За окном стояло раннее утро, и призраку ночного кошмара было не дотянуться до него сквозь свет дня.
— Что с тобой? — снова спросил Жером, выпуская его плечи из рук и помогая встать с кровати. — Ты же сам меня вчера позвал в гости! Проспал, что ли?
— Да, — смущённо сгребая в охапку повседневную одежду и стаскивая ночную рубаху, повинился художник.
Окончательно проснувшись, он вспомнил, как заходил вчера к старому другу и пригласил посмотреть, как выглядит его разработка в деле, ведь драгоценности на портрете были уже почти дописаны.
Жером с радостью согласился, и друзья договорились, что он зайдёт к девяти. Жером был единственным человеком, у которого имелся ключ от мастерской Эджера на разные непредвиденные случаи.
— Хорошо, что ты пришёл, — выдохнул Эджер, чувствуя, как не до конца успокоившееся сердце отбивает рваный ритм. — Я… эм… работал вчера допоздна и потому проспал.
— Я уж думал, случилось чего, — неловко пожал плечами Жером, — пришёл, стучу, ты не открываешь. Сходил к себе, взял запасной ключ, а ты тут лежишь, зову — не реагируешь. С тобой точно всё хорошо? Какой-то ты бледный в последнее время.
Эджер только отмахнулся и, закончив с переодеванием, повёл друга к недописанному портрету.
Жером тут же принялся восхищаться искусной живописью друга, нахваливать драгоценные камни, казавшиеся живыми. Эджер же смотрел на портрет мельком — невзирая на то, что картина выглядела вполне обычно, художник не мог избавиться от образа из сна. При каждом новом взгляде на портрет он в первые мгновения видел перекошенное полузвериное лицо.
— Нет, что-то ты совсем плох, дружище, — вдруг настороженно изрёк Жером, внимательно вглядываясь в лицо друга. — Может, лекарю покажешься? Тебе теперь это по средствам.
— Да нет, — отмахнулся Эджер, — сейчас портрет закончу, и полегчает, я уверен. Отметим с тобой это дело в ресторане, и вот тогда, дорогой Жером, я наконец прославлюсь и заживу по-настоящему!
Друзья ещё немного помечтали, построили планы, как откроют общую лавку в центре. Мориза пришла через четверть часа после ухода Жерома. Эджер, всегда воспринимавший каждый её визит как пополнение своего бюджета, впервые не испытал радости. Ему ужасно захотелось поскорее закончить портрет и больше с ней не встречаться. Однако он погнал прочь от себя такие мысли! Наоборот, он должен ратовать за то, чтобы она заказала у него новые портреты и порекомендовала друзьям. Всё эта полоумная на рынке наговорила ему небылиц, из-за которых теперь снятся кошмары. Некстати Эджер снова чувствовал себя скверно. Правая рука отзывалась болью практически после каждого движения кистью. Его мутило, но Эджер превозмогал слабость и продолжал писать. Ему придавал сил тот факт, что портрет был почти закончен, скорее всего, завтра он завершит работу и получит своё вознаграждение. Он постарался написать как можно больше и в конце сеанса мог сообщить Моризе, что завтра, по его разумению, портрет будет готов.
— Прекрасно! — воодушевилась она с небывалой прежде эмоциональностью.
— Только завтра забрать его ещё не получится, краска должна просохнуть как следует.
— Это ничего, — махнула рукой она и тут же протянула Эджеру мешочек с деньгами, — спасибо вам за такую быструю работу! Я буду всем знакомым рекомендовать вас как превосходного портретиста! На том они распрощались.
Весь оставшийся день Эджер провёл, склонившись над ржавым помойным ведром. Его рвало, живот истязали невыносимые рези. Так плохо ему, пожалуй, не было, даже когда он в особенно неудачном месяце остался без гроша и, чтобы не помереть от голода, зажарил пойманную в мастерской крысу. Тогда после пары промываний, когда желудок очистился, ему полегчало, а сейчас просвета не было. Становилось всё хуже. Теперь он был обеими руками «за» то, чтобы обратиться к лекарю, но и до ближайшего ему было просто не дойти. Свернувшись калачиком на полу возле своей кровати, Эджер невольно вспоминал слова Анны, сказанные ему полушёпотом на рынке. Теперь он, кажется, готов был поверить в проклятье. Хотя рациональная часть рассудка до последнего противилась, убеждая, что он просто подхватил где-то заразу.
Терзаясь муками одновременно физическими и умственными, Эджер пришёл к компромиссу. В таком состоянии ни до лекаря, ни даже до Жерома он дойти не сумеет, а вот до дома, где живёт Анна со своим братом, сил ему должно хватить. Умалишённая (или просто слегка тронувшаяся рассудком), но её компресс (или что бы это ни было) помог ему в прошлый раз. Опираясь на кровать и придерживаясь за стены, Эджер добрался до входной двери и в голос чертыхнулся. Небо на погрузившейся в черноту улице заволокло тучами, по каменному тротуару уже стучали первые капли дождя. Едва не упав, он всё-таки изловчился стащить с вешалки плащ и, укрывшись с головой, неровной походкой двинулся в сторону дома Анны. Каждый шаг давался с трудом, но, как ни странно, разошедшийся не на шутку ливень играл ему на руку. Эджера лихорадило, он чувствовал сильнейший жар, а холодные капли, падавшие на открытые участки тела, и влага, оседавшая на лице, приятно остужали. На последнем издыхании он доплёлся до места назначения и что было мочи забарабанил в дверь. Вернее, попытался забарабанить, но сил хватило на единственный глухой удар. Вобрав в лёгкие воздуха, он стукнул кулаком по деревянному полотну, понимая, что и это, скорее всего, слишком слабо. Тяжело дыша, он стал копить силы, чтобы попробовать снова, но внезапно за дверью послышался шум, и та отворилась. Обессиленный Эджер, опиравшийся на дверь, едва не рухнул, как только лишился точки опоры. Ему открыл брат Анны, имени которого он так и не смог выудить из своей памяти.
— Позовите Анну! — прохрипел художник, чувствуя, что свет перед глазами меркнет, а остатки сил покидают его.
Когда сознание вернулось, он ощутил, что его куда-то несут на руках, на лицо падали холодные капли воды. Он попытался приподнять голову, но вместо этого снова отключился.
— Очнитесь! — голос, вырвавший его из небытия, был хриплым. Мужчина, очевидно, преклонных лет звал его и просил открыть глаза. Эджер повиновался.
Он очнулся на узкой кушетке в помещении, пахнущем спиртом. Он у лекаря. Рядом с ним на стуле сидел пожилой мужчина, пристально вглядываясь в своего пациента, а чуть поодаль с озабоченным видом стоял брат Анны.
— Как вы себя чувствуете? — Эджер нашёл в себе силы сесть, хотя и проделал это неуклюже, перед глазами до сих пор всё плыло.
— Что со мной? — спросил он у пожилого господина напротив.
— Боюсь, я не в силах объяснить причины вашего состояния, — смущённо закусил губу тот, — у вас противоречивые симптомы. За годы своей работы я, признаться, вижу такое впервые. Я пустил вам кровь и дал пару настоев. Как вы себя чувствуете?
— Лучше, — кивнул Эджер. Он всё ещё был слаб, однако голова больше не болела и тошнота отступила.
— Я могу продать вам несколько ампул с настоями и готов осмотреть вас повторно завтра вечером.
Эджер, сообразив, что пришло время оплачивать лечение, вынул из кармана деньги и протянул горсть доктору. У последнего заблестели глаза, стоило рассмотреть количество оставленных монет. Он тут же забегал по кабинету. Во время суетливых перемещений мужчины Эджер заметил под врачебной накидкой пижаму — очевидно, лекаря выдернули прямо из постели. Видимо, когда он потерял сознание, брат Анны отнёс его к врачу. Но почему? Почему Анна не вылечила его, как в прошлый раз? Лекарь тем временем закончил метания, набив настоями разных оттенков небольшой холщовый мешочек.
— Вы дойдёте сами? — участливо осведомился он, когда пациент, пошатываясь, направился к выходу.
— Я его провожу, — подал голос брат Анны, до того никак не обозначавший своего присутствия.
— Простите, — повинился Эджер, стоило им выйти за порог. Дождь к тому времени уже закончился, и можно было идти не спеша по тонущей в ночной тьме улице. — Я забыл ваше имя. Да и сам не представился, кажется, в прошлый раз.
— Не переживайте, кажется, в нашу первую встречу своё имя называла только моя сестра. Я Томас.
— Эджер.
