История мира

Родезийский череп является, по-видимому, вторым, в списке находок подобного рода, которые когда-нибудь образуют целый ряд подчеловеческих видов, что проживали на земле во времена между началом Ледникового Периода и появлением их нынешнего, современного наследника, истинного человека, который предков своих, скорее всего, истребил. Вполне возможно, что родезийский череп и не так уж стар. До момента издания этой книги еще не удалось точно установить его возраста. Так что, может быть и такое, что это получеловеческое существо дожило в Южной Африке до совершенно недавних времен.

Глава одиннадцатая

ПЕРВЫЕ ИСТИННЫЕ ЛЮДИ

Самые древние — для нынешнего состояния науки — следы человечества, которое было нашим непосредственным родственником, были обнаружены в западной Европе, в особенности же — во Франции и Испании. В обеих этих странах были обнаружены кости. оружие. рисунки на костях и камнях, резные обломки костей и росписи на стенах пещер, которые были сделаны 30000 лет назад, а то и ранее. В настоящее время в Испании находится более всего реликвий истинных предков нынешнего человечества.

Понятно, что наши коллекции этих предметов являются лишь началом будущих крупных собраний, которые будут основаны в будущем. когда найдется достаточное число исследователей, чтобы тщательно обыскать все возможные источники, когда и остальные страны, до сих пор недоступные для археологов, будут обысканы хотя бы частично. Ведь соответствующим образом обученный наблюдатель еще не добирался в большую часть Африки и Азии, в результате чего мы не можем утверждать, что первые настоящие люди населяли исключительно Западную Европу или же, что они, якобы, именно здесь впервые и появились.

В Азии, в Африке, а может и на залитых в настоящее время пространствах могут существовать более богатые и более ранние следы человеческого существования, чем все то, что к настоящему периоду стало достоянием людей. Я говорю: в Азии и в Африке. но не упоминаю Америки, поскольку кроме одного зуба, никаких других следов высших приматов, крупных обезьян, антропоидов, неандертальцев либо первых настоящих людей там не обнаружено. Похоже, что данный вид жизни начал развиваться только лишь в старом свете, и только лишь в конце раннего каменного периода человеческие существа впервые вступили на американский континент по суше, в том месте, где сейчас находится Берингов пролив.

Эти первые настоящие люди, которых мы встречаем в Европе, уже принадлежали к двум отдельным расам. Одна из них представляла собой очень высокий тип: это были рослые люди с большим объемом мозга. Один из найденных женских черепов этого представителя своей емкостью значительно превышает череп среднего современного мужчины. Один из мужских скелетов имеет более шести футов длины. По физическому типу они напоминали североамериканских индейцев. По гроту Кро-Маньон, где были найдены первые скелеты такого типа, эти люди были названы кроманьонцами. Они были дикарями, но дикарями высшего порядка. Другая раса, Гримальди, проявляет явные негроидные черты. Их ближайшими родичами являются бушмены и готтентоты Южной Африки. Интересно и важно, что уже в самых началах людской истории человечество разделялась, по меньшей мере, на два основных расовых вида; мы невольно строим предположения, что первая раса была скорее смуглой, чем чернокожей, и пришла с Востока или же Севера, а вторая была скорее чернокожей, чем коричневокожей. и пришла с экватора.

У этих дикарей, живущих сорок тысяч лет назад, мы видим множество людских привычек: они прокалывали раковины, чтобы изготовить из них ожерелья, разрисовывали друг друга, вырезали различные предметы из кости и камня, рисовали фигуры на камнях и костях, рисовали на гладких стенках пещер и на камнях суровые, но иногда весьма выразительные наброски животных и т. д. Они изготавливали самые различнейшие орудия труда, меньшие по размеру и более изысканные чем те, которыми пользовался неандертальский человек. В наших музеях хранится громадное количество таких орудий, фигурок, наскальных рисунков и т. д.

Самые древние из них были охотниками. Охотились они в основном на диких лошадей, похожих на пони. Они шли за добычей по мере того, как та искала себе пропитания. Точно так же шли они и за бизоном. Они знали мамонта, поскольку оставили нам эффектные картинки из жизни этого животного. Из одного, довольно-таки загадочного рисунка можно сделать вывод, что они устраивали засады на мамонтов и убивали их.

Для целей охоты они пользовались камнями и дротиками. Похоже, что у них не было лука; сомнительно и то, что к этому времени они уже начали одомашнивать диких животных. У них не было собак. У нас имеется только одна резная фигурка, изображающая голову лошади, а также один-два рисунка, на которых можно догадываться о существовании узды из скрученной кожи. Но малорослые лошади того периода и тех местностей не могли нести на себе человека, так что, если по сути своей конь и был одомашнен, то служить мог лишь тягловым животным. Весьма сомнительным и неправдоподобным было и то, чтобы они использовали в пишу молоко животных.

Похоже, что они еще ничего не строили, хотя у них, возможно, уже имелись палатки из шкур, и, хотя они уже лепили фигурки из глины, гончарство им еще не было известно. Не имея кухонной утвари, они готовили себе пищу самым примитивным образом, а может и вообще никак ее не готовили. Они не имели понятия про обработку земли, про ткани или плетение матов. Одевались они в шкуры и меха, но под ними были голыми, покрытыми только лишь татуировками.

Эти первые известные нам люди охотились в открытых степях Европы в течение сотен веков, распыляясь и меняясь под влиянием климата. С каждым веком климат Европы становился все более мягким и более влажным. Олень отступал на север и на восток, а вслед за ним уходили бизон и лошадь. Степи уступили место лесам, олень заменил коня и бизона. Характер орудий меняется вместе с изменениями их применения. Рыболовство на реках и озерах приобретает больший масштаб и значение, при этом увеличивается число тонких и хрупких изделий из кости. «Тогдашние костяные иглы, — говорит Мортилье[7], - намного превышают по качеству более поздние, даже исторических времен, вплоть до Возрождения. Римляне, например, никогда не имели игл, достойных сравниться с изделиями той эпохи.»

Пятнадцать или двадцать тысяч лет назад в южной Испании появился свежий народ и оставил там на скалах рисунки, достойные внимания. Это были азильцы, называемые так по имени грота Мас д'Азиль[8]. У них уже имелся лук; похоже, что на головах они носили султаны из перьев; их рисунки очень живые, хотя в них проявляются и тенденции к символизму (человек, к примеру, изображается с помощью одной вертикальной и двух-трех горизонтальных линий), что уже является зарождением идеи письма. На изображениях охотничьих сцен мы часто видим линии, как будто бы означающие числа. На одном из рисунков мы видим двух людей, подкуривающих пчелиный улей.

Это наиболее поздние представители периода, который мы называем палеолитическим (древний каменный век), поскольку их орудия были изготовлены только из откалываемого камня. Десять же или двенадцать тысяч лет назад в Европе рождается новый способ жизни, а именно: люди обучились не только скалывать, но и сглаживать и острить каменные орудия, а также начали обрабатывать землю. Начинался неолитический период (новый каменный век).

Следовало бы упомянуть, что еще всего лишь сто лет назад в отдаленной части света, в Тасмании, существовал народ, живущий на более низкой ступени физического умственного развития, чем какая-либо из ранних рас доисторической Европы. Эти обитатели Тасмании, в результате географических перемен, давно уже были отрезаны от остального человечества, издалека от всяческого прогресса. Более всего, тасманийцы казались дегенерированным народом. В тот момент, когда европейцы их открыли, они вели весьма жалкую жизнь, питаясь моллюсками и мелкими животными. У них не было жилых домов, только кочевья. Они были похожими на нас людьми, но у них не было ни искусности, ни художественного чувства первых истинных людей.

