Трактир жизни

Я ночи знал. Мечта и трудИх наполняли трепетаньем, –Туда, к надлунным очертаньям,Бывало, мысль они зовут.Томя и нежа ожиданьем,Они, бывало, промелькнут,Как цепи розовых минутМежду запиской и свиданьем.Но мая белого ночейДавно страницы пожелтели…Теперь я слышу у постелиВеретено – и, как ручей,Задавлен камнями обвала,Оно уж лепет обрывало…

3

Далеко… далеко…

Когда умирает для ухаЖелеза мучительный гром,Мне тихо по коже старухаВодить начинает пером.Перо ее так бородато,Так плотно засело в руке…Не им ли я кляксу когда-тоНа розовом сделал листке?Я помню – слеза в ней блистала,Другая ползла по лицу:Давно под часами усталыйСтихи выводил я отцу…Но жаркая стынет подушка,Окно начинает белеть…Пора и в дорогу, старушка,Под утро душна эта клеть.Мы тронулись… Тройка плетется,Никак не найдет колеи,А сердце… бубенчиком бьетсяТак тихо у потной шлеи…

Лилии

1

Второй мучительный сонет

Не мастер Тира иль Багдата –Лишь девы нежные перстыСумели вырезать когда-тоЛилеи нежные листы, –С тех пор в отраве ароматаЖивут, таинственно слиты,Обетованье и утратаНеразделенной красоты,Живут любовью без забвеньяНезаполнимые мгновенья…И если чуткий сон аллейВстревожит месяц сребролукий,Всю ночь потом уста лилейТам дышат ладаном разлуки.

2

Зимние лилии

Зимней ночи путь так долог,Зимней ночью мне не спится:Из углов и с книжных полокСквозь ее тяжелый пологСумрак розовый струится.Серебристые фиалыОпрокинув в воздух сонный,Льют лилеи небывалыйМне напиток благовонный, –И из кубка их живогоВ поэтической оправеРад я сладостной отравеНапряженья мозгового…В белой чаше тают звенья,Из цепей воспоминанья,И от яду на мгновеньеЗнаньем кажется незнанье.

3

Падение лилий

Уж черной Ночи бледный ДеньСвой факел отдал, улетая:Темнеет в небе хлопьев стая,Но, веселя немую сень,В камине вьется золотаяЗмея, змеей перевитая.Гляжу в огонь – работать лень:Пускай по стенам, вырастая,Дрожа, колеблясь или тая,За тенью исчезает тень,А сердцу снится тень иная,И сердце плачет, вспоминая.Сейчас последние, светлейЗлатисто-розовых углей,Падут минутные строенья:С могил далеких и полейИ из серебряных аллейУслышу мрака дуновенье…В постель скорее!.. Там теплей,А ты, волшебница, налейМне капель чуткого забвенья,Чтоб ночью вянущих лилейМне ярче слышать со стеблейСухой и странный звук паденья.3 февраля 1901

С балкона

Полюбила солнце апреляМолодая и нежная ива.Не прошла и Святая неделя,Распустилась бледная иваВ жаркой ласке солнца апреля.Но недвижны старые клены:Их не греет солнце апреля,Только иве дивятся зеленой,Только шепчут под небом апреляОбнаженные мшистые клены:«Не на радость, о бледная ива,Полюбила ты солнце апреля:Безнадежно больное ревнивоИ сожжет тебя солнце апреля,Чтоб другим не досталась ты, ива».

Молот и искры

Молот жизни, на плечах мне камни дробя,Так мучительно груб и тяжел,А ведь, кажется, месяц еще не прошел,Что я сказками тешил себя…Те, скажи мне, завянуть успели ль цветы,Что уста целовали, любя,Или, их обогнав, улетели мечты,Те цветы… Я не знаю: тебяЯ люблю или нет… Не горит ореолИ горит – это ты и не тыМолот жизни мучительно, адски тяжел,И ни искры под ним… красоты…А ведь, кажется, месяц еще не прошел.1901

Тоска возврата

Уже лазурь златить усталаЦветные вырезки стекла,Уж буря светлая хоралаПод темным сводом замерла;Немые тени вереницейИдут чрез северный портал,Но ангел Ночи бледнолицыйЕще кафизмы не читал…В луче прощальном, запыленномСвоим грехом неотмоленнымТомится День пережитой,Как серафим у Боттичелли,Рассыпав локон золотой…На гриф умолкшей виолончели.

