Перед тем как заразить свою, начинающую худеть (наверное) тушку, оспой, Брехт решил ещё пару дел успеть провернуть. Тут ведь какая беда. Да, коровья оспа привитая протекает, как обычный грипп. Поднимется температура, заложит горло, да и пройдёт всё вскорости. Однако, в это время сам Бирон станет заразным. Стать причиной эпидемии не хотелось. Тем более, куча детей вокруг. Потому придётся затвориться в палате и никого к себе не пускать, еду принимать через окошечко… Ну, почти. Нужен человек, который будет бдеть у постели и книжки читать. Или писать? Подумать надо.
Так вот, пару дел Иван Яковлевич решил проделать, пока ищут доярку, заразившуюся недавно коровьей оспой в окрестных деревнях. Брехт, кстати, про того англичанина, что придумал эти прививки, поучительную историю вспомнил. Если Екатерина на себе экспериментировала, то англичанин этот на каком-то деревенском мальчике. Сначала заразил его коровьей оспой, а когда пацан выздоровел, стал заражать его оспой обычной докторус, чтобы удостовериться, что прививка коровьей оспой создаёт иммунитет и от обычной чёрной оспы. Ум был пытливый у человека. Натуралист, мать его.
Первым делом Иван Яковлевич отправил Ивана Салтыкова на рынок. Нужны были лекарства. Доверять свою тушку местным эскулапам точно нельзя. Надо сначала научить их руки мыть после того, как они в заднице поковыряются. Из брошюрки для командиров РККА Иван Яковлевич хоть и смутно, но помнил, что лекарств, как таковых нет, но можно принимать ванночки. В равных количествах (ещё бы помнить это количество) нужно взять сухих цветов аптечной ромашки, календулы и листьев шалфея, залить водой и прокипятить в течение пятнадцати минут на медленном огне. Потом протирать этим раствором волдыри. А для облегчения общего состояния нужно пить настой, приготовленный из корней петрушки (опять вспомнить бы количество, но, может, знахарки и сами знают, те, что аптекарш из себя изображают на рынке). Он, говорилось в памятке той, поможет взбодриться и ускорить заживление сыпи. В день необходимо выпивать полный стакан. Ну, хоть про стакан вспомнил.
Ещё нужно найти того, кто этот стакан подносить будет. Его же тоже изолировать нужно. Анна предложила свою кандидатуру. Так-то мысль здравую высказала:
— Я уже переболела.
— А кто будет страной рулить. Нет. Ты сиди на троне и ногой топай и тапкой кидайся. А мне подавай грамотного человека, запас чернил и бумаги. Вирши и книги буду писать.
Нашли человека. Неожиданная кандидатура. Борзописцем оказался негр. Арап. Пётр Петрович Сундуков. Ну, а что, Брехт хотел написать «Волшебник Изумрудного города». Пусть её автором станет арап. Он же про Техас слышал. Стоп. А чей сейчас Техас? Конечно мексиканский. Придётся Элли в другое место поместить. На Урал⁈
Второе действо, которое Брехт точно решил до прививки сделать, было сложное. Даже не знал Иван Яковлевич, кому его поручить. Проблема была в шахе будущем. Тот самый Надир-шах вскоре побьёт османов и примется за Кавказ, и Остерман ему вернёт (в Реальной истории) все завоёванные Россией земли вдоль Каспия за обещание вместе начать войну с Портой. И Надир обманет, он земельку заберёт без боя, а с турками сразу замирится и даже будет их уговаривать вместе с Россией повоевать. Но увязнет в Индии, кажется. Вообще, всех плюсов от той сделки, что Низовой корпус убрали с гиблых малярийных мест.
Будет ли сделка с Надиром надёжней, если ему отдать в жёны Елизавету Петровну. Хрен его знает. Это же мусульманский воин, и женщины для них не большой авторитет. Нужен был ещё один аргумент. И Брехт, вспомнив свои предыдущие жизни, кажется, такой нашел. Вот для осуществления задумки ему нужен был специальный человек. И Иван Яковлевич его знал. Не лично, конечно. Знал со слов его внука, наверное. Пётр Иванович Багратион как-то рассказывал на балу про своего предка — первого Багратиона, перебравшегося из Грузии в Россию. Звали его Александр Иессеевич Багратион, также известный как Исаак-Бек. Он мусульманин, родился в Иране. Лет через десять станет губернатором царства Картли и вассалом Надир-шаха. Со слов Петра Ивановича Багратиона там, в Картли, какая-то распря начнётся и Надир-шах поставит управлять страной двоюродного брата Исаак-Бека. И Александр Багратион (будущий) примет христианство и сбежит в Россию, где в Астрахани будет командиром грузинского конного эскадрона в чине подполковника.
Тот, кто один раз на это решился, тот и во второй раз пойдёт на смену религии и Родины. Или точнее первый. Особенно, если пообещать генеральское звание и титул царя Картли.
Остерману нужно отправить человека на Кавказ с письменным и устным предложением к Исаак-Беку перейти на строну России сейчас с верными ему людьми. Обучить их стрелять, и когда прибудет в Дербент или Баку Надир-шах для переговоров с русскими о возвращении земель, грузинский царевич с верными нукерами шаха грохнет. Оставив явный грузинский след. Там после Надира пацан какой-то наследует. Глядишь и по-другому карты лягут. Можно и сдачи земельки избежать и посадить, воспользовавшись неразберихой, на грузинский трон своего человека.
А Елизавета Петровна? А чего, пусть сидит в гареме. Куда девают в Иране бывших жён правителя? Передают по наследству приемнику? Ну, не жалко — пусть мальчик пользуется. Царевна русская ростом метр восемьдесят пацану должна понравиться.
Событие сорок шестое
Андрей Иванович Ушаков времени не терял. Как только три дня назад вышел указ о возрождении Тайной канцелярии, сразу и взялся за важнейшую работу — бережение порядка в государстве, засучив рукава. Первым делом нашёл и вызвал на разговор всех канцеляристов и писарей, что служили в московском отделении до расформирования. Но штат ему Анна Иоанновна серьёзно расширила, и генерал часть своих семёновцев из рядового состава уговорил перейти в новое подразделение с повышением звания, а значит, и оклада, и кроме того, переговорил с несколькими офицерами расквартированного частично в Москве Невского драгунского полка. Брехт же сказал Ушакову включить в состав полка пять кавалеристов и конный экипаж, для тайной доставки преступников.
Все хлопоты по формировании Московского отделения Тайной канцелярии не помешали Андрею Ивановичу уже на второй день существовании своей «конторы глубокого бурения», схватить прямо на глазах у ошеломлённой Елизаветы прапорщика Шубина и доставить его на допросы в пытошную, организованную в Тайницкой башне Кремле.
Алексей Яковлевич Шубин, двадцати трёх лет от роду, оказался малым красивым, но трусоватым. Углядев в руках пытошного мастера клещи огромные ржавые и какие-то шила и молотки, лежащие на столе поверх цепей, сам начал петь оперу про свои шашни с Елизаветой.
— Ты нам юнец не интересен, говори про других прелюбодеев и прочих амуров великой княжны.
— Я… Она…
— Ох, не хочешь по-простому, будем на дыбу вздевать, только знаешь, Яковлевич, что долгонько потом ломота будет в плечах. Как бы не на всю жизнь. Ложку поднять не сможешь.
— Бутурлин Александр Борисович первый нарушил непорочность Елизаветы Петровны.
— Смешно излагаешь. Первым нарушил. Разве можно вторым нарушить. Камер-юнкер Бутурлин. Запиши Ефимка. Где сейчас сей прелюбодей?
— Точно не знаю…
— А не точно говори, найдём, — пытошный мастер при этом переложил клещи поближе к жаровне. Прапорщик, с ужасом наблюдавший за этими действиями, с трудом заставил себя повернуться к канцеляристу с короткостриженной головой без парика и зачастил:
— Вследствие ссоры с любимцем Петра II, князем Иваном Долгоруковым, Бутурлин был удалён в воинскую часть, расквартированную в Малороссии.
— В Малороссии, запиши Ефимка. Стой, что-то старею. Это генерал-майор Бутурлин? Из Кавалергардов? Вона значится как. Лады. И генералы, и майоры висели на сём крюке и ещё повесят. Нарушил он непорочность, етить твою. Лады. Дальше гутарь, прапорщик.
— Про что? Про Бутурлина? — Опять покосился Шубин на гремящего железом высокого сутулого мужика с козлиной бородкой. Не шла ему. Лопатообразная просилась.
— Про других непорочность нарушивших.
— Михаил Илларионович Воронцов. Четырнадцати лет он был определён камер-юнкером при дворе великой княжны Елизаветы Петровны. Так с тех пор и служит.
— Плохо дело, прапорщик. Целое кубло у вас там свилось. Заговор плетёте, непорочность великих княжён нарушаете. Ох, плохо. Всё ли, или ещё кто покушался на Елизавету Петровну.
— Шувалов Пётр Иванович.
— Кто таков?
— Он из мелких Костромских помещиков. Его отец служит сейчас в Выборге комендантом.
— Запиши Ефимка — комендантом. Отец сей причастен к вашему заговору, знал ли о делах сыночка.
— Про отца не знаю, а вот брат его старший — Андрей Иванович бывал при дворе Елизаветы Петровны…
Брехт прочитал принесённый Андреем Ивановичем опросный лист до этого места и вскинул брови на Ушакова.
— А вам, господин генерал, знаком этот Андрей Иванович? Много больно вокруг Андрей Ивановичей, вы, Остерман теперь ещё и Шувалов этот.
— Знаком. Служит у меня в полку.
— Точно-точно. Вы его заберите к себе в Тайную Канцелярию, постращав сначала немного. Вот, чует моё сердце, полезным человеком окажется, — Нда, сердце чует. Просто из будущего знал Брехт, что именно этот Андрей Иванович сменит вот этого Андрея Ивановича на посту начальника Тайной канцелярии. Следующим начальником Тайной канцелярии станет Андрей Иванович Шувалов.
— А как же брат и заговор.
— Ерунда всё это. Делайте, как и договаривались, помурыжьте их всех кроме братца, немного постращайте без пыток и мордобоя и подготовьте указ о высылке их в Тару всех троих…
— Четверых?
— Бутурлин? Ай, чёрт с ним, всех четверых, в Тару вместе с крестьянами, что у них в крепости. Беднота. Именьица продать, на вырученные гроши, как и договаривались, закупить крестьян в Курляндии и следом отправить. И присмотрите роту солдат им в сопровождение и для усиления гарнизона крепости Тара.
— Всех разжаловать в рядовые?
— Всех разжаловать… Всех разжаловать? Нет, в рядовые не надо, и дворянства лишать не надо. Всех в прапорщики, в том числе и генерала Батурлина. Они же там должны границы государства Российского крепить. Да, дорога длинная, нужно продуктами и фуражом озаботиться. А спросите Елизавету Петровну, не хочет ли она какую табакерку с алмазами продать и снабдить лишателей непорочности этих продуктами и деньгами на дорогу. Она, как оказалось девица добрая, всем даёт. Пусть и деньги даст на пропитание друзьям своим амурным.
Глава 18
Событие сорок седьмое
Брехт решил, что двух недель изоляции достаточно. Переболел и хоре. А нет. Сначала заболел… Почувствовал себя плохо Иван Яковлевич на пятый день. Уже паниковать начал. Или волноваться скорее, что не подействовала на него оспа. То ли прививку неправильно сделали, то ли уже болел Бирон. То ли корова у них не той системы. Сидит взаперти, когда столько дел вокруг, а ничего не происходит. От нетерпения, надиктовал Петруше Сундукову полностью «Волшебника Изумрудного города», перечитал, расширил и углубил, снова перечитал, опять углубил. Может и не Волков. И даже не Баум. Но ничего сейчас и рядом не лежало. Шедевральный шедевр.
Выполнил Иван Яковлевич программу минимум, а оспы нет. Даже хотел уже выходить из самоизоляции… И началось. Под вечер пятого дня поднялась температура и ночью его колбасить стало. Как-то не так помнил он из советского прошлого эту прививку. Если бы все так тяжело её переносили, то запомнилось бы. Нет. Он даже не помнил, что на больничном, так сказать, был, в школу не ходил. Выходит, не главный он иммунолог в мире. Что-то сделал не так.
Потом и горло обложило. Не соврали народные рецепты, отвар из корней петрушки помогал. Лейб-медик Анны Иоанновны — Иван Христианович Ригер, наблюдавший кроме арапа за Бироном, посоветовал ему опиумный отвар для облегчения пить. Брехт его послал… на базар за ивовой корой и свежими листочками малины, если появились уже. Вообще, каждый день ведь давал себе слово проверить всех медикусов иноземных, что при дворе обитали, на профпригодность. И всё время руки не доходили, да и здоровы все были. Опять же с кем-то Анхен надо на биллиарде играть. Двое: этот Ригер и Блюментрост Иван Лаврентьевич с этим отлично справлялись. Даже если они и хреновые медики, всё одно выгонять нельзя. Чтобы не деградировать, Государыне нужны сильные спарринг-партнёры. Ригер травы не принёс. Отгребет потом, нужно только не сдохнуть. Зато явился Иван Лаврентьевич.
— Хер доктор, а скажите мне, — принимая у лейб-медика стакан с чуть зеленоватым тёплым отваром, спросил Блюментроста Иван Яковлевич, — что сейчас у нас с лекарством от малярии? — Вчера с очередной депешей прискакал посыльный из Низового корпуса. Ещё семьсот человек умерло от «лихоманки». Ропщут господа офицеры. Анна Иоанновна с арапом передала весть.
— Кора хинного дерева…
— Это и первоклассник знает.
— Кто простите, Ваше Высокопревосходительство?
— Не важно, — Брехта знобило, температура не меньше тридцати восьми. Интересно, а возможно сейчас сделать ртутный термометр? Стекло есть, ртуть тоже. Там главное довольно тонкую трубочку получить с ровным внутренним диаметром. Ничего, пусть тренируются. Нужен придворный стеклодув. Из ста одна трубка должна получиться. Попытка не пытка. — Иван Лаврентьевич, любим мы перед всем заморским преклоняться. Вы же главный по тарелочкам в стране. На вас Петром аптекарский огород содержать и бдить… приписан. Поручен. Возложен. Мысли путаются. Давайте ещё этот компот из петрушки. Что там с листьями малины?
— Нет ещё листьев, только почки набухли.
— Да, а чего, пусть будут почки, в них Ацетилсалициловой кислоты возможно даже больше. Дайте команду почки собрать и отвар приготовить. Нужен аспирин температуру сбить.
— Что?
— Бред это. Не слушайте. Главное сделайте, как я сказал. Да, и отвар ивовой коры обязательно, и чем быстрее, тем лучше. А про хинное дерево это правильно. Нужно закупить у испанцев и португальцев, скажите Остерману, пусть озаботится. Только это деньги большие и долго, есть в наших Пенатах…
— Где? — точно бредит фаворит.
— Потом объясню. Сейчас народный рецепт против малярии или лихоманки вспомнил. Записывайте.
— Так говорите, если поможет от…
— Не пугайте. Сам боюсь. А рецепт простой. Нужно нарвать пригоршню молоденькой травы полыни… Две пригоршни.
— Почему две? — правильный вопрос. Потому что рецепт на половину литра воды. Как тут про литры рассказывать.
— Чтобы больше было. Полынь эту молоденькую следует тщательно промыть, и потом кипятить минут 5–7 в… Вот в таком количестве воды, — на столе стоял керамический кувшин с водой, объёмом как раз с литр. — Далее — остудить и процедить через тряпочку. Всё, генуг, лекарство готово. Как только начнется приступ, надо выпить полтора стакана этого горького отвара полыни. Можно подсластить мёдом. Уверяю вас, что буквально за одну-две минуты приступ малярии, как по команде, прекратится. Несколько приёмов и болезнь отступит полностью.
— Откуда вы это знаете, Ваше Высокопревосходительство? — бросился всё же к листкам бумаги на столе Лаврентьевич.
— Матрёна рассказывала, — правда ведь. Он её озадачил после приезда с Дербента лекарством от лихоманки, она рецепт и выдала. И ведь работает, даже лучше хинина, у того куча побочных эффектов. А здесь хоть и тоже горькая зараза, но побочные эффекты положительны, заодно и глисты выводятся и печень восстанавливается.
— Кто такая Матрёна? — не переставая строчить воскликнул лейб-медик.
— Ведьма. Страшная, как ядерная война.
— Какая война, где ядрами стреляют, артиллерийская.
— Не слушайте меня, доктор, бред несу. Всё, бегом за лекарствами и письмами в Баку. А то проспите мировую славу. Славься Отечество наше… Хер доктор, я сказал бегом!
Событие сорок восьмое
Совместными усилиями отвары корней петрушки, почек малины и ивовой коры температуру сбили, и общее самочувствие организмуса улучшили. Горло по-прежнему заложено и жевать антрекоты было бы проблематично, да и не хотелось. Пил Иван Яковлевич морсы с мёдом. И вкусно, и дважды полезно. Там всякие витамины есть, и главное, за две недели сидения взаперти, при отсутствии хлеба, а его Бирон категорически запретил себе приносить, на курином бульончике и луковом французском супе вполне можно лишние килограммы сбросить. Книги писать при температуре сложно, а вот слушать всякие полезные рассказы вполне можно, голова хоть и туго соображает, но информация на полочки откладывается и потом её с нормальной головой можно будет проанализировать.
Информацию с жёсткого диска под кодовым названием Иван Лаврентьевич Блюментрост приходилось клещами вытягивать сначала, но видимо осознав, что за хуления и прочие ябеды в Тайную канцелярию Бирон его не потащит, потихоньку эскулап разговорился и Брехт узнал кучу полезной информации.
Была одна хреновая, от слова совсем. О ней чуть позже. Сам по себе врач этот был фигурой неправдоподобной. Таких почти не делают сейчас и потом точно делать перестанут. Стоит начать с того, что вообще мало в стране немцев, которые не приехали — понаехали, а родились здесь. Иван Лаврентьевич был из таких. Нет, надо всё же с конца начать. Почему-то считается, что у основания российской науки стоит товарищ Ломоносов, которого именем Универа назвали. Это не так. Основателем Российской академии наук и университета не Катерина была и не Дашкова и уж тем более не Ломоносов. Всё это сделал сидящий рядом с постелью больного лейб-медик Блюментрост.
Странно. Тогда почему об этом никто не знает? Наверное, фамилия заковыристая. Как так — зачинатель и Блюментрост. Университет имени Ломоносова звучит, а университет и академия наук имени Ббюментроста? Да ни в какие ворота. Да ещё и переводится эта фамилия с языка Канта смешно — «Цветы дающие утешение». А ведь правильная фамилия. Стопроцентное попадание.
Вот теперь и к началу вернуться можно.
Батенька этого Блюментроста был другой Блюментрост, тоже наследивший в русской истории и тоже никому не известный. Лаврентий Алферьевич Блюментрост служил лейб-медиком у саксонского курфюрста. Лет восемьдесят назад. В 1668 году доктор был приглашён в Россию в качестве лейб-медика ко двору царя Алексея Михайловича. Не убоялся дикости и медведей, по улицам городов шастающих, даже казаков с балалайками не убоялся, взял и приехал. Работал долго, и главная его заслуга, кроме всяких шпионских игр — он создал Аптекарский приказ и тем самым заложил основы всей последующей русской медицины. А его средний сын Иван, сидящий у кровати больного Бирона в неряшливом, почти без пудры, парике сивом, деяния отца углубил и расширил. Именно этот человек создал и управляет с самого создания Аптекарским огородом. Обучался он в том же самом университете в Кёнигсберге, что и Бирон, только окончил его. В 1707 году молодой доктор был определён в лейб-медики к царскому наследнику и молодым княжнам. Но эта карьера была не долгой. Пётр начал воевать и его всегда сопровождал в походах Иван Лаврентьевич. За верную и беспорочную службу он получил от Петра в 1718 году в подарок Гатчинскую мызу и по сей день владеет ею. Пётр Алексеич не просто так земельку выделил, предписывалось лейб-медику устройство на этих землях первого регулярного аптекарского огорода. Кроме того, Блюментрост — президент Медецинской канцелярии. Дальше ещё интереснее. Все царей ругают, а оказывается, ещё два года назад в Москве по инициативе Ивана Лаврентьевича открыт прообраз современной поликлиники — учреждена лечебница для приходящих больных при Московской придворной аптеке. Лечили неимущих бесплатно и с собой порошков и микстур отгружали. Пётр второй? Или Катерина Первая ещё? Не важно, даже эти странные персонажи на Российском троне создавали бесплатные аптеки и поликлиники.
И вот теперь, то, из-за чего имя этого человека нужно увековечить, а не забыть.
В 1724 году указом Петра I образована Российская академия наук. Чуть другое название — Академия наук и художеств в Санкт-Петербурге. Мысль о создании научной академии пришла в императорскую лихую голову во время путешествия в Европу, когда он побывал в Парижской академии наук. На Петра Алексеича произвели сильное впечатление проводимые в лабораториях химические опыты, пузырики пузырятся, бульки цветные булькают, прямо как в фильме про Ивана Васильевича и Буншу, и Государь решил у себя сделать тако же.