Помоги проекту - поделись книгой:
— Спасибо Тебе, Господи, что вразумил его! — с чувством сказала я в небо, захлопнула окно и пошла в квартиру.
Дэн еще спал. Протянув руку, я едва касаясь очертила контур его губ и он тут же сонно поцеловал кончики пальцев.
— Вставай, соня, — прошептала я.
— Я тебя люблю, — улыбнулся он, не открывая глаз.
— Я знаю, — спокойно кивнула я. — Но вставать все равно придется.
— А пять минут сон досмотреть у меня есть?
— И что это тебе там снится? — подозрительно осведомилась я.
— Кошка, — сонно пробормотал он.
— Взрослая кошка? — помертвевшие губы отказывались шевелиться.
— Ага, здоровая такая.
— Знаешь, ты и правда поспи еще, я пока кофе сварю, — я взяла себя в руки и нашла силы сказать это как можно более беззаботнее, встала с кровати и пошла к двери.
— Я тебя люблю, — повторил он мне в спину.
— Я знаю, Дэн. Спи, — не оборачиваясь, ответила я.
Я тоже люблю тебя, Дэн. Очень. И потому мое сердце сейчас трепыхается от дикого страха, ибо кошки снятся к беде. К большой беде.
«Я не переживу, если с ним что-то случится», — стучало в висках.
Когда мне первый раз приснилась кошка, мне было десять лет. И тогда в школе пропали собранные на новогодние подарки деньги, и так получилось, что все улики указали на меня. Сначала я недоуменно посмотрела на школьных товарищей и учителей, не понимая, как у меня в ранце взялся чужой пустой кошелек, потом нервно улыбнулась, мол, вы же не верите, что это я? Они верили, и для меня началось страшное время. Вся школа плевалась в меня, я шла по коридорам, и вслед мне неслось: «воровка». И самое поганое — я ничего не могла сделать. Ничего. Кошелек, в котором когда-то лежали новогодние деньги — был найден у меня в ранце.
Бабуля, Царствие ей небесное, тогда все решила. Пожгла скрученные вместе свечи, затушила их в тазике с травяным настоем, и назавтра Ленка Потеряева встала на математике и с пустыми глазами призналась, что деньги взяла она, а кошелек подкинула мне, потому что я ей списать на контрольной не дала. Деньги она вернула, мать ее перевела в другую школу, а передо мной особо никто извиняться не стал. Прямо как в анекдоте: «Ложечки-то мы нашли, но осадок остался, вы к нам в гости больше не ходите».
Если б не бабуля, я бы от такого позора руки на себя наложила. В десять лет такие стрессы пережить слишком сложно.
В следующий раз кошка мне приснилась уже много лет спустя, и вскоре я заболела раком. Сначала я лишь посмеивалась — ну что такое рак для ведьмы? Сделаю переклад на скотину, отчитаю обряд от лютой болезни — и все! Однако ни я, ни другие ведьмы не смогли убрать от меня эту напасть. Не помогло и лечение в дорогущей швейцарской клинике Женолье, что на полпути между Женевой и Лозанной. И лишь когда я приехала в Россию умирать, я узнала, что это мне подарочек от ведьмы-товарки. Серьезный конфликт у нас с ней вышел незадолго до болезни, вот она и решила, что нам двоим на земле тесно. И вправду тесно — упокоилась она в неизвестной могилке, наказали ее духи за жадность, а наведенный рак пропал вместе с ее смертью.
Третий раз кошка мне снилась перед тем, как убили смотрящего за городом. И случилось это тогда, когда мы с ним вдвоем стояли около Колосовского леса, он мне заказал обряд и мы к нему готовились. Кто виноват? Конечно же Марья. За мной тогда полгорода гонялось, отомстить за смерть смотрящего — это по понятиям. Чудом выжила, но при мысли о том времени неизменно вздрагиваю.
Единственный способ избежать беды — это убить кошку во сне. Но Дэн уже проснулся, да и по своему опыту помню, что вспоминаешь об этом способе только открыв глаза.
На кухне я принялась готовить завтрак для любимого. Кофе я заговаривала от лютой беды, тосты — от нещадных врагов.
— Господи, сохрани и спаси его, — беспрестанно шептала я.
«Перестань истерить!», — поморщился внутренний голос, и я очнулась. Действительно. Смерть ему не грозит, смерть по-другому является. Кошка только принесет беду, а это можно пережить. Разорится? Не страшно, я отлично зарабатываю. Заболеет? Я ведьма, вылечу. Главное — мы вместе. Мы выстоим и все переживем — вместе.
