Ас почувствовал, как кончики пальцев покалывает точно иглами, – к нему возвращалась способность двигаться.
– А может, не надо, – Локи источил голос, стараясь казаться испуганным: знали бы цверги, что хоть межвременье для аса – штука неприятная, но у Локи, когда он отправлялся в иные миры, всегда при себе черный шар, повелевающий временем. – Может, так отпустите, под честное слово? – юлил Локи, а гномы уже тащили аса к провалу.
– Нет, – грустно покачал головой Мотсогнир, – если тебя отпустить, ты не только украдешь волшебное ожерелье, подаренное цвергам их единственным другом из верхнего мира. Но и устроишь кучу пакостей – сам такой!
Локи, пока его тащили, еще упирался. Но как только его ноги оказались по ту сторону голубой черты, вскочил и, дразнясь, показал цвергам язык:
– Ну, а теперь держитесь – я сейчас вернусь! Цверги попятились: их заклинание потеряло над
асом силу. Но откуда им было знать, что в межвременьи не действуют ни одни законы внешних миров: тут властвовало безраздельно время.
Сунуться вслед Локи цверги не посмели, лишь заторопились закрыть золотую дверь, вернув на место скалу. И пока дверь, тяжело ухая, въезжала в проем, до цвергов доносился издевательский хохот Локи:
– Вот теперь-то вам лучше всего поверить моему честному слову: камня на камне от городов цвергов не оставлю!
Дверь закрылась. Теперь Локи оказался в густом молоке, почти осязаемом. Пора было сматываться из межвременья: ас сунул руку в карман и похолодел – пальцы провалились в прореху. Насквозь оказалась прорванной и подкладка – черный шар испарился. Локи оказался заперт во временной петле, и шансов, что кто-то из асов забредет именно в этот сектор пространства, почти не было.
– Вот это и есть: не везет сначала, не повезет и в конце! – Локи наугад сделал несколько шагов: в этом мире можно было плутать бесконечно. Тут не старились, не умирали. Но и выбраться отсюда можно было одним-единственным способом: шагнув через время. Локи знал много штук, помогающих выжить; сумел бы уцелеть и там, где другие потерпят фиаско. Но даже пройдохе не укоротить время – то право верховных правителей Асгарда.
– А это что за дрянь?! – отмахнулся Локи: по лицу, мазнув кожистым крылом, махнулась летучая мышь. – Оказывается, я тут в веселой компании! – процедил Локи, отмахиваясь от налетевшей стаи нетопырей. Мыши, слепые в тумане, отчаянно, пищали, запутавшись в волосах аса. Ударялись о спину и падали с диким визгом.
Локи был постоянен в своих привычка: мышей, даже летучих, даже в межвременьи, по-прежнему не терпел.
Он ринулся, как говорится, куда глаза глядят, хотя рассмотреть в молочно-белом тумане можно было, наверное, лишь мысленные образы. Но асу было не до галлюцинаций внезапно нога поехала, Локи оступился и покатился вверх тормашками.
Пока косточки жили отдельной от головы аса жизнью, Локи еще успел подумать: «Кажется, во всем этом начинает проявляться какая-никакая логика! Будь я проклят, если и в межвременьи не обитает некто, кому до меня дело, и кто так старательно меня направляет. Вот знать бы, куда. Или, – Локи в очередной раз проехался спиной по чему-то твердому, – хоть бы дознаться, чьих пакостливых ручек это дело?!»
Но у всего есть завершение – Локи еще пару раз крутнулся и, больно ударив большой палец левой ноги, взвыл:
– Всех вас – к старухе Хель! К мертвым!
Страдать не позволил неунывающий характер Локи. Ас, потирая ступню, сел, пытаясь осмотреться. По-прежнему – ничего. Влажный туман. Потом то, что Локи сначала принял за искры из глаз – все-таки потрепали, все тело, словно протащили под настилом из сучковатых бревен, – определилось: в тумане мелькали, скользили и прошивали золотой ниткой с иголкой юркие молнии.
Некоторые слепили. Иные норовили тюкнуть аса – тогда Локи морщился от легкого жжения.
А молнии продолжали странный танец, пока ас не очутился спеленутый: пространство собралось коконом. Локи попробовал сеть из молний на ощупь: разорвать золотые нити нечего было и пробовать.
– Хёнира бы сюда! – припомнил Локи приятеля-увальня, – как раз работенка для недрессированного медведя.
– Эй, – позвал Локи: всем до сего дня было известно, что межвременье не обитаемо. Но Локи легко прощался с дремучими предрассудками: кто-то его поймал, значит, пусть этот кто-то и выпускает.
Но невидимые хозяева, кажется, придерживались мнения противоположного. Молоко разбавилось водой – пространство обозначилось темнеющей массой земли и звездами где-то вверху.
И снова Локи, подхваченный невесомым ветром, куда-то летел. Ощущение было не из приятных: словно тебя бросили с высоченной горы, и мало надежд, что у подножия тебе приготовили перину.
– Даже для чудес межвременья – событий многовато, – пробурчал Локи, грохнувшись в очередной раз. – Уж не забрел ли я в преисподнюю? – все тело походило на сплошной синяк, ссадины и ушибы горели – кости, как ни странно, в этот раз уцелели.
Мерцание звезд спускалось вслед за Локи, словно небо тоже падало вместе с асом. Стало светлее. Теперь Локи мог полюбоваться на собственные синяки. Свечение усилилось. Теперь и пространство вокруг услужливо проявилось диковинным пейзажем.
– Теперь понятно, почему я отделался шишками! – буркнул Локи, поднимаясь на ноги.
С него ручьями потекли густые струи грязи. Под ногами маслянисто блестело болото жирной грязищи. Локи попробовал нашарить ногой что-нибудь твердое, но она ушла по бедро. В любом другом месте – с тем же результатом.
– Море грязи! – обреченно произнес ас. – Океан грязи! А я – одинокий страдалец на пустынном островке! – пожалел себя Локи. Ситуация и в самом деле глупейшая: великий ас на кочке, словно болотная цапля, а вокруг даже лягушки не квакают.
– Но вроде, – прислушался ас, – комары-то пищат!
Он в который раз припомнил недобрым словом цвергов, клятвенно пообещав сам себе, что маленький народец еще раскается и навек разучится лезть к великим асам.
Как давно Локи обретался среди хляби? Время в этом мире не имело значения. Но способно было на трюки: сунувшись в межвременье, смертный мог проплутать тут пару минут, а вернуться древним стариком, у которого успели состариться внуки. К юным девушкам межвременье относилось щадяще.
Локи в сказки верил мало, но это болото, которого и быть не могло, напомнило историю о водяном коне, пришельце из межвременья, и девушке Улле.
Было то в смутные времена, когда Миргард разрывали распри князей и даже сосед шел с вилами на соседа за подпорченную соседскими свиньями грушу дичку.
Тогда-то один старик, сам воспитывавший дочку, махнул на людской муравейник рукой и ушел на болота. Он один разыскал сухую тропу к сухому островку в глубине болот. Поставил избушку, просторную для двоих, к тому же сам больше пропадал на охоте, принося дочери тетеревов и связанных лапками лисиц.
Улла же стряпала, развела грядку, где луговые цветы соседствовали с луговыми бабочками.
Так проходили незатейливо годы. А вокруг, подступая к высокому берегу острова, с любопытством поглядывало болото, подсматривая за Уллой блеклыми глазами болотных огней.
Был обычный день, такой, что и не запомнишь. Старик, все чаще жаловавшийся на поясницу, не послушав Уллы, все же ушел в леса на охоту. Улла отскрябывала от грязи горшок: через остров, чистый среди камней, вился ручей. Улла набирала пригоршни песка и драила утварь, пытаясь развлечь себя тайными мечтами. Она была в той поре, когда девушкам природой положено вечно вертеться в толпе подружек, грызть орешки, показывая крепкие белые зубы, и пересмеиваться да заигрывать с парнями. Но как Улле хотелось, что хоть кто-то кинул оценивающий взгляд на ладную фигурку, густые волнистые волосы, распущенные по плечам. Словом, какой девушке в пятнадцать не хочется быть красивой для целого мира?
И потому, увидев в воде отражение мужской фигуры, Улла не успела испугаться не захотела подумать, откуда мог взяться чужак на их забытом светом островке. Улла обернулась – и пропала.
Такие парни даже во сне не виделись девушке. Высокий, с темно-каштановыми волосами и чистым лицом, он смотрел приветливо и дружелюбно, разделенный от Уллы бегущей водой ручейка.
Капли то ли росы, то ли воды блестели на волосах незнакомца. Улла отметила краешком сознания, что и одежда была на нем мокрой.
– Здравствуй, Улла!
Ты знаешь мое истинное имя? – удивилась девушка, отец, боясь за свое сокровище и опасаясь сглаза обходился «солнышком», «деточкой», «золотинкой» Да и к чему имена, если Уллу не с кем спутать? Даже эхо не живет на болоте. А незнакомец уже протягивал руки:
– Иди же сюда, Улла! Я так давно за тобой слежу!
Слово царапнуло. Насторожило. Улла чуть отступила от берега ручья.
Следишь? Но я никогда никого не замечала! – и отступила еще ей на миг показалось, что пальцы юноши превратились в конские копыта, целящие в грудь девушке В тот же миг видение пропало.
А чужак пожал плечами. Повернулся уйти прочь. Зашагал к болоту
– Постой! – испугалась Улла: в том месте предательский берег разом ухал в бездонный омут. Как-то коза, которую отец купил на потеху девочке, сунулась губами за сочным пучком травы – и пропала разом, Улла даже заметить не успела. Незнакомец же направлялся как раз к омуту. На окрик не обернулся.
– Да постой же, сумасшедший! – крикнула Улла, птицей перепрыгивая через ручей, и настигла незнакомца у самого края омута.
Ей помнилась строгая заповедь отца: не верь чужим! Еще в детстве Улла жалась к отцу, таращась в огни болот, когда старик рассказывал ей об обитателях рек и топей. Помнилась легенда о водяном коне, что раз в сто лет поднимается из глубин, будь то глубины подземелий или болотный омут, и уводит с собой юных девушек, представившись в облике молодого мужчины, – и больше о несчастных никто не слыхал. Но Улла со всей опрометчивостью юности рванула чужака от края болота, оттолкнула, лишь тут смутившись собственной дерзости.
– Улла! – и снова то ли руки, то ли копыта. – Улла! – голос завораживал, ласкал. Как в полусне, девушка протянула руки. Юноша схватил сухие и горячие кисти, хищно сжал.
А через болота, едва глядя на тропку, бежал, задыхаясь, старик: на его дочь наступал гигантский конь, вставший на задние ноги. Его громада с каштановой гривой и желтыми квадратными зубами навалилась, грозя раздавить, на Уллу. Та же стояла, словно в полусне, чуть улыбаясь. Конь навалился на девушку – и видение исчезло.
– Улла! Девочка! – нечеловеческий вой старика разносился над бесконечными болотами и умирал, никем не услышанный.
Лишь остров, испещренный конскими копытами да забытая Уллой у ручья плошка – вот и все, что осталось от чужака и девушки.
– Глупая сказка! – поежился Локи в который раз: комариный писк приблизился, обернувшись в тоненькое призывное ржание коня.
Локи даже показалось, он слышит, как плескает под конскими копытами грязь.
– Ну, в конце концов, я не девушка! – утешил себя Локи, однако поискал глазами: может, чудом тут есть ручей или родник? Не все легенды лгут, а водяной конь, обитатель болот, не может перескочить через проточную воду и вынужден приманивать жертву к себе.
Ручья не было. Локи отбросил в сторону страхи: не вековать же на кочке! Там, где смертный сошел бы с ума от страха, у аса было утешение – погибнуть в межвременье ас все равно не мог. Но неприятных ощущений можно было нахлебаться вволю.
Долго ли Локи выбирался из болота к сухому берегу, он не знал. Время от времени проваливался, выкарабкиваясь, выплевывая грязь. Снова топал, ругаясь. С каждым шагом светлело. Воздух зримо прогревался. Захотелось пить, но и жажду асы могут терпеть веками. Наконец, ноги перестали вязнуть – Локи находился на ровной площадке, посыпанной мелкой крошкой песка. Позади болото проводило несостоявшуюся жертву глухим уханьем. Из глубин вздыбился фонтан грязи, окатив Локи напоследок с ног до головы вонючей жижей.
– Хвала предкам, – процедил Локи, – что я все равно по уши в грязи.
Грязь на жарком воздухе тут же подсыхала, покрывая аса корявой коркой. Локи кое-как почистился, откалывая с одежды и кожи куски ссохшейся комьями грязи.
Локи побрел по берегу, который незаметно приподнимался, пока болото не осталось далеко внизу. Локи присвистнул: с расстояниями в межвременьи творилось черт знает что, он и не думал, что протопал столько.
– Скверное местечко! – теперь Локи находился на гребне холма, который обрывом падал по ту сторону. Внизу текла река камней, острых, словно пики. Локи внизу делать было решительно нечего, и ас побрел вдоль гребня. Впереди черной точкой что-то темнело. Локи, которому в этом голом месте любой ориентир мог послужить зацепкой для спасения, заторопился.
Под ногами все чаще попадались камешки и небольшие валуны. Ас старался обходить некоторые, особо причудливой формы. Локи, несмотря на независимый вид, был суеверен, а предания гласили, что в межвременьи обитают камни-обжоры, любившие полакомиться асом. Но камней становилось все больше, обойти их – либо вернуться в край болот, либо сверзится на скалы внизу. В расположении камней была некоторая последовательность: мягко округлые, в сторону движения Локи камни выпирали острыми углами. А Локи все ускорял шаги, словно подталкиваемый изнутри тайными силами. Ас чуть не бежал к черной точке, теперь обернувшейся небольшим валуном. «Что-то я разогнался?» – закралось подозрение, тут же превратившись в уверенность: камень на горизонте притягивал его, что уже само по себе Локи не понравилось. Еще меньше ему понравилось, что, оказывается, и прочие предметы, а их, чем ближе к валуну, становилось все больше, тянулись к валуну. Локи завертел головой. Все пространство вокруг валуна было усеяно двигающимися камнями. Затесавшаяся в межвременье змеиная семейка, дергаясь и извиваясь, тоже неуклонно приближалась к камню. Вот один из булыжников коснулся валуна. Тот на миг потерял серый цвет, налившись краснотой – и проглотил собрата, чуть увеличившись в размерах. Прикинув количество подползавших, Локи присвистнул: пока он окажется рядом с камушком, тот нажрется до размеров горы! Сдерживать бег становилось все труднее. Локи, споткнувшись попытался уцепиться за ползущий рядом обломок скалы и тут же услышал:
– Э, так нечестно!
Сила валуна почему-то ослабела: Локи даже мог приподнять голову и перевести дух. Говорил валун, сварливо и недовольно:
– А ну, живо выпусти мою добычу, презренный ас!
Локи тут же вцепился в скалу намертво. В голосе валуна явственно слышались нотки испуга. И чем крепче Локи прижимался к камню, оцарапываясь о морщинистые изгибы кряжа, тем легче думалось и дышалось.
Приостановился и каменный поток, тоже вроде вздохнув с облегчением.
Серый валун уже не угрожал – просил:
– Ну, Локи, отпусти камень, ну, будь хоть раз в жизни добрым! – взывал он.
Локи окреп настолько, что смог беспрепятственно встать на ноги, но за камень по-прежнему держался. Хмыкнул, поглядывая на валунище:
– Интересно, обед из двух блюд сразу тебя, значит, не устраивает!
– Ну, конечно, – простодушно проговорился валун. – Я могу поглотить только тех, кто одинок, кому не на кого рассчитывать – такова моя природа: пожирать слабых. А кто слабее, чем одиночка?
– Понятно, – Локи наклонился, шаря по земле и сгребая камешки поменьше. Набил до отказа карманы. Напихал камней за пазуху, телом отяжелел, но мысли прояснились окончательно. Изменились и окрестности: ни болота, ни реки из камней.
Локи расхохотался:
– Ну, и мастак ты морочить, оказывается! Заставил меня мокнуть в грязи, натравил маленьких летучих вампиров, исхитрился загнать на холм, которого нет – и все ради того, чтобы набить себе каменное брюхо!
Валун покраснел:
– Есть-то хочется!
– А ты умерь аппетит! – посоветовал ас. Он по Хёниру судил: чем больше здоровяк поглощал снеди и пива, тем голоднее становился.
– Тебе хорошо, – огрызнулся валун, серея. – А знал бы, как надоело грызть эти грубые камни. Я, как тебя еще в проеме переходника увидел, решил: съем! – И попросил почти умильно: – Слушай, Локи, ну, давай я тебя сожру, а?
– Попробуй! – усмехнулся ас, почему-то чувствуя бешеное желание испытать судьбу и приблизившись к валуну. На всякий случай нащупал и выдернул из ножен короткий кинжал. Остановился от валуна на расстоянии вытянутой руки.
Сблизи камень уже не казался громадным – просто мираж искажал перспективу. Морочить – это и Локи умел, но не думал, что законы колдовства можно использовать в межвременьи: на всякие штучки время смотрело косо и могло взбунтоваться. Асам заветами йотунов строго-настрого позволялось лишь блуждать по миру тумана. Чихать Локи на заветы, но уходить не спешил, рассматривал валун: то, что издали походило на скалу, оказалось покрытым сереньким замшевым покровом, под которым что-то пульсировало и переливалось. Локи коснулся камня – пальцы прошли насквозь. Ас, не взирая на верещащий булыжник, все глубже засовывал руку, пока пальцы не наткнулись и не зажали в горсти что-то крохотное, размером с голубиное яйцо.
– Есть! – Локи вытащил добычу на белый свет: на ладони, юля и подпрыгивая, крутился овальный белый камушек. Единственным отличием от гальки на речном берегу был зубастый рот, усеянный мириадой иголок, и два хитрющих глаза.
– Ну ладно, – нехотя признался камушек. – Никто мне никого пожирать не приказывал. Но ведь надо же чем-то заниматься, вот и подманиваю сородичей безмозглых! И ем их – больше-то в этом мире все равно заняться нечем!
– И давно тут обитаешь? – у Локи были свои расчеты, но он пока лишь миролюбиво косился на обжору: маленький, а зубастый!
– Давно! – камешек отрастил пару лапок, чтобы махнуть куда-то за спину Локи: – Как пришел, так и живу!
– Ага! – Локи сцапал камень в горсть. – Значит, ты знаешь, как отсюда выбираться?
– Еще чего? – искренне возмутился тот. – Знал бы, давно бы отправился куда-нибудь, в место повеселее!
– А как же? – не поверил ас. – Ты ведь признался, что сам сюда заявился?
– Ты тоже ведь заявился – а выбраться – куда там?! – парировал камень.
– Ну, ладно! – Локи признал правоту доводов. – Будем, значит, выбираться вместе!
– Так ты меня тут не бросишь? – встрепенулся в горсти камушек.
– А ты за фокусы не примешься? – поосторожничал Локи, выгребая бесполезные камни из карманов.
Нет! искрение пообещал камень. – Я ведь и кровопийцей, и обманщиком не по своей воле стал – скучно было! А ты, смотрю, веселый!
– Еще какой! – согласился Локи, засовывая камень в карман.
Камешек только-только завозился, поудобнее устраиваясь в кармане аса, как ткань вдруг разъехалась: Локи напрочь забыл о прорехе. Камешек попытался отрастить лапки, цепляясь за подкладку, но не удержался и полетел вниз.
Локи, занятый своими мыслями, писк возмущенного предательством камня, не услышал.
Камушек заскакал на месте, завертелся – ас уходил, направляясь в белое облако тумана на востоке.
– Ну, подлый ас, – заскрипел камень зубами. – Тебе это еще припомнится! – И погрозил вслед Локи наконец-то отросшими, но с запозданием, ручонками: