А теперь березы стояли высокие, подобные мраморным колоннам светлого эллинского храма, легкий ветер, задевавший их вершины, заставлял листья негромко шуметь и казалось, что где-то в вышине находится большой зал и оттуда доносится приглушенный шелест далеких аплодисментов. Холм, совсем не сморщенный, властно нависал над низиной, и с него хорошо было видно, что в темной зелени травы нет ни одной обгорелой ветки. А ведь их было так много в ТОМ месте.
Он обнаружил, что стоит на коленях у одной из берез, уткнувшись лбом
в теплый шершавый ствол, и изо всех сил старается удержать в себе нечто, отчаянно рвущееся наружу, и нельзя это нечто выпустить, нельзя дать ему волю...
Еле слышный трепет платья у березы...
Место было то, он отчетливо понимал, что именно здесь утонула в огненном море белая птица. И наконец порвалась сеть, накрывавшая его память. Он вспомнил.
Он вспомнил беспорядочное метание стрелок на приборных панелях, лихорадочное перемигивание разноцветных индикаторов, рассыпанных по пульту управления; они рисовали судорогами вспышек какую-то безумную, совершенно немыслимую картину. Он вспомнил хаотичный стук самописцев, словно задавшихся целью перетрещать и заглушить друг друга, вспомнил слабое слепое свечение подсобных экранов... Все это смешалось в гудящем мерцании, и он впервые за время полета растерялся. Торопливо обшарив взглядом всю огромную поверхность пульта, он понял причину своей растерянности: да, и раньше иногда барахлили отдельные приборы, экспериментальный есть экспериментальный, но теперь перед ним жужжал, трещал и переливался десятками диких радуг ВЕСЬ мир приборов. Ни один из них не показывал того, что он должен был показывать, данные одного противоречили данным другого, приборы словно смеялись друг над другом и над ним, Андреем Громовым. Смеялись, бросившись в водоворот неизвестно с какой целью устроенного маскарада, приглашая его тоже участвовать в этом маскараде, непонятном, неуместном и совсем не смешном...
Он чувствовал себя внезапно ослепшим и оглохшим, ведь приборы были его органами чувств, он мгновенно представил себя со стороны - слабое крохотное существо, запертое внутри равнодушного корабля, мчащегося неизвестно где и неизвестно куда - и от представления этого ничуть не выиграл в собственных глазах.
Он стоял у взбесившегося пульта и боялся дотронуться до него, потому что пульт стал живым нелепым чудовищем, судорожно трепетавшим всеми своими органами-приборами, и кто знает, какие действия это чудовище собиралось предпринять!
Гудение зуммеров взметнулось к самым высоким тонам, перешло в дикий
вой, весь корабль безумно завопил, содрогнувшись стремительным телом. Он сделал шаг вперед...
Нет, он только захотел сделать шаг, но не успел, потому что тело его дернулось и замерло от прикосновения тысяч мелких холодных иголок, не в силах избавиться от этого настойчивого прикосновения. Через мгновение иголки вошли в тело и забегали, обшаривая все уголки, но ему не было больно. Иголки были тупыми, и они сделали его манекеном, застывшим без движения, как и положено манекену.
Странно, но он ни о чем не думал, только со слабым интересом прислушивался к возне иголок и перестал замечать пульт... впрочем, может быть, пульта уже и не было, как и централи управления, как и всего "Вестника". Осталась возня иголок... Нет, иголки тоже исчезли, их сменил розовый туман, сдавивший его со всех сторон резиновыми тисками. Он чувствовал, что медленно-медленно растворяется, как кусок сахара в стакане горячего чая... Как кусок сахара в стакане горячего чая...
Последними растворились глаза и они до конца видели розовый туман. Больше ничего.
Так. Это уже интересно. Он загнал нечто глубоко внутрь себя, запер на замок и выбросил ключ. Только бы не подвел замок. Сейчас я только, повторяю, только мыслящий автомат и все человеческое мне чуждо.
С чего начнем? С определения этого мира. Вот оно:"бутафорский".
Этакая декорация в космосе, неизвестно что скрывающая. Такое определение
что-нибудь объясняет? Н-ну, хотя бы исключаются всякие прыжки в
пространстве-времени: я по-прежнему в Большом Космосе, далеко за
орбитой Плутона, возможно, на борту "Вестника"... Хотя последнее и не
очевидно. А насколько более очевидно то, что я в космосе? Или
это звезды прикинулись березками? М-да-а... Галлюцинация? Отбросим сразу.
Не большая, чем вся наша жизнь...
О! Параллельный мир, сдвинутый во времени в прошлое. Где-то произошел пробой... Переход... И вот я здесь. Но почему именно здесь? И вообще подобное предположение тянет нас в мир фантастики и приключений. А разве не фантастичен этот холм и березы?
Может быть, нужно искать цель? Зачем я здесь? Но если есть цель значит, есть и некто, поставивший ее (если отбросить телеологическую точку зрения). Кто же этот некто? Нет, все-таки неубедительно.
А если не декорация? Но где же в таком случае следы пожара? Ах,
все-таки параллельный, сдвинутый по фазе? Что ж, тогда хоть одно понятно. Только как тогда насчет фантастики?
Тяжелеющее солнце незаметно скользило к западу и, словно устав за день, все ниже опускалось к земле. Оно светило теперь сквозь частокол березовых стволов, исчертивших весь холм длинными тенями. Наступал вечер и едва различимая туманная дымка медленно заволакивала низины за рекой. От реки ощутимо тянуло прохладой, но ему было жарко, очень жарко, и он то и дело проводит рукой по лицу, вытирая пот.
"Среди звезд нас ожидает Неведомое..." Справедливое утверждение. Вот оно - столкновение с Неведомым, и что же сделано для его познания?
Он рывком вскочил на ноги, стараясь не смотреть на ТУ березу.
Допустим, что он действительно на Земле, непонятно каким путем, но на Земле. В таком случае надо рассказать о случившемся, а не заниматься бесплодной перетасовкой вариантов. Значит, в Центр? Ведь главное возможность действовать! Дорога через лес знакома, ох как знакома (не раскисать, мыслящий автомат!), а там полем до станции...
Он сбежал вниз, перепрыгнул через ручей и торопливо пошел назад, вверх по склону, безжалостно подавляя в себе желание оглянуться на холм, утыканный копьями берез. А еще он боялся, что повеет гарью.
2.
- Ты посмотри, кто идет! Чур меня, рассыпься!
Высокий парень с улыбчивым открытым лицом шутливо попытался спрятаться за спину черноволосой девушки. Впрочем, с таким же успехом, с каким прячется страус, убирая голову под крыло.Та сначала не поняла, в чем дело, потом повернулась, увидела Андрея и всплеснула руками.
- Господи-и! - пропела она низким голосом. - Никак, Андрюша? Вот уж действительно - явление народу!
Он остановился перед ними и выжидающе засунул руки в карманы. "Еще неясно, кто из нас может рассыпаться быстрее... В смысле - исчезнуть. Ведь если все это бутафория, подобие бутафории..."
Додумать до конца он не успел.
- Ты посмотри на него, Рита, - парень, улыбаясь, нагнулся к уху девушки, для чего ему пришлось переломиться наподобие перочинного ножа. Ты думаешь, кто это, Рита? Ты думаешь, это призрак, Рита? Унылая тень папы Гамлета? Надо проверить! Призраки почему-то абсолютно не переваривают петушиного крика, им от него нехорошо становится.
Громкое "ку-ка-ре-ку" заметалось по длинному просторному коридору, отскакивая от стен. Девушка рассмеялась, откинув голову.
Да, это был Димыч, и Димыч явно не бутафорский...
- Он не рассыпался! - с восторгом воскликнул Димыч. - Эрго, он не боится петухов!
Димыч стремительно выпрямился, сложил рупором ладони у рта и громко заговорил, задрав голову к потолку:
- Вни-ма-ни-е! Работают все радио- и видеостанции Земли, Луны, Марса, а также тех малых планет, где имеются вышеупомянутые радио- и видеостанции. Передаем важное сообщение Телеграфного Агенства
Солнечной системы! Как стало известно из кругов, близких к осведомленным, после... э-э... пятнадцатимесячного пребывания... Пятнaдцaти, Aндpюxa?
Андрей молча пожал плечами. Выражение "стало не по себе" порой бывает лишь слабым отзвуком действительного состояния.
- Ну, неважно! - махнул рукой Димыч. - После кx-кx... нaдцaтимесячнгo пребывания в областях, координаты которых неизвестны широкой публике, назад, в родной дом, вернулся сотрудник научно-исследовательского института систем контроля и управления - вы слышите залах жарящегося тельца? - Андрей Владленович... - Димыч сделал паузу и торжественно провозгласил, словно напечатал большими буквами: - Громов! Маэстро, туш, пожалуйста! - Димыч поднял руку к потолку и замер в такой позе, как будто из-за полупрозрачных плафонов и на самом деле должны брызнуть на них задорные звуки музыки.
Музыки Димыч не дождался и задудел сам, изобразив отдаленное подобие туша.
- Ну вот, с торжественной частью вроде бы покончено. Здравствуй,Андрей!
Он подошел к Андрею, дружески хлопнул по плечу и крепко пожал его руку.
Потом Рита протянула свою, и он осторожно сжал ее, еще не совсем доверяя
реальности этой руки, теплой, податливой руки с обручальным кольцом на
безымянном пальце. Ему захотелось сжать ее еще сильнее, чтобы увидеть, как
исказится от боли спокойное лицо Риты. А вдруг не исказится?
Он торопливо засунул руки в карманы и чуть отвернулся в сторону, прячась от слегка удивленного взгляда Риты. Димыч опять начал что-то весело говорить, оживленно подталкивая его в бок.
"Как же вести себя дальше? Какая линия поведения будет оптимальной? Пятнадцатимесячное отсутствие, так, кажется, сказал Димыч? Это совпадает с моими собственными соображениями на этот счет: пять месяцев подготовки в полной изоляции от внешнего мира на базе Космоцентра, десять месяцев полета... Они, безусловно, удивлены моим появлением здесь, но не более. Пропадал человек бог весть где и вдруг объявился. А не Димыч ли на прощание сказал мне: "Бывай, Андрей! Большому кораблю - Большой Космос. Будем ждать со щитом..."? Как же вести себя?"
- Андрюха, да ты спишь на ходу!
- Измотался, бедненький! - с участием сказала Рита.
Их голоса вернули его к действительности.
- Я спрашиваю, где хоть ты был-то, в каких заоблачных сферах так извитался твой дух, что ты и посейчас не можешь придти в себя? Или это тайна? - Димыч, смеясь, заглядывал ему в лицо своими выпуклыми глазами. Ба! А костюмчик-то, Рита! Где я видел такой же карнавальный наряд?
- Димыч, можно вопрос?
- Наконец-то заговорил! Пожалуйста, хоть сто! - Димыч изогнулся, изображая максимум внимания.
- Дмитрий, посерьезней, - низким голосом сказала Рита, дергая его за рукав. Она смотрела на Андрея с едва уловимым настороженным любопытством.
- Слушаю, Андрей, - посерьезнел Димыч.
Странно: слова никак не хотят выталкиваться из горла. 3астряли тугим комком, мешая дышать, и трудно, очень трудно их произнести.
- Димыч... Рита... Насчет "Вестника"... - Он перевел дыхание. - Где он?
Это походило на прыжок с трамплина, только не в воздух, а в холодную воду.
Так же захватило дух.
Черные брови Димыча полезли выше, выше, под пряди волос. Рита тихонько
охнула.
Внезапно он разозлился. "Ну что вы на меня уставились, супруги Сафроновы!
Да, я не знаю, где "Вестник" и что с ним, а если вы знаете, так скажите поскорее, а не смотрите на меня как на Лохнесское чудовище..."
По лицу Димыча было видно, что ему хотелось сострить, но, внимательно посмотрев на Андрея, он передумал, опустил взметнувшиеся было к груди руки и спокойно сказал:
- "Вестник" в Большом Космосе, Андрюша.
Андрей перевел глаза на Риту и та утвердительно кивнула.
"Так. Интересно. Интересно..." Теперь вытолкнуть из себя еще несколько неподатливых слов.
- Кто... на нем летит?
Димыч упер руки в бока и прищурился.
- Придуриваешься, да? Проводишь тест на предмет выяснения коэффициента наших умственных способностей?
- Дмитрий!
Окрик Риты заставил Димыча перейти на скороговорку:
- А изображать из себя совершенно одичавшего отшельника хорошо? Андрей,
ну скажи, что нехорошо! Ну, Бизон летит на "Вестнике", будто сам не знаешь! Или ты забыл Бизона? Бизон летит, Андрюша, убедился, что я из тех существ, которые сапиенсы? Ты извини, я, конечно, не знаю, может ты и вправду перезабыл все в своем марсианском кратере... Конечно, больше года просидеть, так забудешь и как тебя зовут, не то что какого-то там Бизона! А я ведь тебе тысячу раз говорил: не расстраивайся, кораблей и на твой век хватит, так нет же, исчез, испарился, удалился от дел - и вот тебе результат: свихнулся!..
Все. Он больше уже ничего не слышал. Димыч продолжал говорить и Рита дергала его за рукав, а Димыч все говорил, говорил, говорил...
- Андрюша, тебе плохо?
Голос Риты. А в глазах нескрываемое уже профессиональное любопытство. Любопытство врача.
Что-то неладное творилось с его лицом. Оно словно окоченело.
- Все в порядке.
Он сумел сказать это довольно отчетливо, и пошел мимо них.
Он знал, что они смотрят ему вслед и, наверное, недоуменно пожимают плечами, знал, что Димыч больше не острит, а Рита, не дай бог, сейчас начнет применять свои медицинские знания на практике...
Он дошел до двери своей квартиры и заставил себя обернуться.
- Димыч, Рита! Извините, я сейчас немного не в форме...
И даже помахал им рукой.
*
Он не включал свет и лежал в темноте на диване, ни о чем не думая.
Нет, он, конечно, думал, но очень и очень отвлеченно, не пытаясь анализировать факты. Он просто боялся терзать мозг, требовать от него немедленного осмысления увиденного и услышанного...
Тогда, несколько часов назад, он довольно долго пробирался по лесу. Солнце уже укатилось за деревья и в воздухе повеяло едва уловимой осенней сыростью. Потом подошвы его ботинок зашуршали по жесткой щетине стерни. Поле упиралось в сосны, и среди сосен белели двухэтажные коттеджи станционного поселка.
Он прошел по аккуратной дорожке мимо безмолвных коттеджей, которые, поочередно вспыхивая всеми окнами, перебрасывали друг другу солнце. Двери были закрыты, лавочки пусты, лишь у песочницы стоял трехколесный велосипед, да торчала из песка детская лопатка.
Он свернул на тропинку, сокращавшую путь к платформе, и услышал, как из-за дальнего коттеджа, почти утонувшего в молодом сосняке, кто-то зовет: "Вита! Вита! Домой, сколько раз тебе говорить!" Послышался детский смех и опять все стихло.
Миновав последние сосны, он поднялся на безлюдную платформу. Сел на лавку, положив ногу на ногу, засунул руки в карманы комбинезона - и забыл на мгновение всю странность своего положения. Просто бродил по лесу, а теперь пора домой, надо обдумать завтрашнее выступление на совещании у зава, отчитаться о проделанной за неделю работе. И вот сидит, ждет поезда отсюда до дома три минуты езды, - а Таня сейчас подойдет, она задержалась на лавочке у крайнего коттеджа, болтает с подругой Маринкой...
Он посмотрел на часы, поддернув рукав комбинезона, - и что-то показалось ему странным. В сознании остался легкий осадок удивления, но выяснить причину этого непонятного удивления он не успел, потому что вдалеке послышался гул приближающегося атомовоза...