Рождение и смерть поэта

Кантата

Баян

Над Москвою старой златоглавоюНе звезда в полуночи затеплилась –Над ее садочками зелеными,Ой зелеными садочками кудрявымиМолодая зорька разгоралася.Не Вольга-богатырь нарождается –Нарождается надежда – молодой певец,Удалая головушка кудрявая.Да не златая трубочка вострубила –Молодой запел душа-соловьюшка,Пословечно соловей да выговаривал(Тут не рыбы-то по заводям хоронятся,Да не птицы-то уходят во поднебесье,Во темных лесах не звери затулилися),[7]Как услышали соловьюшку малешенького,Все-то птичушки в садочках приуслушались,Малы детушки по зыбкам разыгралися,Молодые-то с крылечек улыбаются,А и старые по кельям пригорюнились.

Один голос

Рыданье струн седых развей,О нет, Баян, не соловей,Певец волшебно-сладострастный,Нас жег в безмолвии ночейТоскою нежной и напрасной.И не душистую сиреньСудьба дала ему, а цепи,Снега забытых деревень,Неволей выжженные степи.Но Бог любовью окрылилЕго пленительные грезы,И в чистый жемчуг перелилПоэт свои немые слезы.

Хор

Среди измен, среди могилОн, улыбаясь, сыпал розы,И в чистый жемчуг перелилПоэт свои немые слезы.

Другой голос

О свиток печальный!Безумные строки,Как гость на пируВ небрачной одеждеЧитаю и плачу…Там ночи туманнойХолодные звезды,Там вещего сердцаТрехдневные муки,Там в тяжком бредуТомительный призракСвой черный вуаль,Вуаль донны Анны,К его изголовьюСклоняя, смеется…

Мужской xор

Но в поле колдунья емуПоследние цепи сварила,И тихо в немую тюрьмуВорота за ним затворила.

Женский хор

Творцу волшебных песнопенийНе надо ваших слез и пений:Над ним горит бессмертный деньВ огнях лазури и кристалла,И окровавленная теньТам тенью розовою стала,А здесь печальной чередоюВсё ночь над нами стелет сень,О тень, о сладостная тень,Стань вифлеемскою звездою,Алмазом на ее груди —И к дому Бога нас веди!..

Общий хор

С немого поля,Где без ненастья,Дрожа, повислиТоски туманы, –Туда, где воля,Туда, где счастье,Туда, где мыслиПростор желанный!3 апреля 1899

«Мухи как мысли»

(Памяти Апухтина)

Я устал от бессонниц и снов,На глаза мои пряди нависли:Я хотел бы отравой стиховОдурманить несносные мысли.Я хотел бы распутать узлы…Неужели там только ошибки?Поздней осенью мухи так злы,Их холодные крылья так липки.Мухи-мысли ползут, как во сне,Вот бумагу покрыли, чернея…О, как мертвые, гадки оне…Разорви их, сожги их скорее.

Под зеленым абажуром

Короли, и валеты, и тройки!Вы так ласково тешите ум:От уверенно-зыбкой постройкиДо тоскливо замедленных думВы так ласково тешите ум,Короли, и валеты, и тройки!В вашей смене, дразнящей сердца,В вашем быстро мелькающем крапеСчастье дочери, имя отца,Слово чести, поставленной на – пе,В вашем быстро мелькающем крапе,В вашей смене, дразнящей сердца…Золотые сулили вы далиЗа узором двойных королей,Когда вами невестам гадалиТам, в глуши, за снегами полей,За узором двойных королейЗолотые сулили вы дали…А теперь из потемок на светБезнадежно ложася рядами,Равнодушное да или нетПовторять суждено вам годами,Безнадежно ложася рядамиИз зеленых потемок на свет.

Третий мучительный сонет

Строфы

Нет, им не суждены краса и просветленье;Я повторяю их на память в полусне,Они – минуты праздного томленья,Перегоревшие на медленном огне.Но все мне дорого – туман их появленья,Их нарастание в тревожной тишине,Без плана, вспышками идущее сцепленье:Мое мучение и мой восторг оне.Кто знает, сколько раз без этого запоя,Труда кошмарного над грудою листов,Я духом пасть, увы! я плакать был готов,Среди неравного изнемогая боя;Но я люблю стихи – и чувства нет святей:Так любит только мать и лишь больных детей.

Второй фортепьянный сонет

Над ризой белою, как уголь волоса,Рядами стройными невольницы плясали,Без слов кристальные сливались голоса,И кастаньетами их пальцы потрясали…Горели синие над ними небеса,И осы жадные плясуний донимали,Но слез не выжали им муки из эмали,Неопалимою сияла их краса.На страсти, на призыв, на трепет вдохновеньяБраслетов золотых звучали мерно звенья,Но, непонятною не трогаясь мольбой,Своим властителям лишь улыбались девы,И с пляской чуткою, под чашей голубой,Их равнодушные сливалися напевы.

Параллели

1

Под грозные речи небесРыдают косматые волны,А в чаще, презрения полный,Хохочет над бурею бес.Но утро зажжет небеса,Волна золотится и плещет,А в чаще холодной росаСлезою завистливой блещет.

2

Золотя заката розы,Клонит солнце лик усталый,И глядятся туберозыВ позлащенные кристаллы.Но не надо сердцу алых, –Сердце просит роз поблеклых,Гиацинтов небывалых,Лилий, плачущих на стеклах.1901

Тоска

По бледно-розовым овалам,Туманом утра облиты,Свились букетом небывалымСтального колера цветы.И мух кочующих соблазны,Отраву в глянце затая,Пестрят, назойливы и праздны,Нагие грани бытия.Но, лихорадкою томимый,Когда неделями лежишь,В однообразьи их таимыйПоймешь ты сладостный гашиш,Поймешь, на глянце центифолийСчитая бережно мазки…И строя ромбы поневолеМежду этапами Тоски.

Желание

Когда к ночи усталой рукойДопашу я свою полосу,Я хотел бы уйти на покойВ монастырь, но в далеком лесу,Где бы каждому был я слугаИ творенью Господнему друг,И чтоб сосны шумели вокруг,А на соснах лежали снега…А когда надо мной зазвонитМедный зов в беспросветной ночи,Уронить на холодный гранитТалый воск догоревшей свечи.

Трилистники

Из тех, кто его знал, ни один уже не войдет в аллеи царскосельского парка свободным от тоски, меланхолии или хотя бы обычности воспоминания, неотступного воспоминания о поэте, чья слава смешана с горечью смерти.

Николай Пунин

Анненский могуч, но мощью не столько Мужской, сколько Человеческой. У него не чувство рождает мысль, как это вообще бывает у поэтов, а сама мысль крепнет настолько, что становится чувством, живым до боли даже. Он любит исключительно «сегодня» и исключительно «здесь», и эта любовь приводит его к преследованию не только декораций, но и декоративности. От этого его стихи мучат, они наносят душе неисцелимые раны, и против них надо бороться заклинаниями времен и пространства.

Какой тяжелый, темный бред!Как эти выси мутно-лунны!Касаться скрипки столько летИ не узнать при свете струны!Кому ж нас надо? Кто зажегДва желтых лика, два унылых!И вдруг почувствовал смычок,Что кто-то взял и кто-то слил их.«О, как давно! Сквозь эту тьмуСкажи одно: ты та ли, та ли?»И струны ластились к нему,Звеня, но, ластясь, трепетали…

С кем не случалось этого? Кому не приходилось склоняться над своей мечтой, чувствуя, что возможность осуществить ее потеряна безвозвратно? И тот, кто, прочитав это стихотворение, забудет о вечной, девственной свежести мира, поверит, что есть только мука, пусть кажущаяся музыкой, – тот погиб, тот отравлен. Но разве не чарует мысль о гибели от такой певучей стрелы?

Николай Гумилев.«Письма о русской поэзии»

Трилистник сумеречный

Сиреневая мгла

Наша улица снегами залегла,По снегам бежит сиреневая мгла.Мимоходом только глянула в окно,И я понял, что люблю ее давно.Я молил ее, сиреневую мглу:«Погости-побудь со мной в моем углу,Не мою тоску ты давнюю развей,Поделись со мной, желанная, своей!»Но лишь издали услышал я ответ:«Если любишь, так и сам отыщешь след,Где над омутом синеет тонкий лёд,Там часочек погощу я, кончив лёт,А у печки-то никто нас не видал…Только те мои, кто волен да удал».

Тоска мимолетности

Бесследно канул день. Желтея, на балконГлядит туманный диск луны, еще бестенной,И в безнадежности распахнутых окон,Уже незрячие, тоскливо-белы стены.Сейчас наступит ночь. Так чёрны облака…Мне жаль последнего вечернего мгновенья:Там всё, что прожито, – желанье и тоска,Там всё, что близится, – унылость и забвенье.Здесь вечер как мечта: и робок, и летуч,Но сердцу, где ни струн, ни слез, ни ароматов,И где разорвано и слито столько туч…Он как-то ближе розовых закатов,Лето 1904Ялта

Свечку внесли

Не мерещится ль вам иногда,Когда сумерки ходят по дому,Тут же возле иная среда,Где живем мы совсем по-другому?С тенью тень там так мягко слилась,Там бывает такая минута,Что лучами незримыми глазМы уходим друг в друга как будто.И движеньем спугнуть этот мигМы боимся иль словом нарушить,Точно ухом кто возле приник,Заставляя далекое слушать.Но едва запылает свеча,Чуткий мир уступает без боя,Лишь из глаз по наклонам лучаТени в пламя сбегут голубое.1904

Трилистник соблазна

Маки

Веселый день горит… Среди сомлевших травВсе маки пятнами – как жадное бессилье,Как губы, полные соблазна и отрав,Как алых бабочек развернутые крылья.Веселый день горит… Но сад и пуст и глух.Давно покончил он с соблазнами и пиром, –И маки сохлые, как головы старух,Осенены с небес сияющим потиром.

Смычок и струны

Какой тяжелый, темный бред!Как эти выси мутно-лунны!Касаться скрипки столько летИ не узнать при свете струны?Кому ж нас надо? Кто зажегДва желтых лика, два унылых…И вдруг почувствовал смычок,Что кто-то взял и кто-то слил их.«О, как давно! Сквозь эту тьмуСкажи одно: ты та ли, та ли?»И струны ластились к нему,Звеня, но, ластясь, трепетали.«Не правда ль, больше никогдаМы не расстанемся? довольно?..»И скрипка отвечала «да»;Но сердцу скрипки было больно.Смычок всё понял, он затих,А в скрипке эхо всё держалось…И было мукою для них,Что людям музыкой казалось.Но человек не погасилДо утра свеч… И струны пели…Лишь солнце их нашло без силНа черном бархате постели.

В марте

Позабудь соловья на душистых цветах,Только утро любви не забудь!Да ожившей земли в неоживших листахЯрко-черную грудь!Меж лохмотьев рубашки своей снеговойТолько раз и желала она –Только раз напоил ее март огневой,Да пьянее вина!Только раз оторвать от разбухшей землиНе могли мы завистливых глаз,Только раз мы холодные руки сплелиИ, дрожа, поскорее из сада ушли…Только раз… в этот раз…

Трилистник сентиментальный

Одуванчики

Захлопоталась девочкаВ зеленом кушаке,Два желтые обсевочкаСажая на песке.Не держатся и на – поди:Песок ли им не рад?..А солнце уж на западе,И золотится сад.За ручкой ручку белуюМалютка отряхнет:«Чуть ямочку проделаю,Ее и заметет…Противные, упрямые!»– Молчи, малютка дочь,Коль неприятны ямы им,Мы стебельки им прочь.Вот видишь ли: все к лучшему, –Дитя, развеселись,По холмику зыбучемуДве звездочки зажглись.Мохнатые, шафранныеЗвездинки из цветов…Ну вот, моя желанная,И садик твой готов.Отпрыгаются ноженьки,Весь высыплется смех,А ночь придет – у БоженькиПостельки есть для всех…Заснешь ты, ангел-девочка,В пуху, на локотке…А желтых два обсевочкаРаспластаны в песке.26 июня 1909Куоккала

Старая шарманка

Небо нас совсем свело с ума:То огнем, то снегом нас слепило,И, ощерясь, зверем отступилаЗа апрель упрямая зима.Чуть на миг сомлеет в забытьи –Уж опять на брови шлем надвинут,И под наст ушедшие ручьи,Не допев, умолкнут и застынут.Но забыто прошлое давно,Шумен сад, а камень бел и гулок,И глядит раскрытое окно,Как трава одела закоулок.Лишь шарманку старую знобит,И она в закатном мленьи маяВсе никак не смелет злых обид,Цепкий вал кружа и нажимая.И никак, цепляясь, не пойметЭтот вал, что ни к чему работа,Что обида старости растетНа шипах от муки поворота.Но когда б и понял старый вал,Что такая им с шарманкой участь,Разве б петь, кружась, он пересталОттого, что петь нельзя, не мучась?..

Вербная неделя

В. П. Хмара-Барщевскому

В желтый сумрак мертвого апреля,Попрощавшись с звездною пустыней,Уплывала Вербная неделяНа последней, на погиблой снежной льдине;Уплывала в дымах благовонных,В замираньи звонов похоронных,От икон с глубокими глазамиИ от Лазарей, забытых в черной яме.Стал высоко белый месяц на ущербе,И за всех, чья жизнь невозвратима,Плыли жаркие слезы по вербеНа румяные щеки херувима.14 апреля 1907Царское Cело

Трилистник осенний

Ты опять со мной

Ты опять со мной, подруга-осень,Но сквозь сеть нагих твоих ветвейНикогда бледней не стыла просинь,И снегов не помню я мертвей.Я твоих печальнее отребийИ черней твоих не видел вод,На твоем линяло-ветхом небеЖелтых туч томит меня развод.До конца всё видеть, цепенея…О, как этот воздух странно нов…Знаешь что… я думал, что больнееУвидать пустыми тайны слов…

Август

Еще горят лучи под сводами дорог,Но там, между ветвей, все глуше и немее:Так улыбается бледнеющий игрок,Ударов жребия считать уже не смея.Уж день за сторами. С туманом по землеВлекутся медленно унылые призывы…А с ним все душный пир, дробится в хрусталеЕще вчерашний блеск, и только астры живы…Иль это – шествие белеет сквозь листы?И там огни дрожат под матовой короной,Дрожат и говорят: «А ты? Когда же ты?» –На медном языке истомы похоронной…Игру ли кончили, гробница ль уплыла,Но проясняются на сердце впечатленья;О, как я понял вас: и вкрадчивость тепла,И роскошь цветников, где проступает тленье…

То было на валлен-коски

То было на Валлен-Коски.Шел дождик из дымных туч,И желтые мокрые доскиСбегали с печальных круч.Мы с ночи холодной зевали,И слезы просились из глаз;В утеху нам куклу бросалиВ то утро в четвертый раз.Разбухшая кукла нырялаПослушно в седой водопад,И долго кружилась сначала,Все будто рвалася назад.Но даром лизала пенаСуставы прижатых рук –Спасенье ее неизменноДля новых и новых мук.Гляди, уж поток бурливыйЖелтеет, покорен и вял;Чухонец-то был справедливый,За дело полтину взял.И вот уж кукла на камне,И дальше идет река…Комедия эта была мнеВ то серое утро тяжка.Бывает такое небо,Такая игра лучей,Что сердцу обида куклыОбиды своей жалчей.Как листья, тогда мы чутки:Нам камень седой, ожив,Стал другом, а голос друга,Как детская скрипка, фальшив.И в сердце сознанье глубоко,Что с ним родился только страх,Что в мире оно одиноко,Как старая кукла в волнах…

Трилистник лунный

Зимнее небо

Талый снег налетал и слетал,Разгораясь, румянились щеки,Я не думал, что месяц так малИ что тучи так дымно-далеки…Я уйду, ни о чем не спросив,Потому что мой вынулся жребий,Я не думал, что месяц красив,Так красив и тревожен на небе.Скоро полночь. Никто и ничей,Утомлен самым призраком жизни,Я любуюсь на дымы лучейТам, в моей обманувшей отчизне.

Лунная ночь в исходе зимы

Мы на полустанке,Мы забыты ночью,Тихой лунной ночью,На лесной полянке…Бред – или воочьюМы на полустанкеИ забыты ночью?Далеко зашел ты,Паровик усталый!Доски бледно-желты,Серебристо-желты,И налип на шпалыИней мертво-талый.Уж туда ль зашел ты,Паровик усталый?Тишь-то в лунном свете,Или только грезаЭти тени, этиВздохи паровозаИ, осеребренныйМесяцем жемчужным,Этот длинный, черныйСторож станционныйС фонарем ненужнымНа тени узорной?Динь-динь-динь – и мимо,Мимо грезы этой,Так невозвратимо,Так непоправимоДо конца не спетойИ звенящей где-тоЕле ощутимо.27 марта 1906Почтовый тракт Вологда – Тотьма

Trаuмеrеi[8]

Сливались ли это тени,Только тени в лунной ночи мая?Это блики или цветы сирениТам белели, на колениНиспадая?Наяву ль и тебя ль безумноИ бездумноЯ любил в томных тенях мая?Припадая к цветам сирениЛунной ночью, лунной ночью мая,Я твои ль целовал колени,Разжимая их и сжимая,В томных тенях, в томных тенях мая?Или сад был одно мечтаньеЛунной ночи, лунной ночи мая?Или сам я лишь тень немая?Иль и ты лишь мое страданье,Дорогая,Оттого, что нам нет свиданьяЛунной ночью, лунной ночью мая…Ночь с 16 на 17 мая 1906 (?)Вологодский поезд

Трилистник обреченности

Будильник

Обручена рассветуПечаль ее рулад…Как я игрушку этуНе слушать был бы рад…Пусть завтра будет та жеОна, что и вчера…Сперва хоть громче, глажеИдет ее игра.Но вот, уж не читаяДавно постылых нот,Гребенка золотаяЗвенит, а не поет…Цепляясь за гвоздочки,Весь из бессвязных фраз,Напрасно ищет точкиТомительный рассказ,О чьем-то недобореКосноязычный бред…Докучный лепет горяНенаступивших лет,Где нет ни слез разлуки,Ни стылости небес,Где сердце – счетчик муки,Машинка для чудес…И скучно разминаяПружину полчаса,Где прячется смешнаяИ лишняя Краса.

Стальная цикада

Я знал, что она вернетсяИ будет со мной – Тоска.Звякнет и запахнетсяС дверью часовщика…Сердца стального трепетСо стрекотаньем крылСцепит и вновь расцепитТот, кто ей дверь открыл…Жадным крылом цикадыНетерпеливо бьют:Счастью ль, что близко, рады,Муки ль конец зовут?..Столько сказать им надо,Так далеко уйти…Розно, увы! цикада,Наши лежат пути.Здесь мы с тобой лишь чудо,Жить нам с тобою теперьТолько минуту – покудаНе распахнулась дверь…Звякнет и запахнется,И будешь ты так далека…Молча сейчас вернетсяИ будет со мной – Тоска.

Черный силуэт

Сонет

Пока в тоске растущего испугаТомиться нам, живя, еще дано,Но уж сердцам обманывать друг другаИ лгать себе, хладея, суждено;Пока прильнув сквозь мерзлое окно,Нас сторожит ночами тень недуга,И лишь концы мучительного кругаНе сведены в последнее звено, –Хочу ль понять, тоскою пожираем,Тот мир, тот миг с его миражным раем…Уж мига нет – лишь мертвый брезжит свет…А сад заглох… и дверь туда забита…И снег идет… и черный силуэтЗахолодел на зеркале гранита.

Трилистник огненный

Аметисты

Когда, сжигая синеву,Багряный день растет, неистов,Как часто сумрак я зову,Холодный сумрак аметистов.И чтоб не знойные лучиСжигали грани аметиста,А лишь мерцание свечиЛилось там жидко и огнисто.И, лиловея и дробясь,Чтоб уверяло там сиянье,Что где-то есть не наша связь,А лучезарное слиянье…

Сизый закат

Близился сизый закат.Воздух был нежен и хмелен,И отуманенный садКак-то особенно зелен.И, о Незримой твердя,В тучах таимой печали,В воздухе, полном дождя,Трубы так мягко звучали.Вдруг – точно яркий призыв,Даль чем-то резко разъялась:Мягкие тучи пробив,Медное солнце смеялось.

Январская сказка