— В самый раз. — Дубровин нахмурился и сразу стал серьёзным. Вероятно, тема ухода в отставку являлась для него довольно болезненной.
— Чем занимаешься?
— Баклуши бью. Делать ничего не хочется. Не идти же сторожем на склад! А ты?
— Практически то же самое.
— Прими мои искренние соболезнования. Я слышал, что у тебя умерла супруга. Извини, что не смог приехать на похороны — заболела мать в деревне…
— Да ладно, чего там…
— Ну, говори, какие сложности, — по старой привычке взял быка за рога Дубровин.
— Сложности? Я бы не сказал. Вопросы — да, есть. Нужна твоя консультация. Может быть, зайдём в какую-нибудь кафеюшку?
Они пошли по направлению к Арбату и остановили свой выбор на скромном заведении под необычной для новых времён вывеской «Чайная». Спустились в подвал, заказали чай с пирожными и сели за накрытый белой скатертью столик.
— Ну, давай выкладывай, что тебя беспокоит, — напомнил Дубровин.
— Ты помнишь дело «Стеллы»? — начал он.
— Ещё бы — вместе с тобой его и начинали, — оживился Дубровин.
— Что с ней? Где она сейчас? Жива ли?
— Этого я не могу тебе… я не в курсе. С ней, видишь ли, прекратили работать почти сразу после того, как тебя отозвали из командировки.
— Значит, у «Марты» с ней ничего не получилось?
— Да нет, после того как она показала ей твоё письмо, работа вроде наладилась, но потом, спустя год или два — я сейчас точно не помню — «Стелла» исчезла. Мы искали её, но не нашли. То ли куда-то выехала в другую страну, то ли…
На секунду ему показалось, что Дубровин что-то от него скрывает.
— Ты предполагаешь, что она…
— Не исключаю, хотя никаких доказательств у нас нет. Дело на неё в архиве, и я, признаться, давно не держал его в руках.
— А «Марта»? Где она сейчас?
— Где-то тоже на пенсии.
— И это всё, что ты можешь рассказать мне о Тине?
— Практически да. Тебе этого мало?
— Очень мало. Слушай, ты не мог бы узнать адрес «Марты» и помочь мне с ней встретиться?
— Думаю, да. Надо позвонить на работу и спросить знакомых ребят. Я слышал, что она здорово сдала и превратилась в типичную старую деву-отшельницу. Не думаю, что она расскажет тебе больше, чем я.
— Надо попытаться.
— Слушай, Вань, я вижу, ты переживаешь из-за того, что поломал жизнь «Стелле». Подожди, не перебивай меня — я знаю, что ты любил её и всё такое прочее. Но твоей вины тут нет — она пошла на
— От этого, Глеб, мне не легче.
— Неужели ты до сих пор любишь её? Да не смущайся, я давно догадался, что у вас был роман. Пока он не мешал работе, начальство закрывало на него глаза, но когда…
— Уж не по твоей ли инициативе меня отозвали из командировки?
— Грешен, Ваня. Было дело. — Дубровин опустил голову. — А к чему, ты думаешь, всё это бы привело? К провалу! Как пить дать! Ты уже стал терять рассудок, а этого в твоём положении нельзя было допустить.
— Как ты мог? И это называется, лучший друг… — В его глазах появились слёзы.
— Ваня, прости меня ради бога, но тогда я не мог поступить иначе. Тебе была бы «хана». Да и сейчас, если бы мне снова пришлось принимать решение, я бы без сомнения сделал то же самое. Невзирая на то, что ты мне друг и что ты любил её сильно и искренно. Когда любовь и разведка вступают в противоречие, то служба обязана выбрать разведку, ты знаешь.
— Знаю, но от этого знания мне сейчас так тошно, что… А я, подлец, не вспоминал о ней все эти годы — всё некогда было, неудобно, некстати! А вчера вдруг всё так ясно привиделось…
Оба замолчали, не находя больше нужных слов ни в утешение, ни в оправдание.
— А ты знаешь, Вань, она ведь перед уходом написала письмо и просила «Марту» передать его тебе лично, — вспомнил вдруг Дубровин.
— Письмо? Где оно?
— Наверное, в деле — где же ещё ему быть.
— И что же она написала мне тогда?
— Дословно, конечно, не помню. Она сообщает тебе о своей любви и о том, что скучает без тебя.
— Я хочу прочитать его, — упрямо повторил он.
— Надо подумать, — неопределённо пообещал Дубровин.
— Нечего думать. У тебя остались там масса знакомых и друзей. Попроси снять копию — это ведь никакого государственного секрета не представляет!
— Ишь, ты, какой ловкий! — рассмеялся Дубровин. — Надо получить разрешение на поднятие дела из архива. Для этого нужна уважительная причина.
— Как ты, например, — довольно язвительно сказал он.
— Совершенно верно — как я, — серьёзно подтвердил Дубровин.
— Что ж ты не воспитал таких у себя на рабочем месте?
— Почему не воспитал — воспитал. — Дубровин улыбнулся. — Времена в разведке стали другие, Ваня. Ладно, не горюй, постараюсь тебе помочь. Тем более что сам свою вину тут чувствую. Знаешь что, надоела мне эта чайная. Давай зайдём на Новом Арбате в какой-нибудь бар и примем граммчиков по сто коньячку для расширения сосудов. А?
— С утра? Коньяк? Стаканами? — с наигранным испугом и изумлением спросил он.
— А что? — удивился Дубровин, подыгрывая и смешно поднимая кустистые брови.
— Очень хорошо!
Они дружно рассмеялись и пошли на выход.
К «Марте» он смог поехать уже на следующий день.
Она запомнилась ему сухой и сдержанной дамой лет тридцати с манерами, полученными то ли в институте благородных девиц, то ли в женской партшколе, настроенной исключительно на деловой лад и не приемлющей никаких отклонений от заданной линии беседы. Ему устроили с ней одну или две встречи, перед тем как выпустить её в командировку для работы с Тиной, и он сразу понял, что слиться воедино двум стихиям, олицетворяющим огонь и лёд, будет очень и очень трудно, если вообще возможно.
Но начальство было о «Марте» самого высокого мнения, и если судить по результатам её прежней работы, она объективно заслуживала самых лестных характеристик. Однако для работы с Тиной она подходила мало. Агентура вообще склонна привязываться к одному и тому же оперработнику, а агент-женщина — в особенности, тем более что в данном случае оперработник был одновременно и любимым человеком. Сможет ли «Марта», эта воинствующая моралистка, сама никогда не выходившая замуж и, кажется, вообще не знавшая мужчин, понять истинные мотивы сотрудничества с советской разведкой женщины, изменившей своему мужу?
…Дверь в квартиру распахнулась сразу, как только он нажал кнопку звонка — казалось, «Марта», с тех пор как её предупредили, всё время стояла за дверью и ждала его прихода. Вопреки информации Глеба, он нашёл, что за все эти годы она нисколечко не изменилась — та же спокойная, непоколебимая самоуверенность в жестах, в прямой осанке, в собранных в тугой узел волосах, в блеске чёрных цыганских глаз. Она смерила его оценивающим взглядом с головы до ног, кажется, тоже узнала и пригласила войти:
— Прошу.
Они прошли в комнату, служившую вероятно гостиной и столовой, и сели в кресла вокруг журнального столика.
— Кофе? Чай?
— Спасибо, мне чай.
Она бросила в стакан с мельхиоровым подстаканником пакетик «Липтона» и налила кипятку.
— Мне сказали, что вас интересует дело «Стеллы», — не теряя времени начала хозяйка.
— Нет, дело «Стеллы» меня волнует сейчас мало. — Он улыбнулся. — Я хотел бы узнать от вас кое-что о Тине.
— Всё, что я знаю по этому вопросу, я сообщала в Центр, следовательно, в деле «Стелы»…
— Эльвира Харитоновна, — прервал он её, стараясь сдержать накатывающееся раздражение. — Я прекрасно могу представить себе, что содержится в оперативном досье «Стеллы». Я пришёл к вам, в общем-то, как частное лицо к частному, чтобы услышать от вас живое слово очевидца, когда-то общавшегося с Тиной.
— Частное лицо к частному? — удивилась «Марта». — Это за пределами моего понимания. Я имела дело со «Стеллой» как с агентом и, признаюсь, никогда не рассматривала свою работу в службе под таким углом зрения.
— Это всё так, — согласился он, — но мы с вами уже больше не работаем, дело «Стеллы» находится в архиве. Неужели у вас не осталось хоть капельки того, что мы называем особенностями личного общения в процессе решения служебной задачи?
— Иван Алексеевич — вас, кажется, так зовут? — Иван Алексеевич, буду откровенной: я никогда не одобряла служебных романов, а в нашей работе — особенно. Честно говоря, когда я встречалась с Кристиной, я старалась как можно дальше абстрагироваться от того, что вас лично связывало с ней. Мне это просто мешало наладить с ней нормальные рабочие отношения.
— И вам удалось добиться этого?
— Считаю, да. Тем не менее, её неожиданное исчезновение застало меня врасплох.
— Как вы полагаете, что послужило причиной потери «Стеллы»? — Если он хотел хоть что-нибудь узнать от «Марты», ему тоже нужно было придерживаться сухого и делового стиля. Нормальный застольный разговор с хозяйкой дома просто исключался.
— Только не я, — поспешила ответить «Марта». — У нас с ней всё было прекрасно, я всегда шла ей навстречу и делала всё от меня зависящее, чтобы достигнуть наибольшей информационной отдачи.
— Не сомневаюсь. Она когда-нибудь что-нибудь обо мне спрашивала или рассказывала?
— Гмм… Не помню. Если только в связи с работой. Впрочем, однажды она разревелась на встрече, и мне пришлось давать ей успокаивающее. Она сказала, что очень хотела бы вас видеть и просила Центр организовать ей краткосрочную поездку в Москву.
— Вы не припоминаете, когда это было?
— Кажется, накануне её пропажи. Но…
— Что — но? — встрепенулся он в тяжёлом подозрении.
— Видите ли, Иван Алексеевич… плакать она стала с первой встречи, и нам… мне стоило больших усилий сохранять рабочую атмосферу на встречах.
— А вы сообщили об её просьбе в Центр?
— Разумеется.
Сомневаться не приходилось — о пунктуальности «Марты» среди сотрудников службы ходили легенды.
— И что ответил Центр?
— Он рекомендовал разъяснить «Стелле», что вы находитесь в ответственной загранкомандировке.
— И как на это среагировала… Тина?
— Неадекватно. Она заподозрила обман и устроила мне истерику.
— Между прочим, после отзыва из той командировки я два года безвыездно находился в Москве, — сказал он тихо, глядя в глаза «Марте».
— Ну и что? Это ничего не меняет. Центр принципиально отвергал возможность вашего свидания в Москве, и он подыскал для этого удобный «экскъюз». Нормальная практика в нашей работе.
Железной логике Эльвиры Харитоновны трудно было противопоставить что-то равносильное. Действительно, он и сам для пользы дела часто прибегал к подобным уловкам.
Чай давно остыл, но хозяйка не предложила ему горячего. Она сидела перед ним, сложив руки на коленях, и невозмутимо поглядывала на него своими невинными чёрными глазищами.
«Интересно, если бы у неё был муж или любовник, разговаривала бы она со мной сейчас так же холодно?» — подумал он и решил закруглять свой визит.
— Как она выглядела на последней встрече? — спросил он.
— Не помню. Кажется, как всегда — слишком ярко, модно и броско.
— А как у неё складывались отношения с мужем? Она вам не говорила?
— Насколько помню, она его ненавидела. Но общения с ним не избегала — так было удобнее в интересах её сотрудничества с нами.
— Да-да, конечно… Ну, что ж, спасибо за угощение. Мне пора.
— Не стоит благодарности. — «Марта» выпрямилась во весь свой рост и пошла проводить гостя в прихожую.
— Скажите, Эльвира Харитоновна, а вы так и живёте одни? У вас никого нет? — спросил он, уже выйдя на лестничную клетку.
— Мне никто не нужен, и я ни о чём не жалею, — отрезала она довольно зло и закрыла дверь.