Глава двенадцатая

ПЕРВОБЫТНОЕ МЫШЛЕНИЕ

А сейчас разрешите нам заняться весьма интересной проблемой: каким образом человек чувствовал себя человеком в эту раннюю эпоху истории человечества. Как люди мыслили, и о чем они мыслили в эти столь отдаленные от нас времена охот и переселений, на четыреста веков отдаленных от тех эпох, когда наступит пора сева и жатвы. Все это происходило задолго до того, как появился какой-либо письменный памятник человеческих впечатлений, так что ответы на эти вопросы следует искать только лишь с помощью нашей догадливости.

Источники, к которым сходятся ученые, желающие воспроизвести это вот самое первоначальное мышление, весьма разнообразны. В последнее время наука о психоанализе, который исследует, каким образом эгоистичные и неожиданные стремления ребенка ограничиваются, стираются, меняются или же заслоняются с целью приспособления к потребностям общественной жизни, бросила — как нам кажется — достаточно яркий луч света на историю первобытного общества; вторым же богатейшим источником выводов были исследования понятий и представлений дикарских народов, живущих в настоящее время. В фольклоре и в богатых залежах иррациональных верований, суеверий и предрассудков, которые и до сих пор еще сохранились среди цивилизованных народов, мы находим нечто подобное окаменелостям мышления. И, наконец, во все более и более увеличивающемся количестве рисунков, резных изображений, статуэток, символов и т. д. мы находим, по мере приближения к нашим временам, все более ясные указания о том, что человек считал интересным, достойным запоминания и воспроизведения в искусстве.

Первобытный человек мыслил, скорее всего, как и ребенок: образами. Он вызывал образы в своем воображении, а может они сами появлялись в его мыслях, и он поступал сообразно впечатлениям, которые эти образы в нем вызывали. Точно так же ведет себя ребенок или необразованный человек. Систематическое мышление является относительно поздним изобретением человеческого опыта; заметную роль оно начало играть всего лишь последние три тысячи лет. Впрочем, даже и сейчас ничтожное меньшинство людей по-настоящему распоряжается собственным мышлением и вводит определенный порядок в свои мысли. Весь остальной мир по-старому живет воображением и страстями.

Скорее всего, самые ранние людские сообщества на начальных этапах истинной человеческой истории были небольшими семейными общинами. Первые племена, вне всякого сомнения, появились точно таким же образом, как стада и семейства млекопитающих: из семей, которые совместно держались и размножались. Но, прежде чем это стало возможным, должно было случиться и некоторое ограничение первобытного эгоизма отдельной личности. Страх перед отцом и уважение к матери не угасали в более зрелом возрасте, естественная же ревность старших в общине по отношению к подрастающим молодым особям должна была смягчиться. С другой же стороны мать была естественным советчиком и опекуном растущего поколения. Общественная жизнь человека развилась на фоне реакций между суровым инстинктом молодых, стремящихся к самостоятельной жизни, и опасностями и неудобствами раздельного существования. Гениальный антрополог, Аткинсон[9], в своем «Первобытном законе» показал, сколько из обыденного права диких (табу — это столь значительное проявление племенной жизни) можно соотнести с умственным приспособлением потребностей первобытного людского животного к развивающейся общественной жизни, а новейшие труды психоаналитиков весьма подтвердили эту его интерпретацию.

Некоторые исследователи пытаются нас убедить, что уважение и страх по отношению к старому и чувственная реакция первобытного дикаря по отношению к пожилой женщине-опекунше, усиленная деятельностью сновидений и вдобавок обогащенная игрой воображения, играют значительную роль при рождении религии, а также концепции богов и богинь. К этому уважению к могущественным или добродетельным личностям присоединился еще и страх, который они пробуждали после собственной смерти, появляясь во снах первобытного человека. Легко было поверить, что на самом деле они не умерли, но каким-то фантастическим образом были перенесены на вершины еще большего могущества.

Сновидения, воображения и страхи ребенка более живые и похожие на действительность, чем у современного взрослого мужчины, первобытный же человек и был чем-то вроде ребенка. Также он был ближе к животным, поэтому ему могло казаться, будто они чувствуют и ведут себя точно так же, как и он. Он с легкостью мог представить зверя в качестве помощника, врага или бога. Требуется в себе самом пробудить воображение ребенка, чтобы понять, насколько важными, значительными, враждебными или дружественными были для человека каменного века странного вида камни, столбы, очень крупные деревья и т. д., и как на их фоне сновидения и фантазии могли творить легенды и рассказы, в которые верили уже в тот момент, когда их рассказывали. Некоторые из этих рассказов были достойны запоминания, их было легко повторить. Женщины рассказывали их детям, и таким образом рождались традиции. До сегодняшнего дня одаренные живым воображением дети выдумывают длинные истории, героем которых становится любимая кукла, животное или же какое-то фантастическое, наполовину человеческое существо; первобытный человек поступал точно так же, причем, он даже еще более склонен был верить в истинность существования своих героев. Ведь самые ранние истинные известные нам люди, скорее всего, были весьма болтливыми. В этом отношении они очень отличались от неандертальцев, и тем самым стояли гораздо выше их. Похоже, что человек из Неандерталя был животным немым. Понятно, что первобытный язык человека был весьма скромным собранием названий, дополняемым жестами и движениями.

Не существует столь дикого человека, у которого не было бы определенного понимания причины и следствия. Только первобытный человек некритичным способом устанавливал причинные связи; он с легкостью соединял какое-то следствие с чем-то, что никак не могло быть его причиной. «Ты делаешь то-то и то-то — говорил он — в результате чего появляется то-то и то-то». Даешь ребенку отравленную грушу — и он умирает. Съедаешь сердце мужественного врага и сам становишься сильным. Вот две причинные связи, из которых одна истинная, а вторая — фальшивая. Систему причин и следствий, какой она представляется в мыслях дикаря, мы называем фетишизмом; фетишизм — это попросту система знаний дикого человека. Она отличается от системы образованного человека тем, что она совершенно некритична и не систематична, а отсюда — более фальшива, чем наши современные знания.

Во многих случая довольно-таки несложно объяснить причину и следствие, во многих других случаях неправильные выводы исправляются опытом; только первобытный человек видел множество вещей первопланового значения, причин которых он усиленно выискивал, но выявив их, не имел возможности проверить, а не ошибочны ли они, поскольку их фальшивость не была на виду. Для такого человека очень важным было, чтобы охота закончилась удачно, чтобы улов рыбы был наиболее обильным, и поэтому, несомненно, он верил в тысячи заклинаний и знаков, которые могли бы привести к этим желательным для него результатам. Вторым важным делом для него были болезни и смерть. Через населенные территории прокатывалась эпидемия, и люди умирали. Болезнь подрезала человека, и он гибнул, а иногда вообще падал без видимой причины. Все это вгоняло любопытствующий ум первобытного человека в горячечное состояние. Сны или же фантастические догадки заставляли его обвинять или же обращаться за помощью к человеку, животному или предмету. У него была ребяческая склонность к страхам и опасениям.

Очень рано в небольшой людской общности появились люди постарше, с более гибким и понятливым умом, разделяющие все эти страхи и создания воображения, зато несколько сильнее других, которые вознеслись до положения предводителей, знающих и приказывающих, как следует поступать в сложившихся обстоятельствах. Какие-то вещи они считали нежелательными и несчастливыми, другие — наоборот, желательными; они различали знаки, ворожащие добро или зло. Знаток фетишей, чародей-знахарь, стал первым жрецом. Он обучал, разъяснял сны, делал предупреждения, выполнял сложные «фокусы-покусы», которые должны были приносить удачу или предотвращать несчастье. Первобытная религия совершенно не походила на то, что мы называем религией сейчас; скорее всего, это было собрание практических действий и обрядов, и то, что провозглашал тот самый первый жрец, по сути своей было первобытным, практическим знанием, хотя и засоренным иллюзиями.

Глава тринадцатая

НАЧАЛА ВОЗДЕЛЫВАНИЯ ЗЕМЛИ

Несмотря на множество исследований и открытий, сделанных в последние пятьдесят лет, нам все еще мало известно о самых началах возделывания земли и образования поселений. Все, что теперь мы можем сказать с определенной долей вероятности, заключается в следующем: где-то между 15 и 12 тысячелетием до нашей эры, когда азильский народ находился в южной Испании, а остатки древних охотников отступали на восток и на север, где-то в северной Африке, либо в западной Азии, либо в той самой громадной долине, которую ныне покрывают воды Средиземного моря, жил народ, уже несколько веков решающий две наиболее жизненно важные проблемы: обработка земли и одомашнивание животных.

Именно они начали производить орудия из шлифованного камня, что было значительным шагом вперед по сравнению со скалываемыми каменными орудиями их предшественников. Именно они открыли тайну плетения корзин, первыми делали грубые ткани из растительных волокон, а также начали лепить бесформенные горшки.

Они вошли в новый период людской культуры, период неолита, который называется так в отличие от палеолита[10] — более раннего периода кроманьонцев, народа Гримальди, азилийцев и т. д., которые пользовались каменными орудиями. Постепенно эти неолитические народности распространились по всем теплым территориям; все освоенные ими умения, растения и животные, одомашненные ими, путем подражания и приобретения распространялись еще далее. Около 10 тысячелетия до нашей эры большая часть человечества уже находилась на неолитическом уровне.

Человеку современному кажется, что вспашка земли, сеяние зерен, все необходимые орудия, последующий обмолот — это все вещи само собой разумеющиеся, точно так же, как совершенно банальным кажется ему представление о шарообразности земли. А что же еще можно делать? — мог бы спросить каждый. Но первобытному человеку, живущему двадцать тысяч лет назад, никакая из современных нам систем мышления и действий, которые нам кажутся столь ясными и достойными доверия, с той же самой простотой не приходила. Он искал собственную дорогу наощупь среди множества попыток и недоразумений, на каждом шагу он запутывался в фантастических и совершенно излишних идеях, в абсолютно неправильных интерпретациях. В окрестностях Средиземного моря росла дикая пшеница; человек научился растирать ее зерна, а затем молоть их намного раньше, чем сеять. Он собирал урожай уже значительно ранее, чем мог засеять поле.

Достойно внимания то, что повсюду, где зерновые культуры начали сеять и собирать, мы встречаемся со следами теснейшей связи посева с идеей кровавой жертвы; первобытной человеческой жертвы. Исследования извечного союза этих двух вещей глубоко поучительны для любопытствующих умов; читатель сам может найти их в монументальном исследовании Фрезера Золотая ветвь. Союз этот, и следует об этом помнить, появился в детском, мечтательном, мифотворческом первобытном сознании; с помощью логики этого объяснить никак нельзя. Но, похоже, повсюду в этом неолитическом мире с наступлением поры сева приносили человеческие жертвы. И в жертву приносили не какого-нибудь изгоя или никому не нужного старика; обычно выбирали юношу или девушку из хорошей семьи, чаще всего юношу, их окружали всяческим уважением и даже божественным почитанием вплоть до момента их убийства. Приносимый в жертву был кем-то вроде бога-царя; все же подробности его убийства превратились в ритуал, за соблюдением которого надзирали старики, обладающие соответствующими знаниями и освященной веками традицией.

Первые люди, имеющие довольно-таки туманное понятия о смене времен года, с огромным трудом угадывали подходящий момент для принесения соответствующей жертвы и начала сева. Следует предположить, что в этом раннем периоде развития человечества понятия года не существовало. Первые хронологии пользуются лунным месяцем; существует предположение, что годы жизни библейских патриархов соответствуют месяцам, а вавилонский календарь указывает на явные следы расчета времени посева, исходя из года, состоящего из тринадцати лунных месяцев. Это влияние Луны на календарь дошло и до наших времен, поскольку христианская церковь не отмечает Распятие и Воскрешение Христа в определенные даты, но они меняются в зависимости от лунных фаз.

Можно усомниться в том, что первые земледельцы занимались наблюдениями за звездами. Скорее уж, что на них обращали внимание бродячие пастухи, которым звезды указывали путь. Но с того момента, когда времена года были уже определены, значение звезд для землепашца сделалось исключительно важным. Одна из самых ярких звезд указывала на время возложения жертвы в пору сева; сотворить из нее миф и воздавать ей божественные почести для первобытного человека было неизбежной последовательностью.

Можно легко представить, как ценился в этом неолитическом мире человек, обладающий знаниями и опытом, человек, который разбирался в возложении жертв и в звездах.

Страх перед нечистотой и загрязнением, а также достойные указаний методы очищения составляли второй источник могущества разбиравшихся в подобных материях мужчин и женщин. И в этом нет ничего удивительного, потому что во все времена рядом с колдунами были колдуньи, а рядом со жрецами существовали жрицы. Первоначально жрец вовсе и не был духовным лицом, скорее уж — он обладал прикладными знаниями. Знания его, в основном, были эмпирическими и весьма часто — совершенно фальшивыми; но он ревностно скрывал их от остальных людей; правда, это никак не меняет того факта, что начальной его функцией было знание, а основным заданием — практическое применение этого знания.

Двенадцать или пятнадцать тысяч лет тому назад во всех теплых и имеющих достаточно много воды частях Старого Света цвели эти неолитические общности, имеющие собственных жрецов и жриц, которые составляли отдельный класс, тесно связанный традицией с полями, деревушками и небольшими укрепленными городками. И с каждым веком между этими общностями происходил все более живой обмен идеями.

Эллиот Смит и Риверс[11] для обозначения культуры этих первых земледельческих народов воспользовались термином «гелиолитическая культура». «Гелиолитический» (Солнце и камень), возможно и не самое подходящее название, но пока ученые не придумают какого-нибудь другого, нам приходится пользоваться таким. Гелиолитическая культура, зародившаяся где-то у Средиземного моря и в западной Азии, с течением веков распространялась к востоку и, переходя с одного на другой остров в Тихом Океане, смогла достичь Америки, чтобы объединиться там с более примитивным образом жизни монголоидных иммигрантов, прибывших туда с севера.

Где бы не появились смуглокожие народы с гелиолитической культурой, повсюду привносили они определенную сумму интереснейших идей и практических дел. Некоторые из них столь странные, что требуют специальных объяснений со стороны специалиста, знатока человеческой психики.

Эти народы строили пирамиды и огромные курганы, укладывали громаднейшие круги их больших камней (вполне возможно, что это делалось для того, чтобы облегчить их жрецам астрономические наблюдения); все или же только некоторые умершие мумифицировались; в обиход вводились татуировки и обрезание; здесь же исполнялся древнейший обычай, так называемый кувад, в силу которого отец ложился в кровать, когда рождался его ребенок. Талисманом их была широко распространенная и известная свастика.

Эта культура оставила свои следы вдоль побережий умеренного и субтропического поясов, на огромных пространствах от Стоунхенджа и Испании, через весь мир до Мексики и Перу. Зато мы не находим их в Африке ниже экватора, в центрально-северной Европе и в северной Азии; там проживали расы, развивающиеся совершенно по-своему.

Глава четырнадцатая

ПЕРВОБЫТНЫЕ НЕОЛИТИЧЕСКИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Приблизительно к 10000 г. до н. э. география мира, в общих чертах, была весьма схожа с нынешней. Возможно, что в это время сформировался Гибралтарский пролив, и воды океана, до сих пор удерживаемые, вторглись в средиземноморскую долину, в результате чего Средиземное море приняло нынешние очертания. Каспийское море наверняка было больше, чем сейчас и, кто знает, не соединялось ли с Черным морем севернее Кавказа. Над этим огромным среднеазиатским морем, где теперь лишь степи и пустыни, лежали плодородные, пригодные к заселению земли. И вообще, климат всего мира был гораздо более влажным, в результате чего урожайность тоже была выше. Европейская Россия была в большей мере чем теперь страной озер и болот, и, вполне возможно, что в том месте, где сейчас находится Берингов пролив, еще существовало сухопутное соединение между Азией и Америкой.

К этому времени уже можно было бы заметить основные расовые различия, как мы их видим сейчас. Страны с умеренным климатом, теплым и побережья заселяли темнокожие народности гелиолитической культуры, предки основного большинства жителей средиземноморского мира, берберов, египтян и основной части населения южной и восточной Азии. Эта огромная раса, понятное дело, имела и множество разновидностей. Иберийская или средиземноморская, или же смуглая раса побережий Атлантики и Средиземного моря; «хамитские» народы, включающие в себя берберов и египтян; дравиды, более темнокожий народ Индии, огромная масса восточноиндийских народностей, множество полинезийских рас и маори — все они родом из этого громадного тигля человечества. Западные разновидности были светлее восточных. В лесах центральной и северной Европы наиболее светлокожая и голубоглазая разновидность людей отделилась от общей массы темнокожих народов; сейчас эту разновидность чаще всего называют нордической расой. В наиболее открытых частях северо-восточной Азии происходило другое разграничение этих темнокожих людей, а именно, в направлении типа с более раскосыми глазами, с выделяющими скулами, желтоватой кожей и очень гладкими черными волосами: это был тип монгольских народностей. В южной Африке, Австралии, на многих тропических островах юга Азии существовали остатки древнейших негроидальных народов. Центральная Африка представляла собой расовую смесь. Практически все цветные расы современной Африки образовались от скрещения смуглых народностей севера с местным негроидальным типом.

Человеческие расы свободно скрещиваются между собой, а разделяются, смешиваются и вновь объединяются как, скорее, облака, а не расщепляются вроде ветвей, которые впоследствии уже не соединяются вместе. Мы должны помнить об этом, ибо это сохранит нас от множества жестоких разочарований и предрассудков. Слово «раса» используется с неслыханным легкомыслием, и на нем основывают самые глупейшие обобщения. Мы говорим о расе «британской» или же «европейской». Тем временем, практически все европейские народы являются беспорядочной смесью темнокожих, смуглокожих, светлых и монгольских элементов.

В неолитическом периоде истории человечества народы монголоидной расы первыми перешли в Америку. Туда они попали через Берингов пролив и направились на юг. Там они повстречали карибу, американского оленя на севере и огромнейшие стада бизонов на юге. Когда же они достигли Южной Америки, там еще жили Glyptodon, огромный броненосец, и Megatherium, чудовищный, неуклюжий ленивец величиной со слона. Именно переселенцы и выбили, скорее всего, это последнее животное, которое было столь же неуклюжим, как и громадным.

Значительная часть этих американских племен никогда не поднялась уже над неолитическим, охотничье-кочевым способом жизни. Они не знали пользования железом, а главными их металлами было самородное золото и медь. Тем не менее, в Мексике, на Юкатане, и в Перу существовали условия, способствующие оседлой жизни, и здесь, около 1000 г. до н. э. появились весьма интересные цивилизации параллельного, и в то же время весьма отличного от цивилизаций старого мира типа. Точно так же, как и там, здесь возлагались обильные человеческие жертвы в периоды сева и сбора урожаев; но если в старом свете, как мы увидим это, идеи эти подверглись значительному смягчению, усложнению и скрещению с другими идеями, в Америке они развились до наивысшей степени. Эти американские цивилизации оставались под властью жрецов; вожди и владыки оставались под тщательным надзором законов и вещих знамений.

Жрецы довели до совершенства астрономические знания. Свой год они знали гораздо лучше вавилонян, о которых вскоре будем говорить. На Юкатане существовал вид письменности (письменность майя), весьма интересного и запутанного типа. Насколько нам удалось ее расшифровать, мы видим, что она, в основном, использовалась для составления точных и очень сложных календарей, вершины жреческой мысли. Цивилизация майя достигла своего расцвета где-то в 700–800 гг. н. э. Скульптурные изображения этого народа восхищают современного зрителя огромной художественной силой и красотой с одновременным соединением гротеска и какой-то нездорового традиционализма и путаницы, выходящих за пределы наших понятий. Старый мир ничего подобного не имел. С определенной перспективы, очень далекой, эти произведения напоминают архаичные индийские скульптуры. В них постоянно появляются мотивы перьев и извивающихся змей. Многие надписи майя подобны, скорее, сложным рисункам, исполненным безумцами из европейских сумасшедших домов, чем какие-то иные произведения искусства старого мира. Складывается впечатление, будто разум майя развивался совершенно не так, как разум в старом свете, для которого американский был бы, попросту, лишен здравого рассудка.

Мысль, что эти американские цивилизации шли к какому-то всеобщему умственному извращению, находит подтверждение в том, что слишком уж легко там проливалась человеческая кровь. Это отличительная черта мексиканской цивилизации; ежегодно в жертву там приносились и убивались тысячи человек. Странные жрецы этой страны обожали четвертовать живых еще людей и вырывать у них еще трепещущее сердце. Общественная жизнь, все национальные торжества связывались с этим фантастически чудовищным действом.

А будничная жизнь простого народа напоминало ежедневное существование любого другого варварского сельскохозяйственного народа. Их гончарные изделия, ткани и рисунки были весьма хороши. Знаки письменности майя появляются не только на камнях, но и, к примеру, на кожах. Европейские и американские музеи хранят множество загадочных рукописей майя, из которых, за исключением дат, прочитано к настоящему времени весьма немногое. В Перу тоже существовали зачатки подобной письменности, но ее заменили другим методом — завязыванием узелков на шнурках. Подобное узелковое письмо было известно в Китае еще пару тысяч лет до того.

В старом свете до 4000–5000 гг. до н. э., то есть, за три-четыре тысячи лет до американских цивилизаций, существовали подобные этим первобытные цивилизации; они объединялись вокруг святилища, в них существовали такие же многочисленные кровавые жертвы и жречество, разбирающееся в тайнах звезд. Но в старом мире эти первобытные цивилизации воздействовали друг на друга и развивались в направлении принципов нынешней нашей жизни. В Америке же был застой, который не позволил местным народам выйти за раз достигнутый уровень цивилизованности. Каждая из тамошних цивилизаций была замкнутым сама на себя миром. До прихода европейцев Мексика мало или вообще ничего не знала о Перу. Картофель, основная пища перуанцев, в Мексике был неизвестен.

В течение многих веков народы эти жили, почитали собственных богов, возлагали им жертвы и умирали. Искусство майя достигла высочайшего декоративного уровня. Люди занимались любовью, а племена войной. Голод и урожай, эпидемии и здоровье шли друг за другом. Жрецы веками разрабатывали календарь и жертвенный ритуал, практически не делая никаких шагов в каком-то ином направлении.

Глава пятнадцатая

ШУМЕР, НАЧАЛА ЕГИПТА, ПИСЬМЕННОСТЬ

Старый Свет является более широкой, более разнообразной ареной, чем Новый. Уже около шести-семи тысяч лет до Христа в различных плодородных частях Азии и в долине Нила появляются полуцивилизованные объединения, стоящие чуть ли не на уровне Перу. В это время северная Персия, западный Туркестан и южная Аравия были гораздо более плодородными, чем теперь, и в этих местах находятся следы самых ранних людских общностей. Во всяком случае, в нижней Мессопотамии и Египте появляются первые города, храмы, систематическое орошение полей и общественная организация, стоящая над уровнем обычной варварской деревни. В те времена Евфрат и Тигр имели отдельные устья и выход в Персидский залив, и как раз между этими двумя устьями шумеры и выстроили первые свои города. Приблизительно в то же самое время, поскольку хронология данного периода весьма неточна, начинается великая история Египта.

Шумеры были смуглым народом с крупными носами. Они пользовались неким видом письменности, которую удалось расшифровать, и язык их теперь известен нам. Они открыли бронзу и строили громадные, похожие на башни, храмы из высушенных на солнце кирпичей. Глина в этих местах очень мелкодисперсная; ее использовали в качестве материала для письма, и, благодаря этому, их памятки письменности сохранились до нашего времени. Они разводили крупный рогатый скот, овец, коз и ослов, но лошадей у них еще не было. Воевали они в пешем строю, сомкнутыми рядами, вооружившись короткими копьями и щитами из кожи. Они брили головы, а одежду делали из шерсти.

Каждый шумерский город как правило был независимым государством, имеющим собственное божество и собственных жрецов. Но случалось, что какой-нибудь город получал перевес над другими и брал дань от их обитателей. Древняя надпись из Ниппура упоминает о «державе» шумерского города Эрек. Бог этого города и его царь-жрец распространили свою власть от Персидского залива до Красного моря. Это первая известная в истории империя.

Древнейшая письменность была всего лишь сокращенным способом образного представления событий. Люди начали писать еще перед неолитом. Азилийские наскальные росписи, о которых мы уже упоминали, являются началами этого процесса. Многие из них рассказывают нам историю охот и походов; на большинстве из этих изображений человеческие фигуры тщательно вырисованы. Но иногда художник уже не так заботился об изображениях голов и конечностей; человека он изображал с помощью одной вертикальной и двух горизонтальных черточек. Отсюда уже легко было перейти к традиционному пиктографическому письму. В Шумере, где писали палочкой по глине, знаки вскоре сделались совершенно непохожими на предметы, которые должны были представлять; в Египте же, где рисовали на стенках и на кусочках папируса (первая бумага), подобие изображаемых предметов сохранялось. Поскольку деревянные палочки, которыми пользовались в Шумере, давали на глине отпечаток в виде клиньев, шумерское письмо назвали клинописью.

Важным шагом в развитии письменности стало, когда изображения должны были означать не представляемую вещь или предмет, но нечто подобное им. Это напоминает современные детские ребусы. Нарисованы, к примеру, несколько стеклянных банок и буква «Р», а ребенок должен догадаться, что это изображено слово «банкир». Шумерский язык состоял из групп отдельных звуков, в этом он был похож на некоторые языки нынешних индейцев и прекрасно годился для выражения в подобном слоговом письме; отсюда же появлялась возможность изображать такие понятия, которых нельзя было изобразить пиктографически. Египетская письменность пошла тем же путем. Когда, впоследствии, другие народы, язык которых не проявлял подобных слоговых тенденций, познакомились с подобной письменностью и начали ею пользоваться, то ради необходимости они внесли туда множество изменений и упрощений, в результате чего появилась алфавитная письменность. Все поздние настоящие азбуки родились из помеси шумерской клинописи и египетских иероглифов. Китай впоследствии создаст конвенциональную пиктографическую письменность, которая, впрочем, никогда не достигла стадии алфавита.

Изобретение письменности имело неслыханное значение в развитии человеческих сообществ. Теперь появилась возможность передавать последующим поколениям законы, распоряжения и постановления. Благодаря этому изобретению могли появиться обширные государства. Стала возможной последовательность исторического сознания, традиции. Распоряжения жреца или царя, снабженные его печатью, могли удаляться за пределы его взгляда или голоса и даже пережить его. Следует упомянуть, что в древнем Шумере печати были весьма распространены. Царь, придворный, купец имели личные печати, иногда весьма художественно исполненные, и они делали оттиск на каждом глиняном документе, которому желали придать юридическую силу. Таким образом, шесть тысяч лет назад цивилизация была весьма близка к изобретению типографского ремесла. Покрытую письменными знаками глиняную табличку выжигали, и она могла храниться веками. Следует помнить, что в Месопотамии в течение бесчисленного множества лет письма, записки и счета писали на практически вечных кирпичиках.

Бронза, медь, золото, серебро и — как ценная редкость — метеоритное железо, были известны очень давно, как в Шумере, так и в Египте.

Будничная жизнь в этих первых городах Старого Мира должна была быть очень похожей: как в Египте, так и в Шумере. Если не считать скотину, шатающуюся по улицам, она должна была напоминать жизнь в городах американских майя, государство которых было моложе на три или четыре тысячи лет. Большая часть населения в мирное время была занята орошением и возделыванием земли, за исключением праздничных дней. Денег не было, и никто не чувствовал в них необходимости. Мелкая случайная торговля происходила путем обмена. Члены царской семьи и повелители, у которых было больше имений, для закупки нужных им вещей пользовались золотыми и серебряными слитками и драгоценными камнями. Храм придавал тон всей жизни; в Шумере храмы были огромные, похожие на башни, с вершин которых наблюдали движение звезд; в Египте храмы были массивными, одноэтажными строениями. В Шумере жрец был наивысшим, великолепнейшим существом. В Египте же над жрецами стояло живое воплощение главного божества страны, фараон, царь-бог.

В эти времена мало что менялось в мире; человек вел монотонную, заполненную трудом и солнечную жизнь. Редко когда в страну прибывал кто-нибудь чужой; путешествия не были приятным делом. Жрец руководил жизнью по извечным принципам, он же следил за звездами с целью определения времени посева, объяснял жертвенные гадания и сны. Люди работали, занимались любовью и умирали не очень-то несчастными, не осознавая свое варварское прошлое и не слишком заботясь о будущем. Иногда случался повелитель добрый. Таким был Пепи II, который правил Египтом девяносто лет. Иногда же царь попадался с претензиями и забирал сынов человеческих в войско, чтобы затем высылать их против соседних городов, чтобы там они сеяли опустошение, либо же запрягал их в работу при грандиозных строениях. Такими были Хеопс, Хефрен и Микерин, которые вознесли гигантские гробницы — пирамиды в Гизе. Самая большая пирамида имеет 140 м. высоты, а масса камней, использованных для строительства. составляет 4 883 000 тонн. Все это было свезено на нильских лодках, а на место назначения перенесли человеческие руки. Постройка подобной пирамиды должна была исчерпать средства Египта больше, чем это сделала бы большая война.

Глава шестнадцатая

ДРЕВНИЕ КОЧЕВЫЕ НАРОДЫ

В период между LX и XXX веками до нашей эры люди поселялись для обработки земли и строительства городов не только в Междуречье и долине Нила. Везде, где имелась возможность ирригации и ежегодный достаток пищи, люди заменяли труды и неуверенность охоты, собирательства и кочевий на спокойствие оседлой жизни. В верховьях Тигра народ, называемый ассирийцами, основывал города; в долинах Малой Азии, на побережьях и островах Средиземного моря образовывались небольшие людские сборища — основа будущей цивилизации. Вполне возможно, что параллельное развитие человеческой жизни происходило и в некоторых, весьма способствующих человеческому общежитию местностях Индии и Китая. Во многих частях Европы, где располагались обиловавшие рыбой озера, небольшие группы людей давно уже строили на воде свайные постройки, соединяя земледелие с охотой и рыболовством. Но в преобладающей части Старого света подобные жилища не были возможными. Земля здесь сопротивлялась обработке; здесь либо было очень много лесов, либо же климат был слишком неустойчивым, чтобы человек, имеющий орудия и знания, соответствующие тем временам, мог жить там.

Чтобы осесть где-нибудь на постоянное место жительства, первобытному человеку нужен был постоянный приток солнечного света, воды и тепла. Там, где таких условий не было, человек мог появиться только случайно, как охотник, догоняющий добычу, либо же пастух, ищущий свежую траву для своих стад, но вот жилища заложить он там не мог. Переход от охотничьей к пастушеской жизни должен был совершаться постепенно. В вечной погоне за диким рогатым скотом или же, как в Азии, за дикими лошадьми, человеку в голову пришла идея сделать скотину своей собственностью; с тех пор он уже защищал ее от волков и других хищников.

Одновременно с развитием оседлой жизни, в основном это происходило в долинах крупных рек, развивался и другой образ жизни — кочевой, суть которого состояла в постоянных переездах с места на место в поисках летних и зимних пастбищ. Кочевые народы вели, по сравнению с оседлыми, более суровую жизнь; они были не такими многочисленными, детей у них тоже было меньше, не имели они постоянных святилищ или организованной касты жрецов; одежда их была более примитивной, но читатель не должен думать, что сам способ их жизни в связи с трудностями тоже был более примитивным. Во многих отношениях эта свободная жизнь была более наполненной, чем существование земледельца. Личность больше рассчитывала сама на себя; их общности были не так сильно связаны. Вождь имел большее значение, а колдун — скорее всего меньшее.

Перемещаясь по огромнейшим территориям, кочевник имел более широкий кругозор. В своих переездах он добирался то до одних, то до других границ оседлой жизни; он постоянно встречал все новые и новые, иногда даже странные, лица, с которыми имел время освоиться. Ему приходилось спорить и договариваться по вопросам пастбищ с соперничавшими племенами. Он гораздо лучше, чем спокойные пахари, разбирался в минералах, поскольку ему приходилось идти через горные перевалы и разжигать на камнях свои костры. Наверняка был он и лучшим металлургом. Похоже, что бронза, а еще вернее выплавка железа — были изобретениями кочевников. Некоторые самые ранние железные орудия были найдены в центральной Европе, далеко от поселений первых цивилизаций.

С другой же стороны, оседлые народы знали ткани, гончарные изделия и множество других полезнейших вещей. Между этими двумя состояниями древнего человечества, между земледельцами и кочевниками, должны были с момента их разделения существовать какие-то отношения, основанные либо на обменной торговле, либо же на грабежах. Особенно в Шумере, где пустыня подходит к урожайным землям, лагеря кочевников должны были располагаться возле самых обрабатываемых полей, и вот тогда-то там происходили сценки, известные нам из жизни нынешних цыган: кочевники что-то продавали, воровали, ремонтировали домашнюю утварь и т. д.

Единственное, они не могли воровать кур, поскольку домашняя птица родом из индийских джунглей — была одомашнена только около Х века до нашей эры. Кочевники приносили драгоценные камни, предметы из металла и кожи. Если же они занимались и охотой, то приносили на обмен шкуры диких животных. В замен же они получали горшки, бусы, стекло, одежду и тому подобные изделия.

В эти далекие времена первых цивилизаций Шумера и раннего Египта существовало три основных региона и три основных вида кочевых и не полностью оседлых народа. В лесах Европы проживали светловолосые нордические народности, одни только охотники и пастухи, не очень-то цивилизованная раса. Первоначальные цивилизации не сталкивались с ними, скорее всего, вплоть до XV века до нашей эры. В степях же восточной Азии разнородные монголоидные племена (гунны) одомашнивали лошадей и производили далекие путешествия в поисках зимних и летних пастбищ. Скорее всего, эти нордические и монголоидные народности были разделены болотами России и более обширным в те времена Каспийским морем. Дело в том, что тогдашняя Россия представляла собой сплошные болота и озера. В пустынях Сирии и Аравии, становящихся к тому времени более сухими, семитские племена водили с пастбища на пастбища отары овец, коз и ослов. Эти семитские пастухи и более похожие на негров народности из южной Персии, эламиты, были первыми кочевниками, которые установили контакт с древнейшими цивилизациями. Они приходили к ним в качестве купцов и грабителей. В конце концов среди них появились вожди с более широкими и смелыми представлениями, в результате чего народы эти превратились в завоевателей.

Около 2750 года до нашей эры великий семитский вождь Саргон завоевал все шумерские территории и сал господином огромных земель от Персидского залива до Средиземного моря. Сам он был неграмотным варваром; его народ, аккады, принял шумерскую письменность, сам же шумерский язык стал языком чиновников и ученых. Основанная им держава пала через пару веков, и после эламитского нашествия уже более свежий семитский народ, амориты, постепенно расширил свое влияние на весь Шумер. Их столицей стал Вавилон, до сих пор небольшой городишко в верховьях реки Евфрат; держава их носит название первого вавилонского царства. Укреплено оно было великим царем Хаммурапи (около 2100 года до нашей эры), который был создателем первого известного истории кодекса законов.

Узенькая долина Нила была менее подвержена нашествиям кочевников, чем Междуречье, тем не менее, во времена Хаммурапи Египет попал под господство семитов, называемых гиксосами, Они дали Египту фараонов, которых называли «пастушескими царями»; правление их длилось несколько веков. Эти семитские завоеватели так и не смогли ассимилироваться в Египте; к ним всегда относились с враждебностью, как к варварам и чужакам. В конце концов около 1600 г. до н. э. вспыхнуло народное восстание, и враги из страны были изгнаны.

В Шумере все происходило по-другому: там обе расы слились в одну, и вавилонская держава стала семитской по своему характеру и по своему языку.

Глава семнадцатая

ПЕРВЫЕ НАРОДЫ-МОРЕПЛАВАТЕЛИ

Первые лодки и суда должны были войти в обиход где-то 25–30 тысяч лет назад. Самое позднее, в начале неолита, человек с помощью весел уже передвигался по воде в выдолбленном древесном стволе или же на наполненном воздухом кожаном мешке. Лодка из плетеного тростника, покрытая кожами и промазанная смолой, использовалась в Египте и Шумере задолго до начал письменной истории. Подобные лодки в тех местах используются и до настоящего времени. Но не только там — еще и в Ирландии, в Уэльсе и на Аляске; на лодках из тюленьих шкур до сих пор еще можно переправиться через Берингов пролив. Выдолбленные стволы деревьев появились тогда, когда были усовершенствованы орудия труда. А после этого, в силу естественного порядка, пришла и постройка лодок, а за ними и более крупных судов.

Вполне возможно, что легенда о Ноевом ковчеге содержит в себе воспоминание о каком-то событии из истории постройки судов, подобно как и сама история потопа, так широко распространенная среди различных народностей, может заключать в себе память о затоплении средиземноморской впадины.

По Красному морю суда плавали задолго до того, как начали строиться пирамиды, а в Средиземном море и в Персидском заливе они появляются за семь тысяч лет до нашей эры. В основном это были рыбацкие кораблики, но некоторые уже занимались торговлей или разбоем — ибо на основании нашего знания человека, можно со всей уверенностью говорить, что первые мореплаватели грабили, где только было возможно, и торговали, где грабить было трудно.

Моря, на которых появляются эти первые суда, были морями, со всех сторон окруженные сушей, где ветра дуют совершенно капризно, и где частенько целыми днями стоит полнейший штиль, в результате чего мореплавание могло быть всего лишь побочным занятием. Посмотрите сами, широкомасштабные океанические плавания стали возможными только лишь за последние четыреста лет, благодаря специальным океаническим судам. Корабли же древнего мира по сути своей основывались на веслах, они продвигались исключительно вдоль побережий и при первых же признаках непогоды укрывались в портах. С моментом, когда корабли выросли до размера крупных галер, появилась потребность применения военнопленных в качестве гребцов.

Мы уже упоминали о появлении на территориях Сирии и Аравии семитских народов в качестве кочевников и купцов и говорили о том, как они завоевали Шумер, как основали аккадскую державу и первое вавилонское царство. На западе те же самые семитские народы познакомились с морем. Вдоль восточного побережья Средиземного моря они заложили ряд портовых городов, в их числе Тир и Сидон заняли среди них главенствующее положение. Во времена Хаммурапи в качестве купцов, путешественников и колонизаторов семиты распространились уже по всему побережью Средиземного моря. Эти семиты-мореплаватели назывались финикийцами. Они осели в Испании, вытесняя оттуда давнее иберийско-баскское население, и начали высылать экспедиции даже за Гибралтарский пролив. Помимо всего, они заложили собственные колонии и в северной Африке. Чуть позже, мы еще вспомним об одном таком финикийском городе, Карфагене.

Только первыми спустили галеры на воды Средиземного моря не финикийцы. На островах и побережьях Средиземноморья уже давно существовал целый ряд городов, принадлежавших то ли к единой расе, то ли к группе рас, кровно и языково связанным с басками на западе и берберами и египтянами на юге. Это были эгейские народы. Не следует смешивать их с греками, которые вошли в историю значительно позднее; это было догреческое население, имевшее свои города в Греции и Малой Азии, такие как Микены или же Троя, а столицей их был величественный и цветущий город Кноссос на Крите.

Буквально в последние несколько десятилетий археологам удалось открыть цивилизацию эгейских народов и масштаб ее распространения. Кноссос был исследован с особенным тщанием; по счастью на его развалинах в последующие времена не вырос какой-либо крупный город и, благодаря этому, руины сохранились в довольно-таки хорошем состоянии, чтобы сейчас служить нам основным источником знаний об этой когда-то практически забытой культуре.

История Кноссоса столь же стара, как история Египта; обе эти страны около XL века до нашей эры вели друг с другом оживленную морскую торговлю. Около же 2500 года до рождества Христова, то есть, между Саргоном I и Хаммурапи, критянская цивилизация находилась на своей вершине.

Кноссос был не сколько городом, сколько громаднейшим дворцом критянского повелителя и его людей. Он даже не был укреплен. Крепостные стены начали возводить значительно позднее, когда усилилось могущество финикийцев, а с севера стали представлять угрозу новые и весьма опасные пиратские племена — греки.

Критского повелителя называли миносом, как египетского — фараоном; он пребывал во дворце, имеющем водопровод, канализацию и тому подобные удобства, которых мы не встречаем в других старинных развалинах. Здесь происходят крупномасштабные приемы, пиры и зрелища. Здесь устраиваются бои быков, удивительно схожие с теми, которые до сих пор проводятся в Испании; даже костюмы участников были похожими. Помимо этого здесь устраивались гимнастические выступления и соревнования. Критские женщины одевались совершенно по-современному; они носили корсеты и юбки с воланами. Гончарные, ткацкие, ювелирные изделия, инкрустации, статуи, фрески иной раз были удивительно тонкими и красивыми. Здесь пользовались письменностью, которую до сих пор еще не удалось расшифровать.[12]

Эта счастливая, солнечная, изысканная жизнь продолжалась около двух тысяч лет. Около 2000 года до нашей эры, как в Кноссосе, так и в Вавилоне, проживало немало богатых и образованных людей, которые, вероятно, вели весьма приятную жизнь. У них были зрелища и религиозные торжества, они были окружены рабами, которые заботились об их домах и работали на хозяев. У народа, проживавшего в нагретом солнцем и окруженном синей лентой моря Кноссосе-Крите, должна была быть безопасная и спокойная жизнь. По сравнению с нею, Египет, управляемый полуварварскими пастушескими царями, казался страной, пришедшей в упадок. Если кто интересовался в те времена политикой, тот должен был заметить, как повсюду семиты занимали главенствующее положение: они управляли Египтом, далеким Вавилоном, в верхнем течении Тигра строили Ниневию, на западе же их суда доходили до Геракловых Столпов (Гибралтара), и повсюду на этих далеких берегах они основывают собственные колонии.

А в Кноссосе должны были проживать люди с любопытным и живым умом, раз впоследствии греки станут рассказывать о некоем критском мастере[13], Дедале, который пытался построить нечто вроде машины для полетов, возможно, какой-то планер, который поломался и упал в море.

К месту было бы указать на некоторые сходства и некоторые различия между нашей жизнью и жизнью в Кноссосе. Для критского джентльмена, живущего четыре с половиной тысячи лет назад, железо было редким металлом, который падал с неба, и был, скорее, предметом удивления и любопытства, чем будничного пользования — до сих пор люди знали только лишь метеоритное железо и не умели добывать его из руды. Сравните это с современным положением вещей, когда железо встречается на каждом шагу. Лошадь для нашего критянина была созданием легендарным, нечто вроде суперосла, которое проживает в мрачных северных странах, далеко за Черным морем. Для него же цивилизация помещалась в эгейской Греции и в Малой Азии, где лидийцы, карийцы и троянцы вели подобный образ жизни и, похоже, говорили на одном и том же языке. Существовали еще финикийцы и эгейские народности, осевшие в Испании и северной Африке, но для его воображения это были очень и очень отдаленные места. Италия в те времена была совершенно пустой землей, покрытой дремучими лесами; смуглокожие этруски еще не переселились туда из Малой Азии. И, вполне возможно, что в один прекрасный день наш критский джентльмен пришел в порт и увидал там пленника, обратившего его внимание своим крепким телосложением и голубыми глазами. Вполне возможно, что наш критянин попытался с ним заговорить, но услышал ответ на каком-то совершенно непонятном наречии. Существо это прибыло из за Черного моря и казалось для обычных людей совершеннейшим дикарем. На самом же деле это был ариец, принадлежащий той самой расе и культуре, о которой мы будем сейчас вести речь, а странное наречие, которым ариец пользовался, с течением времени разовьется в санскрит, персидский, греческий, латинский, немецкий, английский, русский языки — большинство главных языков мира.

Таким был Кноссос на вершине своего расцвета — город живой, светлый, интеллигентный, предприимчивый и счастливый. Но около 1400 года до нашей эры случилась катастрофа. Дворец Миноса лег в развалинах, которые уже никогда не были восстановлены или заселены до нынешнего дня. Мы не знаем причин и хода этой катастрофы[14]. Археологи указывают на следы разрушений и пожаров. Открыты и следы очень сильного и неожиданного землетрясения. Так что сама природа могла разрушить Кноссос, либо же греки закончили то, что было начато землетрясением.

Глава восемнадцатая

ЕГИПЕТ, ВАВИЛОН И АССИРИЯ

Египтяне никогда добровольно не согласились поддаться власти семитских пастушеских царей, и около 1600 года до нашей эры, в результате народного восстания, изгнали чужеземцев. Для Египта теперь наступил новый период возрождения, известный египтологам под именем Нового Царства. Египет, который до нашествия гиксосов еще не был консолидирован, теперь превратился в единую страну, а предшествующая неволя и восстание привнесли сюда воинственный дух. Фараоны начали вести завоевательные войны. В свою военную систему они включили лошадь и военную колесницу; это было наследием гиксосов. Во времена Тутмоса III и Аменофиса III Египет расширил свое владычество в Азии до самого Евфрата.

И вот мы входим в период тысячелетней войны между когда-то совершенно разделенными цивилизациями Междуречья и Нила. Поначалу перевес был на стороне Египта. Великие династии, а именно: восемнадцатая, в которую входят Тутмос III, Аменофисы III и IV, а так же великая царица Хатасу (Хатшепсут), и девятнадцатая, с Рамзесом II, предположительным фараоном Моисея, правившим шестьдесят семь лет, возвели Египет на высочайший уровень благосостояния. Но в эти же времена случались и периоды упадка, как например, сирийское вторжение, а потом и захват южной части государства эфиопами. В Месопотамии в это время царит Вавилон, после чего временного перевеса достигли хетты и сирийцы из Дамаска; один раз сирийцам даже удалось завоевать Египет; судьба же ассирийцев из Ниневии шла различными путями: случалось, что чужестранцы завоевывали их страну, в другой же раз они сами правили в Вавилоне и нападали на Египет. В связи с недостатком места мы не можем подробно расписывать неустанные походы египетских и семитских армий в Малой Азии, Сирии и Междуречье. Армии эти имели на вооружении боевые колесницы, поскольку именно в это время лошадь — все еще используемая исключительно для войн и триумфов — проникала из Центральной Азии в сферу деятельности древних цивилизаций.

В туманном отблеске этого столь далекого прошлого перед нами возникают фигуры великих завоевателей: Тушратты, царя Митании, который захватил Ниневию, и Тиглат Пелисер I ассирийский, завоеватель Вавилона. В конце концов, ассирийцы превратились в наибольшую военную силу тех времен. В 745 году до нашей эры Тиглат Пелисер III завоевал Вавилон и основал, как его сейчас называют историки, Новое ассирийское царство.

К этому времени с севера приходит железо; хетты, предшественники армян, имели его первыми, они же познакомили с ним ассирийцев; ассирийский узурпатор Саргон II уже полностью вооружил собственную армию железом. Ассирия стала первой в мире державой, провозгласившей доктрину огня и меча. Сын Саргона, Сеннахериб, доводит собственную армию до самых границ Египта, но здесь отступает не под воинским перевесом, а из-за какой-то заразной болезни. Внук Сеннахериба, Ашшурбанипал (известный в истории под греческим написанием Сарданапал) завоевывает Египет в 670 г. до н. э. В это время Египтом управляла чужая, эфиопская династия. Сарданапал вытеснил этих более ранних захватчиков и занял их место.

Если бы перед нами был последовательный ряд политических карт этого долгого, насчитывающего целую тысячу лет исторического периода, мы бы увидали, как Египет удлиняется и корчится будто амеба под микроскопом, а все разнообразнейшие семитские государства вавилонян, ассирийцев, хеттов, сирийцев — рождаются и умирают, поедают друг друга и вновь возвращают проглоченную добычу.

В западной части Малой Азии существуют маленькие эгейские государства, такие как Лидия со столицей в Сардах и Кария. Но после 1200 года до нашей эры на карте древнего мира в северо-западной и в северо-восточной ее части появляются новые названия. Это имена варварских племен с оружием из железа и с боевыми колесницами, запряженными лошадьми; эти племена становятся вечной угрозой для семитской и эгейской цивилизаций на их северных границах. Эти племена говорят на диалектах языка, который прежде был общим арийским.

С северо-востока, со стороны Черного и Каспийского морей шли мидийцы и персы. В весьма отдаленные времена с ними были смешаны сарматы и скифы. С северо-востока или же северо-запада пришли армяне, с северо-запада же, через Балканский полуостров в мир древних цивилизаций вторглись киммерийцы, фригийцы и эллинские племена, которые сейчас мы называем греками. Все эти арии, как восточные, так и западные, были грабителями, разбойниками, завоевателями и разрушителями городов. Все они были родственны друг другу и похожи друг на друга: отправившиеся на разбой дерзкие пастухи. На востоке они ограничивались только лишь пограничными стычками, но на западе уже захватывали города и вытесняли или же вырезали цивилизованные эгейские народы. Последние же, вытесняемые из своих жилищ, переселялись в страны, которые еще не были захвачены ариями. Некоторые из них попытались поселиться в дельте Нила, но встретили здесь решительное сопротивление египтян, другие же, как этруски, перебрались из Малой Азии в покрытую зелеными лесами Италию; остальные выстроили для себя города на юго-восточном побережье Средиземного моря и впоследствии появились на страницах мировой истории под именем филистимлян.

Об этих арийцах, которые столь грубым образом вторглись на арену древних цивилизаций, мы поподробней поговорим в следующей главе. Здесь же мы пока что отмечаем пути переселения арийских варваров, движущихся из глубин северных дремучих лесов на территории древних цивилизаций между XVI–VI веками до нашей эры.

В одной из дальнейших глав мы поговорим о небольшом семитском племени, евреях, которые населяли холмистые земли за финикийскими и филистимлянскими побережьями, и которые под конец этого периода стали весьма значительными для мировой истории. Дело в том, что именно они создали литературу, в значительной мере повлиявшую на весь мир — собрание книг, содержащих историю, поэмы, мудрость и пророческие произведения, одним словом, еврейскую Библию.

В Междуречье и Египте нашествие ариев не вызвало каких-либо принципиальных перемен вплоть до шестого века до нашей эры. Бегство эгейских народов от греков и даже разрушение Кноссоса должны были казаться обитателям Египта и Вавилона чем-то очень далеким, не имеющим связи с их собственной жизнью. В этих двух колыбелях цивилизации одна династия сменяла другую, и жизнь шла своим чередом, правда, с каждым столетием она становилась чуточку изысканной и сложной. В Египте к огромному числу памятников давних времен — пирамиды к тому времени вступили в третье тысячелетие своего существования и, точно так же как и сейчас, будили восхищение посетителей — присоединилось большое количество новых величественных строений, в особенности же, в период семнадцатой и девятнадцатой династий. Именно тогда были построены громадные храмы в Луксоре и Карнаке. Все основные памятники Ниневии, громадные храмы, крылатые быки с человеческими головами, барельефы с изображениями царей, колесниц, охоты на львов появились между XVI и VI веками до нашей эры; этим же самым векам Вавилон благодарен за основную часть собственных великолепных сооружений.

В Междуречье и Египте осталось довольно большое число письменных памяток: счетов, рассказов, стихотворений и частной корреспонденции. Нам известна жизнь этих цивилизаций, и мы знаем, что богатые и влиятельные люди вели в Вавилоне или египетских Фивах жизнь такую же изысканную и дорогостоящую, как богачи наших времен. Они жили в красивых и удобно устроенных домах, носили богато украшенные одежды и изысканные драгоценности; они любили порядок и вежливость в обхождении, устраивали пиры и праздники, забавлялись музыкой и танцами, их окружали прекрасно вышколенные слуги, к тому же они пользовались услугами врачей и дантистов. Они не путешествовали слишком часто или слишком далеко, но вот прогулки на лодках были весьма распространенным летним развлечением как в долине Нила, так и Евфрата. Вьючным животным был осел; лошадей использовали только лишь для военных колесниц и для государственных торжеств. Мул был еще в новинку, а верблюд, уже известный в Междуречье, в Египет пока что не попал. Железных изделий было очень мало, преобладали медь и бронза. Уже были известны тонкие изделия из льна, были известны хлопок и шерсть. Но вот шелка тогда еще не было. Стекло к этому времени было уже хорошо известно, его умели отлично окрашивать, только стеклянные сосуды были обычно очень маленькими. Чистого стекла еще не было, и его не умели применять для оптических целей. У людей были золотые пломбы в зубах, но вот очков они не носили.

Разительным контрастом между жизнью в древних Фивах или Вавилоне и жизнью современной было отсутствие разменной монеты. В основном производилась обменная торговля. Вавилон к этому времени в финансовом отношении стоял выше Египта. Золото и серебро в слитках служили для обмена; но уже нашлись банкиры, которые еще до изобретения разменной монеты клеймили эти слитки собственным именем и указывали вес. Купец или путешественник платил за нужные ему товары драгоценными камнями. Основная часть слуг и работников были рабами, которых приобретали не за деньги, а в обмен на натуральные продукты. С моментом же введения разменной монеты рабство начало приходить в упадок. Современный путешественник сразу же заметил бы в этих древних городах отсутствие двух важнейших видов продуктов: не было ни кур, ни яиц. Французский бы повар чувствовал себя в Вавилоне не в своей тарелке. Эти продукты пришли с востока только лишь во времена последнего ассирийского царства.

Религия, как и все остальное, тоже сделалась не такой примитивной. Людские жертвы давным-давно исчезли; вместо них в жертву приносили животных или же мучные изделия (тем не менее, финикийцев, а особенно карфагенян, долго еще обвиняли в том, что они в жертву богам приносят людей). Раньше, когда умирал великий вождь или правитель, существовал обычай, согласно которому в жертву приносились его жены и рабы, на его могиле ломали лук и копье, чтобы и в ином мире дух его был вооружен и имел соответствующее положению окружение. В Египте эта древняя традиция сменилась забавным обычаем класть в гробницу маленькие фигурки, изображающие рабов, скот, модель дома или лавки — те вещи, которые теперь позволяют нам воспроизвести картину этой спокойной и цивилизованной жизни, которая развивалась три и более тысяч лет назад.