Бросок из западни

– Помощнички! – проворчал Коган и, повернувшись, собрался уйти.

Но Буторин поймал напарника за рукав и остановил. Он снова принялся расспрашивать парня о службе, о навыках. И оказалось, что Салимов хороший стрелок и даже имеет награды за отличную стрельбу из пулемета и винтовки. А на Финской был лыжником отдельного батальона, имеет спортивные разряды и много раз ходил в тыл к врагу и в рейды на лыжах. Федор рассказал, что путем специальных тренировок выработал у себя походку, которой ступня не мешала. Конечно, не в полной мере, но большие пешие переходы для него не совсем уж в тягость.

– Я предлагаю его взять, – Буторин повернулся к Когану. – Федор останется охранять шлюпку, пока мы пойдем на берег. Возьмем с собой для прикрытия. Если придется удирать, он нас на пути отхода огнем поддержит. Лыжники, я слышал, хорошо стреляют.

– Так точно, – заулыбался Салимов. – У нас стрелковая подготовка на высоте была. А уж на войне, сами знаете, там учишься быстро.

Через полчаса шлюпка отчалила от борта судна и пошла, ныряя носом на небольшой волне, к берегу. Молчаливый Парамонов сидел на руле и правил к тому месту, которое они выбрали с Буториным как самое удобное и безопасное. Сам Буторин с Хейли устроились на носу шлюпки с винтовками наготове. За их спинами смирно сидели Салимов и Коган, держа свои винтовки стволами вверх, чтобы не создавать опасность оперативникам. Их задачей было наблюдение за морем. Не проморгать появление чужих судов.

Остров был все ближе. Уже слышно было, как легкая волна накатывала на отвесные скалы, белые буруны подсказывали, что к острову подойти можно не везде. Подводные камни были непреодолимы для шлюпки. Одним ударом волна бросит суденышко на подводные камни, и разлетится шлюпка в щепки. Буторин сделал знак Когану держать левее. Там была чистая вода и немного бо́льшие глубины возле берега. Да, и скалы в предполагаемом месте высадки были выветренные, с большими трещинами, а большие провалы могли позволить пробраться на другую сторону острова, не забираясь на вершины скал.

Ни звуков моторов, только легкий шум волны и крики чаек. Буторин и Хейли прижали приклады винтовок к плечам, внимательно осматривая берег и скалы поверх прицелов своего оружия. Никого, ни следа жилья или пребывания человека. Еще минута, и нос шлюпки ткнулся носом в мелкое крошево щебня. Буторин выскочил из шлюпки и отбежал влево, опустившись на одно колено и поводя стволом винтовки вдоль берега. Хейли сделал то же самое, отбежав вправо и тоже заняв позицию. Коган вместе с метеорологом вытащил лодку на берег на половину корпуса.

– Федор, – Буторин показал на груду больших камней, осыпавшихся когда-то со скал и образовавших надежное естественное укрытие в полсотни метров от берега, – засядешь там, будешь охранять берег и лодку. Учти, лодка – единственное наше средство вернуться назад.

Группа поспешила к скалам и уже через несколько минут все карабкались по скалам и осыпям вверх к большой расщелине. Буторин и Хейли вошли в нее первыми. Коган и Парамонов прикрывали сзади всю группу, по большей части двигаясь задом или боком и продолжая наблюдать за своим сектором. На выходе из расщелины Буторин остановил группу и, присев на одно колено, стал осматривать равнину внизу и побережье острова. Низкий берег был покрыт коралловым песком и мелким каменным щебнем. Кое-где к берегу прибыли пальмовые листья, несколько обломков древесных стволов.

– Людей не видно, – тихо проговорил Хейли, сидя рядом. – Следов высадки не вижу. Рыбаки здесь тоже не бывают.

– Да, места эти кажутся необитаемыми, – согласился Буторин и знаком подозвал Когана: – Борис, ты иди влево, вон к тем камням. Оттуда осмотри берег. А мы с Аланом по скалам пройдем до джунглей, которые выходят на берег. Такая густая растительность может прятать что-то важное. Объясни Парамонову, что он остается здесь и прикрывает наш отход с берега, если нас атакуют. Все, мы пошли.

Когда Буторин с американцем двинулись по скалам вправо, Коган объяснил задачу Парамонову и отправился к обломкам скал слева, за которыми открывалась другая низкая часть острова. Спустившись вниз и придерживаясь края скал, Борис шел по берегу, глядя то на море, то на скалы, но чаще всего себе под ноги. Море очень часто выбрасывает на берег интересные вещи. Или части разбившегося неподалеку корабля, или какие-то вещи, оброненные моряками в окрестных водах. И наконец Когану повезло. Когда он подошел ближе к прибойной полосе на берегу, чтобы подняться на скалы в более удобном месте, то сразу в куче засохших водорослей, выброшенных когда-то на берег, увидел длинную тонкую палочку. Присев на корточки и снова осмотревшись по сторонам, Коган поднял свою находку. Так и есть! Тонкая палочка с одной стороны имела металлическую насадку с небольшой воронкой, с противоположной – изящный металлический мундштук. Кисеру – японская курительная трубка.

Видимо, японцы все же бывали на этом острове. Или как минимум проходили мимо на каком-то судне. Может, и крушение потерпели. Трубка каким-то образом оказалась в воде неподалеку от острова, и прибойными волнами ее вынесло на берег. Разглядывая тонкий рисунок гравировки на металлических частях трубки, Коган подумал, что это изделие не солдатское, не простого рыбака. По всем признакам вещь дорогая. Значит, Хейли прав и искать нужно здесь, на этих островах в восточной части Полинезии.

Сунув трубку в карман, Коган забрался по камням вверх и стал осматривать берег, потом горизонт. Ветер дул в спину, и поэтому Борис не надеялся уловить какие-то звуки. Но все равно никаких судов он не заметил, хотя наблюдал довольно долго. Убедившись, что его товарищи беспрепятственно двигаются к джунглям, он снова принялся наблюдать.

А Буторин с Хейли дошли до зарослей. Джунгли казались совершенно дикими, нетронутыми. Даже звериных троп было незаметно, потому что на острове неоткуда было взяться крупным животным. Над головой пели и перелетали с дерева на дерево птицы, по траве и кустарникам ползали насекомые. Убедившись, что ближе к берегу плотность растительности меньше, Буторин с американцем двинулись туда. Войдя под прохладу тропического леса, они шли осторожно, стараясь не ломать кустов, веток деревьев. Часто приходилось перелазить через лианы, опутавшие нижнюю часть дерева. И вдруг Хейли схватил за руку Виктора, который шел впереди. Буторин мгновенно замер и посмотрел под ноги. Может, змея?

Но нет, взгляд сразу ухватился за несоответствие. Потемневшая зарубка. Это точно след от топора или какого-то рубящего инструмента вроде мексиканского мачете. Так и есть. Буторин потрогал руками повреждение. Давнее, успело потемнеть и немного зарасти. А вот дальше подсохшие плети лиан, перерубленных основательно. Тут кто-то продирался через джунгли, и шел этот человек от берега сюда. Минут через двадцать Буторин и Хейли нашли остатки костра. Видимо, прошлогоднего. Пепел и обожженная трава смыты дождями, но вот почерневшие камни, которыми обкладывали кострище, остались на месте. И обугленная непрогоревшая древесина тоже.

– А здесь бывают люди, – задумчиво произнес Хейли. – Не каждый день, не каждый сезон, но могут появиться в любой момент снова. И здесь, и на другом островке. Может быть, они патрулируют эти воды, следят, не заходили ли чужаки?

– Да, мне тоже кажется, что это не рыбаки жгли костер, – согласился Буторин. – Рыбакам незачем забираться так далеко в джунгли. А эти, скорее всего, осматривали подозрительные места. Надо подняться повыше и осмотреть эту часть острова сверху. Если лаборатория на этом острове, то должны быть видимые подтверждения присутствия людей. Хоть какой-то временный деревянный пирс для причаливания катеров, малых судов.

Коган поднялся к пролому в скале, когда Буторин и Хейли уже сидели там, давая отдых ногам после непролазной части джунглей. Поднявшись к ним наверх, Борис тоже уселся на камни и демонстративно извлек из кармана свою находку.

– Смотрите, что я нашел в высохших водорослях на берегу. Трубка. Японская, как мне кажется. Для курения опия.

Парамонов взял трубку, повертел в руках и протянул ее Буторину. Тот взял трубку и тоже стал рассматривать ее, убеждаясь, что она действительно провалялась на берегу очень давно. А до этого еще побыла и в воде. Даже запах табака выветрился.

– Значит, все-таки рыбаки здесь бывают, – пожал он плечами. – Вряд ли военные, патрулирующие этот район, будут сидеть у костра и курить опий.

– Вы не правы. – Хейли взял из рук Буторина трубку. – Это обычная трубка, и принадлежала она не обычному рыбаку. Тем более что у полинезийцев таких трубок быть не может. Очень тонкая работа, трубка для пользования богатым человеком. Полинезийцы вообще к табаку прибегают только в ритуальных целях. А эта трубка японская. Она такая маленькая не потому, что предназначена для курения опия. Просто японский табак очень мелкий. Они его называют кисеру. Из табака скатывается шарик, который забивают в трубку, и курится он минут 5–7. Простые люди курят и обычный табак. Его закатывают в… как это по-русски… в самокрутки. Вот их курят скорее рыбаки. Но здесь нечего делать японским рыбакам. Так что это японские военные моряки!

– Скажите, Парамонов, – обратился Коган к лейтенанту, – а этот остров похож на тот, с которого бежали вы? Может, очертания бухты, где вы садились в лодку, похожие?

– Я же рассказывал вам, что меня сунули в лодку в бессознательном состоянии. Я не видел берега, а джунгли, мне кажется, они везде одинаковые.

Буторин бросил взгляд на Когана. Кажется, он все-таки не верит Парамонову до конца. Считает, что тот мог сбежать, а теперь его мучает совесть, что оставил на острове Васильеву. Могло быть и такое. На войне случается, что ломаются и сильные люди, которые раньше казались бесшабашными храбрецами. Человеческая душа и психика – большая загадка. К вечеру шлюпка благополучно вернулась на борт «Профессора Молчанова».

Второй остров появился на рассвете. Буторин дремал на капитанском мостике рядом с Груздевым. Он не мог пропустить момент, когда судно выйдет на прямую видимость с островом. Солнце еще только осветило океан у горизонта, его первые лучи обагрили облака над водной гладью. И на фоне чуть посветлевшего неба обозначились темные вершины на далеком острове.

– Подходим? – спросил Буторин, протирая глаза.

– Да, судя по всему, второй остров, к которому мы шли. На снимках, которые передал Хейли, он как раз должен лежать на этой широте. По сути, тут два острова. Один побольше предыдущего, и береговая линия сильно изрезана. Клякса, а не остров. А рядом с ним совсем небольшой островок. Смотрите, он прикрывает бухту со стороны океана. Удобное место для якорной стоянки, если, конечно, дно там позволяет, глубины подходящие.

– Маленький островок с другой стороны, мы его не видим отсюда?

– Да, – кивнул капитан и показал карандашом на снимке: – Мы подходим вот отсюда, с юга.

– А сколько от этого острова до другого ближайшего из группы, которую обозначил Хейли?

– По снимкам трудно определить, а мореходной карты с расстояниями и глубинами у нас нет. Если судить по пропорциональности и снимкам американцев, то миль сто, может, восемьдесят.

– Хорошо, Яков Сергеевич. Близко к острову не подходите. Предыдущий островок был необитаемым, но и там мы нашли много следов посещения японцами. Я поставлю на носу и на корме наших ребят – Салимова и Парамонова с биноклями. Парамонов военный моряк, умеет наблюдать. Вот они и будут наблюдать, пока вы не займете позицию и мы не спустим моторную шлюпку. Если возникнет опасность, что вас заметят какие-то проходящие суда, маневрируйте, прикрывайтесь островом. В самом крайнем случае вообще уходите отсюда в нейтральные воды. Главное – спасти судно.

– Как это «уходите в нейтральные воды»? – возмутился Груздев. – Мы что, бросим вас на острове?

– А вы собрались атаковать противника и спасать нас? – с иронией поинтересовался Буторин. – Чем, интересно?

– Ну, да, судно безоружно, но все равно… – пробормотал хмурый Груздев, но Буторин положил капитану руку на плечо:

– Яков Сергеевич, поймите, сейчас иные правила и иные законы. Законы войны. Это в мирное время, когда вы ориентировались на международные правила судоходства, можно было принимать меры по спасению. Сейчас и здесь вы просто погубите корабль, экипаж и ученых. Но, уйдя в море подальше от острова в случае опасности, вы сможете передать координаты острова, на котором мы остались. И тогда армия или разведка смогут нам помочь. Если вы ввяжетесь в боестолкновение, то нам уже не поможет никто.

– Вы правы, – кивнул капитан и со злостью сломал пальцами карандаш. – Черт бы побрал эту арифметику. Страшно считать по головам, оценивать количеством: этих спасать или вон тех. Принимая такое решение, ты всегда кого-то убиваешь, спасая других.

– Я вам больше скажу, Яков Сергеевич, – рассмеялся Буторин. – В природе вообще нет абсолютного добра и абсолютного зла. Все относительно. Делая добро одному человеку или одним людям, ты обязательно другим, тем самым, делаешь зло. И наоборот: зло по отношению к кому-то всегда оборачивается добром другому. Увы, таков мир, в котором мы живем. Объективно оценить степень добра и зла невозможно, как невозможно объективно оценить красоту. Нет четких критериев оценки. Для одного красиво, для другого ничего особенного.

Груздев скомандовал «самый малый вперед». Двое матросов промеряли лагом глубины по курсу. Неизвестные места, тут недолго и на мель сесть или так напороться на камни, что судно утопишь. Салимов и Парамонов доложили, что движения ни на острове, ни в море не замечено. Коган и Хейли уже крутились возле шлюпки, которую матросы готовили к спуску. Вода, запас бензина, сухой паек, оружие, патроны. Груздев вышел проводить группу. Он молча наблюдал, заложив руки за спину, как боцман руководил матросами, которые опускали шлюпку на воду.

Солнце уже поднялось над водой, засияв огненным шаром, бросая раскаленные блики по еле приметной ряби на воде. Дважды с восточной части острова взлетали птицы и уносились куда-то дальше в джунгли. Буторин, сидя на носу шлюпки, показал на это событие Хейли. Тот только кивнул, подтвердив, что видит и все понимает. Да, это могло ничего и не означать. Птицы существа стайные, стайный инстинкт, или как там у них это называется, заставляет стаю на лету резко менять направление полета, заставляет всю стаю резко взмывать вверх или опускаться на землю. А могло это означать и то, что птиц кто-то вспугнул. Зверей они не боятся, птицы боятся только хищников, которые именно для них опасны. Кошачьих, которые прекрасно умеют лазить по деревьям, и людей. Хищников на островах не бывает, а вот люди… Если на острове кто-то есть, то судно и отправившуюся от него к берегу моторную шлюпку они могли заметить.

Буторин успокаивал себя тем, что опасности для них при встрече с японцами не будет. Обе страны не находятся в состоянии войны. Более того, Японии сейчас война на два фронта не нужна. Точнее даже, на три фронта, учитывая войну с США и войну в Китае. Парамонова и Васильеву они подняли из воды, потопив советское военное судно. Потопили потому, что была у них какая-то в этом необходимость, было что скрывать, свое присутствие в этих водах скрывать. И были японцы уверены, что этот бой останется тайной для советского командования. Вот и выловили оставшихся в живых и увезли на этот остров, потому что все равно сюда шли, по пути им было. А вот в пределах видимости большого советского судна топить шлюпку не станут и нападать на высадившихся на берег моряков не станут. Ведь с судна могут по радио передать сигнал тревоги. Незачем японцам привлекать к этим островам внимание советского военного флота и американского. И топить «Профессора Молчанова» они не станут. В принципе эти рассуждения были логичными, но Буторин понимал и другое. На войне часто случаются вещи нелогичные. А бывает, что люди просто выполняют приказ не задумываясь. Если командир получил приказ не подпускать к этим островам чужие суда, то он может не подпускать, выходя навстречу и приказывая свернуть, а может постараться выслужиться или просто окажется не очень умным и станет топить корабли и убивать моряков.

– Давай вправо! – крикнул Буторин Парамонову, сидевшему рулевым на корме. – С востока обойдем! Только внимательно, Слава, если прикажу, мгновенно перекладывай руль. Что-то или кто-то там есть на этом острове.

Шлюпка подошла к берегу, до линии прибоя было уже меньше кабельтова, и Буторин двумя взмахами руки вправо подал команду лейтенанту «переложить руль». Теперь судно шло вдоль берега, обходя остров с восточной стороны. Этот участок суши был невысоким, в отличие от предыдущего острова. Несколько холмов, несколько скальных участков у самой воды, и большая часть покрыта джунглями. Буторин видел два удобных пляжа для высадки, но ему не хотелось рисковать. Слишком близко к воде лес, а в лесу может скрываться опасность. Лучше, если участок пляжа будет пошире, если будет возможность при высадке рассредоточиться по берегу в укрытиях, если последует нападение. Буторин понимал, что все это условности, что если в лесу их ждет засада, то нападать сразу не будут, подождут, когда русские подойдут к лесу, и тогда атакуют. Но это теория, а опасность хотелось свести к минимуму. Да и есть ли засада, если русское судно появилось только на рассвете и сразу спустило шлюпку. Очень сомнительно, что здесь, на берегу, имеется засада и они хватают всех, неосторожно высадившихся.

– Слава, к берегу, – скомандовал Буторин. – Всем приготовиться! Действуем, как и вчера. Первыми идем я и Хейли, Парамонов и Коган следом через минуту и сразу рассредоточиваетесь на случай нападения на нас с Хейли. Салимов прикрывает всех со шлюпки, пока я не дам команду вытаскивать ее на сушу. Дальше по обстоятельствам. Внимание!

Шлюпка шла перпендикулярно к берегу. Лейтенант сбросил газ, и судно продолжило двигаться по инерции. Еще несколько секунд, и нос шлюпки мягко ткнулся в прибрежный песок вперемешку с мелкими камнями. Буторин и Хейли первыми выпрыгнули на сушу с винтовками на изготовку и поспешили вперед, где метрах в пятидесяти от уреза воды виднелись каменные нагромождения. Выждав, сколько велел командир, Коган и Парамонов тоже спрыгнули на берег и, отбежав каждый в свою сторону, опустились на одно колено с винтовками на изготовку. Салимов, оставшийся на шлюпке, держал руку на руле, готовый в любой момент спрыгнуть в воду, развернуть шлюпку и гнать ее в море подальше от берега.

Но вот последовал знак Буторина. Парамонов и Коган двинулись вперед к камням, а Буторин и Хейли поднялись и поспешили к зарослям. Через пять минут Буторин подал знак вытаскивать шлюпку на берег. Теперь все как всегда. Метеорологи охраняют место высадки, спрятавшись в камнях и держа оружие наготове каждый в своем секторе стрельбы. Остальные двинулись к джунглям. Не скоро удалось найти место, которое позволило углубиться в лес.

– Надо подняться вон туда и осмотреться, – предложил Парамонов, указав на невысокий холм. – Мне кажется, с него будут видны оба берега. И наш, и противоположный. Я поднимусь?

– Нам не стоит разделяться, – покачал Буторин головой. – Заросли, опасность может появиться откуда угодно. Держимся все вместе. Пошли!

И группа потянулась вверх по холму между деревьями, двигаясь змейкой. Рыхлый грунт, обилие плетущихся растений – все это не способствовало быстрой ходьбе. Да еще в гору. Постоянно спотыкаясь и поскальзываясь, оперативники все же поднялись на холм. К огромному удовольствию оказалось, что верхушка холма не очень заросла тропической растительностью. Здесь под ногами был еще не выветренный камень. Коган подошел к открытому пространству, приложил руку к глазам, защищаясь от солнца, как вдруг Хейли рванул его за рукав и буквально свалил на землю, опускаясь рядом.

– Смотрите! – быстро заговорил он, тыкая рукой в сторону северного берега. – Вон там. Да нет же, ближе к берегу, у камней! Видите?

– Черт, да это же катер! – удивился Парамонов, глядя на прибрежные воды поверх головы Когана.

Судно было плохо видно из-за маскировочной сетки, наброшенной сверху, и из-за тонких стволов деревьев и наломанного кустарника, которые моряки прислонили к катеру по бокам. Среди камней, где стояло судно, волнения не было совсем. Видно было, что по камням на берег и назад ходят японцы. Парамонов оторвался от бинокля и повернул голову к Буторину:

– Это торпедный катер. Судя по осадке, по обводам корпуса.

Глава 4

– Мы здесь не пройдем, – покачал Сосновский головой. – Непролазные джунгли! Давай лучше справа по камням. Там вроде осыпи я не видел. Если осторожно двигаться, то неопасно, зато крюк не будем делать.

– Правильно, Миша, – неожиданно согласился Шелестов. – Ты иди по краю, по скале, а я через джунгли. Уж очень мне любопытно, почему там резко птицы взлетели с деревьев. Так не бывает в природе. Сразу всей стаей! Их кто-то вспугнул.

– Э, нет, – покачал Сосновский головой, – так не пойдет!

– Перестань, Михаил, – нахмурился Шелестов. – Ты понимаешь, что проверить надо. А у тебя нога болит. Пользы тащиться за мной не будет. Да еще мне тебя на себе таскать. Ту часть острова со стороны скал все равно надо осмотреть. И не надо за меня так переживать. Я буду осторожен, и к тому же мы убедились с тобой, что оружие у нас исправно и вода ничего катастрофического с пистолетами не сделала.

Сосновский обреченно кивнул. Действительно, вчера днем они проверили оружие, выстрелив по одному патрону в комке одежды, чтобы заглушить звуки выстрела. Кратковременное пребывание в соленой воде не привело к тому, что подвижные части затвора стали вдруг ржаветь. А в тех условиях, когда оружие нет возможности почистить, выстрел частично помогает удалить загрязнение в стволе, например. Пуля частично прочищает нарезы. Возможно, что через несколько дней, через пару недель без чистки с оружейным маслом пистолеты начнут капризничать или вообще станут бесполезными, но сегодня это еще оружие.

– Ладно, не буду тебе обузой, – усмехнулся Михаил, – хоть какая-то польза от меня пусть будет. Пойду берегом. Встретимся у водопада. Но если что, стреляй. Я буду знать, что случилось ЧП, и поспешу тебе на помощь.

Насчет «поспешу» сказано было слишком громко. Сосновский, едва у него прошел ушиб, подвернул ногу и теперь ходил, сильно прихрамывая, с перетянутой бинтом лодыжкой. Сидеть в пещере и ждать возвращения Шелестова он не хотел, да и было это непозволительной роскошью в их положении. Да и опасно было в незнакомом месте, на враждебной территории ходить по одному. Пусть медленно, но вдвоем. Сейчас Шелестов решил рискнуть и пройти часть пути в одиночку, чтобы не травмировать ногу Сосновского еще больше. И определенный резон в этом был.

Сосновский, опираясь на удобную палку, которую он смастерил себе еще вчера утром, удалялся по склону к скалам. Шелестов смотрел на напарника и думал о том, что и сам он выглядит нисколько не лучше. Брюки порваны, рукава рубашки висят лохмотьями. Небритые, осунувшиеся и сильно загорелые, выглядели сейчас оперативники довольно жалко. У Шелестова подметка у одного ботинка начала отрываться. Это лучше, чем вывихнутая нога, но все же неприятно. Неудобно идти, когда подметка примотана лианой. Хоть бы проволоку какую-нибудь найти, да только откуда ей здесь взяться, на этом забытом богом островке. Переплет, в который они попали с Сосновским, еще только начинался. Если пройдет неделя, месяц, год, а их тут никто не найдет? Шелестов зябко передернул плечами: думать о таком не хотелось! Расслабляют такие мысли, в панику вгоняют, воля слабеет, пропадает желание бороться. Вон с Сосновского пример надо брать. Хромает, нога болит, а улыбается, шутит, старается делать все наравне со мной. Ладно, признался Максим сам себе, ничего я не расслабляюсь и не паникую. Мало у нас было операций, в которых мы и выжить-то не надеялись, а вот живы, боремся, сражаемся, как и все.

Шелестов поправил пистолет сзади за брючным ремнем, поудобнее перехватил палку, которой намеревался отодвигать ветки и раздвигать кусты. Он не столько боялся змей, сколько не хотел пропустить интересные находки, подтверждающие, что на этом острове бывали люди. Как часто бывали и какие. Прошло около тридцати минут, как Шелестов вломился в джунгли и начал продирался теперь, то нагибаясь и подлезая под поваленный ствол дерева, то перелезая через опутанные лианами поваленные стволы. Все! Минута отдыха в то время, когда попадался участок, не слишком перепутанный тропической растительностью, и снова жизнь кажется раем. А потом наступает сущий ад, кусачие насекомые, какой-то мусор, постоянно сыпавшийся на голову и за шиворот рубашки, снова он спотыкается о всякую всячину и проклинает этот остров.

Постепенно справа появился подъем, и Максим изменил направление. Птичий гомон в вершине деревьев был таким сильным, что он опасался, что не услышит крика или даже выстрела. Но вот он стал подниматься по склону, постепенно выходя из джунглей. Солнце снова стало припекать спину, ветерок с берега обдувал взмокшую грудь и лицо. Да, на этом участке джунглей, которые он только что преодолел, нога человека не ступала, видимо, никогда.

Присев на горячий камень, Шелестов стал перематывать лиану, удерживающую подметку его ботинка. Он наслаждался чистым воздухом с берега, солнцем и коротким отдыхом. Ноги немного дрожали от напряжения. Ничего, несколько минут посидит, а потом в гору, а на другой стороне, на другом склоне, встретимся с Михаилом и спустимся к берегу. Можно пообедать бананами, можно пробовать наловить рыбы, хотя здесь, кажется, не очень рыбное место. Шелестов научился за несколько дней отличать те места, где у берега можно наловить рыбы, а где даже бесполезно тратить время. Черт, я все чаще думаю о еде, чаще даже, чем о возможной опасности встречи с японцами. Совсем оробинзонился. Хотя это просто желание организма выжить, вон он и подчиняет все функции и способности этому процессу, процессу выживания. А все остальное сознание пытается автоматически перекинуть на задний план.

Сосновского было не видно. Шелестов осмотрелся по сторонам, прежде чем выходить на открытое место. Пустынный каменистый берег. Водная гладь простирается во все стороны до горизонта, и на нем ни пятнышка, ни самого маленького контура судна. Редкие шапки облаков над океаном, скалы и обломки скал по всему берегу, от прибойной полосы до верхушки скал, где сейчас стоял Шелестов. Наверное, и у Михаила ничего. Какие следы на камнях, только если окурок найдется или стреляная гильза. Второй раз с матросской шапочкой и упаковкой от шоколадки или табака нам не повезет.

Шелестов вытер потный лоб грязным рукавом рубашки и стал спускаться. Он часто останавливался, прислушивался и очень внимательно осматривался по сторонам. Честно говоря, Сосновского он намеревался увидеть издалека и даже прийти Михаилу на помощь, зная, как у того болит поврежденная нога. Но никакого движения ни на скалах, ни внизу у самого берега он не замечал. Понятно, Сосновский просто присел отдохнуть. И передвигается он намного медленнее, чем рассчитывал сам и чем рассчитывал Шелестов. Ничего, подождем!

Но прошел час, потом еще один. Шелестов вставал несколько раз, даже поднимался чуть выше по скале, чтобы посмотреть, не покажется ли Сосновский. Но Михаила по-прежнему не было. Плюнув, Шелестов двинулся навстречу своему напарнику. Найти тот самый путь, которым пойдет Сосновский, было трудно. Скорее всего, он пошел бы более легким путем, но в любом случае любой из этих гипотетических путей был бы сейчас в поле зрения Шелестова. Но Михаила он не видел. Ни идущим, ни сидящим и отдыхающим. Даже лежащим на камнях он его не видел. Шелестов шел и шел, перебираясь по скалам, находя удобные тропки, заглядывая в расщелины. И чем больше проходило времени, тем осторожнее Шелестов проводил поиски. Интуиция подсказывала ему, что просто так человек не мог исчезнуть. Мистика или какая-то реальная причина, которая еще не пришла в голову. Главное, понять, где и как он пропал.

И когда Шелестов дошел почти до того самого места, где они с Сосновским расстались, договорившись идти разными путями, он понял, что случилась беда. Первым нормальным человеческим порывом было снова бежать, кричать, звать. Может быть, даже стрелять в воздух! Но опыт заставлял притаиться и думать. Он подсказывал, что нужно метр за метром осмотреть эти скалы и понять, что случилось. И только потом предпринимать какие-то шаги. Если Михаила схватили враги, то выдавать своего присутствия нельзя ни в коем случае. Тогда шансов спасти Михаила не останется. Когда солнце спустилось до самой воды, Максим увидел на камне, на самом видном месте пакетик с тремя термитными спичками из аварийного набора, снятого с самолета. Спички были у Михаила, потому что он чаще всего занимался костром, когда Шелестов ловил рыбу. Причем спички не валялись, они были аккуратно засунуты в небольшую трещину в камне так, чтобы их не сдуло ветром. Сосновский оставил знак! Значит, его не схватили, не навалились все разом, скручивая руки. Значит, была возможность оставить знак. Силы покинули Максима, и он опустился на еще теплые от солнца камни, сжимая в руке пакетик со спичками.

Так, давай спокойно, убеждал себя Шелестов. Значит, Михаил специально оставил спички, чтобы я их нашел и понял, что он живой. Значит, его кто-то взял в плен, захватил под угрозой оружия или иным способом и Михаил не счел возможным звать на помощь меня, а значит, не хотел выдавать похитителям, что на острове кроме Сосновского есть еще кто-то. Логично, зная характер и опыт Сосновского, такая ситуация кажется логичной. За несколько часов, пока я продирался через джунгли, а прошло почти два с половиной часа, кто-то подплыл к берегу, подобрался к Сосновскому по скалам, захватил его и уплыл. Реально? Возможно, так оценим это. Я не слышал звука мотора судна! Объяснимо – птичий гомон в джунглях, треск кустарника и ветвей, когда я лез там напролом. Следы похищения или нападения на камнях? Какие же следы могут быть на камнях! Если только кровь, но ее, что обнадеживает, там не было.

Теперь они втроем лежали среди редких изогнутых стволов деревьев на вершине холма и смотрели на японцев. Парамонов после беглого осмотра в бинокль замаскированного катера сразу высказал предположение:

– Сдается мне, что они тут не просто так торчат. Чинятся они. Поломка у них.

– С чего ты взял? – удивился Буторин.

– Суеты возле катера много, палуба вскрыта над моторным отсеком. Если они тут сидели бы в засаде или дежурили на боевой позиции, то вели бы себя тише воды ниже травы.

– А может, у них просто здесь боевая позиция, – предположил Хейли. – Ждут наше судно и по команде выскочат, атакуют в открытом море и снова за остров.

– Нет, я думаю все же, что поломка, – настаивал лейтенант. – У этих катеров не самой удачной конструкции доступ к моторам со стороны машинного отделения затруднен. Иногда приходится вскрывать палубный настил.

– Ты знаком с этим типом катеров? – Буторин отложил бинокль, которым тут же завладел Коган.

– В общем-то да, я же военный моряк. Мы изучаем суда противника. В том числе и предполагаемого, – пожал плечами Парамонов. – Компоновка, конечно, во многом классическая. Но как мне говорили наши моряки, этот тип Т-1 устарел еще на стадии начала его мелкосерийного производства. Для судна водоизмещением в 17 тонн двух моторов мощностью в 920 лошадиных сил маловато. Я знаю, что многие современные катера развивают скорость до 55 узлов с боевой нагрузкой, а «пустыми» даже до 65. Да вообще, почти у всех воюющих стран катера развивают скорость свыше 40 узлов, а водоизмещение порой доходит до 50 тонн, а то и больше.

– Два пулемета, – констатировал Коган, лежа рядом с Буториным. – Два торпедных аппарата. Неплохо было бы пульнуть по японскому крейсеру с их катера! Как вы полагаете, Алан?

– Не получится. – Парамонов продолжал внимательно рассматривать катер. – Бугельные аппараты у них пусты. Значит, выпустили торпеды, а может, по другой причине в море вышли без торпед. Может, есть глубинные бомбы, а может, нет.

– Ну, пулеметы точно есть, – тихо засмеялся Коган. – А сколько человек в экипаже такого суденышка?

– Думаю, что семь человек. – Лейтенант повернулся к Борису и внимательно на него посмотрел: – А вы что-то задумали? Есть идея?

– Борис, ты серьезно? – спросил Буторин, сразу догадавшись, куда клонит напарник. – Семеро вооруженных моряков, а нас трое. К катеру по камням так просто не подберешься. Наверняка вахтенный на катере и пост на берегу.

– Да, точно. Просто железобетонная охрана, – снова усмехнулся Коган. – Ты о главном подумай, Виктор. О преимуществах! Японский, значит, не насторожит при встрече с другим судном! Скорость и два пулемета. Да с таким огневым напором можно береговые укрепления штурмовать. А уж про скорость и возможность за короткое время осмотреть больше островов я просто молчу. Тем более у нас свой военный моряк есть, командир.

– Но это же нереально, – удивленно посмотрел на русских Хейли. – Их там семеро, и они настороже!

– Почему? – осведомился Коган. – Объясни мне популярно, Алан, почему японцы на этом катере могут быть настороже? Они что, в окопе на передовой, а вокруг то и дело ползают вражеские разведывательно-диверсионные группы? Они в боевом охранении? Они в тылу врага с секретным заданием? Какого черта, Алан? Они оккупировали эти острова, эту часть Полинезии давным-давно. Здесь не появляются американские военные суда, а советские и подавно. Тем более что между нашими странами нет состояния войны. Самолеты ваши могут летать? Так они маскировочную сеть натянули, и, как мне кажется, сделали это довольно неплохо. Мне кажется, что они чувствуют себя в полной безопасности на своей территории и расценивают эту временную остановку чуть ли не как случайно выпавшие выходные на войне или маленький отпуск. С рыбалкой, посиделками у костра за кусочком сасими и рюмочкой саке. Может, там еще и гейши имеются. Специально прихватили для пикника на маленьком островке подальше от начальства?

Американец смотрел то на Когана, то на молчавшего Буторина и никак не мог понять, шутит русский или нет. Да и русский лейтенант не возражал. Хейли попытался пояснить, что по всем правилам проведения подобного рода операций нужно время на создание реалистичного макета катера и местности, нужно тренировать группу захвата в различных погодных условиях и в разное время суток. Нужна группа прикрытия на случай появления других японцев со стороны моря, нужна группа наблюдения и прикрытия со стороны острова, потому что японцы могут появиться и со стороны суши. Если не соблюсти всех этих условий, то возможен срыв операции, возможна напрасная гибель людей. Для того чтобы задача была выполнена на все сто процентов, необходимо… Но американца неожиданно перебил Буторин:

– Алан, скажите, японцы вам в Пёрл-Харборе нанесли такой сильный урон потому, что соблюдали все эти правила подготовки и проведения операции? А ведь это была операция не специальных сил, а обычная совместная морская и военно-воздушная операция. Вы забыли сказать, что для проведения армейских операций необходимо довести численность атакующих сил относительно обороняющихся в соотношении 1:3, а то и 1:5?

– Ну, зачем сравнивать. Там была неожиданность. Тем более что японцы, фанатики, использовали смертников…

– Не в этом дело, Алан, – покачал Буторин головой. – Дело в том, что в бой надо идти только тогда, когда ты чувствуешь свою правоту, необходимость этого, бо́льшую потребность, нежели свое собственное желание жить. Фанатики, говоришь? Мы тоже фанатики. Мы фанатически любим свою Родину и готовы умереть все до одного за ее свободу и независимость. За то, чтобы изгнать и уничтожить ненавистного врага. Да, у нас нет состояния войны с Японией, но Квантунская группировка стоит на наших границах в Маньчжурии и ежедневно демонстрирует попытки напасть. А на одном из этих островов наши советские люди томятся в японском плену, на них хотят испытывать бактериологическое оружие. Можем ли мы думать иначе, высчитывать арифметические выкладки и соотношения? Нет, мы в таких случаях просто идем и вступаем в бой. Мы или погибаем, или побеждаем. И судя по событиям на фонте, мы побеждаем. Если вы с нами, мы нападем вместе. Если вы против, то мы сделаем все без вас. С вами проще, потому что у вас есть боевой опыт, но мы справимся и без вас, взяв людей из команды гражданского судна. Будет больше жертв, но мы все равно победим.

– Ну, что, теоретик? – Коган толкнул локтем американца.

– Что? – нахмурился Хейли. – Конечно, я с вами! Я солдат, и мы с вами союзники. А в японском плену не только ваши товарищи, но и мои. Черт, какие же вы, русские, авантюристы! Хорошо, что вы предлагаете?

– Авантюру! – ехидно отозвался Коган, отползая назад с открытого пространства.

Хейли одарил его мрачным взглядом и стал отползать следом. Решено было на закате отправить шлюпку на судно. Неизвестно, что с двигателями торпедного катера, поэтому лучше доставить на остров мотористов, которые могли бы двигатели починить. Иначе в захвате японского судна нет никакого смысла. Вторым этапом Буторин предложил нападение с двух сторон на рассвете. Шлюпка тихо на веслах должна подойти к торпедному катеру под прикрытием ночи и камней с южной стороны. К этому времени оперативники должны снять пост японских моряков на берегу. Высадка на катер должна производиться одновременно с моря и с берега. Если вахтенный матрос заметит нападавших с берега и японцы бросятся отражать атаку, то в спину им с моря ударит экипаж шлюпки. Если японцы первым делом заметят шлюпку, то нападение с моря прикроет группа, атакующая с берега по камням. Других вариантов просто нет. Хотя Хейли попытался предложить и свой вариант:

– Может быть, надежнее вплавь с ножами. Пловцов японцы точно не заметят.

– Алан, вы забыли о маленьком водоизмещении этой посудины, – усмехнулся Парамонов. – Если на борту повиснет человек весом килограммов в восемьдесят или два человека, то судно обязательно качнется и даже накренится. Тут никакой сигнализации не нужно. Запрыгнуть не удастся, а залезать из воды с ножом в зубах, как морские пираты, глупо. Да и скорость у пловца маловата. А со шлюпки хоть можно будет в случае чего открыть огонь из карабинов и пистолетов.

Коган настоял на том, что на судно идти нужно самому Буторину. А он с остальными останется наблюдать за японскими моряками. Виктору пришлось согласиться. И как только небо стало темнеть, шлюпка отчалила от берега. Была опасность пройти мимо «Профессора Молчанова», потому что он стоял без опознавательных огней, чтобы судно не заметили японцы. Если Буторин не успеет выйти к кораблю, то он его просто не найдет в темноте. К слову говоря, вернуться на остров ему тоже будет сложно. Но Буторин рассчитал так, что за час времени, пока солнце не опустится на западе в океанские воды, ему все же удастся подойти к борту «Профессора Молчанова».