Томас, очевидно, был его ровесником, но из-за внушительного телосложения казался старше.
— Простите, что я вот так вломился к вам на ночь глядя, — снова извинился Эджер, — но мне было так плохо, я мог надеяться только на помощь вашей сестры.
— Анна вчера уехала.
— Уехала? Далеко? Надолго?
— В другую страну, — уклончиво ответил Томас, — она не живёт здесь, приезжала меня проведать на неделю и вчера уехала домой.
— Плохо… — протянул Эджер, крепче вцепляясь в сумку с лекарствами, — теперь у него оставалась надежда только на них. И почему он не выслушал её тогда на рынке? Теперь, после слов лекаря о том, что ему невозможно поставить ни одного диагноза, объяснить всё происходящее с ним рационально не получалось.
— Анна сказала, что вы виделись на рынке, — произнёс Томас неуверенно и, тут же смутившись, замолчал, явно не закончив мысль.
— Да, верно, — Эджер смутился не меньше, и даже сам не знал отчего: то ли оттого, что ему было стыдно пересказывать её брату безумные речи о проклятии, то ли оттого, как невоспитанно он повёл себя по отношению к ней.
Остаток пути мужчины прошли молча. Томас, как и обещал доктору, проводил Эджера до дома, и на том они расстались.
Эджер, понимая, что спать до прихода Моризы ему осталось немного, решил лечь одетым. Его всё ещё штормило, но состояние уже было куда более сносным. Завтра, а вернее, уже сегодня он закончит портрет, получит деньги и как следует займётся здоровьем. Надо только дотянуть. С этими мыслями он улёгся спать, отметив про себя, что так и не купил новую кровать, и решил сделать это прямо завтра.
Глава 8
Ему снова снились кошмары, однако теперь их содержание растворилось в памяти, стоило стуку, раздавшемуся в мастерской, пробудить его ото сна. Эджер подскочил как ужаленный и тут же пожалел, что вообще проснулся. Ему снова было плохо. Поднявшись, он впустил тарабанившую в дверь Моризу, на этот раз не извиняясь и не лебезя перед ней, так как просто не было сил. Собираясь уже закрыть дверь, Эджер вдруг заметил прямо у своего порога письмо, придавленное камнем. «Странно», — подумал он, не без труда нагибаясь и поднимая конверт. Художник собирался было открыть его, но подумал, что, если срочно не выпьет пару микстур лекаря, то снова отключится, а его ещё ждёт работа. Мориза тем временем скрылась в мастерской, а Эджер, пользуясь этим, достал из-под прилавка холщовую сумку и принялся один за другим пить настои, прописанные лекарем. Письмо он положил на стол рядом. Пара из микстур были до того мерзкими на вкус, что он едва удержался, чтобы не опорожнить желудок прямо на пол магазина.
— Эджер, вы здесь? — послышался голос из мастерской, и художник поспешил к клиентке, превозмогая слабость. Письмо он прочтёт позже.
Сегодня буквально всё его существо противилось рисованию. Рука отнималась, но Эджер продолжал писать.
— Сегодня закончите? — против обыкновения заговорила Мориза. Сегодня она не была похожа на прежнюю себя, сидящую на стуле словно каменное изваяние. Она едва заметно ёрзала, и ей явно не терпелось закончить работу над портретом.
— Да, — выдавил улыбку Эджер, — работы осталось максимум на полчаса.
Это было чистой правдой, чувствуй он себя лучше — вообще завершил бы портрет парой верных мазков, но перед глазами у него всё плыло и приходилось осторожничать, чтобы не испортить работу.
Когда ему оставалось только изобразить блики на прозрачных камнях в серьгах Мориз, кисть выпала из ослабевшей руки.
— Чёрт возьми, — пробурчал он про себя и, выглядывая из-за мольберта и улыбаясь из последних сил, сказал, — прошу меня простить, я отойду буквально на минутку.
Едва не падая, он дотащился до холщовой сумки, оставленной на прилавке, намереваясь допить все оставшиеся микстуры разом, когда взгляд его затуманенных глаз сфокусировался на письме, покоившемся рядом. Положив его на стол противоположной стороной, он только сейчас заметил надпись на конверте: «От Анны». Сердце его ёкнуло, и он, позабыв обо всём, вскрыл конверт и извлёк исписанный аккуратным почерком лист желтоватой бумаги.
«
Ниже шла приписка другим, менее аккуратным почерком.
Комната завертелась вокруг него. Эджер сделал неуверенный шажок, чтобы не упасть, продолжая держать перед собой письмо. Он больше не считал Анну сумасшедшей. Он считал безумцем себя! В памяти всплыл сон с ужасным ожившим портретом и картиной, на которой было изображено его бездыханное тело. Эджер пытался прикинуть в уме, что ему делать, когда за спиной раздались шаги и голос:
— Вы скоро?
Эджер обернулся, и в глазах его застыл ужас. Он попытался броситься к двери, но обессиленное тело поддавалось с трудом. Художник запнулся и повалился на пол, не сводя взгляда с Моризы.
Женщина ничуть не удивилась его поведению, напротив, с её лица слетела маска участливости, и по губам поползла та самая зловещая ухмылка, что явилась Эджеру в ночном кошмаре.
— Да… — протянула Мориза, царственно приближаясь. — К концу вы все догадываетесь, что что-то не так, но, увы, мальчик мой, бежать поздно, — Эджер всё это время силился добраться до двери, но Мориза в пару шагов оказалось у неё первой и повернула ключ. — Пора закончить свой шедевр, — процедила она и, схватив Эджера за ворот рубашки, потащила в мастерскую.
— Что вам нужно? — простонал он, не в силах сопротивляться.
— Совсем малость, мальчик мой, лишь твоя душа. Звучит чересчур пафосно, я понимаю, но уж как есть.
— Объясните! — выдохнул художник, когда его выпустили из хватки, поставив перед мольбертом.
— Дорисовывай! — рявкнула Мориза, усаживаясь на стул.
Ключ от мастерской был у неё в руках, и у Эджера в его плачевном состоянии не оставалось ни единого шанса её одолеть.
— Я буду рисовать, если вы объясните, что происходит! До истинных мотивов клиентки ему дела не было, но он наделся таким образом выиграть время и придумать способ спастись.
— Да не всё ли тебе равно? — усмехнулась женщина, расправляя складки на зелёном платье и поправляя осанку. — Хотя, — вновь заговорила она, проведя пальцем по камню на своём кольце, — эта история достойна рассказа.
Прошлое 1.1
— Дай мне ещё воды. Хриплый, еле слышный голос женщины, лежащей на узкой самодельной кровати, можно было спутать со скрипом прогнивших половиц.
— Доктор сказал, тебе больше нельзя, — сидя с мутным кувшином на стуле возле кровати, ответила ей молодая девушка, но рука уже потянулась к чашке с золотой окантовкой, что наполнить её водой. — Давай два глоточка, мама, не больше.
Женщина, худая, практически высохшая до состояния мумии, не без труда усмехнулась и так же тихо проговорила:
— Я всё равно умру сегодня, налей полную кружку, пожалуйста.
Девушка с полными слёз глазами долила ещё воды и поднесла к губам матери. Та начала жадно пить, хотя слабость и не позволяла ей осушить кружку так быстро, как ей хотелось бы.
Напоив мать, девушка бережно вытерла струйку воды, скатившуюся по её щеке мимо рта.
— Загляни под кровать, чуть более слышным голосом проскрипела умирающая.
— Зачем? — спросила девушка, спускаясь со стула и опускаясь на колени.
— У задней левой ножки… — мать зашлась кашлем, но продолжала говорить. — У левой… нож… ки есть… выступ… потяни за… него, — дальше говорить ей стало не по силам, и она умолкла, а девушка тем временем нащупала выступ на деревянном полотне и потянула за него.
Выступ оказался ручкой, открывающей потайной люк, сделанный в остове кровати. И стоило распахнуть дверцу, на пол вывалилось нечто прямоугольное. Девушка подняла предмет и, вытащив его на свет, поняла, что держит в руках книгу. Кожаная, потемневшая от времени и кое-где треснувшая обложка. По центру темнел символ, напоминающий крест, но в верхней части имевший форму перевёрнутой капли.
— Я нашла эту книгу, когда подрабатывала горничной в одном очень солидном доме, — справившись с кашлем, произнесла женщина. Её дочь открыла страницу наугад и перед ней предстали тысячи непонятных символов, перемежавшихся с иллюстрациями. — Хозяин того дома, в котором я работала, коллекционировал различные предметы древности. Эту книгу он привёз из Египта, но не смог понять ни слова из того, что там написано, а потому забросил её в хранилище, где держал не самые интересные экспонаты своей коллекции. Прибираясь в нём, я случайно задела полку, где лежала книга, и она, упав, открылась на этой странице, — женщина попыталась потянуться, но ей не хватило сил. Тогда дочь подложила ей книгу под руку, и с большими усилиями женщина всё же смогла открыть нужную страницу.
На развороте была изображено существо, левая половина которого выглядела как очень красивая женщина, а правая представлялась животным чёрного цвета с длинными, вытянутыми ушами и такой же мордой, но сохранявшим женские черты. Существо сидело на троне, в человеческом и зверином ушах блестели серьги с бриллиантами, на шее и руках было надето множество украшений. Ниже имелась подпись, состоящая из непонятных символов.
— Красивая, правда? — улыбаясь, спросила женщина. — Именно тогда, увидев этот рисунок, я подумала: почему у одних есть всё, а другие обречены всю жизнь копаться в помоях ради подгнившего куска хлеба? Мне тоже захотелось иметь дорогие украшения и красивую одежду, как у неё, — она кивнула в сторону картинки. — А теперь перелистни пару страниц назад, — попросила женщина. Дочь повиновалась и открыла точно такой же разворот, на котором была нарисована та же женщина, но обе половины её лица были человеческими, а вместо прекрасных украшений руки покрывали волдыри и раны, одежда свисала рваными лохмотьями.
— Что это значит, мама? — непонимающе спросила девушка.
— Я задалась тем же вопросом и, полистав страницы между картинами, поняла, что в книге описывается нечто, что может сделать из нищенки богачку, оставалось лишь узнать значение символов. Мне так хотелось верить в существование способа вырваться из нищеты, что я зацепилась за луч надежды. Я украла книгу и через некоторое время сумела найти человека, способного перевести текст. Видишь, заголовок над картинкой нищенки? Там написано «Слёзы Анубиса». Книга была привезена из Древнего Египта и содержала описания магических ритуалов.
С каждым новым словом матери глаза девушки округлялись всё сильнее, но она не решалсь перебить.
— Ритуал «Слёзы Анубиса» предполагает создание украшений, которые наделяют владельца властью, богатством и в мире живых, и в мире мёртвых. Я решила, что попытаюсь сделать всё описанное в книге, пообещала себе сделать всё, чтобы больше не приходилось убирать ночные горшки за богачами, а самой стать той кому прислуживают.
— Но украшения не работали? — всё же не выдержала девушка.
— Украшения не смогут не работать, — усмехнулась её мать и снова закашлялась. — Просто мне не удалось соблюсти ритуал. Одно из обязательных требований: чтобы в будущем получить всё — в настоящем нужно от всего отказаться, посвятить всё время и все ресурсы созданию комплекта. Я приступила к выполнению, но через некоторое время поняла, что беременна… тобой. От тебя я не смогла отказаться. Думала, может, позже, когда слегка подрастёшь. Но ритуал требует денег и рисков, я не могла не думать о том, что будет с тобой, если у меня не получится. А потом, когда ты стала достаточно взрослой, я заболела… — женщина обессиленно выдохнула, такой длинный разговор унёс остатки её сил.
— Создай его, Мориза, — прохрипела она еле слышно.
Глаза девушки наполнились слезами, она обняла высохшую фигурку матери, видневшуюся сквозь одеяло, а женщина продолжала повторять: «Создай его!» — пока губы её не онемели, а сердце не перестало биться. Рыдания сотрясли Моризу, когда она поняла, что матери больше нет. Она крепче обняла тело, бывшее когда-то ею, а книга, лежавшая до того на коленях, упала на пол, и из недр страниц вылетел листочек, содержавший в себе перевод ритуала «Слёзы Анубиса».
Глава 9
1. Первое, что нужно сделать, чтобы в будущем получить всё, — отказаться от всего в настоящем. Все силы должны быть отданы ритуалу.
2. Для создания амулетов должны использоваться наичистейшие алмазы размером не меньше ногтя руки взрослого человека.
3. Украшений, участвующих в ритуале, должно быть три.
4. Для проведения ритуала необходимо шесть жертв. Три жертвы тела и три жертвы души.
5. Жертвы тела могут быть кем угодно и должны умереть в одном из украшений будущего комплекта.