Помоги проекту - поделись книгой:
Мор
Процесс Прасолова и убийство госпожи Тиме
(Кошмары русской жизни)
I.
Определение этого процесса сенсационным, доказывает полнейший упадок основных начал человеческой нравственности, абсолютнейшую атрофию человеческих черт.
Нет, этот процесс не сенсационный, а самоубийственный. Самоубийственный потому, что всякий, мало-мальски следивший за ним человек, неминуемо должен прийти к заключению, что жизнь в России свелась до свиного корыта, что там царствует дикая и необузданная вакханалия похоти, грубейшего разврата и скотства.
А отсюда, от такого сознания до самоубийства всего только не шаг, а полшага.
В некоторой части русской прессы процесс Прасолова пытались во что бы то ни стало объяснить характерными чертами широкой и разгульной жизни в Москве.
Она, дескать, Белокаменная, всему виной и никто больше.
Слепые кроты.
Разве в самых глухих медвежьих углах нашей родины не происходит тот же бесшабашный разгул, та же свистопляска, словно, с цепи сорвавшихся саврасов?
Разве русские газеты не сообщают ежедневно о гнусных насилиях над женщинами и детьми, о сожительствах отцов с дочерьми, братьев с сестрами, о диких проявлениях мести за обманутую и опозоренную любовь?
Нет, дело тут не в Москве, а во всем строе нынешней русской жизни.
Бесчисленные самоубийства, самые жестокие и неслыханные убийства, гомерический разврат, дикое пьянство...
Стоит подумать обо всем этом, чтобы мурашки забегали по спине.
Процесс Прасолова — это последний штрих огромной, дышащей тленью и жуткими призраками, картины, имя которой: «Вакханалия русской жизни».
Прасолова, убившего свою жену; как, известно, оправдали.
Часть русской прессы в лице лучших ее представителей выражала свое недоумение по этому поводу. Некоторые более чуткие русские публицисты даже возмущались и негодовали.
Но как же они не поняли, что так, именно, и должно было быть.
Прасолова суд в России должен был оправдать.
Этим он доказал, что не понимает всего ужаса, сконцентрированного в процессе Прасолова.
И, именно, это непонимание делает картину русской жизни последнего времени, вызвавшей, долженствовавшей вызвать дело Прасолова, гармонически-совершенной и законченной.
Исходя из такой точки зрения, мы и разберем этот замечательный процесс.
II.
Но прежде, чем приступить к этому разбору нам необходимо коснуться еще другого кошмарного явления русской жизни последнего времени, а, именно, убийства госпожи Тиме, совершенного в Петербурге.
Не успел еще замолкнуть шум вокруг процесса Прасолова (а шум этот ощущался во всей России), как на поверхности русской жизни выплыло во всем своем кровавом ужасе убийство госпожи Тиме.
Убийство это, собственно, произошло до процесса Прасолова.
Но после процесса обнаружились убийцы и, узнав их, все невольно содрогнулись.
Положительно, было от чего окаменеть. Убийцами оказались два изящных господина, представители петербургского высшего общества, люди, делавшие блестящую карьеру, — люди, которых с почетом принимали в лучшем обществе.
Один из убийц занимал ответственное положение в министерстве иностранных дел и заведовал шифрами.
Конечно, если бы это убийство носило, так называемый, романический характер, т. е. было бы совершено на почве отвергнутой любви, ревности и проч., то это было бы по крайней мере в той или иной степени объяснимо.
Но эти мотивы не играли абсолютно никакой роли в этом убийстве. Светскими убийцами руководило исключительно жадное корыстолюбие; их прельщали бриллианты убитой ими жертвы, о которых они слышали.
Это было, таким образом, самое грубое, самое постыдное и дикое убийство с целью грабежа.
Деньги, женщины и кровь — таковы главные три элемента русской жизни.
Процесс Прасолова и убийство Тиме выросли на этой почве, не могли не вырасти.
Гнилая почва порождает гнилые, разъедающие общество, кошмарные явления.
В последнем итоге, — это симптомы близкого конца.
