Новиков. Седьмое!
Бадыкин. Это совершенно излишне…
Бонова. (берёт Бадыкина под руку) Не надо скромничать! Вы у нас кто?
Бадыкин. (совершенно обескуражен, Боновой) Кто?!
Бонова. (Бадыкину) Внук героически погибшего в нашем небе лётчика. К тому же вы известный живописец, член Союза Художников, ваши картины по всему миру засвечены…
Бадыкин. (Боновой) Какое это имеет отношение?…
Бонова. (Бадыкину, томно) Самое непосредственное! Внук под стать деду… Восьмое — … (встаёт, отходит от Бадыкина, осматривает Бадыкина с ног до головы) У вас только этот комплект одежды или ещё что-то с собой привезли?
Бадыкин. (совсем растерянно, Боновой) Только этот. Я на сутки всего… завтра вечером планирую уехать.
Бонова. (снова садится рядом с Бадыкиным) Может, вам костюмчик организовать, рубашку с запонками, галстук, туфли лакированные?… (повелительно смотрит на Новикова, тот утвердительно кивает)
Бадыкин. (нервно, Боновой) Боже упаси… Не стоит! Можно я в своём буду?
Бонова. (деловито, Бадыкину, нос к носу) Хотя… если посмотреть в современном контексте… Вид у вас интеллигентный, креативный… со вкусом…
Бадыкин. (Боновой) И удобно…
Бонова. (Бадыкину) Значит завтра ровно в одиннадцать тридцать (указывает на Новикова) Петя заедет за Вами и отвезёт на Демьянову горку.
Бадыкин. (Боновой) Это далеко?
Бонова. (Бадыкину) Нет, тут за околицей… У нас там кладбище сельское и обелиск односельчанам- участникам Великой Отечественной войны.
Новиков. Там и будет происходить торжественное захоронение.
Сюльжина. А рядом — магазин «Евроопт»…
Бонова. Минимаркет. Бойкое место, людное…
Новиков. Перекрёсток дорог.
Сюльжина. А сразу за “Еврооптом” кладбищее еврейское, довоенное ещё…
Бонова. Да, бабушка, точно… Еврейское кладбище есть, а евреев нет.
Сюльжина. С осени сорок первого года ни одной души не осталось… Их немцы за одну ночь… всех на машины погрузили, отвезли в Тесновцы и там расстреляли. Никого не осталось… А в их домах потом полицаев поселили, что из области приехали партизан ловить…
Бонова. (Бадыкину, встаёт) Алексей Иванович, мы на вас надеемся, мы на вас рассчитываем.
Бадыкин. (Боновой) Помогу чем смогу.
Бонова. (Бадыкину) Да ещё… Завтра после мероприятия вам надо будет заехать в правление … Петя отвезёт. (Смотрит на Новикова, тот утвердительно кивает) расписаться в ведомости. Отчётность… Сами понимаете…
Бадыкин. (Боновой) Само собой.
Бонова. (Бадыкину) Паспорт у вас при себе?
Бадыкин. Конечно. (берёт рюкзак)
Бонова останавливает Бадыкина, крепко взяв его за руку, смотрит на Бадыкина в упор.
Бонова. (Бадыкину) Там для заполнения паспортные данные нужны. (Новикову) Петя, проследи, пожалуйста!
Новиков. (снова кивает) Обязательно.
Бонова. Вот и хорошо, вот и славно. (отпускает руку Бадыкина, всем) До завтра. (Сюльжиной) Будьте здоровы, бабушка!
Сюльжина. (Боновой) Беги, беги, стрекоза!
Бонова уходит.
Новиков. (всем) Да свидания! (уходит за Боновой)
Бадыкин. Кто это был?
Сюльжина. Сонька Бонова, дочка Андрея Сергеевича… Вся в отца… Не девка — ураган в юбке! От этого урагана у наших парней и мужиков крышу сносит начисто!!
Коренной. Не девка — огонь!
Гуласиков. Мечта поэта.
В открытое окно слышны звуки отъезжающего автомобиля.
Коренной. (смотрит в окно) Это дело надо перекурить (достаёт пачку сигарет из кармана рубахи)
Гуласиков. И то верно (встаёт).
Коренной. А ты, Алексей Иванович, с нами? (достаёт спички из кармана брюк)
Коренной и Гуласиков стоят в ожидании ответа.
Бадыкин. (Коренному и Гуласикову) Спасибо, я не курю.
Коренной. Понятно. (уходит)
Гуласиков уходит за Коренным.
Бадыкин. Я хотел тихо, по-домашнему…
Сюльжина. Так оно и выйдет по-домашнему. Бабы наши соберутся — поплачут вволю… Своих родителей вспомнят… Это не только твоё торжество… это, Алексей, и наше торжество — всенародное… Чтобы молодёжь наша знала и помнила тех, кто за них жизни своей не пожалел… Чтобы помнили и с ветром летним вдыхали память эту…
Бадыкин. Ваша правда, бабушка!
Сюльжина. И ты у нас этой возможности не отнимай! Не прячь её в угол избы. Ты её людям неси, отдай всю без остатка. А люди… они тебе во сто крат вернут… добротой и уважением.
Бадыкин. (целуют руку Сюльжиной) Спасибо, бабушка.
Сюльжина. Ты чего это, ты чего, Алексей?!
Бадыкин. От всех Бадыкиных низкий поклон вам, Нина Антоновна, вам и односельчанам Вашим — Пете, Мите, Родиону…, этой энергичной девушке Соне…
Сюльжина. (гладит Бадыкина по голове) Это ничего… Это если от всей души… это даже полезно! А благодарить нас не за что. Потому как… что может человек другим людям отдать?! (по той ноше и мереем) Ежели он жизнь свою не пожалел за нас, то как же мы должны к нему… Аки к святому идти… и к мощам его прикоснуться жаждать.
Бадыкин. А где они сейчас?
Сюльжина. Там, где им положено быть до погребения… во храме божием. Как в деревню заезжал, видел слева на горушке церковь деревянную!
Бадыкин. Видел.
Сюльжина. Храм Николы-угодника. Памятник 18 столетия, времени Речи Посполитой (с характерной для Беларуси архитектурой) Он такой единственный остался.
Бадыкин. А сейчас туда можно сходить?
Сюльжина. Вечер уже на дворе. Храм божий заперли. Отец Сергий домой пошел к жене и детям. Хозяйство у него — корова, куры, утки, огород 20 соток, да сад… Ты, Алексей, отдохни после долгой дороги, а завтра… всё успеется — будет день, будет и пища!
Входят Коренной и Гуласиков.
Коренной. (кивает на Сюльжину и Бадыкина, Гуласикову) Ни на минуту нельзя их оставить. То вечер поэзии устроят, то вернисаж живописи. (указывает на Сюльжину и Бадыкина) Живые картина в исполнении актёров больших и малых театров…
Сюльжина. (перебивает) Тьфу на тебя, Митька! И что ты за фрукт (закавыка такая)! Иди сюда… что скажу…
Коренной. Уж и пошуткавать нельзя.
Коренной и Сюльжина отходят к печке.
Сюльжина. (Коренному, суёт в руку Коренному деньги) Вот возьми за брикеты.
Коренной. (Сюльжиной) Не возьму. Чего это ты выдумала, баба Нина?… Не обижай меня, честное слово.
Сюльжина. (настойчиво Коренному) Ты целый день работал… Как так можно? Бери, говорю!
Коренной. Сказал не возьму — и точка! А ежели ты (как в прошлый раз) мне деньги в карман сунешь незаметно. То я те деньги (даю слово) пропью,… не доводи до греха, убери ассигнации!
(Отходит от Сюльжиной, садится за стол.)
Сюльжина. «Тьфу» на тебя три раза, Митя! Храни вас всех Господь, детки! Храни тебя Боженька, Митечка!
Гуласиков. (Коренному, деловито) Итак, продолжим начатый на крыльце разговор.
Коренной. (Гуласикову) Пустое.
Гуласиков. (Коренному) Как это «пустое»? Я не согласен…
Коренной. (Гуласикову) Хорошо. Давай начистоту… Если по правде рассуждать, что мы о той войне знаем…
Гуласиков. (Коренному) Как «что»? Очень даже много. Я который год из архива не выхожу…
Коренной. (перебивает, Гуласикову) Документы изучать в архиве — это замечательно. Документы — это само собой отражение фактов, но не более того. А ты по сути посмотри, по-человечески…
Гуласиков. (бойко) А по-человечески… мы всё тёплое время года на раскопках проводим…
Коренной. (Гуласикову, от души) Честь и хвала вам…
Гуласиков. Да не об том я, дядь Мить.
Коренной. (въедливо) Так и я не об том. Вот, к примеру, Антоновна… она — да! Она ту войну пережила — день за днём, час за часом, минуту за минутой. Она в войне этой великой существовала… Она есть и будет хоть и небольшой (крохотной) её частью. (бойко) А спроси ты её о той войне — молчит!!!
Сюльжина. (засуетилась) До чего же ты, Митечка, прилипчивым бываешь. Мне, когда война началась, всего семь годочков натикало… А что ребёнок может помнить?!
Коренной. Но ведь ты, баба Нина, непосредственный участник тех событий.
Сюльжина. Я, может, и участник, да не такой важный.
Коренной. (Сюльжиной) А что-нибудь можешь рассказать… случай какой-нибудь или историю?!
Сюльжина. (нервно) Я, Митечка, всё, что тогда было — забыла! Забыла и всё! А истории в книжках… Такой мой тебе ответ! (уходит за занавеску)
Коренной. (Бадыкину и Гуласикову) О, видали… Что и требовалось доказать. Дед мой Григорий Аксёныч (мамин отец) тоже так вот со мной разговаривал, когда я его о Великой Отечественной спрашивал. Воевал он, танкистом был, механиком — водителем, 4 экипажа сменил, 3 раза горел, контузии и ранения, вся грудь в орденах и медалях. А спросишь — молчит! Про экипажи, контузии, ранения и прочее… это я потом уже у бабушки Варвары (его супружницы) выведал. Но один случай я, ребята, запомнил навсегда. Мне тогда было лет десять. По телику «Три танкиста и собака» показывали…
Бадыкин. Польский фильм…
Коренной. (утвердительно кивает) Ага! Мы с сеструхой сидим в доме на диване и очередную серию смотрим. Мы такое кино ждали целый день, в программке красным карандашом помечали время, чтобы не пропустить…
Из-за занавески появляется Сюльжина. Стоит, слушает.
Бадыкин. Точно-точно! Фильмы и мультики на целую неделю…
Коренной. И тут дед с рыбалки пришел, сапоги снимает у порога, дождевик… А мы с Надюхой сидим и фильм смотрим. И далее дед ни с того ни с сего подходит и выключает телевизор из розетки. Я и малая в крик…
— Кино с приключениями, а ты…!!!
А дед посмотрел на нас… Я никогда у него такого взгляда не видел ни до ни после. Взял он телевизор за бока (марки «Рекорд») — и в сени, а там и на двор. Мы за ним… А во дворе дед телевизор тот над головой поднял и оземь — ГАХ! Мы стоим — ни живые ни мёртвые — шевельнуться боимся!
Бадыкин. (Гуласикову) Тогда телевизор это ого-го-го! Несметное сокровище!
Коренной. (Бадыкину) Не говори.
А дед:
— Я дам вам приключения! Сказки людям показывают, а война это…
Дед отвёл взор и пошел, как был, в носках, по меже в огороды. С той поры я этот фильм смотреть не могу. Как отрезало!
