Молодой человек подобрал блюдо, собрал рассыпавшийся салат с золотистого ворса ковра и помчался за прозрачным. Георг, откинувшись на спинку кресла, выдохнул голубоватый сигарный дым и посмотрел на массивную черно-золотую люстру. Патрицию всегда хотелось, чтобы хоть одна такая большая люстра упала вниз. Просто взяла и упала…
– Вот, господин, – Палач поставил на стол такое прозрачное, что оно казалось невидимым, блюдо с салатом, – приятного аппетита. Доброе утро…
– Палач, – тяжелым серым взглядом Георг посмотрел на нерешительно мнущегося у стола молодого человека, – ты меня любишь?
– А? – Палач непонимающе улыбнулся. – Ч-ч-ч… то?
– Ты меня любишь?! – прорычал Георг.
– Да! – выкрикнул Палач.
– А за что? – гораздо спокойнее произнес Владыка, делая глоток вина.
– Ну… вы весь такой… да и вообще…
На лице Патриция вдруг возникло выражение, будто он собирался заплакать. Но он расхохотался. Отсмеявшись, Георг затушил сигару и сказал:
– С кровати прибери.
– Да! – молодой человек обрадовался, что все теперь снова стало просто и понятно.
Палач ловко завернул девушку в ее собственную одежду и, перебросив через плечо, понес к выходу.
– Палач! – окликнул его Патриций.
– Да, Повелитель? – молодой человек развернулся, девушка ударилась головой о дверной косяк, но даже не проснулась.
– Пусть свяжутся с Системой Бич, со Снекторном. Когда связь появится, сразу доложи.
– Да, господин.
Палач вышел со своей ношей в коридор, аккуратно прикрыв двери. Начинался новый день. На Марсе наконец-то прекратились дожди.
Анаис улыбалась, дыша морским ветром с тонким запахом ленкоранской акации. Успокоилось сердце, смолк протяжный вой крови. Страх с отчаянием без следа растворились в прозрачной солнечной воде. И Анаис увидела
– Ну что? Ты узнал, где он? – бросилась Терр-Розе навстречу низкорослому мужчине с водянисто-голубыми глазами.
– Он на Сатурне, моя королева, – доложил разведчик Параллельных Миров.
– На Сатурне? – удивилась она. – Что он там делает?
– Гостит у Аргона и Олавии, как выяснилось, он их близкий друг.
– Друг королей Сатурна? Кто бы мог подумать! Ну что же, Сатурн, так Сатурн. Все лучше, чем Земля.
Чувствуя приближение очередного приступа, Патриций так и просидел в кресле, разглядывая пространство спальни, до тех пор, покуда не приоткрылась дверь, и голос Палача не сообщил об открытии канала связи с Системой Бич.
– Я вам еще нужен?
– Нет, ступай.
Потребовалось время, прежде чем Георг нашел в себе силы подняться. Покинув спальню, Георг прошел через анфиладу залов, включенных в его личные покои, и оказался в сравнительно небольшом помещениии, выдержанном в приглушенных тонах. В нем не было ничего кроме зависшей в воздухе туманно-синей сферы и белого кресла напротив. Присев, Георг вытянул босые ноги, запахивая длинные полы халата и откинулся на спинку, роняя руки на подлокотники. Внутри туманно-синей сферы вспыхивали и гасли черные всполохи с редкими зеленоватыми вспышками. Постепенно вспышки учащались, и вскоре зелень целиком заполнила сферу изнутри.
Долгие напряженные раздумья ничего не дали – это действительно был единственно возможный выход.
«Надо подойти, – девушка сняла туфли, – подойти… и прикоснуться к
Отливающий жирным блеском черный пол застонал, запружинил под босыми ногами гораздо спокойнее и тише. Не обращая внимания на сотни невидимых крошечных игл, впившихся в стопы, Анаис медленно пошла к «Гнезду».
– Алмон, по каким далям Мертвой Зоны бродят теперь твои мысли и чувства? Где ты, Алмон?
Полуволк приподнял голову, в его горле заклокотал звук, отдаленно напоминающий рычание.
– Алмон, – еще один шаг вперед, – где бы ты ни был, где бы ты сейчас не находился… Ты не услышишь меня, я знаю, но почувствуй, прошу тебя, доверься мне. Сама я не выберусь отсюда, а ты сможешь, ты спасешь нас обоих, ты что-нибудь обязательно придумаешь.
Шаг, еще шаг. Застыв изваянием, полуволк смотрел на нее тяжелым немигающим взглядом.
– Алмон, пожалуйста, – ласково произнесла девушка, – дай мне дотронуться, прикоснуться к тебе…
Внезапно полуволк сорвался с места и одним шлепком отшвырнул Анаис назад. Шею девушки спасло колье с зелеными камнями, но плечо и предплечье когти располосовали. Будь это не шлепок наотмашь, а удар, ее ничто бы не спасло. Девушка упала на пол, отлетая к кровати. Ее мгновенно замутило от вида собственной крови. Опасаясь, что в мертвой атмосфере кровь плохо свернется, она зубами принялась отрывать полоски от подола платья и кое-как бинтовать раны.
– Не думать о боли, – шептала она, – не думать о крови… думать о выходе…
Отдышавшись, Анаис сунула палец под повязку, испачкала его в крови и вывела на белом покрывале пару знаков. Затем принялась собирать всю свою силу, концентрируя ее в груди, во лбу, в ладонях, пока она не превратилась в огненные сгустки, а все тело не сковала ледяная пустота. Подняв руки и раскрыв ладони, девушка освободила силу рук. Мертвая атмосфера с разорванными цепями и разрушенными полями задергалась, загудела и стала пожирать ее энергию с бешеной скоростью. Стиснув зубы и побелев от напряжения, Анаис упорно прорывалась к жизненному полю Алмону, и вскоре прямо перед нею возник рваный силуэт полуволка. На мгновение ей стало страшно, страшно, как перед неведомой бездной самоубийства. Скулы свело, губы стали горько-кислыми. «Надо… – приказала она себе, – иного выхода нет…» Рваный силуэт стал мерцать и блекнуть. Не оставалось больше ни секунды. Анаис показалось, будто она разбежалась и прыгнула с вершины утеса прямиком в черное небо.
Сократ с Аргоном и Олавией сидели за столиком на просторном дворцовом балконе. Аргон просматривал какие-то текущие документы, Олавия вышивала мелкими сапфирами салфетку, а Сократ потягивал вино, глядя на угасающее закатное небо.
– Аргон, – толстяк поставил бокал на стол, – мне не к кому больше обратиться. Помоги разобраться в происходящем. Не понимаю, почему Патриций упомянул Алмона. Похоже, нечто страшное он затеял, знать бы только что. Да и то, что Анаис опять во Дворце, не дает мне спокойно винопитием наслаждаться. Она столько совершила поступков, которые по определению не могли понравиться Георгу, что есть основания опасаться за ее жизнь. Что может быть хуже, чем опасаться за чью-то жизнь? Кого Патриций видит перед собой, когда смотрит на собственную дочь? Неужели не замечает, что это еще всего-навсего ребенок?
– Возможно ты, Сократ и замечешь только то, что это всего-навсего ребенок, – вздохнул Аргон, – а Патриций замечает нечто большее.
– Я тебя не понимаю.
– Что не понимаешь?
– Ничего не понимаю. Кем бы она ни была, такой участи Анаис не заслуживает. Когда впервые во Дворце ее увидел, подумал: если приложить достаточно умелых усилий, из нее можно воспитать монстра, способного затмить самого Патриция. Но, если оградить ее от этих усилий, немного света в этом мире прибавится. Помоги мне, вызволить ее из Дворца, Аргон, а дальше я уже сам обо всем позабочусь.
– Ты уверен, что она нуждается в твоей помощи?
– Да, – не задумываясь, ответил Сократ, – у нее сейчас нет никого кроме меня, она даже и не знает, что я у нее есть… что я
– Даже не знаю, чем помочь, – Аргон поднял взгляд от бумаг и посмотрел на толстяка долгим взглядом. – Для тебя я сделаю всё, что в моих силах, но это несколько иная ситуация. Я, прежде всего, король своей планеты, защитник своих подданных. Вмешиваясь в личные дела Патриция, я могу спровоцировать конфликт между Марсом и Сатурном, и даже прогнозировать не берусь последствия этого конфликта. Пойми и не осуди меня, Сократ, я не могу поступить иначе, как бы мне этого не хотелось.
– Ты объяснял очевидные истины так, будто оправдывался, – с горечью произнес Сократ. – Как ты мог так скверно обо мне подумать?
– Сократ, я…
– Если ты хоть на минуту решил, что я способен прикрыться твоей спиной, твоим именем, твоей планетой, чтобы удобнее стало вворачиваться в дела Патриция, то мне лучше уйти прямо сейчас.
– Мы все равно тебя никуда не отпустим, – не поднимая взгляда от вышивания, произнесла Олавия, – и ты это прекрасно знаешь.
– Знаю, но могу приложить усилия и уйти.
– Сократ, мне требуется время на раздумье, – Аргон сложил бумаги стопкой на краю стола.
– Скажи, отсюда, из дворца, есть какая-нибудь прямая транспортная связь с Дворцом Марса? Такая, чтоб не особо заметная…
– Есть, но ею могу воспользоваться только я и члены королевской семьи, ни на кого другого канал не среагирует.
– А как-нибудь…
– Сократ, я же попросил у тебя время на раздумье.
Толстяк удрученно кивнул и застегнул ворот рубашки – становилось прохладно.
Стемнело. Незаметные, как тени маленькие желтоглазые слуги, зажгли огни в витых подсвечниках и накрыли легкий ужин.
– Вот что еще спросить хотел, – Сократ потянулся к винной бутыли. – Почему Империя Марса такая богатая? Они же почти ничего не производят. Единственная, вдумайтесь только, – единственная! – крупная промзона – это Гавань. Что за дрянь они там делают ценою стольких человеческих жизней? Гавань охраняется прямо как военный объект. Практически всё, начиная от продуктов питания и заканчивая драгметаллами, Империя закупает у других планет. На какие средства они так масштабно развернулись? Вот ты, Аргон, наверняка во Дворце бывал? Бывал, да? Ну, значит, Бриллиантовую Залу видал? Разумеется, камни там не такого качества, как на нарядах и перстнях Георга, но все же! Одна такая Зала могла бы десятилетьями вкусно кормить государство приличных размеров. Ладно бы один Дворец сверкал роскошью, так ведь практически все народонаселение Империи ни в чем себе не отказывает, раздражая своим устойчивым благополучием соседние Системы. Мне просто интересно, откуда у них все это?
– Сейчас попробую объяснить, – усмехнулся Аргон. – При всём своём неприятии Георга, не могу не признать, что только благодаря Патрицию наша Солнечная никогда ни с кем не воевала, мир и благополучие внутри Системы – также целиком и полностью его заслуга. Соседние Системы без конца между собой бьются, но ни одна еще не посмела на нас напасть, и все благодаря тому, что никто еще не смог превзойти нас по техническим возможностям воздушного флота и вооружения, что, кстати говоря, и производит Империя Марса. К тому же Марс является единственной в Системе планетой, имеющей неисчерпаемые месторождения уникального вещества лемурита, способного находиться в трех состояниях: твердом, жидком и газообразном. Лемурит – основной компонент в производстве топливных батарей военных и гражданских крейсеров. Даже в питание обыкновенных пассажирских «лодок» входит лемурит. Ни одна из существующих альтернатив этому веществу не гарантирует настолько долгого, успешного и безопасного полета воздушного судна, как лемурит.
– Так они, выходит, оружие с кораблями производят? И
– Считаешь, этого мало? У Империи монополия на производство практически всех транспортных средств и вооружения. Подавляющее большинство фабрик и корпораций, выпускающие транспортную технику и вооружение на планетах Системы, принадлежат Марсу.
С задумчивым видом Сократ ткнул двузубчатой вилкой в свою тарелку, метя в белую мясную полоску.
– Интересно, – сказала Олавия, откладывая вышивание, – с именем Патриция всегда было связано столько всего неоднозначного и противоречивого. Сдается, никому доподлинно не известно, кто он и откуда. Я видела Георга всего несколько раз, но у меня успело сложиться ощущение, что он… как бы правильно выразиться… что он, возможно, не из нашей Галактики. Может быть, даже из другой Вселенной.
– Что тебя натолкнуло на подобные мысли? – Заинтересовался Сократ.
Ответить королева не успела, послышался чей-то тихий голос:
– А он вообще смертный?
Сидевшие за столом обернулись. В балконном проеме стоял Леброн, сын Аргона и Олавии.
– Можно к вам?
– Разумеется, – улыбнулся ему Аргон, – присаживайся.
– Так может он умереть или нет? – отчего-то напряженно повторил он, присаживаясь рядом с отцом, напротив Сократа и Олавии.
– Не знаю, Леброн, – подперев щеку кулаком, толстяк смотрел на юношу, – никогда не задумывался над этим. Наверное, можно… каким-то образом, это еще никто проверить не решился. А от чего вдруг интерес возник к сему вопросу?
Леброн не ответил, лишь нахмурился и меж его четко очерченных бровей залегла тонкая морщинка. Мягкий ровный свет свечей топил в янтарном сиянии его лицо с прозрачно-желтыми глазами. Спокойный, немного замкнутый в себе юноша, с самого своего детства внушал Сократу какие-то странные чувства, нечто вроде смутной тревоги. Каждый раз, когда он видел мальчика, толстяк пытался поймать нечто витающее в воздухе… Казалось, чего-то не хватает, не складывалось что-то в этой мозаике, но что именно, он никак не мог понять, но нечто настойчиво требовало и требовало к себе внимания.
Леброн взял шелковистую салфетку, немного нервно вытер пальцы и протянул руку к бокалу с напитком из цветов. И вдруг это Нечто Невидимое буквально пригвоздило Сократа к месту. Мысль, пронзившая его, показалась совершенно абсурдной, но именно она и ставила все на свои места. Мозаика сложилась.
– Аргон, – прошептал толстяк, внезапно потеряв голос, – а кроме Ахуна в вашей семье больше никому цвет глаз не изменяли?
Налившаяся зеленью сфера будто бесшумно взорвалась изнутри, становясь прозрачной. Возникло размытое лицо существа из другой Системы – Системы Бич.
– Что-то случилось, Патриций?
– Просто хотел поговорить с тобой.
Снекторн опустил взгляд и посмотрел на босые ступни, сидевшего в кресле Георга.
– Прибуду быстро, как смогу.
И сфера вмиг вскипела синевой, разрывая связь между мирами.
На мгновение Алмону показалось, что у него лопнул мозг. Обжигающая световая вспышка взрывной волной ударила по глазам, распирая череп изнутри. А после все его существо затопила золотая прохлада, в мгновения погасившая и боль и пламя. Отбросив волосы со лба, полуволк открыл глаза и огляделся, не понимая, где находится. Он сидел на тряпичном ворохе внутри странного сооружения, напоминавшее гнездо. Серая комната с черным полом и стенами, по форме напоминающими раздутое брюхо, на белой кровати в противоположной стороне, лицом к стене, лежал кто-то в зеленом. Превозмогая сильнейшее головокружение, Алмон поднялся на ноги, перешагнул через край «гнезда» и ступил на отливающий жирным блеском пол. Не обращая внимания на гудение и вибрацию, сопровождающие каждый шаг, полуволк подошел к кровати и тронул за перебинтованное плечо девушку в зеленом платье с разорванным подолом.
– Анаис? – Не поверил глазам Алмон. – Это ты? Где мы находимся? Где?
Девушка не ответила. Неподвижная и безучастная, она смотрела остановившимся взглядом в потолок. Алмон послушал ее дыхание, сердце – девушка была жива, вот только ее тело, кожа оказались мертвенно-холодными. Он легонько похлопал ее по щекам, подул в лицо – никакой реакции.
– Да что же это такое? – Алмон коснулся ее висков. – Что с тобой, девочка?
Он коснулся пальцами ее висков, лба, вгляделся вглубь сознания… Когда же Алмон понял
– Что же ты наделала, хорошая моя? Ты отдала мне свой рассудок и все свои силы! Зачем ты это сделала,
Он приподнял ее, чтобы взять на руки, и только тогда заметил красно-бурую надпись на покрывале: три символа на языке Марса – марианте, означали: «Мы во Дворце». Сдернув покрывало, Алмон уложил девушку и укрыл ее так, чтобы скрыть символы. Что-то мешало, сдавливало горло. Алмон коснулся пальцами ошейника, ощупал его и понял, что это не простая полоска металла. Пестрые лоскуты в «гнезде» оказались как нельзя кстати. Просовывая материю под ошейник, Алмон тщательно «перебинтовал» металл. Затем закрыл глаза и принялся глубоко вдыхать и выдыхать, постепенно отключая нервные окончания, болевые точки… Вскоре лоб налился теплой тяжестью, а тело утратило всякую чувствительность. Взявшись за ошейник обеими руками, Алмон сорвал его одним резким движением. Раздался тугой хлопок, тряпки вспыхнули. Бросив ошейник на пол, полуволк затоптал огонь, после занялся Анаис. Убрав с плеча девушки окровавленные лоскутья, он увидал глубокие отметины, оставленные без сомнения его собственными когтями. Карие глаза Алмона почернели, он что-то беззвучно прошептал, легонько погладив девушку по растрепавшимся волосам, выбившимся из-под золотой сеточки. Анаис не подавала признаков жизни, напоминая человека, уснувшего с открытыми глазами. Сняв и разорвав рубашку, Алмон наложил тугую повязку на плечо и предплечье Анаис, а остатками перебинтовал свое обожженное горло. Потом присел на край кровати задумался.
– Я повторю свой вопрос, – откашлялся толстяк. – Больше никому внешность не изменяли?
– О чем ты?
Аргон с Олавией казались совершенно спокойными, однако пальцы королевы чуть дрогнули и легли на руку Аргона.