Ибо смрад и удушье нависли в воздухе российской жизни.
Стоном стонет порабощенная, окунувшаяся в тину всяческих мерзостей, Россия.
Тучи слишком сгустились, слишком мрачны и тяжелы.
Быть грозе.
III.
Процесс Прасолова происходил в Москве и вся жизнь непосредственных участников итого процесса и лиц соприкасавшихся с ними прошла, главным образом в Москве.
В широкой, разгульной, привольной Москве.
В Москве сытых, довольных, ни над чем не задумывающихся людей.
Официальной столицей России является, как известно, Петербург, о котором, как о таковом речь будет впереди.
Москва же чиновным, тщедушным Петербургом презрительно обзывается большой русской деревней, — нескладной, серой провинцией, — грязной, азиатской и пр.
В сущности же Москва — и это опять таки общеизвестно — финансовая столица России.
По настоящему богата, по настоящему здорова, по настоящему русская, — такова Москва.
Правда, пожалуй, что она нескладно скроена, но зато она крепко сшита. Самые крупные российские миллионы сосредоточены в Москве.
Немудрено поэтому, что наиболее обширные русла, созданные для того, чтобы по ним утекали эти миллионы, сосредоточены также в Москве.
Что такое все петербургские увеселения по сравнения с московскими?
Жалкие забавы, игры для детей старшего возраста, постные меню . . .
Москва издревле любит разгул, подлинный настоящий разгул, — разгул во время которого в москвиче пробуждается его старый предок, по вышедший еще совсем из оболочки варвара.
Что может сравниться с московским Яром, московской Стрельной?
Даже по части ресторанов (а казалось бы, что тут уж Москве не тягаться с Петербургом) Москва побила рекорд.
Московские «Метрополь», «Большая Московская», а паче же «Эрмитаж» единственны в своем роде, в особенности, последний.
«Яр» в том виде, в каком он сейчас, по внешности одно из импозантнейших и красивейших зданий во всей Москве.
Это, между прочим, означает и во всей России. И нечего скромничать, такого Яра, пожалуй, не сыщешь и во всей западной Европе.
Внутреннее устройство Яра не менее импозантно, величественно и роскошно. Огромный белый зал. Мраморные колонны. Роскошный потолок. Изумительная летняя веранда. Белоснежные скатерти на столах и совершеннейшая сервировка. Море электрического света. Предупредительнейшая и образцово-дисциплинированная прислуга. Великолепнейший и дорогой оркестр. Прекрасная в техническом отношении небольшая сцена. На ней выступают первокласснейшие артистки и артисты кафешантанного жанра.
У входа широкая мраморная лестница, покрытая мягким пушистым ковром, ведет в верхний этаж, где находятся кабинеты.
Таков Яр в общих чертах.
Человек не посвященный оценит здесь всю роскошь, все богатство и... только.
Он не увидит здесь ничего специфически-русского, ничего такого, что давало бы повод говорить о каком то исключительном характере Яра.
Шикарный, первоклассный ресторан — шантан ,— скажет такой непосвященный человек.
Ничего больше.
Посвященные же люди, люди, мало-мальски знающие Москву, скажут вам о Яре нечто гораздо большее.
Ехать к Яру — это значит в Москве окунуться в волны трепетного, широкого разгула.
Но нынешняя Москва не прежняя, не Москва тридцатых годов прошлого столетия.
Нынешний москвич и в разгуле обрел культуру, тонкость, деликатность.
По настоящему повеселиться, покутить, получить удовольствие у Яра может только такой москвич, которого там знают.
Это чуть ли не одно из правил хорошего вкуса и отличных манер дорожащего своей репутацией москвича.
Такой москвич входит к Яру и уже у входа его величают по имени-отчеству лихой швейцар в поддевке, его подручные.
Затем по линии возвышения следуют младшие лакеи, старшие лакеи, метр д’отель и, наконец, сам управляющий.
Сесть у Яра к столу и потребовать карточку — считается дурным тоном. Лакей должен знать ваш вкус и сам уж должен подать вам все, что вашему чреву угодно и мило.
Если же он и не успел хорошенько изучить ваши гастрономические вкусы, то по правилам хорошего яровского тона вы должны весело посмотреть в глаза вытянувшегося перед вами в струнку лакея и с оттенком добродушия и доверия к нему сказать: — Приготовь ка мне, милый, чего нибудь такого-этакого поужинать. Уж смастери там по хорошему, обмозгуй как следует.
— А пить что я буду?
Для начала, конечно, очищенной, а там рябиновки и все по порядку. Только при таком вашем поведении у Яра можете рассчитывать на некоторое уважение к вам со стороны прислуги.
В противном случае вас будут внутренне презирать.
Правила хорошего тона здесь у Яра требуют также, чтобы вы истратили здесь возможно больше денег, — во всяком случае не меньше сотни, — чтобы на чай прислуге вы давали щедро, — рублей пятнадцать — двадцать что ли и чтобы, давая на чай, вы не подчеркивали этого обстоятельства, т. е. не говорили бы: — а это возьми себе на чай, или нечто в этом роде, — нет, вы швыряете на стол эти деньги и молчите.
Кроме того, хорошему гостю вообще не полагается уходить от Яра так, не солонно хлебавши.
Нет, поужинав внизу, послушав снисходительно и равнодушно программу (непременно снисходительно и равнодушно, ибо вы не провинциал и не из за программы явились сюда), вы должны отправиться наверх, предварительно отыскав себе среди гуляющих внизу
Деньги должны литься у вас рекой. В противном случае вы с точки зрения прислуги у Яра вовсе не барин, а так... мелюзга какая то.
Нужно чтобы вы на следующий день после посещения вами Яра самым равнодушным образом сообщили вашим приятелям: — Вчера, знаете, кутнул у Яра. И представьте, дешево обошлось, всего каких нибудь пять сотенных.
Другие же должны говорить о вас: — X. зачастил к Яру и держит себя молодцом. Кутит здорово. Здоровую деньгу оставляет там.
Только в этом случае вы будете come il faute по московским понятиям.
Помните об этом.
Я останавливаюсь на всем этом вовсе не по прихоти.
Все это неразрывно связано с темой данной книги, — одно вытекает из другого.
Приблизительно в таком же роде и Стрельна.
Впрочем с той, пожалуй, разницей, что в Стрельну обыкновенно приезжают после Яра и здесь хороший тон не только допускает, но даже требует более необузданного разгула до битья зеркал и мазанья физиономий лакеев горчицей включительно.
Здесь уж водка, вина кажутся святотатством.
Здесь пьют, преимущественно, шампанское и, конечно, французской марки. Хлопают пробки, ленится золотистая влага в бокалах, переливается звонкий женский смех и вторит ему пьяное гоготанье опьяневших саврасов в поддевках или фраках, — это не делает разницы.
Нужно сказать еще несколько слов об Эрмитаже.
Это с одной стороны ресторан, притом самый фешенебельный, самый аристократический ресторан, — с другой стороны дом свиданий, опять таки самый фешенебельный.
В процессе Прасолова, который, как это вполне естественно, нас, главным образом, и интересует в данном случае — ресторан Эрмитаж не играл никакой роли.
Иначе же обстоит дело с домом свидании Эрмитаж, — он играл роль в этом деле.
Он упоминается на одной из самых трогательных и более всего волнующих нас страниц романа четы Прасоловых и мы должны некоторым образом характеризовать его.
В этот дом свиданий ездят, исключительно, испытанные в делах любви люди, притом принадлежащие к лучшему обществу.
Там заботится о том, чтобы явившаяся парочка была избавлена от нескромных взоров.
К услугам парочек, арендующих помещение в этом доме всего на одну ночь, а чаще всего на несколько часов — имеются целые апартаменты, — нередко подобия целых квартир.
Тут столовая, где можно поужинать, гостиная, где предоставляется вести беседы о любви и, наконец, спальня, альков для сладких объятий.
Поделиться книгой: