Рим, папы и призраки

– Дело в том, - сказал Солово, - что между обеими профессиями куда больше общего, чем можно заподозрить при поверхностном взгляде. Пиратское ремесло логически вытекало из моей тогдашней деятельности и казалось более честным способом зарабатывать на жизнь.

Уэльсец не стал опровергать точку зрения старшего собеседника.

– Прикосновение чистой удачи вновь скрестило наши жизненные пути, которые более не разделялись. Только тогда мы смогли оценить, что именно сотворили… вы не бывали достойны похвалы лишь изредка!

– А, - заметил Солово, - это вы про то, как я учился плавать?

Год 1486

УРОКИ ПЛАВАНИЯ: после горького и одинокого детства,

выброшенный сиротой в хляби злобного мира, я

обнаруживаю свое призвание и жизненную философию.

Пиратский промысел вполне устраивает меня.

– Нет, простите. Боюсь, что вам придется идти до дома пешком.

Знатный венецианец поглядел сверху вниз на адмирала Солово и вопросительно поднял бровь.

– Да-да, я знаю, - заметил Солово, обращаясь к замершему на ограждении палубы собеседнику. - Зовите меня вероломным, если хотите.

– Вы и впрямь вероломны, - исполнил его пожелание венецианец. - Вы же обещали мне жизнь.

– Не спорю, - ответствовал адмирал и, сложив руки на груди, прислонился к поручню возле ног венецианца. - Но это было давно, а теперь…

– Сейчас. Да, понимаю, - перебил его дворянин. - И я должен сказать, что принимаю подобное решение как личный выпад.

– О, дорогой мой, как жаль, - попытался урезонить его Солово. Поставьте себя на мое место.

Несколько членов экипажа, свободных от иных дел, явились, чтобы понаблюдать за представлением, и обнаружили при этих словах признаки животного веселья, но одним косым взглядом адмирал заставил их умолкнуть.

– Я _хочу сказать_, - продолжал он, - что, несмотря на несомненные причины для недовольства, вы отказываетесь видеть проблему в целом. Его святейшество и ваша Serena Repubblica [здесь - благоденствующая, идиллическая республика (итал); официальное название Венецианской республики] сейчас номинально находятся в мире, и поэтому мне не хочется возвращаться в Остию с единственным уцелевшим свидетелем запрещенной пиратской авантюры.

Оба они обернулись к останкам еще недавно величественной галеры, которая, пылая, медленно погружалась в воду; ее экипаж, за исключением одного человека, пал в бою или в последовавшем кровопролитии.

– Подумайте сами, - предложил адмирал, - его святейшество запрещает нападать на собратьев-христиан. Хотя вы и венецианец, но, очевидно, подпадаете под эту категорию… - Когда дворянин пожал плечами, Солово добавил: - Теперь вы понимаете то затруднительное положение, в которое ставит меня инспирированная жадностью клятва.

Дилемма, стоявшая перед адмиралом, ничуть не волновала венецианца.

– Вы просто хотите получить мою библиотеку, - невозмутимо заметил он. Я видел, с каким вожделением вы перелистывали книги. Вы хотите нераздельно владеть ею.

Солово признал подобную возможность движением плеч.

– Быть может, вы в чем-то и правы, но я буду вам признателен, если вы будете говорить потише. Библиомания не относится к числу профессиональных достоинств пирата. У экипажа могут возникнуть ошибочные представления, требующие кровавого подавления.

– Эту библиотеку собирало не одно поколение, - твердым голосом возразил венецианец. - Я не отдам ее.

Адмирал Солово распрямился и потянулся.

– Увы, боюсь, что вам предстоит готовиться к раю, где ваша душа забудет о книгах. Ну, ступайте же, будьте хорошим мальчиком.

Венецианец окинул яростным взглядом обступивший его ноги полукруг морских разбойников и понял, что сопротивление бесполезно.

– Я не считаю наш разговор законченным, - проговорил он ровным голосом. Пираты заулыбались. И сохраняя все возможное в таком положении достоинство, венецианец повернулся и сошел с поручней в воды Средиземного моря.

– Суши весла!

Рев надсмотрщика растворился в молчании. Весь экипаж, оставаясь на местах, тянул шеи, чтобы получше видеть.

– Прошу всех по местам, - сказал адмирал Солово своему боцману. Как и предполагалось, тот повторил команду для всего экипажа - громче и в более понятных выражениях. Лихорадочное любопытство сделалось менее пылким.

– Ну-ка, смотрите! - выкрикнул дозорный с кормы. - Вон там!

Солово подошел к нему и уставился в далекую синеву.

– Возможно, - согласился он невозмутимо. - Как интересно.

Боцман, другого имени не имевший, из карьеристических соображений старался подчеркивать в себе чисто животные качества, однако на деле обладал недюжинным интеллектом, а потому был приглашен в компанию адмирала.

– Отсюда не видать, - рявкнул он. - Должно быть, какой-то мусор.

– Едва ли, - авторитетным тоном возразил адмирал. - Никогда не видел, чтобы мусор плыл против ветра. А этот - смотри - и руками двигает.

– В море хватает всяких, кто оказался за бортом, - ответил невозмутимый боцман. - Это не обязательно наш.

Солово кивнул, выражая относительное согласие.

– Я тоже не думаю, что это наш венецианец. Как он мог протянуть два дня в воде? Но, с другой стороны, похож. Если бы только он подплыл поближе, чтобы лицо его стало не таким… расплывчатым.

Боцман без особой охоты выслушал подобное пожелание.

– Давайте-ка, адмирал, я схожу за своим арбалетом, - предложил он. Стрела его угомонит.

– Не надо, - неторопливо ответил Солово. - Если это упавший за борт матрос, море скоро уладит все дело. Но если это венецианец, боюсь, что наше оружие окажется бесполезным. Если нам суждено, чтобы за кормой болтался выходец с того света, я был предпочел, чтобы у него не торчала стрела изо лба.

Боцман как раз обдумывал эту мысль, когда заметил, что фигура исчезла, и радостным восклицанием отметил это событие. В порыве облегчения экипаж, забыв о дисциплине, облепил борта. Корить их за это не хватало духа. В тишине, нарушаемой лишь криками чаек, они обыскивали взглядом волны, стараясь удостовериться в исчезновении настырного и непонятного преследователя, гнавшегося за ними уже ночь и день.

– В пекло ступай и прощай! - провозгласил боцман, когда все наконец удостоверились в том, что небеса и воды пусты.

Общий праздник пресек грохот, послышавшийся из-под ног; из громкого, хотя и ослабленного прохождением сквозь корпус и воду, он быстро превратился в громоподобный стук по обшивке.

После еще одного дня, преследуемый на пределе видимости, невзирая на все повороты и скорость, которую могли придать кораблю весла и ветер, адмирал Солово решил направиться к суше. Пусть мертвый венецианец следует за ним и барабанит по корпусу до конца времен. Но экипаж, увы, не разделял столь философского расположения духа. Даже боцман, не боявшийся ни Бога, ни государства (не осознавая полностью их мощи), делался раздражительным. Солово, правивший за счет успехов и редких показательных казней, прекрасно знал, когда не следует настаивать на своем.

Пока экипаж стремительно греб к дому, адмирал, пребывая на корме, размышлял над проблемами, которые поднимала подобная перемена настроения. Его слова венецианцу об интерхристианском пиратстве не были праздными: если этот компаньон пиявкой притащится за ними в гавань… придется отвечать на трудные вопросы.

"А, ерунда, - решил наконец адмирал, никогда не имевший склонности к долгим тревогам. - Папского эшафота мне никто еще не сулил, а вот в грядущем бунте на борту сомневаться не приходится". Он даже помахал венецианцу новой книгой, отобранной у утопленника, - "Размышлениями" Марка Аврелия.

– Отлично пишет, - завопил адмирал. - Премного благодарен.

Беспорядочный стук весел и отсутствие хода пробудили Солово. Причину он обнаружил, поднявшись с палубы.

Перекрывая путь кораблю, в половине лиги [морская лига - 5,56 км] на воде маячил далекий силуэт венецианца, вырисовавшийся на фоне утренней зари.

Чтобы восстановить порядок даже клинком шпаги, пришлось потратить достаточно много времени, и в конце концов легче всего оказалось приказать лечь на другой галс [курс судна относительно ветра]. К этому делу экипаж приступил, не скрывая радости.

Гребцы по одному борту держали весла в воде, тем временем с другого борта матросы усиленно пенили воду, постепенно обратив корму к мокрому и безмолвному наблюдателю. А потом, соединив усилия, погнали корабль от дома на глубокие воды, не нуждаясь в ритме, задаваемом гипнотическим голосом надсмотрщика.

Сидя на корме, адмирал Солово разглядывал быстро удалявшегося венецианца, отвечавшего ему тем же. Потом, явно исполнив свою миссию, труп медленно, по дюйму, опустился в пучину вод, не меняя предположительного направления взгляда, пока вода не сомкнулась, поглотив зеленые пряди волос.

Боцман затрясся, забыв про то, что на него могут смотреть.

– Что-то мы не плавали так быстро после того, как захватили целый гарем на оттоманском корабле, - пошутил адмирал. Боцман как будто не слышал его, и Солово счел необходимым в самой легкой форме выразить свое недовольство. - Что же мы позабыли про таран - сатанинскую голову на носу? И почему, господин боцман, мы не разнесли ею этого упрямого человека, гоняющегося за нами по всему морю?

Прежде чем боцман успел ответить, впередсмотрящий выкрикнул:

– Эй, на судне! Он вернулся!

Все увидели, что так оно и было. Пловец вернулся.

– Сила солому ломит… тем не менее она не всегда применима, - отвечая Солово, изрек боцман, непроизвольно явив в этой фразе скрытые глубины и склонность к метафизике.

– Возможно, в этом ты и прав, - проговорил адмирал, отметив, что следует повнимательнее приглядывать за темной лошадкой. - Быть может, истинный ответ нужно искать у философов. Скажи команде, пусть сушат весла.

С великими усилиями гребцов убедили оставить старания, тем временем к ним спустился капитан. Он помедлил, давая себе возможность умственно деградировать до уровня сидящих вокруг него.

– Вот так выходит, - объявил он, решив, что достиг необходимого уровня. - Нас преследуют… это нас-то! Это нас-то, которые встречали корабли султана Баязида [Баязид II Молния (1447-1512) - восьмой турецкий султан] и проделывали дырки в бортах мамлюкских [придворная гвардия, захватившая власть над Египтом] галеонов. Теперь скажите, правильно это? Так подобает?

Он сделал паузу для вящего драматического ответа. Все молчали… Из-под корабля донесся настоятельный стук.

Проснувшись на следующий день, Солово обнаружил, что матросы смотрят на него еще мрачнее, чем обычно, и сразу понял - что-то произошло. О развитии событий его известил боцман.

– Как только, на его взгляд, мы заходим слишком далеко, он встает на пути корабля и экипаж отворачивается, не замечая приказов. Мечемся, не зная куда.

– Увы, вся наша жизнь такова, - резко промолвил адмирал. - Как философ, ты должен это понимать.

– Кроме того, впередсмотрящий исчез.

– Исчез?

– Где-то посреди ночи, в полном безмолвии, если угодно. Только я бы сказал, что исчез он не целиком.

– Как это?

– Венецианец оставил на палубе половину торса.

– Весьма тактичный намек, - невозмутимо проговорил Солово. - Во всяком случае, он не мучает нас неизвестностью. - А потом процитировал "Размышления": "Не предмет смущает тебя, но твое собственное представление о нем".

Боцман со скорбью поглядел в сторону восходящего солнца.

– Перед нами воистину сложный "предмет", адмирал, - заметил он. - Как вы полагаете, сумел ли впередсмотрящий составить о нем представление, прежде чем получил свое?

Наконец Солово позвали по имени, чему он был только рад. Недостойное это дело - мотаться туда сюда под недовольные возгласы возмущенного экипажа… и лучше уж так, чем погибнуть от жажды или рук взбунтовавшихся матросов.

Далекий венецианец, спичечной фигуркой припав к древнему бакену, сливал свой голос с его скорбным колоколом.

– СО-ЛО-ВО! - кричал он снова и снова, подлаживаясь под звяканье. СО-ЛО-ВО! - Невзирая на расстояние, голос доносился чисто и ясно.

Без всяких приказов экипаж поднял весла и тем самым произвел себя в зрители, пустив галеру на волю волн.

Будучи пленником своей профессиональной репутации, адмирал сохранял спокойствие. Раскачиваясь в капитанском кресле, он окликнул венецианца, уверенный, что в охватившем натуру покое даже его негромкий голос будет услышан.

– Ну что ж, привет, - сказал он. - Чем я еще могу тебе помочь?

После долгой паузы венецианец ответил.

– МОИ КНИИИИГИ! - взвыл он наконец.

Солово предвидел это и махнул боцману, чтобы тот выбросил за борт бочонок с трофеями - путем, проделанным их прежним владельцем.

Но еще не утих всплеск, как венецианец напомнил:

– И "РАЗМЫШЛЕНИЯ" МАРКА АВРЕЛИЯ…

Адмирал скривился. Эта книга разговаривала с ним на уровне, который Солово и не подозревал в себе. Ему весьма хотелось сохранить и прочесть ее.

– Да будет так, - проговорил он невозмутимо, перебрасывая через поручень томик, извлеченный из потайного места.

Тишина возвратилась. Солово смотрел, как венецианец наслаждается посмертным триумфом, и, чтобы испортить ему удовольствие, продолжил разговор:

– Ну, что еще?

После очередной долгой паузы донеслось:

– А ТЕПЕРЬ ИДИ КО МНЕ, ПОПЛАВАЕМ ВМЕСТЕ.

Экипаж обернулся к адмиралу. Реакция Солово определит его положение в Зале Славы пиратов Средиземноморья.

– Но я не умею плавать, - ответил адмирал, ничего не скрывая.

В этом позора не было. Моряки того времени в основном не стремились научиться способу продлевать собственную агонию, если Отец-Океан затребует их к себе. "Неплохой аргумент", - рассудил экипаж, дружно поворачиваясь к венецианцу.

– СПРАВИШЬСЯ… СТАВ ПОКОЙНИКОМ, ТЫ ОБРЕТЕШЬ ИЗВЕСТНУЮ ВЛАСТЬ НАД ВОДАМИ.

Его спутники еще пережевывали этот аргумент, когда Солово парировал:

– Ты рассуждаешь не как умный человек.