Андрей Астахов
Русский волк
Пролог
Памяти замечательного человека, ученого и преподавателя
Антона Антоновича Горбачевского, у которого я когда-то
имел честь учиться.
(Неизвестный автор Второй эпохи Аркуина. Боевая песня фейнов)
Пролог
Костер, наконец-то, разгорелся, и разжегший его заклинанием человек удовлетворенно вздохнул. Он был еще очень далек от выполнения задуманного, но начало было положено.
За минувшие дни он прошел много лиг по дорогам Аркуина, и сапоги его совсем разорвались, а одежда стала серой от пыли. Ему было нечем утолить голод, потому что все припасы закончились еще позавчера, но это было неважно. Человек был рад тому, что добрался до места, а остальное не имело значения.
Он был очень стар и очень худ — одежда, хорошо пошитая и некогда добротная, теперь истрепалась и висела на нем, будто с чужого плеча. Темное от загара лицо иссекли глубокие морщины, длинные волосы и заплетенная в косичку борода казались белее снега. Серые глаза на таком загорелом лице казались бесцветными, будто выгоревшими. Охотничьи бриджи были вытерты, покрыты пятнами и приставшими репьями; засаленный до блеска кожаный дублет грубо заштопан во многих местах; шляпа с широкими полями от влаги и времени потеряла первоначальный цвет, суконный плащ покрывали дыры. И еще, у путника не было никакого оружия, даже ножа, даже посоха.
До наступления темноты он поднялся на холм. Ветер доносил до вершины холма далекий вой каких-то зверей, звезды, усыпавшие ночное небо, казались такими близкими, что их можно сорвать с небес, будто спелое яблоко с дерева. Где-то далеко и размеренно бил колокол — человек знал, что означал его звон. Внизу, в долине «Черная гостья», вечная спутница войны и человеческого горя, собирала жизни, и испуганные люди пытались отпугнуть мор ударами колокола. Пламя костра становилось все ярче, круг колеблющегося света окружил человека, выхватывая из ночной темноты все, что осталось от некогда великолепного алтаря Первой Эпохи, возведенного на вершине холма в честь древних богов этого мира — Первосозданных. Несколько истерзанных временем каменных монолитов, заросших вьюном и покрытых пятнами лишайника. Остатки каменной кладки, когда-то окружавшей давно пересохший родник. Вкопанную в землю прямоугольную каменную плиту с полустертыми изображениями. Таких алтарей в Аркуине осталось несколько, и все они были заброшены и забыты века назад.
Человек довольно долго сидел неподвижно — наслаждался идущим от огня теплом. Время от времени он подбрасывал в огонь хворост и посматривал на небо. Ждал определенного расположения светил. И лишь когда большая из лун достигла определенной точки небосвода, он встал и подошел к плите. Собравшись с духом, обратил к ней раскрытые ладони и заговорил на языке, который не звучал в Аркуине уже много столетий:
На древнем камне постепенно проявились округлые письмена — пламенеющие огнем, искрящиеся инеем, колеблющиеся, как травы под ветром, рассыпающиеся, как горячий песок. Знаки сливались в слова, слова в строки, строки в столбцы, покрывшие всю плиту сверху донизу. Старик на мгновение закрыл глаза — радость так кольнула его в сердце, что перехватило дыхание. Потом боль прошла, и человек начал читать. Северный ветер налетал порывами, забирался под одежду человека, развевал его длинные белоснежные волосы, но не мог оторвать читающего от проступивших на плите колдовских письмен. Постепенно читающий впал в транс, его глаза загорелись. Духовное зрение, открытое записанными на камне заклинаниями, создало картину — яркую, подробную, неотличимую от реальности. По сути это и была реальность.
Реальность другого мира.
Человек увидел дорогу, рассекавшую пустынную, поросшую весенней свежей травой равнину. Ощутил странный ароматневедомого мира — дымный, металлический, полный запахов искусственно созданных материалов. По дороге двигались странные существа: присмотревшись, человек понял, что это удивительные, сделанные из металла машины, управляемые людьми. Это была совершенно другая вселенная, но люди ничем не отличались от жителей Аркуина, только одеты были по-другому. Они управляли своими самодвижущимися повозками, вращая руками встроенные в машины круглые колеса и дергая рычаги. Они не догадывались, что взгляд из другого мира наблюдает за ними. И не знали, что вот-вот начнется Пересечение.
Читающий, невидимый для обитателей неведомого мира, продолжал наблюдать. На дороге показался странный экипаж — на этот раз двухколесный. Хозяин сидел на нем верхом, как на лошади, и Читающий не мог видеть его лица: голова человека была в круглом шлеме с блестящим забралом из прозрачного темного стекла. Человек в шлеме заинтересовал Читающего: он увидел над его головой черную раскрытую ладонь — знак близкой смерти. Наезднику, оседлавшему стальную машину, осталось жить совсем недолго. Читающему стало жаль его, но он ничего не мог сделать, чтобы спасти беднягу. За всадником на железном рокочущем коне возник еще один экипаж. Новенький, сияющий пурпурным лаком и серебристыми деталями. Он быстро нагонял наездника в круглом шлеме, потому что был мощнее и быстроходнее. Читающий видел лицо того, кто управлял экипажем: немолодое, несвежее, обрюзгшее, с презрительно поджатыми губами — лицо человека, считающего себя величиной, а остальных мусором, грязью, вроде той, что летела из-под быстро вращающихся колес его экипажа. Когда он обогнал ездока на двухколесной машине, даже не повернул головы. И Читающий увидел над его теменем тот же страшный знак, призрачную черную руку Хозяйки.
Начало Пересечения он ощутил миг спустя. Оно заявило о себе неприятным, давящим звоном в ушах, а потом пространство раскололось, разрезанное невидимой стеной, и роскошный экипаж с серебряными деталями ударился в эту стену. На всей скорости, с грохотом, с раздирающим слух визгом, заглушившим вибрацию Силы. Подлетел в воздух и грянулся на крышу, рассыпая обломки. Читающий услышал последний отчаянный крик погибающего человека.
Колесо от разбитого экипажа полетело прямо в человека на двухколесной машине. Человек увернулся от него — почти. Читающий слышал звук удара, лязг, скрежет и рычание завалившейся набок машины. А дальше случилось невероятное. Он увидел, как человек в шлеме разделился. Его материальное тело осталось безжизненно лежать на дороге рядом с обломками двух машин, а вот духовная сущность, светящийся радужный ком энергии, ударился в колеблющуюся завесу — и прошел сквозь нее. Миг спустя завеса исчезла. Пересечение миров завершилось.
Читающий закрыл глаза; он как будто боялся поверить в том, что увидел. Видение оставило его: он по-прежнему стоял на вершине холма, у древней плиты, на которой больше не проступали светящиеся письмена. Придя в себя, человек отошел у плиты, сел к костру и долго сидел неподвижно, глядя в огонь. Пляшущее пламя отражалось в его широко открытых глазах.
Прошло довольно много времени: человек шумно вздохнул, покачал головой. Он был голоден и сильно устал, но на душе у него было спокойно и хорошо. Смерть ездока на двухколесном экипаже не огорчила его, потому что трагедия, случившаяся в другом мире, была предсказана ушедшими — и знаменовала спасение для Аркуина. Свет и мрак, горе и надежда, как и прежде в его жизни в тысячный раз сплелись воедино.
Старик сделал глоток из своей дорожной фляжки и подбросил еще дров в костер. Ему хотелось согреться и еще раз обдумать свое видение, и еще — он надеялся, что до утра собранного топлива ему должно хватить.
Потому что ночь будет долгой.
Глава 1
ПРИШЕСТВИЕ ВОЛКА
«
Иногда я вспоминаю свои прошлые жизни. У меня их было много. Целых три.
Первая была счастливой. В ней я очень часто летал во сне, видел необыкновенный свет, когда просыпался утром, постоянно разбивал коленки, падая с велосипеда, играл и дрался с мальчишками с нашего двора и ел удивительно вкусные вещи — мамины пироги с вишней и творогом, золотистый пломбир в вафельных стаканчиках, пахучие шары воздушной кукурузы. Я помню, что в той жизни окружающие называли меня Максимкой.
Вторая жизнь началась, когда я повзрослел. Теперь близкие мне люди чаще называли меня Максом. И я верил, что весь мир принадлежит мне. Мой, тогдашний мир. И еще, я был влюблен. В жизнь, в окружающих меня женщин, в свою исключительность. Я знал, чего я хочу, и всегда шел к своей цели. Я не сомневался, что смогу достичь всего, чего захочу, и в моей жизни будет все самое лучшее — самая престижная работа, самая красивая женщина, — и не одна! — самые преданные друзья. И прочее, прочее, прочее.
Потом в моем мире что-то случилось. Я помню, это называлось «перестройкой». И все начало разваливаться на глазах. Благополучие, которое меня окружало, связи, которыми я обрастал, ценности, которые мне внушали с детства. От меня ушла любимая девушка, друзья юности вдруг начали разъезжаться кто куда. Я неожиданно ощутил, что остаюсь один. Страха вначале не было — только недоумение, растерянность и много вопросов, на которые не находилось ответов. Страх пришел позже, когда в моем родном городе появились толпы людей с пустыми глазами, а по ночам начали звучать выстрелы. И я понял, что моя вторая жизнь закончилась вместе с крушением мира, частью которого я был.
Потом был переезд, маленький российский городок, зеленый и уютный летом и унылый, утопающий в грязи весной и осенью; жизнь на съемной квартире, попытки найти себя и вписаться в новый миропорядок. Началась третья жизнь, в которой меня называли уже Максимом Михайловичем, или просто Михалычем.
В этой новой жизни не было ничего интересного. Работа за гроши, ничего не значащие встречи и безболезненные расставания, вечная нехватка денег и бестолковая суета. Попытки стать частью мира, который был мне совершенно неинтересен, в котором не было ничего, что могло бы мне понравиться. За окнами правил бал бандитский капитализм, где были востребованы совсем не те человеческие качества, которые мне прививали с детства. Дни летели, как пули, молниеносные и одинаковые. Что-то в мире, конечно, менялось, но я этого не чувствовал. Я работал. Выживал. Наметил программу дел, которые необходимо выполнить. Нашлись хорошие люди, помогли. Пришло время, и я начал зарабатывать приличные деньги. Купил отличную квартиру, перевез к себе маму, заслужил в городе репутацию хорошего специалиста. Гибельная волна времени схлынула, не смыла меня — я выплыл.
Постепенно я привык к той серости, которая меня окружала. Даже начал находить в этом однообразии приятные стороны. Меня мало заботило мое окружение — очень долго у меня не было времени на общение, потому что я работал. Зарабатывал деньги и вгрызался в новую рыночную действительность. Я называл это стабильностью. Но однажды утром, глянув на себя в зеркало, я понял, что сильно изменился. Седых волос в голове стало больше, чем темных, черты лица стали резче, кожа у глаз истончилась и покрылась сеточкой мелких морщин, во взгляде появилась усталость. И, глядя на свое отражение, я почувствовал, что у меня нет будущего. Что я всего лишь реликт того, умершего мира, призраки которого еще иногда являлись мне в моих снах. И что слишком много времени и сил ушло у меня на то, чтобы выстоять в поединке с новой реальностью. Слишком много.
Еще был короткий этап счастья, как мне казалось. Брак, рождение дочки. Но счастье оказалось коротким. Жена ушла от меня и забрала ребенка. В тот момент я, признаться, отчаялся. Мне казалось, что впереди — пустота. Но я ошибся.
Потому что моя третья жизнь оказалась не последней. Со мной случилось то, чего не могло случиться ни при каких обстоятельствах, что нарушало все мыслимые и немыслимые законы мироздания. Но обо всем по порядку…
Узор появился в то мгновение, когда тьма ушла. Он качался перед глазами, то расплываясь в мутное пятно, то обретая четкость. Странный узор, какие-то переплетения плавных кривых линий с завитками.
Он перестал качаться, и я понял, что необычный узор украшает нависший надо мной каменный свод. На потолке следы копоти, и освещен он колеблющимся неярким светом — будто где-то сбоку от меня факел горит, или костер. Я лежу на спине на чем-то жестком и смотрю прямо в него.
Интересный узор. Красивый. Никогда таких не видел.
Стоп — если я могу что-то видеть и осознавать, значит, я жив!
От радости внутри меня взорвалось что-то обжигающее, я задохнулся, и узор на каменном потолке вновь расплылся. Несколько мгновений я лежал и глотал слезы, которые помимо моей воли наворачивались на глаза.
Я жив, я жив, я жив, я жив! Да етит твою… да как же это чудесно — быть живым!
Я осознаю себя! Я продолжаю существовать. Как это… да слов никаких нет, блин!
Но э-э-э-э-э….где я? Что со мной?
Погоди, постой, давай-ка вспомним все по порядку. Сегодня утром, едва я только продрал глаза, неожиданно позвонил шеф. Попросил забыть про все свои дела и срочно ехать в Пречистое. Наша завотделом Анна Сергеевна слегла с гипертоническим кризом, на работу завтра не выйдет, и шеф просил забрать у нее какие-то бумажки и привезти ему. Мол, очень надо, Максим Михайлович, уж извини, но кроме тебя съездить некому. Шеф у нас в фирме вежливый, просит, а не приказывает, но все знают — его просьба все равно, что приказ. А что сегодня воскресенье, никого не волнует. И я поехал…
Узорный потолок качнулся, у меня появилось ощущение тошноты. Что-то с головой. Скорее всего, сотрясение. Скверно, очень скверно — но не смертельно. Вспоминаем дальше. Итак, я поехал в Пречистое. На выезде из города дозаправил «Хонду», купил Анне Сергеевне букет цветов (болеет человек, надо поддержать!), немного фруктов, а еще сигареты и жевательную резинку — себе, разумеется. Добрался до поселка без приключений, встретился с Сергеевной, выпил у нее отлично заваренного чаю с домашним печеньем, забрал бумаги и поехал обратно. До города оставалось, наверное, километров пять, когда меня начал обгонять новенький «Паджеро». Я пропустил его и сбросил газ до сорока камэ в час — впереди был очень неприятный поворот. И вот тут я увидел, как этот самый «Паджеро» буквально подбросило в воздух. На ровном месте. Он будто врезался в невидимую стену. Подлетел, завертелся волчком и, рухнув на асфальт, закувыркался, дождем рассыпая обломки и осколки стекол. Я видел, как прямо в меня летит отлетевшая от бедного внедорожника запаска, заорал, вывернул руль….И вот дальше не помню, что было. Удар по голове, провал, чернота, тишина. Ничего.
Итак, еще одна попытка. Я чувствую свое тело, могу двигаться, думать, воспринимаю действительность и вроде бы не получил серьезных увечий. Левая часть лица побаливала: дотронувшись до левой скулы, я вскрикнул — кожа была рассечена, причем глубоко. Я отнял от скулы руку и глянул на пальцы: чистые, крови нет, значит, рана уже зарубцевалась. Чувствовалось, что левая сторона лица опухла, но это не фатально. И кость вроде цела, поскольку боль несильная. В худшем случае просто трещина. Проклятущая запаска «Паджеро» все же задела меня, и, если бы не шлем, быть бы мне холодным трупом. Прочих травм я не обнаружил — так, мелкие ссадины и царапины.
Еще раз попробуем сначала… Я попал в аварию. Наверное, я был без сознания. Кто-то нашел меня и притащил в это место.
Стоп, а почему не в больницу? И почему…
Ладно, проехали. Так или иначе, я жив. И вообще, что-то я не тем занят. Надо выход искать. При условии, конечно, что он есть.
Я посмотрел вокруг себя. Пусто, голый песчаный пол, каменные стены. Кое-где поблескивают лужицы воды. Сыро, пахнет солью и тухлой водой. Радость начала понемногу уходить, башка заварила трезво, и я почувствовал страх. Это не больница, понятно. Вроде, пещерка, причем весьма и весьма темная и сырая. Справа от меня, на подпирающем низкий свод столбе подвешен старый, битый ржавчиной железный фонарь. В нем мерцает огонек, и я лежу как раз в круге света. Дальше начинался мрак, в котором угадывались нагромождения камней и кучи земли. Где-то рядом об пол шлепали капли падающей со свода воды. И еще слышался шум — вроде как прибой рядом. Явно не больница.
Может, морг?
Еще миг назад мне хотелось петь от счастья, теперь меня просто парализовало ужасом. Потом дошло — да нет, в морге не может быть такого свежего воздуха. Там воняет формалином и… вобщем, вы поняли чем. А в этом месте пахло рыбой, сырой землей и озоном.
Или меня уже похоронили?!
Вот тут я завопил — никогда в жизни не орал так дико и в такой панике. Даже в армии, когда однажды на первом месяце службы застрял в БМП. Полез на место механика-водителя и застрял. Сам не знаю, как получилось. Но только когда понял, что выбраться не могу, начал вопить. Трое ребят меня вытаскивали, и я еще наряд по кухне схлопотал. Так кричат в кошмаре. Но это подземелье мне не снилось, очевидно. Оно был реально, как был реален я сам. И мой крик ничего не изменил — я не проснулся.
Тишина добивала, заставляла волосы на голове шевелиться, внутри меня что-то задергалось, а рот наполнился сухостью. Страх. Почти панический, помрачающий разум.
Пытаясь успокоиться и параллельно связать концы с концами, я начал себя осматривать и ощупывать. Губы были распухшими и липкими: вытирая их рукой, я вдруг обнаружил, что у меня нет бороды. Уже много лет я ношу бородку-эспаньолку, отрастил ее назло бывшей, которая буквально изводила меня требованиями бриться каждый день. И вот — бородки больше не было, голый подбородок, гладкий, как ягодица. И еще я выяснил между делом, что меня кто-то переодел, пока я был в отключке. Какая-то странная рубаха, вроде как холщовая, поверх рубахи надет короткий жилет из тонкой кожи без пуговиц и без карманов. На ногах сапоги с узкими голенищами, усеянными пряжками, какие-то странные штаны, похоже замшевые. На руках перчатки, но не мои, байкерские, а обычные, из тонкой хорошо выделанной кожи. Все вместе выглядит как кинематографический наряд какого-нибудь пирата из века семнадцатого. Одежда, сырая и грязная, запачканая песком, пахла солью, водорослями и псиной, будто ее сто лет не стирали.
М-мать, что за тюзовские тряпки на меня напялили, а?! А мои вещи где?
Еперный театр, где мои вещи?!
Наверное, меня ограбили. Увидели меня бесчувственного на дороге после аварии, мотоцикл забрали, а меня…
Обобрали и побрили, ага. И еще переодели.
Бред, Максим Михайлович. Ты бредишь. Какой-то детектив с киллерами развел. Да кому нахрен ты нужен! Если только гопота какая-нибудь на моего «Стида» позарилась…
Да, кстати, очень интересно, куда делась моя тачка? Очень не хочется терять вот так глупо мотоцикл стоимостью в триста килорублей…
И все же, куда это меня закинуло?