Помоги проекту - поделись книгой:
Что получится в этом случае?
Дети, которые пережили в детстве настоящие трагедии, спокойнее переносят любые неприятности зрелого возраста. Они знают, что такое подлинная печаль и подлинная боль, поэтому легче воспринимают любые житейские неурядицы.
Сумасшествие отца и его то ли смерть в психиатрической больнице, то ли самоубийство — очень серьезный, очень жесткий урок.
Господь уготовил нашему герою тяжелую жизнь: три (!!!) войны; голод и холод; строительство практически на пустом месте двух домов сирот; почти полное отсутствие спокойной социальной жизни; наконец, в судьбе Генрика Гольдшмита случилось гетто и смерть со своими воспитанниками в газовой камере.
Если бы не жесткий, жестокий урок юности, смог бы наш герой вынести все это?
Очевидно, что Януш Корчак гораздо спокойнее относился к смерти, чем в принципе принято. После ухода отца, а потом после смерти матери, в которой наш герой винил себя, — он, по завету древних, всегда помнил о смерти, жил как бы в ее присутствии.
Он привык к смерти. Не боялся ее. Был готов к встрече.
Вот Корчак пишет о смерти своего товарища: «Азрилевич умер сегодня утром.
Выделенные слова — это позиция, которая, как кажется, была у нашего героя всегда: жизнь — тяжела, смерть — избавление.
Сумасшествие и странная смерть отца тяготили Корчака всю жизнь. То, о чем он не забывал ни на миг. То, повторения чего боялся панически.
Незадолго до смерти отца семнадцатилетний Корчак начинает писать роман «Самоубийство».
«Герой ненавидел жизнь, боясь безумия, — вспоминал Корчак о своем первом, недописанном романе. — Я панически боялся сумасшедшего дома, куда моего отца несколько раз направляли. И вот я, сын сумасшедшего. Стала быть отягощенная наследственность…»[29]
Тень отца Корчака никуда не девалась. Она нависала над сыном всегда.
С одной стороны, изводя страхом собственного возможного сумасшествия и неадекватности.
Но с другой — дребезжа бесконечным выводом, что в мире существуют вещи пострашнее смерти. А значит, стоит ли бояться собственного ухода в иной мир?
Окончив (плохо) школу, Генрик Гольдшмит пойдет овладевать профессией педиатра и довольно долго будет работать детским врачом.
Почему он сразу не пошел учиться на педагога?
Почему Иоганн Генрих Песталоцци долго размышлял, кем ему быть — то ли священником, то ли юристом, то ли еще кем-то, — но профессии «педагог» в этом перечне вариантов продолжения жизни не существовало?
Почему великая Мария Монтессори была первой женщиной, поступившей в… медицинскую школу при Римском университете?
Почему великие педагоги не хотели учиться на педагогов?
Потому что негде было учиться. Потому что профессия эта стала уважаемой во многом благодаря именно нашим героям: Песталоцци, Корчаку, Монтессори.
Хотя, первые педагогические учебные заведения появились в Германии в конце XVII века, во Франции — в конце XVIII, а в Великобритании — в середине XIX, в Польше трудно было отыскать место, где бы всерьез учили на педагога.
Нам сейчас нелегко себе представить, что Песталоцци был одним из первых, кто во всеуслышание заявил не просто о важности педагогической профессии, но о том, что педагогика — это наука, требующая определенной и серьезной подготовки. Песталоцци приходилось доказывать, что, когда сапожник — будь он трижды опытным — учит детей — это неправильно. Педагог — это такая профессия.
Педагогика — как особое ремесло, как отдельная наука входила в жизнь постепенно. Этому во многом способствовали и революционные взгляды нашего героя.
А коли так, и ты любишь детей — выбирай профессию, благодаря которой сможешь и помогать им, и изучать их.
Корчак выбрал педиатрию. В этой ситуации, на самом деле, абсолютно логично.
Мы, люди, увы, создали столь негармоничный мир, что человек готов прятаться от него куда угодно. Чаще всего, в работу. Пусть даже она нелюбимая (бывает, согласимся, нередко), но привычная, понятная, и с вполне определенным смыслом.
А уж если любимая…
Поиск работы — как поиск дела, в которое можно «спрятаться» от ударов судьбы. Для многих из нас — это один из самых важных, если не важнейших, критериев выбора профессии.
Сыщик «прячется» в поиск преступников, писатель — в слова, композитор — в ноты.
Педагог «прячется» в детей. Дети — это те, к кому можно убежать от реалий мира, рядом с кем можно почувствовать себя сильным и нужным.
Педиатр тоже «прячется» в детей. Свою дисгармонию жизнь продемонстрировала нашему герою рано и жестко.
Куда бежать?
К детям.
Пусть не сразу. Пусть постепенно. Но дорога будет такая.
Дорога от ненавистного мира взрослых, к прекрасному миру детей, которые так нуждаются в тебе, в твоей помощи. Сначала — в тебе, как в педиатре, потом — как в педагоге.
Одна моя знакомая, которая обрела отца в 30 лет, замечательно сказала: «У меня ощущение, будто в моей душе залатали дыру».
Так вот, история с Юзефом Гольдшмитом — про то, как дыра, наоборот — образовалась в душе и, если угодно, в мировосприятии его сына, когда он потерял отца.
Ужас ситуации усиливался еще и от того, что сын потерял папу раньше, чем тот умер.
Может быть, в этой трагической и страшной истории — истоки весьма мизантропического отношения педагога и писателя Корчака к миру взрослых, и того, что Корчак старался иметь с этим миром как можно меньше общего?
Можно гадать. Можно читать книги Корчака и пытаться разгадывать. Очевидно одно: мы говорим о человеке, который в юном возрасте видел, как его любимый «сверхчеловек» превращается в больное, беспомощное, часто неприятное существо.
И с той поры — вечные метания: от приятия жизни к бесконечным размышлениям о самоубийстве.
Мы еще убедимся, что наш герой (о чем почему-то очень редко говорят) был абсолютный мизантроп: ненавидел мир взрослых и обожал мир детей.
Но это все — впереди. Генрик Гольдшмит оканчивает школу и, как ему кажется, знает о себе все: он будет учиться на врача, а параллельно писать.
Потому что прятаться хочется не только в мире детства, но и в придуманных литературных фантазиях.
План жизни ясен. Вперед!
Стараясь не думать о Том, Кого хочет рассмешить тот, кто строит планы.
Глава третья. Театр
Вот уж с чем у нас совсем не ассоциируется Корчак — так это с театром, правда?
А зря… Жизнь человека по имени Януш Корчак началась с театра (точнее, с драматургии). Последнее, что сделал этот человек до того, как его отправили на мучительную смерть — поставил театральное представление.
Увы, мало кто обращает на это внимание. И мне представляется — напрасно…
Театр, театральность были для нашего героя важны.
Впрочем, давайте хотя бы начнем по порядку.
Итак, окончив русскую гимназию, Генрик Гольдшмит в 1898 году поступает на медицинский факультет Варшавского университета, избрав профессию педиатра.
Однако он собирается продолжать писать: нашему герою нравится прятаться от этой жизни за буквы и собственную фантазию.
Никто и никогда не сможет объяснить: почему человек вдруг начинает сочинять. Почему однажды ему становится совершенно необходимо рассказывать о важном с помощью листа бумаги? Почему, уходя из шумных компаний, молодой человек возвращается в свою темную комнату и начинает придумывать что-то, погружая себя в удивительные, фантазийные миры?
Начинал наш герой, как всякий уважающий себя писатель, со стихов. Печальных и лиричных — как и положено молодому человеку. Про любовь, которая не задалась.
В чем-то, конечно, подражал Мицкевичу, которого читал в свое время с табуретки. Но честно пытался найти свой голос. Как умел.
Надо заметить, что Гольдшмит легко ходил к издателям, редакторам журналов, не испытывая по этому поводу никаких комплексов. Брал написанное и шел предлагать. А может быть, время такое стояло на дворе, когда никому не известный писатель мог запросто прийти в журнал со своими творениями.
И вот Гольдшмит принес в журнал стихотворение, которое, разумеется, называлось «Элегия»: любовно-патетическое творение о трагической любви.
Генрик стоял перед издателем и читал — эмоционально, страстно, по-актерски. И вот, когда он выкрикнул: «Позвольте в тесный сойти мне гроб!» — издатель спокойно ответил: «Позволяю. Сходите».
Молодой поэт обиделся. «Элегию» забрал. Видимо, он сам к тому времени уже начал понимать, что стихи получаются у него не очень хорошо. Во всяком случае, с того момента стихов больше не писал — перешел на прозу: очерки, пьесы, повести…
Первую статью под названием «Гордиев узел» постеснялся подписывать собственным именем, поэтому использовал псевдоним.
Тогда еще не было Януша Корчака — появился Ген, который безо всякого стеснения принес свою первую статью в журнал «Шипы».
О чем же пишет Ген — он же Гольдшмит — в «Гордиевом узле»?
По сути, эта статья — крик души молодого человека, который возмущается тем, что взрослые занимаются чем угодно, только не воспитанием своих детей.
Детский врач, который в качестве журналиста сотрудничает с журналом, где пишет про педагогику…
Медицина, литература — журналистика, педагогика…
Три дороги, по которым наш герой будет умудряться идти одновременно, и, что самое удивительное, — не сбиваться при этом с пути, открывая клады, которые и сегодня нам необходимы.
«Гордиев узел» написан довольно иронично (что позволило некоторым исследователям даже называть эту статью «юмореской»). Такой стиль, видимо, нравился редактору «Шипов», и он предложил молодому человеку писать в его журнал свою колонку.
Что Ген-Гольдшмит с удовольствием и делал. Некоторое время колонки Гена выходили в «Шипах» и имели определенный читательский успех.
Закончилось сотрудничество с «Шипами» тоже занятно.
Генрик принес очередную статью, в которой были такие слова: «Больше всего я озабочен тем, как улучшить жизнь детей». Редактор попросил автора найти иной рупор для своей озабоченности, ибо «Шипы» был журнал в большей степени развлекательный.
Дело, думаю, было не столько даже в последней статье, сколько в том, что Ген-Гольдшмит утомил редактора своими бесконечными рассуждениями о педагогике.
Тогда Генрик начал печататься в «Голосе» — более, как сейчас бы сказали, демократическом издании, которое к тому же имело отношение к Летучему университету — учебному заведению в Варшаве, которое, конечно, достойно отдельного разговора.
«Но при чем же тут театр?» — спросит меня внимательный читатель. И будет прав. Впрочем, читатель прав всегда.
Да простят меня редакторы серии «ЖЗЛ», в рассказе о театре в жизни нашего героя я немного нарушу хронологию. С театра началась жизнь Януша Корчака, театром закончилась.
Хочется объединить все это в одну, пусть даже — отчасти — вставную историю.
Однако это важная «вставка»: и метафорически, и биографически, и, самое главное, смыслово.
Думаю, если бы Корчаку сказали, что театр в его жизни сыграет пусть и не большую, но весьма и весьма символическую роль, — наш герой очень бы удивился.
Вот что говорит о театре персонаж одного из рассказов Януша Корчака:
«Что такое театр? Самая обыкновенная ложь, рассчитанная на легковерного зрителя. Некий господин, неврастеник, эротоман, желчный брюзга или сценический проповедник берет какой-то факт, и, разделив его на части между несколькими людьми, так командует, так манипулирует ими, что в конце концов докажет, что все так, как ему приснилось. Актеры говорят так, как ему хочется, а если вдруг кто запамятует, ему подсказывает, чтобы, упаси Бог, он не сказал чего-то от себя. И если бы только говорили, нет, они притворяются, что это их мысли, что они так чувствуют»[30].
Мне кажется, это как раз тот случай, когда автор спрятался за героя. Очень жесткий, злой, но при этом весьма искренний текст.
Между тем именно театру, точнее конкурсу молодых драматургов, Корчак обязан появлению своего знаменитого псевдонима.
А дело было так.
Редакция газеты «Курьер Варшавский» объявила конкурс молодых драматургов. Значимости драматургическому соревнованию придавало еще то, что оно проходило под патронажем знаменитого Игнатия Яна Падеревского.
Падеревский — личность невероятно яркая и абсолютно уникальная, думаю, не только в польской, но в мировой культуре.
Представьте себе известного пианиста, который вдруг начинает писать музыку и становится знаменитым композитором. Ну ладно. В конце концов, история знает такие случаи.
Но впоследствии пианист и композитор превращается в премьер-министра и министра иностранных дел! Музыкант — руководитель правительства, как вам такой поворот?
Впрочем, это случится позже. Однако в 1898 году Падеревский — личность яркая, заметная, и тот факт, что он курирует конкурс для нашего героя, конечно, важен.
Для конкурса Генрик Гольдшмит пишет свою первую пьесу «Куда?». Текста не сохранилось, но кое-что об этом произведении известно.
Это история семьи, во главе которой стоит Отец — человек с расшатанной нервной системой. У него два сына и дочь. Дети живут своей жизнью, родители им не очень интересны.
Отец пытается сохранить семью. У него не получается, в результате он сходит с ума, семья распадается.
Поделиться книгой: