История мира

Герберт Уэллс

ИСТОРИЯ МИРА

Глава первая

МИР В ПРОСТРАНСТВЕ

История нашего мира известна все еще недостаточно. Еще пару сотен лет назад она включала в себя немногим более трех тысяч лет. Все, что происходило до того, было предметом легенд и домыслов. В значительной части цивилизованного мира верили и учили, будто мир был ни с того, ни с сего создан в 4004 году до Христа, хотя серьезные ученые спорили, произошло это весной или осенью упомянутого года. Данное фантастическое по точности недоразумение основывалось на излишне буквальном изложении еврейской Библии и на связанных с этим совершенно необоснованных богословских домыслах. Подобные взгляды церковные писатели забросили уже достаточно давно, и теперь господствует общепринятая уверенность, что Вселенная, в которой мы живем, вне всяких сомнений, существовала огромный отрезок времени, а возможно и с самого начала времен. Конечно же, все это может быть всего лишь иллюзией, подобно тому, как комната может казаться бесконечной, если поставить в ней напротив друг друга пару зеркал. Во всяком случае, мнение, что наша Вселенная существует всего лишь шесть или семь тысяч лет, уже не имеет сторонников.

Земля, как ныне известно каждому, является слегка сплющенным шаром, похожим на мандарин, с диаметром около 13000 км. Ее шарообразная форма была известна, по крайней мере, некоторому ограниченному числу образованных людей, около двух с половиной тысяч лет назад, но до того времени все свято верили, что она плоская, а взгляды, связанные с отношением Земли к небу, звездам и планетам, сейчас кажутся нам фантастическими. Сейчас мы знаем, что Земля вращается вокруг собственной оси (которая на 43 км. короче экваториального диаметра) в течение 24 часов, и что именно это является причиной смены дня и ночи, и далее: что она кружится вокруг Солнца по слегка искривленной и несколько колеблющейся овальной орбите; такое окружение занимает полный год. Среднее расстояние от Земли до Солнца приблизительно составляет 149500 000 км.

Вокруг Земли вращается меньший шар, наш спутник Луна, на расстоянии в среднем 380 000 км. Земля и Луна не являются единственными небесными телами, которые путешествуют вокруг Солнца. Имеются планеты, Меркурий и Венера, одна на расстоянии 57, другая — 108 миллионов километров, а за земной орбитой, исключая пояс многочисленных малых тел, астероидов, находятся еще: Марс, Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун, на расстоянии, приблизительно, 228, 778, 1426, 2868 и 4496 миллионов км.[1] Все эти миллионы километров человеческому разуму представить крайне сложно. Воображению читателя можно помочь, если свести Солнце и планеты к меньшим, более знакомым размерам.

Если нашу Землю мы представим в виде маленького шарика с диаметром в один дюйм, Солнце превратится в большой шар диаметром в девять футов, удаленный на расстояние в четыре-пять минут пешего пути. Луна станет в этом случае маленькой горошинкой, находящейся в двух с половиной фута от нашего мячика-Земли. Между Землей и Солнцем находились бы две планеты, Меркурий и Венера. на расстоянии 120 и 140 метров от Солнца. Вокруг этих двух тел была бы пустота; Марс был бы расположен в сотне с несколькими десятков метров от Земли, после чего шел бы Юпитер, диаметром в один фут, на расстоянии в одну английскую милю; потом чуть меньший Сатурн — на две мили дальше; Уран в четырех и Нептун в шести милях от Земли. А потом уже ничего, абсолютно ничего, кроме мельчайших частичек и мчащихся облачков разреженного тумана на пространстве тысяч и тысяч миль. В подобном масштабе ближайшая звезда находилась бы от Земли в 40 тысячах английских миль.

Такая вот картина может и даст понятие гигантской пространственной пустоты, посреди которой и разыгрывается драма жизни.

Дело в том, что среди этой необъятной пустоты только жизнь на Земле известна нам со стопроцентной уверенностью. Она не проникает глубже, чем на пять километров из шести тысяч, отделяющих нас от центра Земли, и не поднимается выше, чем на восемь километров от ее поверхности. И, скорее всего, вся безграничность пространства пуста и мертва.

Зонд уходит в глубину моря на восемь километров, аэроплан может подняться ненамного выше, чем на шесть километров над поверхностью Земли. Некоторым удалось на аэростате взлететь на высоту в десяток с лишним километров, но ценой огромных и болезненных усилий[2]. Никакая птица не может летать выше, чем восемь километров, а небольшие птицы и насекомые, которых брали в полеты на аэропланах, теряли сознание уже на значительно меньших высотах.

Глава вторая

МИР ВО ВРЕМЕНИ

За последние пятьдесят лет ученые предложили несколько весьма красивых и остроумных гипотез относительно возраста и начал нашей Земли. Здесь мы не можем предложить даже беглого обзора этих гипотез, поскольку все они требуют неслыханно тонких математических и физических рассмотрений. Нельзя отрицать того, что физика и астрономия все еще недостаточно развиты, чтобы выйти за границы интересующих нас предположений. Но общей тенденцией было постоянное увеличение возраста нашего шарика. Сейчас кажется весьма правдоподобным, что независимое существование Земли как планеты, вращающейся вокруг Солнца, длится больше (а может, и намного больше) чем два миллиарда лет. Этот период времени совершенно превышает всяческое воображение.

До этого великого периода отдельного существования, солнце, Земля и другие планеты, что вращаются вокруг Солнца, творили единое облако распыленной в пространстве материи. В различных частях неба телескоп открывает нам светящиеся спиральные облака материи, спиральные туманности, которые, похоже, вращаются вокруг единого ядра. Многие астрономы предполагают, что Солнце с планетами тоже были когда-то такой спиралью, и что ее материя затем сконденсировалась в нынешнюю ее форму. Эта конденсация свершалась на протяжении величественных эонов времени, до тех пор, пока в том отдаленном прошлом, которое мы оценили в предыдущих числах, наш мир, наша планета со своим спутником не выделилась так, как мы видим его сейчас. Они вращались гораздо быстрее, чем теперь и находились ближе к Солнцу; они вращались вокруг нашей звезды со значительно большей скоростью, и были, похоже, раскалены добела, с жидкой поверхностью. Солнце тоже светило на небесах гораздо большее, чем сейчас.

Если бы могли возвратиться назад в эту бесконечность времен и поглядеть на Землю в этой наиболее ранней фазе ее истории, она представлялась бы нам как внутренности гигантской доменной печи или же как поток кипящей лавы. Мы нигде не увидали бы воды, поскольку вода превратилась в пар и возносилась в этой бурной атмосфере серных и металлических испарений. А ниже нее клубился и кипел океан жидких минеральных субстанций. На окутанном огненными облаками небе сияющие диски Солнца и Луны метались бы языками пламени.

Очень медленно, по истечению миллионов лет, этот огненный пейзаж менял свой раскаленный вид. Испарения спустились на землю дождем и уже не закрывали неба столь плотной завесой. Громадные, подобные шлаку горы застывающей лавы появлялись на поверхности огненно моря и погружались в глубины. Солнце и Луна становились на вид все меньше, все более удаляясь, и с меньшей скоростью перемещались по небу. В связи со своими меньшими размерами Луна уже остыла и поочередно то открывала, то заслоняла солнечный свет в происходящих друг за другом полнолуниях и затмениях.

И так вот, ужасно медленно, в течение невообразимых периодов времени, Земля все больше становилась похожей на ту Землю, на которой живем мы, пока, наконец, не пришел момент, когда в остывшем воздухе пар превратился в тучи, и первый дождь с шипением не обрушился на первые камни. В течение бесконечных тысячелетий большая часть земных вод все еще была атмосферным паром, но уже образовались пока что еще кипящие ручьи, стекавшие по кристаллизирующимся породам в пруды и озера, где оставляли растворенные в воде вещества.

В конце концов пришли такие условия, что человек мог бы встать на земле, осмотреться по сторонам и жить. Если бы мы смогли тогда попасть на Землю, то встали бы на громадных, подобных лаве скалах, на которых не было ни следа почвы или какой-либо растительности, а над всем этим царило бы бурное небо. Над землей дули бы страшные жаркие ураганы, превышающие силой известные нам циклоны, и спадали ливни, о которых нынешняя спокойная и усмиренная Земля не имеет понятия. Порожденные дождями ручьи, смешанные с обломками пород, стекали бы к древним морям, создавая на своем пути глубокие ущелья и каньоны. В просветах туч мы могли бы заметить громадное солнце, совершенно заметно перемещающееся по небу, а на рассвете, равно как и при восходе Луны происходили бы ежедневные землетрясения и волнения почвы. Луна, которая сейчас обращена к Земле только одной стороной, вращалась вокруг собственной оси с заметной глазом скоростью и показывала нам ту вторую половину, которую теперь так тщательно скрывает.

Земля старела. Миллионы лет меняли друг друга, день становился длиннее, Солнце отдалялось и светило все мягче; Луна уменьшила скорость в своих небесных гонках; резкость дождей и ветров тоже уменьшилась, все больше прибывало воды в первых морях, которые постепенно превращались в голубую вуаль океанов, что должна была с тех пор украшать нашу планету.

Только до сих пор не было на Земле жизни; моря были мертвыми, а скалы бесплодными.

Глава третья

НАЧАЛА ЖИЗНИ

Насколько известно теперь каждому, все знания, относящиеся к временам, далеко выходящим за людскую память и традиции, опираются на сохранившихся в геологических слоях следах и окаменевших остатках живых созданий. В отложениях сланца, известняка или песчаника мы находим кости, раковины, волокна, ветки, плоды, отпечатки лап, когтей и т. д., наряду со следами складчатости дна, возникшей по причине древних приливов и отливов, наряду с углублениями, сделанными первыми дождями. Тщательные исследования этой вот Каменной Книги и позволили нам составить историю нашей Земли. Об этом сейчас знают практически все. Осадочные породы не ложатся аккуратненько друг на друге, наоборот — они были смяты, переломаны, перевернуты, искажены и перемешаны словно страницы книжного собрания, которое неоднократно подверглось пожарам и нашествиям, и только ценой целой жизни множество людей, переполненных любовью к познанию, смогли сделать эту Книгу упорядоченной и читабельной. Все то временное пространство, которое заключено в Каменной Книге, нынешние ученые оценивают в 1 600 000 000 лет.

Самые древние породы геологи называют азоическими, поскольку в них нельзя найти никаких признаков жизни. Огромные массы таких азоических пород находят в открытом виде в Северной Америке, и они имеют такую толщину, что геологи выдвинули предположение, будто они представляют собой по меньшей мере половину из этих 1600000000 лет. Позвольте еще раз обратить ваше внимание на этот весьма знаменательный факт: половина этого огромного промежутка времени, когда суша и море Земли впервые отделились друг от друга, не оставила нам даже малейшего следа какой-либо жизни. На этих породах видны следы морских волн и дождей, но никаких признаков живого существа.

По мере того, как мы продвигаемся далее, на страницах Каменной Книги появляются и вырастают в массе знаки минувшей жизни. Этот период истории мира геологи называют нижним палеозоем. Первыми намеками на существование жизни указывают следы относительно простых существ самого низшего порядка: раковины моллюсков, тела и похожие на цветки короны полипов, водоросли, следы и останки морских червей и ракообразных. Относительно рано появляются ползающие создания, похожие на тлей, которые умели свертываться в клубок трилобиты. Еще позднее, всего лишь через пару миллионов лет, появляются некоторые виды морских скорпионов, более подвижные и сильные, чем все существа, которые мир видел ранее.

Создания эти не были крупных размеров. Самыми большими были некоторые из уже упомянутых морских скорпионов — приблизительно одна шестая метра в длину. На суше в это время нет никаких следов жизни: ни растения, ни животного; в этот же период не было ни рыб, ни каких-либо других позвоночных. Все растения и живые существа, оставившие свой след в этом периоде земной истории, населяют мелкие воды и литорали — приливно-отливные зоны. Если бы мы захотели сравнить флору и фауну нижнего палеозоя с чем-то, существующим и ныне, достаточно взять каплю воды из лужицы в скальной расщелине или же болотистой ямы и исследовать ее под микроскопом. Маленькие ракообразные и моллюски, небольшие полипы и водоросли, которых мы там находим, удивительно похожи на все огромные, неуклюжие прототипы, что когда-то были вершиной жизни на нашей планете.

Но следует помнить, что породы нижнего палеозоя все же, скорее всего, не дают нам истинной картины начал жизни на нашей планете. Если данное животное не имеет костей или каких-либо твердых частей, если у него нет панциря, и если оно недостаточно крупное и тяжелое, чтобы оставить после себя отпечаток в жидкой грязи — оно исчезает без каких-либо ископаемых следов. Сегодня живут сотни и тысячи видов миниатюрных созданий с мягким телом, которые тоже не оставят после себя ни малейшего следа для будущих геологов. Миллионы миллионов видов такого рода созданий могли когда-то жить на земле, размножаться, развиваться и исчезать бесследно. Воды мелких озер и теплых морей так называемого азоичного периода могли содержать в себе бесконечное разнообразие простейших студнеобразных созданий, лишенных костей и внешнего скелета, а огромнейшие массы зеленых болотных растений могли заполнять прогретые солнцем побережья и камни, лежащие в приливной зоне. Эта Каменная Книга дает такое же неточное понятие о древнейшей жизни, как банковские книги — о существовании всех трудящихся по соседству с банком людей. Только лишь когда данный вид начнет выделять из собственного тела панцирь, раковину или иглы, либо же, когда растение начинает опираться на стебель, имеющий в составе известь, только лишь тогда может он рассчитывать на какое-то упоминание в этой книге. В породах, еще более ранних, чем те, в которых мы находим ископаемые останки, иногда встречается графит — разновидность чистого углерода, и некоторые ученые утверждают, что его могли произвести соединения, образовавшиеся из организмов, каких-то неизвестных нам живых существ.

Глава четвертая

ЭРА РЫБ

В те времена, когда считалось, будто мир существует всего лишь несколько тысяч лет, укоренилось представление, что различные виды растений и животных постоянны и окончательно неизменны; все они были созданы в точности такими, какими они являются сейчас, каждый вид по отдельности. Но с того момента, когда люди начали открывать и изучать страницы каменной книги, эта слепая вера сменилась предположением, что многие виды изменились и развивались постепенно в течение многих веков, откуда, в свою очередь, родилась вера в то, что называется эволюцией органической материи — вера, будто все существующие на земле виды, как животных, так и растений, образовались путем неспешных и постоянных процессов и перемен из какой-то очень простой, первичной формы жизни, из какой-то практически еще не сформировавшейся живой субстанции, проживавшей в глубинах азоических морей.

Эта проблема органической эволюции, точно так же, как и проблема возраста Земли, ранее была предметом весьма острых споров. Было время, когда казалось, будто веру в эволюцию по каким-то непонятным причинам нельзя будет согласовать с иудейскими, христианскими или же мусульманскими доктринами. Эти времена уже прошли, и сейчас люди, преданные католической, протестантской, иудейской или же магометанской вере с охотой принимают новые и более широкие взгляды, касающиеся происхождения всего живого на свете из единого источника. Жизнь не родилась неожиданно. Она всегда развивалась, как развивается и сейчас. Век за веком, через эоны времени, которые не может охватить даже воображение, из морских наносов вздымается она к свободе, могуществу и сознанию.

Жизнь состоит из определенных единиц. Единицы эти создают определенные формы, совершенно не похожие на объемы и массы, не похожи они даже и на неподвижные кристаллы неживой материи и отличаются двумя характерными чертами, которых нет ни у какой мертвой материи. А именно: они могут поглощать и усваивать другую материю, а еще они могут размножаться. То есть, они едят и рождают. Они могут создавать другие единички, похожие на себя самих, но всегда чем-то отличающиеся. Существует специфическое, семейное подобие между единицей и ее потомством, но имеются и индивидуальные различия между родителями и детьми, и так происходит в каждом виде и на каждой ступени живой жизни.

Сегодня ученые еще не могут объяснить ни того, почему потомство похоже на собственных родителей, ни того, почему же оно все-таки от них отличается. Но видя, что потомство одновременно и похоже и отличается, не нужно быть ученым, чтобы с помощью всего лишь здравого ума прийти к выводу, что если изменятся условия, в которых данный вид существует, то соответственно изменится и сам вид. Ведь в каждом поколении существует определенное число индивидуумов, индивидуальные различия которых состоят в том, что они значительно лучше других приспосабливаются к изменившимся условиям существования, равно как и определенное число таких, для которых эти индивидуальные различия существование затрудняют. В результате вышесказанного первая категория будет жить дольше, производить более многочисленное потомство и размножаться гораздо обильнее, чем вторая; из поколения в поколение обыкновенный, банальный тип начнет меняться в более положительном направлении. Этот процесс, называемый естественным отбором, еще не является научной теорией, но, скорее, неизбежным выводом из фактов размножения и индивидуальных различий. Ведь существуют многочисленные силы, которые изменяют, разрушают и сохраняют отдельные виды, и которых наука еще не знает или же еще не успела определить, но, все же, тот, кто бы пожелал отрицать действие естественного отбора с самых начал существования жизни, либо не знаком с элементарными жизненными фактами, либо же не способен к правильному мышлению.

Многие ученые размышляли над началами жизни, и их рассуждения довольно занимательны, но пока что по данному вопросу мы еще не обладаем ни достаточно твердыми знаниями, ни даже убедительной догадкой. Но почти что все соглашаются в том, что жизнь появилась в иле, либо же в песке, в прогретой солнцем мелкой, просоленной воде, а уже от ее берегов жизнь распространилась как к границам приливов, так и в направлении открытого моря.

Этот первобытный мир был ареной сильных передвижений моря и бурных потоков. Органические естества все время уничтожались: вода выносила их на берег, где они засыхали, либо же забирала их за собой в морские глубины, где им не хватало воздуха или солнца. Первоначальные условия жизни способствовали развитию любого усилия по запуску корней и вырабатывания какой-то внешней оболочки, защищающей выброшенную на берег единичку от мгновенного высыхания. С первых же дней существования любая вкусовая чувствительность направляла такую единицу к пропитанию, и всяческая чувствительность к свету заставляла избегать мрака морских глубин и пещер, равно как и защищать от опасной освещенности отмелей. Скорее всего, первые панцири и вооружение тела простейших служило, вероятно, для защиты от засухи, чем от нападения врагов. Но зубы и когти в истории живых существ появились довольно-таки быстро.

Мы уже упоминали о размерах самых ранних водяных скорпионов. Долгие века подобные им существа были самыми могущественными повелителями жизни. После чего, в разделе каменной книги палеозоя, который мы называем силурийской эпохой, и отстоящий от нас по мнению геологов на 500 миллионов лет, появляется новый тип созданий, уже снабженных глазами, зубами и большей способностью к плаванию. Это первые известные нам позвоночные, самые ранние рыбы.

Эти рыбы, в уже более значительном количестве появляются в следующую эпоху, в девоне. Их так много, что этот период можно смело назвать эрой рыб. Рыбы с теперь уже не встречающимися формами, а также иные, похожие на нынешних акул и осетров, плавали в воде, прыгали в воздухе, прокрадывались среди водорослей, гонялись друг за другом, охотились одна на другую, внося новую жизнь в воды нашей пустой еще Земли. Они не были слишком крупными по нашим современным понятиям. Мало было таких, которые превышали два-три фута длины, но появлялись и исключительные экземпляры — до двухсот футов.

Геология ничего не говорит нам о предках этих рыб. Их невозможно связать и с какой-либо предыдущей формой жизни. Зоологи имеют по данному вопросу довольно-таки интересные мнения, они их получили во время исследований над икрой живущих до сих пор их родичей или же из других источников. Похоже, что предками позвоночных были моллюски, небольшие плавающие создания, которые поначалу начали развивать в себе твердые части, например, зубы. Зубы ската покрывают верхнюю и нижнюю часть ротовой полости, а на ее краях переходят сплюснутую, похожую на зубы чешую, которая покрывает большую часть ее тела. С того момента, когда геологические хроники отметили эти зубы и чешуйки, рыбы выплывают из мрака прошлого на свет в качестве первых известных нам позвоночных.

Глава пятая

ЭРА КАМЕННОУГОЛЬНЫХ БОЛОТ

В этой эре рыб суша обходилась практически без жизни. Обрывы и вершины голых скал омывал дождь и высушивало солнце. Настоящей почвы еще не было, поскольку еще не существовало настоящих земляных червей, которые и приводят к образованию почвы, а также не было растений, благодаря которым камни трескаются и превращаются в плодородную землю; еще не было даже следов мхов или папоротников. Жизнь пока что существовала только в море.

Климат этого мира бесплодных скал менялся самым коренным образом. Причины этих климатических перемен были очень сложными, они требуют более тщательного обследования. Изменяющаяся форма земной орбиты, постепенные перемещения земной оси, перемены в форме континентов, вполне возможно, что даже и флуктуации в температуре солнца — все это было причиной того, что огромные территории на длительные периоды времени покрывались льдом, либо на многие миллионы лет обретали жаркий или умеренный климат. История нашего мира прошла через периоды громадных потрясений, когда на протяжении нескольких миллионов лет вулканические извержения и горообразовательные процессы формировали очертания континентов, углубляя моря, увеличивая высоту гор, и тем самым вводя полярные разницы в климате. После подобных периодов наступали долгие века относительного покоя, в течение которых мороз, дожди и водные потоки сносили горы и переносили громадные массы ила, заполняя ими моря, те, в свою очередь, мельчали и становились все более широкими, заливая все большие и большие пространства суши. Следует оставить идею, будто земная поверхность с момента затвердения ее коры постоянно охлаждалась. Ведь когда земля остыла, ее внутренняя температура перестала воздействовать на процессы, происходящие на поверхности. Мы можем видеть следы воздействий очень обильных снегопадов и обледенений, даже целых ледниковых эпох, достигающих даже азоического периода.

Только лишь под самый конец Эры Рыб, в период существования обширных, мелких морей и лагун, жизнь перебралась на сушу. Вне всякого сомнения, ранние типы этих форм, которые сейчас начинают появляться в огромном изобилии, медленно и незаметно развивались в течение десятков миллионов лет. Теперь же пришло их время.

В этом путешествии на сушу растения несомненно опережали животных, но и те довольно быстро последовали за ними. Первой проблемой, которую пришлось решить растению, было: следовало обзавестись твердой подпорой, способной поднять листву поближе к солнцу; второй проблемой была трудность введения воды из болотистого грунта, а не, как это было до сих пор, прямо из моря, в ткани. Обе эти проблемы были решены путем развития древесной ткани, которая одновременно и поддерживала растение, и подводила воду к листьям. Неожиданно Каменная Книга заполнилась большим разнообразием одеревеневших болотных растений, иногда громадных размеров, какими были гигантские мхи, древесные папоротники и хвощи. А вместе с ними, век за веком из воды выходили и разнообразнейшие виды животных. Здесь были многоножки и сколопендры; появились первые насекомые; имелись создания, родственные давним королевским крабам и водным скорпионам, от которых произошли первые пауки и сухопутные скорпионы; хватало и позвоночных животных.

Некоторые из этих первоначальных насекомых были просто громадными. У стрекоз этого периода размах крыльев достигал 29 дюймов (75 см).

Все эти новые виды и классы по-разному научились дышать воздухом. До сих пор все животные дышали воздухом, растворенным в воде, и, говоря по правде, они так делают и сейчас. Но сейчас мир животных получал способность самостоятельного снабжения необходимой ему влагой. Человек с абсолютно сухими легкими сразу же погибнет; поверхность легких должна быть влажной, чтобы через них воздух мог проникать в кровь. Приспособляемость к дыханию воздухом в любом случае сводится либо к развитию покровных тканей, закрывающих старые добрые жабры, чтобы защитить их от испарения, либо к созданию новых дыхательных органов, располагающихся глубоко в теле и увлажняемых водянистыми выделениями. Жабры первых рыб из рода позвоночных не годились для дыхания на суше, и потому, при таком разделении царства животных, их плавательного пузыря развился новый, расположенный в глубине тела дыхательный орган — легкие. Тот вид животных, которых мы называем земноводными, сегодняшние лягушки и тритоны, начинают свою жизнь в воде и дышат жабрами; а после этого органом дыхания становятся уже легкие, развивающиеся точно так же, как и плавательный пузырь у многих рыб, а именно — в форме мешкообразного отростка в гортани; животное выходит на сушу, жабры атрофируются, одновременно исчезают жаберные щели (все, за исключением одной, которая превращается в ушной канал). Теперь уже животное может жить только на воздухе, но обязано возвращаться хотя бы на берег, к воде, чтобы в нее отложить яйца и обеспечить продолжительность своего рода.

Все дышащие воздухом позвоночные этой эры болот и гигантских растений принадлежали к классу земноводных. Все они представляли собой формы, похожие на нынешних тритонов, а некоторые даже достигали приличных размеров. Хотя они и были сухопутными животными, но им приходилось жить неподалеку от болотистых и сырых мест; все огромные деревья того времени тоже, по сути своей, были земноводными. Ни одно из них еще не рождало семян или плодов такого вида, которые бы могли упасть на землю и развиваться лишь благодаря той влаге, которую дает дождь или роса. Все они, похоже, сбрасывали свои зародыши в воду, чтобы те там могли приняться.

Одним из удивительных свойств прекрасной науки, которой является сравнительная анатомия, становится такое, что эта наука пытается начертить сложный, запутанный и удивительнейший процесс приспособления живых созданий к существованию на воздухе. Весь живой мир, как животные, так и растения, первоначально пребывал в воде. И вот, например, все высшие позвоночные, начиная от рыб, и не исключая человека, в собственном развитии, в яйце или утробе, имеют такую стадию, когда они обладают жабрами; только жабры эти, естественно, исчезают еще перед тем, как плод появляется на свет. Голый глаз рыбы, постоянно выставленный воздействию воды, у высших форм от высыхания защищается веками и железами, выделяющими влагу. Слабые голосовые вибрации на воздухе требуют существования ушной барабанной перепонки. Практически в каждом органе тела потребовалось произвести подобные изменения и приспособления, чтобы сделать возможным существование в воздушной среде.

Жизнь угольной эпохи, эпохи земноводных, развивалась на болотах, в лагунах и на низинных пространствах суши, врезавшейся в эти воды. Далее жизнь не распространялась. Холмы и горы все еще оставались бесплодными и безжизненными. Жизнь училась дышать воздухом, но корни ее до сих пор еще оставались в воде; чтобы рождать новые поколения, раз за разом в эту воду приходилось возвращаться.

Глава шестая

ЭРА ПРЕСМЫКАЮЩИХСЯ

После буйной жизни каменноугольной эпохи пришел длительный цикл сухих и суровых веков. В Каменной Книге они записались толстыми отложениями песчаников и т. д., содержащих относительно мало окаменелостей. Температура на всем земном шаре подвергалась крупным флуктуациям, случались и длительные ледниковые периоды. На огромных пространствах предыдущая болотная растительность вымерла, и в результате сжатия остатков новыми отложениями в них начался тот самый процесс компрессии и минерализации, которому мы можем благодарить существование большинства имеющихся у нас угольных месторождений.

Но именно в этой эре перемен жизнь подвергается наиболее резким преображениям и в этих жестоких условиях получает важнейшие уроки. С моментом, когда возвращается теплый и влажный климат, появляются новые формы растений и животных. Среди окаменелостей мы находим остатки позвоночных, которые откладывают яйца, но из этих яиц уже не выходят головастики, вынужденные какое-то время жить в воде; в этих яйцах развивались формы, уже столь похожие на взрослые, что молодняк мог жить в воздушной среде с самого первого мгновения своего самостоятельного существования. Жабры у них атрофировались полностью и появляются только лишь в фазе зародыша.

Этим новым видом созданий, не проходящим стадии головастиков, были пресмыкающиеся. Одновременно с ними появляются и семенные деревья, которые могли распространять свои семена уже не завися от болот и озер. Это были похожие на пальмы саговые деревья, а также хвойные экваториальные деревья; зато еще не было цветущих растений и трав. Имелось громадное количество папоротников, а также столь же громадное разнообразие насекомых. В основном это были жуки — пчелы и бабочки еще не появились. Все основные формы новой, истинной сухопутной флоры и фауны в течение этих длительных суровых веков уже сформировались. Эта новая сухопутная жизнь нуждалась только лишь в подходящих условиях, чтобы расцвести и завоевать преимущество.

Климат стал умеренным после долгих-долгих веков и различных перемен. Не известные нам точно движения земной коры, изменения в земной орбите, рост или уменьшение наклона земной оси формировали новые климатические условия. Период этот, как сейчас предполагается, продолжался более двухсот миллионов лет. Период этот называют мезозойским, в отличие от палеозойского и азоического (вместе — тысяча четыреста миллионов лет), которые предшествовали мезозою, и от кайнозоя, разделившего мезозой и нынешнее время. Мезозойский период называют еще эрой пресмыкающихся в связи с изумительным разнообразием и преобладанием этих форм жизни. Закончился же этот период где-то около восьмидесяти миллионов лет тому назад.

Сегодня мы имеем относительно немного видов пресмыкающихся, размещение их довольно-таки ограничено. Правда, они более разнообразны, чем несколько оставшихся представителей класса пресмыкающихся, которые когда-то правили миром. У нас имеются змеи, черепахи, аллигаторы, крокодилы и ящерицы. Все они, без исключения, создания, требующие тепла в течение всего года; они не выносят холода и, вполне вероятно, что все мезозойские пресмыкающиеся тоже плохо переносили холод. Это была тепличная фауна, существующая среди тепличной флоры. Но, в конце концов, мир получил настоящую сухопутную фауну и флору в отличие от болотной фауны и флоры прошедших эпох.

Все ныне известные нам виды пресмыкающихся (черепахи, крокодилы, ящерицы, змеи) в то время были представлены намного обильнее, а вместе с ними существовал целый ряд удивительнейших созданий, которые совершенно исчезли с лица земли. Существовало огромное разнообразие животных, которых мы называем динозаврами. В основном, это были травоядные, проживающие среди буйных тогдашних папоротников и тростников; в средине мезозойского периода они достигли наибольших размеров. Некоторые из этих животных превышали ростом всех когда-либо существовавших сухопутных зверей; их можно сравнить с китами. Так, например, длина диплодока Карнеги (Diplodocus Carnegii) от морды до хвоста составляла 25 метров; гигантозавр был еще крупнее — более тридцати метров. Все эти чудища были пищей для множества плотоядных динозавров такого же размера. Один из них, тиранозавр, описывается в книгах как самый великолепный вид чудовищного хищника.

Когда все эти громадные создания паслись и пожирали друг друга среди вечнозеленых мезозойских джунглей, появилось новое племя пресмыкающихся, ныне уже не существующих, с передними конечностями, похожими на крылья летучих мышей; они охотились на насекомых и друг на друга; поначалу они ползали и взлетали вверх довольно-таки бездарно, но потом они начали летать среди листвы и древесных ветвей. Это были птеродактили, первые летающие позвоночные животные — это новый этап в развитии позвоночных.

Но некоторые пресмыкающиеся возвратились в море. Три группы громадных, плавающих созданий вторглись в море, из которого на сушу вышли их предки; это были мезозавры, плезиозавры и ихтиозавры. Некоторые из них своими размерами напоминали нынешних китов. Ихтиозавры были истинными морскими созданиями, зато плезиозавры были животными столь особого вида, который трудно и представить. Тело у них было громадное, снабженное ластами, служащими как для плавания, так и ползания по болотам или по берегам мелких заливов. Относительно маленькая головка была посажена на длинной, змееобразной шее, похожей на лебединую. Плезиозавр либо плавал в воде и, разыскивая пищу, погружал голову так, как это делают лебеди, либо же нырял, поджидая проплывающую рыбу.

Вот как выглядела жизнь суши мезозойского периода. По нашим понятиям оно было прогрессивным в сравнении с предыдущими эпохами. Она производила сухопутных животных более крупных, сильных, подвижных, более жизнеспособных, чем все то, что до сих пор существовало в мире. В море такого прогресса не видно, зато появляется обилие новых жизненных форм. В мелких водах наблюдалось большое разнообразие созданий, похожих на перловиц, с разделенными на камеры раковинами, в основном, спиральными амонитов. Их предки родились еще в палеозое, теперь же наступила эра их величия. Род их не сохранился до нашего времени: ближайшим их кузеном является наутилус[3], населяющий экваториальные воды. В морях и реках начал царствовать новый и более плодовитый тип рыб с более легкой и тонкой чешуей, столь непохожей на предыдущие кольчатые и тарельчатые панцири.

Глава седьмая

ПЕРВЫЕ ПТИЦЫ И ПЕРВЫЕ МЛЕКОПИТАЮЩИЕ

Итак, мы нарисовали картину буйной растительности и множественности гадов мезозойского периода, который был первым великим летом для Жизни. Но, когда динозавры царили в жаркой сельве и на болотистых равнинах, а птеродактили наполняли леса скрипом кожистых крыльев и, вполне возможно, криками и карканием, гоняясь за клубищем насекомых посреди еще не имеющих цветов кустов и деревьев — где-то с краешку этого буйного существования накапливали силы и способности к выживанию, имеющие особую ценность для вида во времена, когда улыбчивая теплота солнышка и земли начала уходить, менее заметные и менее обильные формы животного мира.

Некоторые роды и виды небольших созданий, похожих на динозавров, убегая соперничества и охоты со стороны врагов, должны были выбирать между полным уничтожением и приспособляемостью к более прохладным климатическим условиям в горных или приморских районах. У этих преследуемых видов развивается новый вид чешуи: она удлиняется и переходит в неуклюжие зачатки перьев. Такие вот удлиненные чешуйки лежали одна на одной и удерживали тепло гораздо лучше, чем какое-либо иное кожное или чешуйчатое покрытие у пресмыкающихся. Благодаря этому, животные эти смогли уйти в еще незаселенные, более прохладные районы. Вместе с этой переменой у этих животных родилась потребность более тщательно заботиться о собственных яйцах. Большинство пресмыкающихся практически не заботятся о своих яйцах, которые вылеживаются на солнце. Несколько видов этой новой ветви на древе Жизни обрело привычку постоянной заботы над собственными яйцами и согревания их теплом своего тела.

Такое приспособление к холоду привело и к последующим изменениям в организмах этих первых птиц, которые были уже теплокровными и не зависели от солнечного тепла. Первые птицы, похоже, были птицами морскими и питались рыбой, а их передние конечности напоминали, скорее, ласты, чем крылья, как у пингвинов. В Новой Зеландии проживает совершенно примитивная птица киви, имеющая совершенно простое оперение; птица, которая и сама не летает, и, похоже, не имеет в своих предках каких-либо летающих созданий. Перья у птиц появились гораздо раньше, чем крылья. Но, раз появились перья, то возможность их легкого выпрямления приводит и к обязательному появлению крыльев. Нам известны ископаемые остатки единственной птицы, обладающей зубами и длинным хвостом, как у пресмыкающихся, и в то же самое время настоящими птичьими крыльями; наверняка эта птица летала и могла соперничать с птеродактилями мезозойского периода. Вот только птиц в это время было крайне мало. Если бы человек мог отправиться в ту эпоху, он целыми днями ходил бы по мезозойской земле, не видя и не слыша ни единой птицы; среди древесных ветвей и в тростниках шумели бы только крылья птеродактилей и насекомых.

И еще одного не смог бы увидать этот наш человек: ни единого следа млекопитающих. Скорее всего, первые млекопитающие существовали за миллионы лет дно настоящих птиц, только были они крайне маленькими и прятались, чтобы не обращать на себя внимания.

Первые млекопитающие, подобно как и первые птицы, были созданиями, которых борьба за жизнь и постоянное бегство от врага закалила для более жестких условий проживания и к холоду. У них тоже чешуйки удлинились и развились в удерживающее тепло покрытие; они тоже пережили ряд перемен, сходных по сути, но различных в подробностях, и тоже сделались теплокровными. Вместо перьев у них появились волосы, а вместо того, чтобы высиживать яйца, свою молодь они держали в тепле и безопасности внутри собственных тел, вплоть до того момента, когда дети смогут жить самостоятельно. Большинство таких созданий было живородящими, то есть, их потомство появлялось на свет живым. Но и после рождения они заботились о детях и кормили их. Большая часть млекопитающих, хотя и не все, имеют сейчас молочные железы, с помощью которых они кормят своих детенышей.

Но и до нынешнего момента имеются два вида млекопитающих, которые откладывают яйца и не имеют настоящих молочных желез; детенышей своих они выкармливают питательными выделениями из нижних слоев кожи — это утконос и ехидна. Ехидна откладывает кожистые яйца, которые носит в специальной сумке под животом, пока те не проклюнутся.

Человек, который путешествовал бы по Земле мезозойского периода, в течение многих недель не смог бы обнаружить птиц, равно как и то, что, если бы только не был хорошо проинформирован, не знал бы, где искать следы млекопитающих животных. И он вынес бы впечатление, что и птицы, и млекопитающие были подчиненными и мало значащими существами тех времен.

Эра пресмыкающихся, как принято сегодня считать, продолжалась восемьдесят миллионов лет. Если бы разум мог следить за всем миром в течение всего этого невообразимого количества времени, у него создалось бы впечатление непоколебимо спокойной вечности, проявляющейся в неизменном блеске солнца, в обилии всяческой жизни, в благополучии всяческих динозавров и множесвенности летающих ящеров. А после этого таинственный ритм и вся объединенная сила Вселенной начали обращаться против этого, якобы вечного, постоянства. Счастливая эра для жизни шла к своему концу. С каждым столетием, с каждым миллионом лет — понятное дело, не без островков тишины и застоя — происходили перемены в направлении более суровых и тяжелых жизненных условий, происходили громадные перемены в земной поверхности, в расположении гор и морей. В Каменной Книге период упадка этой долгой мезозойской эры благоденствия оставил по себе знаменательное свидетельство все время меняющихся условий — а именно: резкие колебания форм жизни, появление новых и странных видов. В страхе перед полным уничтожением давние виды проявляют максимальнейшую способность к созданиюновых форм и приспособлению к новым условиям. Аммониты, например, на этих последних страницах мезозойской главы порождают множество самых фантастических форм. В устоявшихся условиях для создания форм нет смысла; новые формы не развиваются, скорее, подавляются; ведь то, что приспособлено наилучшим образом, уже существует. А вот резкие перемены наносят удар сложившимся типам, в то время как у новых форм имеются возможности выжить.

Теперь в Каменной Книге появляется разрыв, способный обозначить несколько миллионов лет. В этом месте существует занавес, закрывающий от нас даже самые общие очертания этой части истории жизни. Когда же он наконец поднимается, эпоха пресмыкающихся уже подошла к своему концу; динозавры, плезиозавры, ихтиозавры, птеродактили, неисчислимые виды и разновидности аммонитов окончательно вымерли. Все они, во всем своем ошеломительном многообразии, погибли, не оставляя наследников. Всех их убил холод. Все их окончательные формы оказались недостаточно приспособленными, они не смогли создать какую-то окончательную форму, способную выжить. Мир вступил в особо тяжкую фазу своего развития, и эти создания не смогли ее преодолеть; наступило медленное и абсолютное вымирание мезозойской жизни, после чего открывается новая сцена, в которой миром овладевает новая и более крепкая флора, новая и более крепкая фауна.

Печальной и убогой сценой начинается этот новый том Книги Жизни. Саговые пальмы и игольчатые тропические деревья уступают место деревьям, которые сбрасывают листья, дабы избегнуть смерти от зимних снегов, а также цветковым растениям и кустарникам; там же, где когда-то кишело от пресмыкающихся, теперь мы видим огромное разнообразие птиц и млекопитающих, захвативших у динозавров их наследие.

Глава восьмая

ЭРА МЛЕКОПИТАЮЩИХ

Начала следующего огромного периода жизни на земле, кайнозойского периода, характеризуется сильнейшими горообразовательными процессами и вулканической деятельностью. Именно тогда поднялись огромные массивы Альп и Гималаев, цепи Скалистых Гор и Анд, в грубых очертаниях появились привычные нам материки и океаны. Впервые карта мира начинает походить на нынешнюю. Начала кайнозойского периода отделены от нашего времени на 40 или даже 80 миллионов лет.

На самой заре кайнозойского периода климат был суровым. Но постепенно он становился более теплым, вплоть до прихода новой фазы особо буйного разнообразия жизни, после чего земля перенесла серию чудовищно холодных циклов, ледовых периодов, после которых довольно медленно приходит в себя лишь теперь.

Нам не известны причины климатических изменений, чтобы иметь возможность предсказать ожидающее нас будущее. Кто знает, может сейчас мы приближаемся к периоду усиленной жары или же, наоборот, к новому ледниковому периоду; вулканическая деятельность и горообразование тоже может возрастать или уменьшаться. Этого мы не знаем, нет у нас для этого достаточных сведений.

В начале этого периода на земле появляются травы; впервые на свете зазеленели луга и пастбища; с развитием млекопитающих, когда-то столь мало значащих, появляется целый ряд интересных травоядных животных и плотоядных, которые охотятся на травоядных.

Могло бы показаться, что эти самые древние млекопитающие отличаются от травоядных и плотоядных пресмыкающихся, живших в предыдущие периоды и теперь исчезнувших с поверхности земли, всего лишь одной-двумя основными чертами. Невнимательный наблюдатель мог бы быть уверен, что в этот второй период тепла и обилия, который только что начался, природа всего лишь повторяет свой предыдущий опыт, создавая травоядных и плотоядных млекопитающих в качестве соответствия траво- и плотоядным динозаврам; птицы — это всего лишь замена птеродактилям и т. д. Но такое сравнение было бы совершенно поверхностным. Разнообразие во Вселенной всегда бесконечно и неустанно; жизнь всегда шагает вперед; история никогда не повторяется, и какие-либо параллели не могут быть абсолютно идентичными. Различия между жизнью мезозоя и кайнозоя гораздо глубже, чем подобия.

Наиболее принципиальное различие состоит в умственной жизни двух этих периодов. Она проявляется в постоянном контакте между родителями и их потомством, и как раз именно это отличает млекопитающих, а в меньшей степени — и птиц, от жизни пресмыкающихся. За очень немногочисленными исключениями пресмыкающиеся бросают собственные яйца, которые дозревают сами. Только что вылупившееся пресмыкающееся ничего о своих родителях не знает; его умственная жизнь, раз таковая имеется, начинается и заканчивается его же собственным опытом. Оно может выносить присутствие своих товарищей, но его ничего с ними не связывает; он никогда им не подражает, ничему от них не учится, оно не способно к каким-либо совместным с ними действиям. Оно ведет жизнь анахорета. Зато у птиц и млекопитающих животных кормление молоди и постоянная опека над ними создают теснейшую связь между двумя поколениями: молодняк обучается различным жизненным действиям, подражая старшим, которые, в свою очередь, предостерегали их голосом, следили за ними и помогали им. Таким образом, в мир пришел новый тип жизни, способный к обучению.

Самые ранние млекопитающие кайнозойского периода не намного превышают по объему собственного мозга наиболее подвижных плотоядных динозавров, но, прослеживая их жизнь на протяжении веков, мы отмечаем у каждой новой группы млекопитающих постоянное увеличение объема мозга. Так например, относительно рано появляются животные, похожие на носорогов. Я имею в виду Titanotherium, живших в самом начале этого периода. Скорее всего, они были очень близки к нынешним носорогам своими потребностями и привычками. Вот только объем его мозга соответствовал менее, чем одной десятой объема мозга носорога современного.

Первые млекопитающие, скорее всего, сразу же после того, как кормление молодняка заканчивалось, расставались с ним; тем не менее, способность к взаимопониманию вела к сохранению постоянства установленных связей, что давало значительные выгоды. В те времена мы уже обнаруживаем ряд видов, обладающих зачатками истинного общественного существования: проживают они стадами или крупными группами, друг за другом следят и друг другу подражают, предупреждают друг друга криками или движениями. До сих пор ничего подобного мир у позвоночных не встречал. Понятное дело, что и раньше имелись крупные массы пресмыкающихся или рыб, они вместе выползали греться на солнце, либо же их собирали всех вместе какие-то иные обстоятельства, но вот у общественных и стадных млекопитающих объединение происходит не под воздействием внешних сил, но под влиянием внутреннего импульса. Не только лишь потому, что они похожи друг на друга и находятся в одно и то же время в одном месте, но и потому, что они любят друг друга и держатся вместе.

Вот этого различия между миром пресмыкающихся и миром нашего собственного разума не смягчит никакая симпатия. Мы не можем почувствовать в себе инстинктивных мотивов поведения змеи, ее стремлений, страхов или ненависти. Нам не дано понять всей их простоты, поскольку все наши мотивы сложны. Млекопитающие и птицы же испытывают необходимость ограничения собственных потребностей в пользу других индивидуумов, у них имеются общественные наклонности и способность управлять самим собой — черты, до какой-то степени, сходные с человеческими. Отсюда мы можем установить какие-то связи между собой и почти любыми их видами. Страдая, они издают крики и делают движения, возбуждающие наше сочувствие. Мы можем сделать их нашими друзьями, которые нас понимают, и жить с ними на основе взаимного доверия. Мы можем их ласкать, дрессировать, учить.

Вот это необыкновенное развитие мозга, являющееся наиглавнейшим явлением кайнозойского периода, возвещает о новой форме взаимопонимания и взаимозависимости между отдельными индивидуумами и предсказывает развитие людских обществ, о которых мы вскоре станем говорить.

С ходом кайнозойской эры растет подобие тогдашней флоры и фауны к растениям и животным нынешнего времени. Огромные и неуклюжие, ни на кого не похожие Uintaterus'ы и Titanoterus'ы исчезли. С другой же стороны, ряд видов постепенно развивался от неуклюжих и гротескных предков в жираф, верблюдов, лошадей, слонов, оленей, собак, львов, тигров нашего мира. Особенно хорошо в геологической хронике нам удается прочитать эволюцию лошади. У нас имеется полнейшая коллекция переходных форм от раннекайнозойской лошади, которая была похожа, скорее, на тапира, до нынешней. Другая линия развития, которая прослежена с достаточной четкостью — это линия ламы и верблюда.

Глава девятая

НИЗШИЕ ОБЕЗЬЯНЫ, ЧЕЛОВЕКООБРАЗНЫЕ ОБЕЗЬЯНЫ И ПОДЛЮДИ

Изучающие природу ученые делят млекопитающих на определенное число отрядов. Во главе их всех находится отряд высших млекопитающих, включающий в себя лемуров, низших обезьян, человекообразных обезьян и человека. Классификация эта первоначально основывалась на анатомическом сходстве и не принимала во внимание умственных способностей.

В геологических отложениях очень трудно прочитать историю высших млекопитающих. В основном, это животные, проживающие в лесах, как лемуры, или же на голых камнях, как павианы. Потому-то очень редко их останки поглощались осадочными породами; виды их не слишком многочисленны, а следовательно — не слишком богато представлены среди ископаемых находок по сравнению, например, с предками лошадей, верблюдов и т. д. Но мы знаем, что уже на заре кайнозойского периода, то есть, около сорока миллионов лет назад, появляются первые обезьяны и создания из семейства лемуров, имеющие мало мозгов и не столь специализированные, как их более поздние потомки.

Долгое лето среднего кайнозоя подходило к концу. Оно прошло, как прошли два других долгих летних периода в истории Жизни: лето каменноугольных болот и лето эры пресмыкающихся. Еще раз земля покрылась льдом. Мир остыл, ненадолго обогрелся и вновь остыл. В теплые времена гиппопотамы наслаждались буйной тропической растительностью, а чудовищный тигр с клыками, подобными саблям, охотился на свою добычу там, где сегодня прохаживаются журналисты с Флит Стрит. Но затем пришли более мрачные времена, и они принесли с собой массовую смерть видов. По миру теперь шатались шерстистый носорог, прекрасно приспособленный к суровому климату, и такой же волосатый мамонт, арктический мускусный бык и северный олень. Век за веком ледяная шапка Арктики, смертоносный холод великого ледникового периода, продвигалась на юг. В Англии льды добрались до самой Темзы, в Америке — до Огайо. Понятно, что имелись краткие перерывы на пару тысяч лет, в течение которых царил умеренный климат, а затем возвращался еще более страшный мороз.

Геологи говорят о четырех ледниковых периодах с соответственными межледниковыми перерывами. Сегодня мы живем в мире, обедненном и опустошенном этой чудовищной зимой. Первый ледниковый период начался около 600000 лет назад, четвертый же достиг своей верхней точки 50000 лет назад. Среди снегов этой долгой всеобщей зимы и жили на свете первые человекоподобные существа.

В средине кайнозоя появляются различные обезьяны с якобы людскими атрибутами челюстей и костей ног, но только лишь в уже упомянутых нами ледниковых периодах мы находим следы существ, о которых можем сказать, что были они «почти людскими». Следами этими являются не кости, а орудия. В Европе, в ископаемых слоях того периода (от пятисот тысяч до миллиона лет назад) мы находим кремни и камни с отколотыми краями, явно обработанные сознательно какими-то существами, имеющими руки, и которые желали использовать острые края таких орудий для ударов, копания или же для драки. Эти предметы были названы эолитами (то есть, камнями предрассветного периода). В Европе нет ни костей, ни каких-либо иных остатков существа, собственностью которого эти бы камни были; одни только сами предметы. Тем не менее, это могла быть пускай еще не людская, но уже разумная обезьяна. Зато на Яве, в отложениях этого давнего времени, был найден фрагмент черепа, зубы и различные кости получеловека-полуобезьяны, с объемом мозга, значительно более крупным, чем у обезьян; существо это, скорее всего, передвигалось выпрямившись. Существо это было названо Pithecantropus erectus, и эти малые остатки являются единственной основой для нашего представления о творце эолитов.

Только лишь в песчаниках, появившихся 250000 лет назад мы находим другие получеловеческие останки. Зато существует огромное число орудий, которые становятся все лучше, по мере того как мы продвигаемся вперед по страницам геологической хроники. Это вам уже не неуклюжие эолиты — это тщательно обделанные орудия, свидетельствующие о значительном умении того, кто их произвел. Но они значительно более крупные, чем подобные орудия, выполненные позднее, настоящими людьми. Затем, в песчаниках под Гейдельбергом находится единственная квази-людская челюсть, очень неуклюжая, совершенно лишенная подбородка, значительно более тяжелая и более узкая, по сравнению с челюстью истинного человека, так что совершенно неправдоподобно, чтобы язык этого существа мог двигаться таким образом, чтобы издавать артикулированные звуки. Основываясь на этой челюсти, ученые предполагают, что существо это было ни на что не способным монстром, скорее всего — с громадными руками и ногами, вполне возможно, что покрытое густой шерстью. Они называют его гейдельбергским человеком.

По моему мнению, челюсть эта — одна из самых беспокоящих вещей в мире. При взгляде на нее появляется впечатление, будто в глубины прошлого глядишь через испорченные линзы, чтобы уловить туманное и пугающее видение этого существа, которое когда-то неуклюже передвигалась по чащобам, карабкалась на деревья, страшась тигра, и таилась в засаде, поджидая шерстистого носорога. И монстр этот исчезает, когда мы даже не успели его получше разглядеть. Зато остается громадное число неуничтожимых орудий, которыми существо это пользовалось.

Еще более загадочными представляются останки существа, найденного в Питдауне, Сассекс, в породах, которые могут означать возраст между ста пятидесятью и сотней тысяч лет назад, хотя некоторые ученые считают эти остатки даже более древними, чем остатки гейдельбергского человека. Это фрагменты толстенного черепа, гораздо большего, чем череп какой-либо из существующих обезьян, а также челюсть, похожая на челюсть шимпанзе, которая, впрочем, может даже и не принадлежать ранее обнаруженному черепу, а в добавок — кусок слоновой кости в виде дубинки с явными следами обработки и в одном месте продырявленной; еще имеется бедренная оленья кость с надрезами, делающими ее похожей на резную трость. И больше ничего.

Что это за животное, которое сидело там и делало дырки в костях?

Ученые назвали его Eoantropus — Человек предрассветный. Он находится в стороне от родственных ему существ; он значительно отличается от гейдельбергского существа и от какой-либо живущей в настоящее время обезьяны. У нас нет следов, которые походили бы на эти. Но породы, образовавшиеся около сотни тысяч лет назад хранят все больше орудий из кремня и камня. И это вам уже не эолиты. Историки, занимающиеся древнейшими временами различают среди них скребницы, сверла, ножи, наконечники, рубила…

Мы приближаемся к человеку. В следующей главе мы опишем самого удивительного из предшественников человечества — неандертальца, который уже был почти, хотя и не совсем, Настоящим Человеком. Здесь следует помнить о том, что никто из ученых и не утверждает, будто бы такие существа, как гейдельбергский человек или же Eoantropus были непосредственными предками нынешних людей. В самом даже лучшем случае — это только родственные им формы.

Глава десятая

НЕАНДЕРТАЛЬСКИЙ И РОДЕЗИЙСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Пятьдесят или шестьдесят тысяч лет назад, еще д того, как четвертый ледниковый период достиг своей главной фазы, на земле жило создание, столь похожее на человека, что до недавнего времени его останки считались человеческими. у нас имеются его кости и черепа, а также огромное количество его инструментов. Это создание разжигало костры. От холода оно спасалось в пещерах. Одевалось оно, скорее всего, в шкуры диких животных. Как и человек, оно было правшой.

Тем не менее, нынешние антропологи утверждают, что существа эти истинными людьми не были. Они были другим видом в одной и той же семье. У них были тяжелые, выпирающие челюсти, очень низкие лбы и выдающиеся костяные надбровные дуги над глазами. Большой палец у них не отставал от ладони, как у человека; эти создания не могли бы перегнуться так, чтобы взглянуть в небо. Ходили они, вероятнее всего, спустив голову и наклонившись вперед. Их челюстные кости напоминают челюстную кость из Гейдельберга, и они явно не похожи на людские. Огромная разница существует между их зубами и зубами у человека. Коренные зубы у них имели более сложное строение, чем у нас, корни на их зубах не были столь длинными, как у нас; им не хватало явно отличающихся от других зубов клыков, которые имеются у каждого человеческого существа. Емкость их черепа была совершенно человеческой, но их мозг был большим сзади и меньшим спереди, чем это наблюдается у людей. Их умственные способности тоже сформировывались иначе. То есть, по сравнению с человеком, и физически, и умственно, они находились совершенно на иной линии развития.

Черепа и кости этого исчезнувшего вида были, среди всяких других случаев, обнаружены и в Неандертале[4], отсюда и происходит название этих пралюдей. Они жили в Европе в течение множества уже не сотен, но тысяч лет.

В это время и климат, и география нашего мира значительно отличались от нынешних. Европа, к примеру, была покрыта льдом, который на юге достигал Темзы и в глубь центральной Германии и России; тогда еще не было пролива, отделяющего Великобританию от Франции; Средиземное и Красное моря были гигантскими долинами, возможно с цепью озер, расположенных в наиболее низменных своих частях, зато огромное континентальное море разливалось от нынешнего Черного моря через южную Россию в глубину средней Азии. Испания и вся свободная ото льдов Европа состояла из мрачных возвышенностей с климатом, гораздо более суровым, чем тот, что сейчас существует на Лабрадоре; только лишь в северной Африке можно было встретить умеренный климат.

В холодных степях южной Европы, с их скупой, арктической растительностью, жили такие стойкие существа как мамонты и покрытые густой шерстью носороги, огромные быки и олени; вне всякого сомнения весной они шли за пропитанием на север, а осенью — на юг.

Среди подобного окружения и кочевал неандертальский человек, питаясь, чем только удастся: мелкими животными, плодами, ягодами, корешками. Похоже, что в основном он был вегетарианцем, жевал ветки и коренья. Его ровные, плоские зубы позволяют нам говорить о растительном питании. В его пещерах были найдены и кости крупных зверей, из которых он высасывал костный мозг. Его оружие не должно было представлять угрозы для крупных животных, тем более, в открытом сражении; вполне возможно, что он атаковал их копьем или же копал волчьи ямы. Вполне возможно, что он шел по следам этих животных и захватывал умерших зверей, которые пали в сражениях друг с другом, либо же исполнял роль шакала рядом с тигром Machaerodus (саблезубый тигр махайрод), который еще существовал в те времена. Вполне возможно, что в самые тяжелые времена обледенения это существо начало нападать на животных после долгого времени вегетарианских привычек.

Невозможно просто угадать, как, собственно, выглядел неандертальский человек. Он должен был быть покрыт очень густой и плотной растительностью, и он мало чем походил на человека. Сомнительно даже то, ходил ли он выпрямленным. Скорее всего, жил он одиночкой либо же в небольших семейных группах. По строению его челюстей можно сделать заключение, что он не мог разговаривать в современном понимании этого слова.

В течении тысяч лет неандерталец был животным, стоящим на самой высокой ступени развития, которое когда-либо существовало в Европе; после чего — всего лишь тридцать — тридцать пять тысяч лет назад — когда климат сделался теплее, с юга пришла раса родственных ему существ, уже более разумных, с более широкими знаниями, одаренные разговорным языком и способностями к сотрудничеству. Эти пришельцы изгнали неандертальцев из их пещер и кочевий; они искали те же самые виды пищи; между ними и их чудовищного вида предшественниками вспыхнула война, и в ней последние были истреблены. Эти пришельцы с юга или же востока — поскольку сейчас еще трудно установить место их происхождения — были существами нашей крови и нашего племени, первыми истинными людьми. Их черепа, большие пальцы на руках, шеи и зубы анатомически полностью совпадали с нашими. В гротах Кро-Маньон[5] и Гримальди[6] было найдено некоторое количество скелетов, являющиеся самыми древними, по-настоящему человеческими известными нам останками. Итак, наконец-то наша раса появляется на страницах Книги Камня, и начинается история человечества.

Мир начинал все более походить на наш, хотя климат был все еще суровым. Ледники в Европе начали отступать; с тех пор, как степи покрылись буйной травой, олень во Франции и Испании уступил свое место громадным стадам лошадей и, в конце концов, ушел далеко на север…

Нам не известно, откуда были родом первые настоящие люди. Летом 1921 г. неподалеку от Брокен-Хилл в Южной Африке был найден весьма интересный череп вместе с частями скелета, который, похоже, принадлежал третьему виду человека, являющемуся как бы промежуточным звеном между неандертальцем и людским существом. У этого человека мозг был больше спереди и меньше сзади по сравнению с человеком из Неандерталя, а череп был посажен прямо на позвоночнике, совершенно как у современных людей. Зубы и кости его совершенно человеческие. Тем не менее, лицо его должно было быть обезьяньим, с громадными надбровными дугами, а прямо посреди черепа проходило грубое костное утолщение вроде гребня. То есть, это уже был настоящий человек с обезьяньим лицом неандертальца. Но родезийский человек явно ближе к истинному человеку, чем неандертальский.