Дэн вверху уже вовсю плескался под душем, а я переписывала молитву Ангелу—Хранителю на обычный листок в клеточку и пыталась убрать из сердца панику. И злость. Если бы он смог изменить свое отношение к магии, кошки бы ему сейчас не снились. Я бы закутала его заранее в толстый-толстый кокон охранки, и все было бы хорошо. Но Дэн не одобряет моей профессии, и это единственный камень преткновения в наших отношениях. Сначала мы ругались, он пробовал меня убедить, что мне больше не надо зарабатывать на жизнь, что я могу бросить свое шарлатанство. Да, так и сказал — «шарлатанство», смертельно меня обидев. И тогда я ледяным тоном объяснила ему, что содержанку ищет пусть в другом месте, а я уже одиннадцать лет как ведьма, и это уже не исправить. Или принимает меня такой как есть — или пошел к черту. Все равно из меня домашней клуши не получится.
Он тогда не хлопнул дверью. Он смог меня тогда понять, и за это я любила его еще больше. Теперь он не задает вопросы, что я делаю на лоджии, а я стараюсь колдовать только когда он спит или отсутствует.
Он не знает, что когда он уезжает на работу, я стою у окна и шепчу ему наговоры для удачи, не знает он и о том, что во всех карманах его одежды изнутри нарисован защитный знак.
Вот только все это мелочи, настоящую крепкую охранку без его участия и доброй воли мне не поставить.
Дэн — это самое дорогое, что у меня есть. И я должна его защитить. Ради себя самой, ибо я здорово расстроюсь, если с ним что-то случится. И потому я, воровато оглянувшись, засунула листок с молитвой под стельку его ботинка.
Этим утром я была рассеянна и мрачна. Задумчива.
— Ну что с тобой? — наконец не выдержал Дэн после завтрака.
Вымыв последнюю чашку, я обернулась к нему и спокойно указала на часы:
— Опоздаешь ведь.
— Я гендиректор, кто меня уволит, — отмахнулся он. — Лучше скажи, о чем думаешь?
Я посмотрела в его прозрачные серые глаза под длинными девчоночьими ресницами и внезапно решилась:
— Позволь мне сделать тебе охранку, пожалуйста…
— Зачем? — взгляд его сразу закаменел, и это мне не понравилось.
— Ну мало ли что в жизни случается.
— Я мужчина, Магдалина. Я справлюсь.
Я села к нему на коленки, взъерошила темную челку и жалобно спросила:
— А ты обо мне подумал? Я же за тебя переживаю! А вот поставила бы охранку — и спокойна была бы.
— Ты знаешь как я отношусь к этой твоей… магии, — раздельно сказал он, — Я нормальный парень, на дворе двадцать первый век, и если у тебя у самой такое странное хобби, ты меня не впутывай, ладно?
— Сейчас обижусь, — спокойно сказала я.
— Извини, — сразу одумался он, обнял и прижался ко мне — щекой к щеке. — Ты не бойся за меня. Я большой и сильный. Я со всем справлюсь. И не переживай напрасно. Поняла меня?
Я молчала, закрыв глаза, и ресницы мои касались его темной челки. Было нечто пронзительно прекрасное в этом моменте — чувствовать, как его руки обвили меня, впечатывая нас друг в друга, ощущать своей щекой его кожу и знать, что это —
— Ты меня слышишь? — тихо спросил он.
Как я могла ему возражать в такие моменты?
— Конечно, — шепнула я.
Он ушел, а я еще долго сидела и думала о сложившейся ситуации. Потом мои губы шевельнулись и устало сказали:
— Баран ты, прости Госсподи душу грешную.
Пять минут на сборы — и вот я уже выезжаю из подземного гаража на своей бээмвушке. Пойду просить помощь зала, может, другие ведьмы знают, как максимально эффективно защитить человека против его воли. Дэна я кошке не отдам.
Женька сидел прямо за воротами на лавочке. «Так вот отчего я его из окна не видела», — мелькнула мысль, а потом мы встретились глазами — и я аж вздрогнула от неожиданности. Он быстро опустил взгляд, сделал вид, будто меня не узнал, я тоже проехала мимо.
«Да отвяжется он от меня когда-нибудь или нет?», — нервно думала я по дороге.
Я ничего не понимала. Парень явно мерз, выглядел ужасно, но с упорством болтался около моего дома. Почему он не шел к себе? Там тепло и сухо, а во дворе мерзкая октябрьская погода, добрый хозяин собаку не выпустит… Если же ему от меня что-то надо — отчего он не придет и не поговорит? Приглашение ему особо не нужно, с его-то способностью проходить сквозь стены! Что ему мешало появиться у меня дома и конкретно так предъявить, мол, Марья, ты виновна в том, что со мной случилось, ты и расхлебывай! Однако же он не только не шел на контакт, он вроде еще от меня и шарахался.
Где логика???
Вера, мастерица лечить детвору, жила в пригороде, в большом частном доме. Еще со двора я поняла — конец моей фигуре: Вера пекла пирожки. Надо сказать, что выходило у нее это просто божественно. Ирина из Восточного микрорайона считает, что знает она какой-то особый заговор для стряпух, да и я так думаю, однако сама Вера упорно твердит, что просто на глазок добавляет в муку воду, яйца, дрожжи…
Ну да, так я и поверила. Я если на глазок все это смешаю да испеку — подзаборная дворняжка есть не станет. Впрочем, над душой стоять у Веры и пытать ее утюгом я не собиралась. Правильно делает, что не признается, так и перебить заговор можно.
— Можно к вам? — улыбнулась я с порога.
— Заходи, коль не шутишь, да к столу садись, угощайся, — бодро отозвалась она. — Что—то давно тебя не видать.
— Ну так у меня же семья!
Устроившись на облезлой крашеной табуретке, я цапнула с блюда пирожок, надкусила и застонала от счастья. Мне так никогда не научиться готовить.
— Семья? — хмыкнула Вера, ставя передо мной кружку с молоком.
— Кот, муж, — перечислила я и потянулась за следующим пирожком.
— Муж? — брови ее поднялись еще выше, да так демонстративно, что мне аж грустно стало. — И когда это вы повенчаться успели?
— Замуж выйти — не напасть, как бы замужем не пропасть, — наставительно ответила я. — У нас сейчас идет эксперимент. Уживемся — повенчаемся. Не получится — выставляю чемодан за порог — и аста ла виста, бэби.
— Не по-божески, — поджала она губы. — Пора уж тебе замуж, засиделась ты у нас в девках.
— Вера, погоди немного, и погуляете вы у меня на свадьбе, вот честное слово.
Кряхтя, старая ведьма уселась на табуретку около стола, оттерла пот со лба платком и осторожно поинтересовалась:
— А сам-то чего говорит, согласен грех покрыть?
— Какой грех? — не поняла я.
— Ну так попортил поди девицу, а жениться ни в какую. Так ведь, Марья?
Я в немом изумлении уставилась на Веру — она что, прикалывается? Какая девица, мне уж почти тридцатник!
Однако ее глаза смотрели сочувственно, без доли иронии. Я прокашлялась и ответила:
— Вер, ты не понимаешь наших отношений. Я не заглядываю ему в глазки — ах, когда же он мне сделает предложение? Я не боюсь, что он меня бросит. Между нами все давно решено и нет никаких недомолвок. Мы родные, понимаешь? И мы никогда не расстанемся.
— Я посмотрю, как ты вскоре запоешь, — снисходительно ответила она.
«Да отстань ты от нее, что она понимает, дура-баба?», — сказал внутренний голос.
И правда.
Слепому не объяснишь про свет, глухому не объяснить про звук.
Как объяснить ей то, что мы с ним вросли друг в друга? Что нам расстояние не мешает чувствовать стук сердца и улыбки другого?
— Я к тебе по делу, — подняла я глаза на нее, ставя точку в бесполезном разговоре.
— Говори, — кивнула она.
— Вер, вот скажи — как можно человеку поставить охранку без его ведома?
Она помолчала, раздумчиво глядя на меня, не торопясь съела пирожок и вопросила:
— Своему охламону, что ли?
— Дэну, — с нажимом поправила я.
— А чего он сам-то, против?
— Против, — печально кивнула я.
— Вот остолоп, это же сколько б денег сэкономил, — покачала она головой. — Ты же за свои охранки деньжищи несусветные дерешь!
— Так они и действуют год!
— Ну-ну, разобиделась сразу! Мне-то что? Я чужие деньги считать не буду, я — не Лорка-Святоша.
— Что, опять эта змеюка под меня копает? — насторожилась я.
Святоша меня страсть как не любит, факт общеизвестный. И не упускает возможности с божьей помощью напакостить.
— Жалуется, что ты деньжищи заколачиваешь, а на церковь десятину не сдаешь!
— Чего? — возмутилась я. — А Святоше об этом откуда известно? Она что, меня со свечкой около церковного ящика караулит?
— Пьяной она тебя тут как-то видела. И курящей!
— Вот ведь врет, вехотка старая!
— Да я ей тоже сильно не поверила. Но в одном она права — в грехе ты с мужиком-то живешь.
— Слушай, я тебе говорю — это наше дело.
— Смотри, обрюхатит и бросит.
Поделиться книгой: