоли прямо в вечный рай. И в самом деле, только надеждой на награду в том мире возможно было… увлечь угнетенные народные массы».
Влияние христианства продолжает сказываться и в наши дни, причем не только в капиталистическом мире, но и среди известной части населения СССР и стран народной демократии. Конечно, в результате победы социализма и ликвидации эксплуататорских классов у нас подорваны социальные корни религии. Но в сознании некоторых людей еще сохраняются ее пережитки. Научное изучение истории религии может принести большую пользу для атеистической пропаганды, борьбы со всеми религиозными предрассудками и для распространения подлинно научного, диалектико-материалистического мировоззрения. В предлагаемом кратком очерке сделана попытка популярного сравнительно-исторического анализа трехосновных направлений в христианстве — православия, католицизма и протестантизма.
Христианство не образовалось сразу в готовом виде. Оно складывалось в продолжение нескольких столетий из различных религиозных течений. Первоначальное содержание христианства составляла стихийная вера порабощенных народных масс древней Римской империи в предстоящее пришествие божественного избавителя, который разрушит существующий эксплуататорский строй и установит на месте его блаженное царство божье для всех, кто раньше страдал. Эта вера широко распространилась среди низших слоев населения империи. Будущего избавителя чаще всего называли двумя именами: Иисус (по-еврейски Иошуа, что значит спаситель) и Христос (по-гречески помазанник). Таким образом, вначале христианство сводилось лишь к ожиданию чудесного прихода божественного спасителя — помазанника, Иисуса Христа.
Несбыточные надежды на сверхъестественную помощь свыше, которыми утешали себя народные низы Римской империи — рабы и бедняки, — были порождены, с одной стороны, их невыносимо тяжелым положением, а с другой — их разочарованием в своих собственных силах. Характерные для рабовладельческого способа производства разобщенность и неорганизованность трудящихся систематически приводили к постоянным неудачам их восстаний и к вытекающему отсюда чувству безвыходного отчаяния. Это неверие в себя закономерно обусловило возникновение страстной, нерассуждающей веры в фантастического небесного спасителя, призванного сурово отомстить за всех обиженных страдальцев. Поскольку такая вера питалась чувствами народного гнева и мщения, она носила субъективно-революционный характер, но поскольку верующие люди отвлекались от реальной борьбы в область беспочвенных религиозных мечтаний, она объективно имела самые реакционные результаты. Вместо того чтобы разрушать и бороться, верующие утешали себя пассивным, бесплодным ожиданием потустороннего вмешательства. Подобная пассивность, разумеется, могла принести практическую пользу только эксплуататорам.
Зародившись «как движение угнетенных… как религия рабов и вольноотпущенных, бедняков и бесправных, покоренных или рассеянных Римом народов» христианство фактически обрекло своих последователей на бездейственную покорность судьбе. Поэтому не удивительно, что по мере своего распространения новое вероисповедание стало все более привлекать к себе внимание идеологов господствующего класса. Обладая необходимыми материальными средствами и надлежащим философским образованием, представители рабовладельцев захватили в свои руки руководство христианскими общинами и создали соответствующую богословскую литературу, в которой провозгласили главными обязанностями христиан терпение, смиренную кротость и безропотное послушание властям.
Поскольку верующие в скорый приход Иисуса Христа оказались обманутыми в своих ожиданиях, руководители христиан объявили, что Христос однажды уже приходил к людям и оставил им свое учение, но что он придет еще раз и тогда по заслугам наградит всех, кто следовал его учению, и строго накажет ослушников. Так возник миф о якобы существовавшей когда-то личности — божественном человеке Иисусе Христе, сыне Марии, жены плотника Иосифа из Назарета. Этой сказочной личности было приписано учение, которое призывало рабов и вообще всех, кто находится в угнетении, смиренно и кротко переносить свою тяжелую участь в ожидании неизвестно когда предстоящего «второго пришествия Христова». Что же касается его вымышленного «первого пришествия», то это никогда не происходившее в действительности событие было приурочено ко времени установления в Римском государстве императорской власти. Таким образом, христианство как бы давало последней божественное благословение и вместе с тем заявляло о своей полной политической благонадежности.
После того как христианская религия в достаточной степени оформилась в качестве религии покорности, терпения и преданности существующему режиму, императорское правительство в конце концов, разумеется, нашло нужным официально признать ее, а затем даже сделать единственным законным вероисповеданием. При императоре Константине I (306–337) христианство заключило неразрывный союз с эксплуататорской государственной властью.
Римские императоры не только узаконили христианскую религию, но и всячески содействовали укреплению ее общественной организации — так называемой «церкви». Слово церковь, происходящее от греческого кирьякон (божье достояние), получило двойное значение. Оно обозначало, с одной стороны, совокупность всех верующих христиан, в таком случае обычно говорили великая, или вселенская (по-гречески католическая), церковь. С другой стороны, тем же словом называли также каждую общину, составлявшую первичную ячейку христианского религиозного здания. Церковь располагала специальным штатом служителей культа — духовенством (по-гречески клиром). В общинах были старейшины (по-гречески пресвитеры) и их помощники — диаконы. В качестве руководителей богослужения и исполнителей христианских церковных обрядов («священных таинств») пресвитеры обычно назывались священниками (по-гречески иереями— жрецами). Все общины, находившиеся на территории какого-либо городского (муниципального) округа империи, составляли также соответствующий церковный округ, во главе которого стоял епископ (по-гречески надзиратель, или надсмотрщик). Епископы управляли духовенством подвластных им церковных округов, но сами в свою очередь подчинялись главным епископам провинций — митрополитам (от греческого слова метрополис — главный город, метрополия). Священники в приходах, как назывались первичные общины верующих, епископы в церковно-городских округах и митрополиты в провинциях образовывали основные ступени постепенно складывавшейся христианской духовной лестницы (по-гречески иерархии).
Наряду с духовенством, непосредственно общавшимся с верующими массами, с конца III века стало широко распространяться сперва на Востоке, а затем также и на Западе так называемое «монашество» (от греческого слова монос — один). Монахами становились те люди, которые порывали связи с обществом и уходили в необитаемые, пустынные места, где вели уединенную жизнь, посвященную молитве и всякого рода религиозно-аскетическим упражнениям. Первоначально христианское монашество представляло собой своеобразную форму социального протеста разоренных, обнищавших элементов населения Римской империи. Но руководителям церкви вскоре удалось овладеть этим движением и поставить его себе на службу. Монахи получили специальную организацию, были объединены по общежитиям — монастырям — и подчинены строго разработанным уставам. Религиозный фанатизм монашества сделался чрезвычайно опасным разрушительным орудием в руках церковных властей. Так, уже в 391 году изуверами-монахами по инициативе главы христианской церкви в Александрии Феофила был разрушен языческий храм Серапеум с его знаменитой, величайшей в мире рукописной библиотекой. В 415 году по указаниям другого александрийского первосвятителя Кирилла монахи умертвили замечательную ученую женщину-язычницу по имени Гипатия, прославленную своими многочисленными научными трудами по философии, математике и астрономии. И впоследствии на протяжении всей многовековой истории христианства из рядов монашества постоянно выходили злейшие враги передовой человеческой мысли, просвещения и культуры.
Начиная с царствования Константина — первого христианского императора, ведущие церковники стали принимать деятельное участие в решении важнейших государственных вопросов. Разумеется, руководители церкви в основном поддерживали политику рабовладельческой императорской власти. Характерно, что уже в 314 году, непосредственно после легализации христианства, церковный собор, созванный в городе Арле, решительно запретил христианам уклоняться от военной службы. Церковь подвергла проклятию всех участников народных восстаний, освятила жестокие расправы императорского правительства с ведшими революционную борьбу агонистиками (от греческого слова агония — борьба) в Африке и багаудами (от кельтского слова — бага — борьба) в Галлии. Императоры, подобные Константину I, предательски перебившему своих ближайших родственников, или Феодосию I (379–395), казнившему семь тысяч жителей города Фессалоники, были торжественно провозглашены великими за оказанные ими услуги церкви.
Постепенно среди христианских духовных сановников особенно возвысились митрополиты некоторых, наиболее значительных административно-хозяйственных и культурных центров империи — Рима, Константинополя, Александрии и Антиохии За всеми ними, в первую очередь за главой римской церкви, утвердился почетный титул патриархов, или пап (от греческого слова паппас — отец). В распоряжении этих высокопоставленных вождей христианства находились самые богатые церковные земельные владения, а также другие многочисленные источники доходов, и не удивительно, что замещение их должностей стало вызывать жестокую, иногда даже кровавую конкуренцию.
Вероисповедные основы христианства — так называемые книги «Нового завета» — были полностью разработаны, как доказано специальными научными исследованиями, уже к III веку. Однако глубокие социально-экономические изменения, происходившие в последний период существования Римской империи, разумеется, не могли не найти себе соответствующего отражения также и в области идеологии. Общее содержание этих изменений обусловливалось историческим процессом разложения рабовладельческого строя и возникновения феодализма. Но указанный процесс происходил неравномерно: в западных областях Римской империи он совершался быстрее и резче, чем в восточных. Поэтому и соответствующая эволюция христианской религии должна была в более ясных формах обнаружиться на Западе.
Основными характерными чертами феодализма по сравнению с рабовладельчеством явились: в экономике — вытеснение хозяйства рабовладельческих латифундий (обширных земельных владений) мелким индивидуальным хозяйством крепостных крестьян и в политике — ослабление центральной государственной власти и переход многих правительственных функций непосредственно в руки феодальных землевладельцев. Превращение раба в экономически самостоятельного, хотя и лично несвободного производителя и распад государственной военно-административной машины делали необходимым для господствующего класса всемерное усиление религиозно-мистического воздействия на чувства трудящихся. Слабость государственного аппарата принуждения должна была компенсироваться влиянием священника и его «таинственных» обрядов. Поэтому в феодальном обществе, особенно на ранних ступенях его развития, повсюду происходит подчинение всей умственной жизни религии и соответственно увеличивается могущество духовенства.
Вместе с тем распространение христианства среди сельского населения, естественно, сопровождалось приобретением этой религией несвойственного ей раньше деревенского характера. Теперь главным объектом ее воздействия сделались уже не рабы и свободные бедняки, а крепостные крестьяне, беспомощные перед стихийными силами природы и вынужденные содержать своим трудом паразитическое, занятое грабительскими походами дворянство.
Если первоначально в Римской империи христианская религия была преимущественно сосредоточена в городах — тогда как в деревнях (по-латыни пагус) еще долго держались старинные языческие верования (отсюда позднейшее латинское название язычника паганус, породившее соответствующее русское слово поганый), — то с распространением феодально-крепостнических отношений христианство должно было вытеснить язычество и из сознания деревенского населения. Но, конечно, при этом сама христианская религия не могла не воспринять некоторые существенные элементы из древних языческих культов.
Приспособляясь к примитивным земледельческим религиозным представлениям, основанным на почитании различных сил природы, христианство фактически в значительной степени отошло от своего первоначального библейского монотеизма — веры в единого бога. Евангельский Иисус Христос сперва рассматривался совсем не как верховное божество, а лишь как божий «помазанник», посланный на землю для спасения людей. В первых трех евангелиях Христос постоянно обращается с молитвами к своему «небесному отцу» — богу, волю которого он послушно выполняет. Но уже в четвертом, по-видимому наиболее позднем, евангелии сам Христос признан предвечным, изначальным богом. В выработанном на первом «вселенском» церковном соборе в городе Никее в 325 году кратком изложении основных христианских религиозных догматов («символе веры») Христос был провозглашен богом-сыном, имеющим общую сущность с богом-отцом и выступающим лишь в качестве его особого лица (ипостаси). Так возникло явно противоречащее логике богословское утверждение о том, что христиане должны почитать единого бога, но наряду с ним еще одного, во всем равного первому.
Не ограничившись сделанным отступлением от принципа «единобожия», церковь на своем следующем «вселенском» соборе (в Константинополе) в 381 году установила догмат о третьем лице божества — святом духе, что привело к образованию понятия христианской «святой троицы». Нетрудно обнаружить здесь явное влияние старинных языческих религий. Культ верховной божественной троицы издавна существовал и в древней Вавилонии (Ану, Энлиль и Эа), и в древнем Египте (Осирис. Исида и Гор), и в древней Индии (Брахма, Вишну и Шива).
Признание наряду с богом-отцом бога-сына и бога-святого духа было признанием трех равных верховных божеств. Но в дальнейшем христианство узаконило также уже в качестве низших членов своей божественной иерархии множество других языческих богов и богинь. Среди них особо почетное место заняла мифическая мать Иисуса Христа — дева Мария, которую евангелия изображают еще простым человеческим существом. Третий «вселенский» собор христианской церкви в 431 году признал за Марией звание «богородицы» и постановил воздавать ей божеские почести. Так был создан новый религиозный образ божественной матери, аналогичный наиболее популярным языческим богиням: Исиде в Египте, Иштар в Вавилонии, Астарте в Финикии, Кибеле в Малой Азии, Деметре в Греции и т. п. В то же время в христианстве стало широко распространяться поклонение всевозможным «святым», также уходящее своими корнями в глубокую старину, когда складывался первобытный культ предков. Христиане, разумеется, объявляли «святыми» прежде всего тех людей, которые содействовали успехам церкви, причем далеко не все из них были людьми высокой морали. В «святые» попал, например, император Константин I, вполне искупивший в глазах церковников свои чудовищные злодеяния государственным признанием христианской религии. Был причислен к «святым», между прочим, жестокий и корыстолюбивый епископ Георгий, который был убит в 360 году жителями города Александрии, возмущенными его вымогательствами. Заметим, кстати, что, по-видимому, как указывали еще прогрессивные историки прошлого, в частности Эдуард Гиббон, именно этот самый «мученик» стал почитаться впоследствии под именем святого Георгия Победоносца — «небесного патрона» Англии! Обряд возведения в «святые» (канонизация) был заимствован христианской церковью из римского языческого обряда обожествления (апофеоза). Он совершался посмертно, иногда через много лет после смерти канонизируемых лиц, если последние вообще существовали на свете, а не являлись позднейшим порождением религиозной фантазии, как хотя бы так называемые «апостолы Христовы» или всевозможные «первомученики» христианства.
Распространяя почитание «святых», церковь вместе с тем переносила на них функции, выполнявшиеся раньше по представлению верующих различными языческими богами. Появились «святые» — покровители посевов и скота, исцелители от тех или иных болезней, посылающие с неба дождь, грозу и т. п. О каждом из них стали создаваться самые фантастические биографии (жития), и в конце концов новая, христианская мифология целиком поглотила старую, языческую. По замечанию Ф. Энгельса, «христианство… могло вытеснить у народных масс культ старых богов только посредством культа святых».
Процесс разложения рабовладельческого строя, протекавший особенно бурными темпами в западных областях Римской империи, был еще более ускорен завоеванием этих областей в V веке пограничными европейскими, преимущественно германскими племенами. Завоевание окончательно разрушило хозяйственное и полититическое единство империи, увеличило население захваченных территорий массой свободных производителей, организованных в сельские общины, и тем самым в значительной мере содействовало ликвидации старого римского рабства. На месте разрушенной Западноримской империи образовалось несколько самостоятельных, быстро феодализировавшихся государств.
Напротив, в восточной половине империи дольше сохранялись и прежние социально-экономические порядки, и прежняя система централизованной государственной власти. Столицей Восточноримской империи сделался город Константинополь, основанный на месте древней греческой колонии — Византии, ввиду чего сама эта империя стала обычно называться Византийской. Чем больше увеличивалось различие между социально-экономическим и политическим положением европейского Запада и византийского Востока, тем сильнее должно было отражаться это различие также на формах их религиозной жизни.
Предпосылки раскола единой христианской церкви на восточную, православную, и западную, католическую, начали намечаться уже в V веке, в период завоевания западноримских областей германскими племенами. Непрерывные политические смуты и ослабление центральной власти заставляли господствующие классы Запада усиленно обращаться за помощью к духовенству как для обуздания народных волнений, так и для переговоров с завоевателями. Несмотря на то что последние в своей массе еще оставались язычниками, возникавшая у них правящая верхушка уже была готова использовать в своих интересах христианство и охотно шла на сближение с его духовными руководителями. Не случайно при разгроме Рима в 410 году вестготы, завладев городом, оставили нетронутыми христианские храмы и хранившиеся в них богатства. В 452 году вождь гуннов Аттила принял мирные условия, предложенные ему по поручению императора римским папой Львом I, которого христианские писатели называют великим.
Но еще более поднялся политический авторитет римских пап в VI–VII веках, когда верховная светская власть в Италии оказалась разделенной между византийскими императорами и вождями воинственного племенного союза, организовавшегося под руководством германского племени лангобардов (по имени которых впоследствии стала называться Северная Италия — Ломбардия). Из дошедшей до нас дипломатической переписки папы Григория I (590–604) видно, что папа фактически выступал тогда в качестве признанного главы феодальной аристократии Италии, которая находилась под угрозой как внутренних народных движений, так и захватнических действий внешних врагов. Используя соперничество между Византийской империей и лангобардами, папа Григорий сумел занять независимое положение по отношению к обеим сторонам. «Благочестивые императоры не вмешиваются в церковные дела», — писал он в Константинополь. Через своих миссионеров Григорий убедил принять христианство лангобардскую королеву Теоделинду и установил с ней регулярную письменную связь. Как равный с равными, Григорий переписывался также с племенными вождями (королями) вестготов, франков и англо-саксов… Именно во время пребывания Григория на посту римского папы широко распространилась во всем христианском мире сказка о том, что первым, кто занимал этот пост, был мифический святой Петр, считавшийся главным апостолом Иисуса Христа. И Григорий решительно требовал к себе уважения, подобающего преемникам апостола Петра и даже наместникам самого бога на земле. «Я скорее готов умереть, — заявлял он, — чем допустить унижение церкви святого Петра». Григорий претендовал на безусловное первенство среди духовенства. Епископ города Салоны в Далмации, осмелившийся не исполнить его повеления, был вынужден три часа пролежать у его ног, повторяя с раскаянием: «Я согрешил против бога и блаженнейшего папы Григория».
Поскольку и в других западных странах, как и в Италии, не было в то время единой сильной светской власти, постольку господствовавший там класс феодалов повсюду нуждался в авторитетном, организованном и дисциплинированном духовенстве. Поэтому уже тогда западноевропейские церковники независимо от своей территориальной и этнической принадлежности стали постепенно объединяться в единое духовное сословие, низшие члены которого находились в подчинении у высших, а все они возглавлялись самым богатым и влиятельным из них — римским папой. Так было положено начало, говоря словами Ф. Энгельса, крупному интернациональному центру феодальной системы, каким явилась римско-католическая церковь. «Несмотря на все внутренние войны, — замечает Энгельс, — она объединяла всю феодальную Западную Европу в одно большое политическое целое… Она окружила феодальный строй ореолом божественной благодати. Свою собственную иерархию она установила по феодальному образцу, и, наконец, она была самым крупным феодальным владетелем…»[25]
Совершенно иным было положение духовенства в Византийской империи. Там оно по необходимости продолжало оставаться в тесной зависимости от еще достаточно могущественной светской, императорской власти. Попытки александрийских патриархов Кирилла (422–444) и Диоскора (444–451) добиться политической самостоятельности кончились полным поражением. Первенствующее положение в восточнохристианской церкви занял патриарх столичного города Константинополя, но и он должен был во всем подчиняться императору. В неоднократных столкновениях, происходивших между римскими папами и константинопольскими патриархами, последние, по существу, выступали лишь в качестве послушных исполнителей воли своих государей. Византийские императоры созывали соборы подвластного им духовенства, которые до VIII века иногда еще именовались по традиции «вселенскими», но фактически являлись представительством одного лишь христианского Востока. Даже канонизация «святых» происходила там по специальным императорским указам.
Напротив, на Западе духовенство с такой настойчивостью стремилось отстоять свою независимость от притязаний светской власти, что не остановилось даже перед фабрикацией заведомых фальшивок. В. VIII–IX веках были сочинены два знаменитых в истории западного христианства документа. Первый из них — так называемый «Дар Константина» — представлял собой подложную грамоту, в которой император Константин I, возведенный в звание «святого», объявлял о передаче им бывшему тогда папой Сильвестру I (314–335) верховной государственной власти над всей западной половиной Римской империи. Эта фальсификация была разоблачена лишь в XV веке, когда выдающийся итальянский ученый-филолог Лоренцо Валла (1407–1457) доказал, что латинский язык, на котором составлялась мнимая дарственная запись Константина, существенно отличается от других письменных актов, современных названному императору, и относится к значительно более поздней эпохе. Другой документ — точнее, целый сборник документов — известен под достаточно выразительным именем «Лжеисидоровых декреталий» (постановлений). В этом сборнике, составление которого приписывается некоему Исидору Меркатору, но создававшемся по указаниям некоторых видных руководителей западного духовенства середины IX века, содержались, наряду с подлинными старинными каноническими актами, различные позднейшие подделки, запрещавшие светским властям вмешиваться в дела церкви и ставившие всех епископов в непосредственное подчинение папе.
Папы постепенно начали присваивать себе право санкционирования и даже провозглашения новых религиозных догматов. Уже в проповедях Григория I была высказана мысль о том, что душа человека может попасть после смерти не только в рай, где ее ожидает вечное блаженство, или в ад — область вечных мучений, но и в некое промежуточное место — чистилище, где муки носят временный характер и должны закончиться очищением души и переходом ее в рай.
писал впоследствии великий итальянский поэт Данте.
Учение о чистилище, совершенно незнакомое христианству эпохи составления книг Нового завета, возникло в прямых интересах духовенства, которое благодаря этому учению могло заявить, что оно в состоянии «спасать» души людей не только при их жизни, но и «на том свете», сокращая своими молитвами и обрядами сроки их посмертного пребывания в чистилище. Позднее на Западе с целью еще более увеличить авторитет и доходы церкви было введено другое столь же смелое религиозное новшество: духовенство объявило себя распорядителем мистической «сокровищницы божественной благодати». По разъяснению западных богословов, папа в качестве наместника бога обладает властью наделять его благодатью даже самых безнадежных грешников за счет избытка этой благодати, имеющегося у наиболее совершенных праведников. Отсюда началась церковная торговля специальными свидетельствами об отпущении грехов — так называемыми «индульгенциями» (от латинского глагола индульгео — снисходить, быть милостивым). Впервые массовое отпущение грехов состоялось в 1096 году, когда оно было предоставлено всем, кто отправлялся в поход против мусульман, завладевших священным для христиан городом — Иерусалимом.
Огромные материальные средства, которые поступали западному христианскому духовенству за его очистительные молитвы и широко распространявшиеся индульгенции, добывались в конечном итоге трудом закрепощенного народа и ускользали из рук светских феодальных эксплуататоров. Вот почему на христианском Востоке, где светская власть постоянно оставалась более сильной, чем духовная, церковь при всем желании не могла создать для себя такие же условия обогащения, как на Западе. В восточном христианском мире никогда не разрешалось торговать индульгенциями. Не появилось там и учения о чистилище, если не считать его зачаточной формы в виде постепенно сложившегося поверья, что душа человека в продолжение сорока дней после смерти тела остается где-то между раем и адом и что церковные молитвы и службы могут в это время облегчить ей доступ в рай. Еще и теперь у нас верующие иногда заказывают священнику так называемый «сорокоуст» — молитвы, которые читаются для спасения души покойника в течение сорока дней после его смерти.
Одним из самых ранних догматических отступлений западной церкви от христианской традиции явилось новое учение о святом духе. На втором «вселенском» соборе 381 года было принято положение, что святой дух «исходит от бога-отца». Но уже в V веке в Испании, а затем и в других западноевропейских странах духовенство стало утверждать, что святой дух исходит также и от бога-сына, что было в конце концов официально утверждено римским папой. Эта поправка к старинной соборной формуле была принята на Западе в борьбе против так называемой «ереси» александрийского пресвитера Ария, которая была распространена среди большинства германских племен, захвативших в V веке западную половину Римской империи. Арий, осужденный, как еретик, еще на первом «вселенском» церковном соборе в Никее в 325 году, учил, что Иисус Христос не равен богу-отцу, а является его созданием.
Арианство долго держалось на Востоке и проникло оттуда к пограничным германским племенам. Чтобы поднять божественное достоинство Иисуса Христа, западные христиане, полемизируя с захватчиками-арианами, объявили, что поскольку бог-отец и бог-сын во всем равны друг другу, то и бог-святой дух должен одинаково исходить от них обоих. Этот новый догмат не только был отвергнут на византийском Востоке, но долго не разделялся и многими западными богословами, так как он означал принципиальный отказ от древнехристианского монотеизма, признавая равную творческую силу не за одним, а за двумя верховными божествами.
Сделавшись высшим, первым сословием феодального общества, западное духовенство отметило свое привилегированное положение также соответствующими внешними знаками отличия. Христианский обряд причащения, состоявший в потреблении верующими освященного хлеба и вина, что означало мистическое вкушение тела и крови Иисуса Христа (своеобразный пережиток первобытного тотемизма!), совершался раньше одинаково и для духовных, и для светских лиц (мирян). Но позднее на Западе духовенство присвоило одному себе право причащаться «под обоими видами», т. е. и хлебом, и вином, тогда как миряне стали получать причастие только в виде специально приготовленного хлеба — облаток.
Материальным могуществом и руководящей общественной ролью западноевропейского духовного сословия объясняется также запрещение священнослужителям вступать в брак и заводить семью. Этой мерой, с одной стороны, устранялась возможность отчуждения церковных имуществ, находившихся в управлении духовенства, путем передачи их по наследству, а с другой стороны, повышалась профессиональная дисциплина членов сословия, освобождавшихся от обусловленных браком семейных забот и обязанностей. Принудительное безбрачие (по-латыни целибат) сперва долго не соблюдалось отдельными служителями западной церкви и было окончательно установлено только в XI веке. Разумеется, церковное руководство скрывало действительные мотивы введения целибата и ссылалось на необходимость для духовенства соблюдать строгую моральную чистоту, подобающую будущим обитателям царства небесного; между прочим, термин «целибат» произошел от латинского слова «целум» — небо.
На христианском Востоке личная жизнь церковнослужителей подвергалась менее строгой регулировке. Основная масса духовенства, за исключением „монашества и высших членов сословия, имеет право вступать в брак, хотя и не больше одного раза. Женатое духовенство восточной церкви обычно называется «белым» в отличие от безбрачного, или «черного».
Так, мало-помалу определились важнейшие догматические и организационные особенности восточного и западного направлений в христианстве. Но их формальный разрыв был обусловлен не столько идейными причинами, сколько борьбой за сферы влияния и доходы. Разрыв этот подготовлялся в течение долгого времени и неоднократно казался близким к осуществлению. Наконец, в IX веке отношения между римскими папами и византийскими императорами чрезвычайно резко обострились. В 800 году, воспользовавшись внутренними смутами на Востоке, папа Лев III отказался подчиняться константинопольскому правительству и официально признал императором своего союзника, франкского короля Карла Великого. За политическим конфликтом, естественно, последовал и религиозный. Римские папы стали оспаривать притязания константинопольских патриархов на церковное руководство в недавно обращенной в христианство Болгарии. Как Рим, так и Константинополь были и в моральном, и в материальном отношении заинтересованы в том, чтобы подчинить эту новую христианскую страну своей непосредственной архипастырской опеке. Папа Николай I (858–867) и бывший в те же самые годы константинопольским патриархом Фотий всячески стремились привлечь болгар к себе и взаимно опорочить друг друга. Фотий упрекал «западников» в отступлении от старинных основ христианской веры, а Николай презрительно называл своего соперника ставленником императора, а не бога. Наконец, в 867 году оба высших христианских иерарха, созвав соответствующие соборы, торжественно предали один другого проклятию.
В дошедшем до нас послании константинопольского патриарха к подведомственным ему руководителям восточного духовенства прямо заявляется, что «разделение церквей» было вызвано главным образом папскими происками среди вновь обращенных болгар. «Этот народ, — пишет патриарх Фотий, — еще и двух лет не исповедовал правой христианской веры, как люди нечестивые и достойные отвращения… люди, вышедшие из мрака, ибо они порождение западной страны… эти люди, как гром, землетрясение, обильный град, или, точнее сказать, как дикий вепрь, вторглись в народ новопризванный и утвержденный в благочестии и опустошили виноградник господень, возлюбленный и новонасажденный, истребляя его и ногами и зубами — стезями нечестивой жизни и искажением — они и на это отважились! — догматов». Дальше следует перечень важнейших догматических и обрядовых нововведений, укоренившихся на Западе[27].
Однако быстрый распад государства Карла Великого и его преемников, угроза со стороны арабов, опустошавших южные области Италии, а также временное укрепление могущества Византийской империи заставили пап вновь пойти на соглашение с восточной церковью. Официальное единство христианства окончательно исчезло только в XI веке, после нового религиозного разрыва Рима с Константинополем в 1054 году.
Каждая из разделившихся христианских церквей, разумеется, считала себя истинной, а другую — впавшей в раскол (по-гречески схизма), если не в прямую «ересь». Каждая полагала себя вправе называться и православной, т. е. ортодоксально-христианской, и католической, т. е. мировой, вселенской, если не фактически, то, во всяком случае, в перспективе. Однако название «католическая» преимущественно закрепилось за западной церковью, так как в эпоху разделения она господствовала в подавляющем большинстве европейских стран и в 1099 году завладела на некоторое время Иерусалимом, а в 1204 году даже Константинополем, хотя тоже ненадолго. Восточная церковь не знала такой бурной экспансии, но зато она не вводила у себя тех религиозных новшеств, которые начиная с V века принимались на Западе, и поэтому, чтобы подчеркнуть свою верность древним христианским традициям, стала по преимуществу называть себя православной.
Поскольку в Западной Европе письменность первоначально везде велась на латинском языке, а в Византийской империи официальное хождение имел греческий язык, постольку западнохристианская, или католическая, церковь получила также название латинской, а восточнохристианская, или православная, — греческой.
В XI веке католический мир во главе с римским папством под лицемерным предлогом «освобождения» Иерусалима, где якобы находился «гроб господень», предпринял захватническую войну против ближневосточных стран. Папа Урбан II (1088–1099) раздавал свидетельства об отпущении грехов (индульгенции) всем, кто уходил в так называемый «крестовый поход». Напротив, для православной, Византийской империи тогда наступал последний период существования. Турки отняли у нее Малую Азию и начинали угрожать европейским владениям Византии. Но гибель Византийской империи не повлекла за собой гибели православия. Центр восточного христианства переместился в славянские государства — Болгарию, Сербию и особенно в Россию, где уже в XV веке Москва сделалась признанной религиозной преемницей Константинополя.
Основное различие в исторической судьбе православия и католицизма со времени их взаимного обособления определилось тем, что первое большей частью являлось покорным слугой светской государственной власти, тогда как второй обладал в значительной степени независимой, самоуправлявшейся церковной организацией. Католическая церковь, как крепко сплетенная паутина, опутывала все страны, находившиеся под ее духовным господством, и деспотически руководила всей их умственной жизнью.
Школьное и даже университетское образование в Западной Европе вплоть до наступления капиталистической эры целиком находилось в ведении духовенства. Латинское слово «клерикус» (клирик) стало служить одновременно для обозначения духовного лица и вообще всякого грамотного человека. Все члены католического духовенства, как и все люди, учившиеся в школах средневекового Запада, понимали друг друга, потому что основным общеобразовательным предметом обучения являлся тогда латинский язык, на котором долго писались почти все книги и могло совершаться церковное богослужение. Поэтому в глазах темных, невежественных масс духовные липа, умеющие говорить на книжном языке и произносить на нем молитвы богу и святым, были обладателями каких-то сокровенных, таинственных знаний и располагали сверхъестественным могуществом. Католическое духовенство с выгодой для себя использовало свой престиж и ревниво охраняло захваченное им монопольное положение в умственной жизни общества. Оно подвергало злобным преследованиям всех тех, кто, не будучи клириком, пользовался в народе репутацией знающего, сведущего человека — знахаря, ведуна. В таких людях духовенство видело своих опасных соперников и ожесточенно обвиняло их в сношениях с «нечистой силой» — дьяволом. С большим подозрением церковь относилась также к истерическим женщинам, не поддававшимся воздействию местных духовных пастырей. Этих несчастных больных женщин объявляли ведьмами и взваливали на них ответственность за происходившие там, где они жили, стихийные бедствия — засуху, неурожай и т. п. Обвинительные процессы против «ведьм» рассматривались на церковных соборах, как, например, в Париже в 829 году, и служили материалом для некоторых папских посланий (булл).
Православное духовенство в отличие от католического должно было довольствоваться более скромной общественной ролью. Ни в Византийской империи, ни в царской России оно никогда не стояло выше светской государственной власти и даже не являлось первым сословием, но занимало второе место после дворянства. Православная церковь не могла противопоставлять себя государству и претендовать на положение международной, космополитической организации. Поэтому она не имела и своего специфического универсального языка, каким на католйческом Западе стал латинский язык. Служители православной церкви в каждой стране должны были говорить и писать на языке, понятном людям этой страны. Указанное обстоятельство, безусловно, имело положительное значение для развития духовной культуры. В Киевской Руси уже в XI веке были созданы такие выдающиеся литературные произведения на разговорном языке, как, например, «Повесть временных лет», подобных которым в то время не появилось нигде в Западной Европе. Даже виднейшим авторам раннесредневекового Запада, в том числе известным летописцам— Григорию Турскому, Бэде, Эйнгарду, Нитарду, Гвиберту Ножанскому и другим, — приходилось писать исключительно по-латыни.
Но при всем различии в политическом положении католической и православной церквей они обе, разумеется, имели одинаковую социальную сущность, и поэтому обе по мере сил одинаково служили интересам господствующего класса. Только католическая церковь большей частью действовала при этом от своего собственного имени, тогда как православная обычно выступала в качестве духовного орудия государства. Но поскольку и в России, и в других странах, где господствовала православная религия, руководство умственной жизнью эпохи феодализма, особенно на его ранних стадиях, целиком принадлежало духовенству, постольку и здесь именно духовенство несет на себе полную ответственность как за преследование самостоятельно мысливших людей, так и за борьбу со всякого рода иноверцами. Не случайно, что, когда правительство царя Ивана IV приговорило к смертной казни холопа Никиту, который пытался полететь на сделанных им деревянных крыльях, оно мотивировало свой приговор чисто религиозными соображениями: «Человек не птица, крыльев не имат. Аше же приставит себе крылья деревянны, против естества творит. То не божье дело, а от нечистой силы. За сие дружество с нечистой силой отрубить выдумщику голову». Как видим, православная церковь, подобно католической, приписывала смелые, творческие мысли внушению дьявола! Преследованиям духовенства подвергся и знаменитый русский первопечатник Иван Федоров, которому пришлось в 1565 году покинуть Москву, так как в печатании книг была усмотрена «ересь».
И на Западе, и в России в эпоху феодализма классовая борьба угнетенных против угнетателей обычно принимала религиозную форму, так как умственная жизнь феодального общества всецело находилась под опекой церковников.
«…Как это бывает на всех ранних ступенях развития, — говорил Ф. Энгельс, — монополия на интеллектуальное образование досталась попам… При этих условиях все выраженные в общей форме нападки на феодализм и прежде всего нападки на церковь, все социальные и политические революционные доктрины должны были по преимуществу представлять из себя одновременно и богословские ереси»[28] Точно так же и В. И. Ленин отмечал, что «было время в истории, когда… борьба демократии и пролетариата шла в форме борьбы одной религиозной идеи против другой»[29]. Стремясь уничтожить «ереси», представлявшие собой, по определению Ф. Энгельса, «выраженные в общей форме нападки на феодализм», католическая церковь создала специальный орган для сыска еретиков, получивший грозную всемирно-историческую известность под латинским названием инквизиция (розыск). Члены этого учреждения — инквизиторы (следователи) — посредством допросов и пыток разоблачали подозреваемых в принадлежности к какой-либо еретической секте. Лица, осужденные инквизицией в качестве еретиков, передавались затем в руки светской власти для соответствующих наказаний. Те, кто отказывался отречься от своих взглядов, подвергались смертной казни, причем церковь лицемерно настаивала на том, чтобы приговор выполнялся по возможности «мягко и без пролития крови». Поэтому в целях буквального соблюдения поставленного условия обычным способом расправы с еретиками сделалось сожжение их живыми на кострах.
Первые инквизиционные суды были организованы в конце XII века епископами Южной Франции для борьбы с распространившейся там еретической сектой катаров (от греческого слова «катарос» — чистый), или альбигойцев (от названия французского города Альби, который сделался одним из главных центров указанной «ереси»). Сектанты упрекали духовенство — в равной мере православное и католическое — в его корыстолюбии, лицемерии и жестоком отношении к угнетенному народу и проповедовали самоотвержение и строгую моральную чистоту. Папа Иннокентий III (1198–1216), воздействуя на темный фанатизм населения, организовал против альбигойцев в 1209 году специальный «крестовый поход». При осаде «крестоносцами» города Безье произошел следующий характерный эпизод. Готовясь к приступу, рыцари, которых прежде всего интересовала военная добыча, потребовали от папского уполномоченного, чтобы он разрешил им грабить и убивать подряд всех, кто им попадется под руку независимо от того, еретик это или нет. Иначе «крестоносцы» не соглашались идти на приступ. Папский посол недолго раздумывал: «Убивайте всех! — объявил он. — Бог уж сам своих разберет».
При папе Григории IX (1227–1241) инквизиция получила распространение во всем католическом мире и была отдана в ведение специального монашеского ордена доминиканцев, основанного непримиримым врагом альбигойцев «святым» Домиником. Доминиканцы с таким остервенением преследовали и истребляли еретиков, что впоследствии их стали называть по выразительному созвучию двумя латинскими словами — domini canes, означающими псы господни.
Деятельность инквизиции вызывала у многих ужас и отвращение. В 1236 году в Северной Германии восставшие крестьяне убили широко известного своими жестокостями инквизитора Конрада Марбургского — «грозу еретиков». В 1243 году погибло от рук населения несколько инквизиторов города Авиньона, беспощадно расправлявшихся с альбигойцами.
Поделиться книгой: