Прогноз погоды в доме

– Про оптимальное восприятие ты своему бизнес-бомонду вкручивай, а мне попросту скажи, когда вы заседаете и в каком часу!

– Да по пятницам же! Только время у нас плавающее: зимой мы в семнадцать часов собираемся, летом в два.

– А почему так рано? – удивилась я. – В теплое время года у бизнесменов меньше работы, что ли?

– В теплое время года у них больше желания умотать на уик-энд из города на свои дачки у моря и в горах! – объяснил Сашка. – Дяди все, как один, на своих колесах, а на дорогах в курортный сезон дикие пробки, господа начальники норовят закончить рабочую неделю в пятницу к обеду и выехать пораньше. А я должен еще до этого момента их перехватить и нацелить на иное времяпрепровождение, иначе укатят мои миллионеры тратить свои денежки в другом месте.

– Сашка, ты стал жадным, беспринципным и циничным! – посетовала я.

– Так ведь с кем поведешься! – ничуть не огорчился Галкин.

Я вытянула у него домашний адрес и телефон Панченко и в режиме ответного приглашения позвала в гости к нам в студию.

– Посмотришь, какой у нас монтажный стол собрали, Вадик тебе свою новую камеру покажет, Слава расскажет про темпоритм…

– Да-а-а, темпоритм – это вещь! – с тоской сказал Галкин и грустно откланялся.

А я подумала: умного человека не портит даже общение с миллионерами! Хоть и обуржуился наш Галкин, но все-таки помнит, что темпоритм хорош не только с пивом. С этой мыслью и с приятным сознанием собственной принадлежности к племени интеллектуалов я оставила размышления о детективном расследовании на завтра.

Рабочий день я начала позже обычного и в приятном одиночестве. Когда мои коллеги разбежались на съемки, я села на телефон и позвонила Панченко. В десять часов утра я не рассчитывала застать Андрея Николаевича дома, хотела поговорить с его супругой, по совместительству – замдиректора по рекламе, но она тоже упорхнула из семейного гнезда.

– Виолетта Игнатьевна к парикмахеру поехала, а потом к портнихе, – легко выдала мне хозяйские тайны простодушная домработница.

– Вы могли бы ей передать, что звонили с телевидения?..

– Я тут только до полудня работаю и Виолетту Игнатьевну нынче уже не увижу, – огорчила меня собеседница.

К счастью, женщина знала, что ее хозяйка обслуживается в «Брюсселе». Я тут же отправилась в эту цирюльню, умеренно радуясь, что наконец-то составлю представление о творческой манере тамошних мастеров. Прежде я никогда не пользовалась услугами «Брюсселя», потому что название этой парикмахерской четко ассоциируется у меня с капустой, а данный овощ никогда не казался мне прототипом стильной прически.

На ближних подступах к «Брюсселю» я разминулась с клиенткой. Дама лет сорока пяти, очевидно, остро тосковала по чудесным школьным годам: ее волосы были заплетены в две косицы с лентами из дымчатой органзы. Прелестная девичья прическа плохо сочеталась с телосложением матрешки, но вряд ли дама рисковала услышать шокирующую правду о своей внешности. Модный костюм, дорогие туфли, бриллианты в ушах и собственный «Пежо» позволяли предположить, что мадам вращается не в тех кругах, где ценят простодушие, искренность и откровенность. Это соображение помогло мне успешно переконвертировать зависть по поводу «Пежо» в сочувствие, и в салон я вошла с грустной улыбкой на устах.

– Вы по записи? – без восторга оглядев мой наряд (майка с капюшоном, укороченные джинсы, высокие кеды и сумка на длинном ремне), поинтересовалась особа, на голове которой красовался превосходный муляж термитника из медно-красных волос неизвестного происхождения.

– Виолетта Панченко здесь? – я оглядела полупустой салон.

– Отъезжает! – медноволосая мечта бесприютных насекомых накренила свой термитник в сторону окна.

Я увидела широкую корму отчалившего «Пежо» и поняла, что только что разминулась с самой госпожой Панченко. Далее по маршруту у нее была портниха, но я не знала ее адреса, а бросаться вдогонку за иномаркой с криком «Погоди, постой!» казалось мне унизительным. Поэтому я быстро поменяла планы и сказала медноволосой особе:

– Хочу такие же косички, как у нее! Кто плел?

– Алла, ты свободна? – крикнула медноволосая. – Возьмешь французские косички прямо сейчас?

– Возьму! – донеслось из-за низкой стенки, перегораживающей зал.

Термитник качнулся, указывая мне направление, и я проследовала за перегородку.

– Из своих волос плетем? – усаживая меня в кресло, спросила симпатичная девушка с лохматой головой в отменном капустном стиле.

– Из своих, из своих! Нам чужого не надо! – испугалась я, вспомнив красный термитник. Страшно подумать, сколько медной проволоки на него ушло! Сколько аккумуляторов рассталось со своей обмоткой!

– А мне знакомо ваше лицо! – улыбнувшись моему испугу, сообщила мастерица. – Вы не с телевидения?

– С него, родимого! – призналась я, надеясь, что эта информация сделает наше общение более теплым и искренним.

Так и случилось. Алла похвалила мою работу, я – ее, и от разговора о французских косичках, украсивших голову госпожи Панченко, мы плавно перешли к обсуждению самой Виолетты Игнатьевны. Разговорчивая Аллочка между делом рассказала мне о ней все, что могла. Мне осталось только слушать и удивляться, что мастерица, обслуживающая клиентку какой-то год, знает чуть ли не всю ее жизнь!

Сведения, которые сообщила словоохотливая Аллочка, по большей части были мне совершенно не нужны, но пришлось слушать, уйти я не могла: болтая языком, парикмахерша совершала движения руками, заплетая мои волосы в затейливые косицы. Кстати, мне такая прическа шла гораздо больше, чем мадам Панченко. К тому моменту, когда я смогла в этом убедиться, я уже знала, что Виолетте Игнатьевне сорок девять лет, она скрипачка, но никогда не концертировала, тихо-спокойно работала в музыкальной школе, пока ее супруг не раскрутил свое дело. У Виолетты Игнатьевны нет детей, но есть две прелестные собачки чихуахуа. Ее любимая еда – вареники с вишней, любимая книга – «Анжелика – маркиза ангелов», любимое место – площадь у кинотеатра «Варяг», где стоит старый дом с колоннами, в котором Виолетта жила в детстве. Скверных вещей в комфортной жизни мадам Панченко две: проблема лишнего веса и аллергия на амброзию. А делами мужней фирмы она занимается потому, что ей скучно. О последнем я, впрочем, и сама уже догадалась.

Вернувшись в студию, я первым делом позвонила Виолетте Игнатьевне. Она уже была дома и с робким интересом выслушала мое предложение встретиться, чтобы записать небольшое интервью для телевизионной программы «Женское дело». То, что такой программы на самом деле не существует, не имело значения – во всяком случае, для меня. Виолетта Игнатьевна, впрочем, не рвалась на телеэкран, хотя могла бы, с новой-то прической. Но нет, бизнес-леди сослалась на занятость и медлила назначить встречу. С большим трудом я уговорила ее принять нашу съемочную группу в пятницу, в полдень, пообещав, что мы отнимем у деловой женщины не более получаса. Положив трубку, я погрузилась в размышления, которые прервал своим появлением Вадик.

– Ух, какое хитросплетение! – с опасливым уважением сказал он, увидев мои франко-бельгийские косички.

– Не то слово! – отозвалась я, думая о другом.

Потом встала, поманила напарника пальчиком и привела прямиком в кабинет главного редактора. Против обыкновения, Мамай был занят делом – считал на калькуляторе. При этом он тряс головой, дергал носом, шевелил губами, ерзал на стуле и, как никогда раньше, был похож на дрессированного слона, натужно занимающегося арифметикой.

– Геннадий Владимирович! – позвала я.

Слон поднял на меня затуманенный взгляд, и я, устремив гипнотический взор в нервный узел между чакрой и основанием хобота, веско сказала:

– Дело Тихоньковой можно считать законченным успешно и с опережением графика. Полдня из отпущенного мне срока я сэкономила, но возьму это время в пятницу. И еще мне понадобится Рябушкин с камерой.

– Э-э-э… Елена! – проснулся шеф. – Так в чем же была проблема?

– Знаете, Геннадий Владимирович, чем меньше людей будет в курсе этой истории, тем лучше, – неосторожно ляпнула я.

Мамай надулся, и я поспешила внести дипломатическую коррективу:

– Конечно, вам-то я все расскажу, но не сейчас. Позже, когда Василий Онуфриевич убедится, что мы с Вадимом все разрулили.

Напрашивавшееся далее по тексту «и откажется от намерения нас урыть» произнесено не было, но Мамай и без того смекнул, что ему выгоднее не вникать в курс дела раньше времени, чтобы в случае неудачи не быть урытым за компанию.

– Хорошо, поговорим позже! – постановил он и отпустил нас величественным взмахом руки.

Разумеется, с Вадиком я поделилась и своими выводами, и своими планами.

– А я о чем тебе все время твердил? – выслушав меня, пожал широкими плечами напарник. – Я тебе с самого начала говорил, где корень зла, а ты меня и слушать не стала!

– Не говорил ты ничего подобного! – возмутилась я, но на этот раз уже Вадик не стал меня слушать и ушел, насвистывая, очень довольный своей воображаемой ролью в истории.

Кто сделал ролик «Волны», я так и не узнала, но это уже не представлялось мне важным. В среду и четверг я занималась своей обычной работой, а в пятницу мы с Вадиком приехали к Панченко со всем операторским снаряжением. В дверь позвонили с королевской точностью – в двенадцать ноль одну. Виолетта Игнатьевна ждала нас, прическа у нее была новая, наряд и макияж парадные, настроение приподнятое.

Вадик немного побегал по квартире в сопровождении очень довольных неожиданным развлечением собачек, выбрал наилучшее место для съемки – им оказалась гостиная, и еще четверть часа мы двигали мебель и переставляли с место на место предметы быта, выстраивая картинку в кадре. Разумеется, свое обещание уложиться с интервью в полчаса мы нарушили и в половине первого только начали запись. Беседовали о роли женщины в укреплении отечественной экономики, и важность темы побудила госпожу Панченко продлить время нашей встречи еще на двадцать минут. Однако около часа дня она начала проявлять признаки беспокойства, а в начале второго откровенно занервничала и попыталась вежливо выпроводить нас с Вадиком вон. Мы притворились, что прозрачных намеков не понимаем, и дождались прямого и откровенного предложения закончить съемку и расстаться. После этого еще несколько минут я тянула резину, закругляя беседу, а затем эстафету принял Вадик: он сматывал шнуры так неторопливо, словно намеревался посвятить этому занятию весь остаток жизни. Виолетта Игнатьевна тихо скрежетала зубами и ерзала в кресле. Звонок в дверь заставил ее подпрыгнуть.

– Сидите, я открою! – с беспримерным нахальством вскричала я и заторопилась в прихожую.

Вадик побежал за мной, схватив камеру, которую и не подумал упаковать. Виолетта Игнатьевна роптала, но мы не обращали на нее внимания. Ловко управившись с замком, я открыла входную дверь и приветливо сказала гостю:

– Добрый день, заходите, не стесняйтесь!

– Простите, я ошибся адресом, – после секундной заминки сказал мужчина.

Он попятился, а я распахнула дверь шире, и Вадик поверх моего плеча сунулся в проем с камерой и деловито молвил:

– Спокойно, не двигаемся, попрошу улыбочку… Снято! Здравствуйте, Петр Ильич! Заходите, заходите, мы только вас и ждем!

Я (и собачки со мной) выскользнула на лесничную площадку, обежала остолбеневшего Тихонькова и подтолкнула его в спину. Вадик попятился и впустил Петра Ильича в прихожую. Я вошла за ним (резвые чихуахуа рысили рядом, как эскорт мотоциклистов), захлопнула дверь, закрыла ее на замок и для пущей надежности положила ключ в карман. Тихоньков ожил, Виолетта Игнатьевна явилась из гостиной, и каждый из них задал нам по вопросу: он поинтересовался, что происходит, а она – что мы себе позволяем. Вопрос дамы можно было считать риторическим, поэтому ответили мы джентльмену.

– Детективные истории по телевизору смотрите? А мы их делаем! – объявил Вадик, видеокамерой, как автоматом, подгоняя Виолетту Игнатьевну и Петра Ильича в гостиную. – Как раз сейчас снимаем новую серию под названием… Лен, как она будет называться?

– «Прогноз погоды в доме», – ответила я, безмятежно улыбнувшись Тихонькову. – Хорошее название, правда?

– Присядем! – дружелюбно сказал Вадик и мягко толкнул на диван сначала Петра Ильича, а потом Виолетту Игнатьевну.

– Выключите камеру! – хрипло попросил Тихоньков.

– Выключи, – кивнула я напарнику.

Села в кресло, подождала, пока Вадик устроится на стуле, и спросила парочку на диване:

– Хотите узнать сюжет этой серии?

По гримасе Виолетты Игнатьевны было видно, что она больше всего хочет вышвырнуть нас вон. Мимика Петра Ильича была менее выразительной и плохо читалась под бородой.

– Действие нашего фильма начинается в семидесятые годы прошлого века, – сказала я. – Место действия – наш город. Герой – юноша-подросток, назовем его, например, Петя.

– А героиню, например, Виолетта! – предложил Вадик.

Я согласно кивнула и продолжила:

– Виолетта и Петя жили в одном дворе, учились в одной школе и дружили, а может, у них была первая любовь, которая, как говорят, не забывается. Действительно, много лет спустя уже немолодые Виолетта и Петр возобновили роман, что было непросто, так как к этому моменту оба уже состояли в браке и отнюдь не друг с другом.

– Они стали встречаться, – подсказал Вадик.

– Над организацией свиданий пришлось поломать голову. У Петра дети, жена-командирша, режим дня, работа на дому и никаких поводов для продолжительного отсутствия. У Виолетты полно свободного времени и денег, но проклятая аллергия вынуждает ее сидеть в кондиционированном помещении. Правда, детей у дамы нет, домработница уходит в полдень, и муж-бизнесмен своим присутствием не надоедает, хотя теоретически может нагрянуть домой в любое время. Точнее, почти в любое: по пятницам он посещает заседания клуба «Кому за миллион». Муж заседает с коллегами-миллионерами с четырнадцати ноль-ноль и до упаду, так что жена со спокойной душой может потратить пару часов на собственные любовные утехи. Таким образом, самый подходящий день для встреч Виолетты и Петра – пятница, время – четырнадцать часов, место – квартира дамы. Единственная сложность заключается в том, что изредка муж-миллионер пропускает одно-другое буржуйское заседание, и тогда Виолетте нужно предупредить возлюбленного о том, что их свидание не состоится. А как это сделать? Строгая жена днем и ночью держит Петра под наблюдением, даже к телефону не подпускает, всякий раз снимает трубку сама, потому как работает диспетчером. Он мог бы втайне от супруги обзавестись мобильником, но в доме, как на грех, из рук вон плохая связь.

– Зато у подкаблучника есть доступ к телевизору! – вставил реплику Вадик.

– И великим конспираторам этого достаточно! – подтвердила я. – Каждый день, по пятницам – с особым вниманием, Петр смотрит по местному каналу утренний выпуск новостей. Новости выходят в связке с метеопрогнозом и рекламой. В пятничном выпуске обычно присутствует ролик ЧП «Волна». Для Петра это знак, что свидание состоится, и одновременно сигнал к действию.

– К какому действию? – не выдержала Виолетта Игнатьевна.

Она с недоумением прсмотрела на Тихонькова, а тот отвел взгляд.

– Ага, так вы не знаете? Тогда вам будет особенно интересно послушать! – обрадовался Вадик.

– Специальных действий было два, – объяснила я. – Первым делом Петр, улучив момент, переводил куранты в прихожей на час вперед. Думаю, он это делал сразу после того, как уходил на занятия сын-школьник. Дочери к тому моменту тоже уже не было дома, а Клавдия Яковлевна вела нескончаемые телефонные разговоры с клиентами в гостиной и диверсии в прихожей не замечала. В результате спать она укладывалась не как обычно – в четырнадцать часов, а на час раньше, но засыпала быстро и крепко, потому что за обедом супруг щедро прикармливал ее снотворным.

– Петя! – ахнула Виолетта Игнатьевна.

Тихоньков дернул себя за бороду и раздраженно сказал:

– А что мне было делать? Я еду к тебе через весь город, сорок минут на дорогу туда, сорок минут обратно, а у Клавки весь-то тихий час – с двух до четырех! Да и дремлет она обычно вполглаза, как тут сбежишь? А со снотворным спит, как мертвая! Я и уйду, и вернусь, и часы уже обратно переставлю, а она только-только глаза продирать начинает!

– А потом бедная женщина ночью уснуть не может! – укоризненно сказала я. – Борется, бедняжка, с бессонницей и всем вокруг спать мешает!

– Вам-то какое дело? – огрызнулся Тихоньков.

– Нам, Петр Ильич, за державу обидно! В смысле, за телекомпанию нашу родную! – сказал Вадик с таким чувством, что Мамай прослезился бы. – Мы не хотим, чтобы зрители считали наши телевизионные продукты вредными для здоровья! Охота вам грешить – грешите, а нас не позорьте!

Собственно, на этом наша встреча закончилась.

– Зачем ты сказал: «Грешите, если вам хочется!» – из мужской солидарности? – попеняла я напарнику, когда мы устроились за столиком в ближайщем кафе, чтобы отметить успешное завершение дела плотным обедом. – Испортил душеспасительную беседу!

– Я реалист, – ответил напарник, но тему осмотрительно сменил, спросил с преувеличенным интересом:

– Я вот чего не понял: кот-то почему был не в духе? С какой стати он шипел на Тихонькова именно по пятницам, завидовал, что ли? Не верится мне, что суета вокруг бессонной хозяйки и на животном сказывалась!

– Бессонница Клавдии Яковлевны Фильке была безразлична, – согласилась я. – А вот запашок, который приносил из гостей Петр Ильич, коту решительно не нравился. Собачками от него пахло!

– Понятно, – ухмыльнулся Вадик. И неожиданно похвалил меня:

– А ты молодец! Не зря Мамай понадеялся на тебя. Не скомпрометировала ты женский сыск! Не опозорила наследниц славы мисс Марпл! Награждаешься орденом Нержавеющей Вилки третьей степени! – И он вручил мне упомянутый прибор с наколотой на него сосиской.

И колбасное изделие, и насмешку я проглотила и переварила без ущерба для здоровья. Не причинил мне вреда и Гадюкин, который остался вполне доволен тем, как я «разрулила» дело. В претензии ко мне могли быть только жаждущие дивидендов акционеры, лишившиеся малой толики прибылей из-за того, что ЧП «Волна» прекратило сотрудничество с нашей телекомпанией. К счастью, обида Виолетты Игнатьевны на нас с Вадиком не нанесла ущерба финансовым интересам Натальи Сергеевны, которой в подобном случае следовало опасаться больше, чем толпы акционеров и директора Гадюкина с целым парком землеройной техники. Наталья Сергеевна продолжает размещать рекламу предприятия Панченко на местном ТВ, недавно я видела незабываемый ролик «Волны» на другом канале. Теперь его показывают по понедельникам. К чему бы это?

Я думаю позвонить Сашке Галкину. Спрошу, не изменился ли в его клубе день заседаний.