Разбойничья злая луна

– Там же сплошные скалы! Колеса изломаем!.. Туда вообще никто никогда не совался!

– Есть проход, досточтимый, – смиренно отвечал Ар-Шарлахи. – Я надеюсь, что мне удастся найти его и в этот раз…

Караванный засопел и свернул свиток.

– Ладно, – решил он наконец. – Доберемся до Чубарры, а дальше буду вас по очереди приковывать в рубке, у штурвала. По памяти – значит по памяти. И молитесь, чтобы память вас не подвела…

Изрекши смутную эту угрозу, караванный удалился. В дверцу просунулся испуганный матросик и убрал табурет. Алият медленно повернулась к Ар-Шарлахи.

– А ты, оказывается, не такой уж и дурак, – с некоторым удивлением проговорила она.

Вздымаемая огромными колесами желтоватая пыль тянулась по ветру, обгоняя караван. Всю правую сторону обозримой степи заволокло клубящейся мутью. «Самум» слегка покачивало. Откуда-то снизу снова донесся раздраженный зык караванного. Вообще следует заметить, что голос у досточтимого Хаилзы был какой-то всепроникающий и проходил сквозь тонкие переборки, как нож. Только его и было слышно.

– И это вожак? – задыхаясь, вопрошал кого-то караванный. – Это головной корабль? Что же тогда делается на остальных судах?.. Что это за бочка в трюме?

Ответ был настолько почтителен, что ушей Ар-Шарлахи не достиг.

– Для морской воды?.. – озадаченно переспросил караванный и на минуту умолк. – Ну хорошо, а это что такое? Что это такое, я спрашиваю!.. Вызвать людей, и чтобы больше я этого не видел!

Голос караванного гулял по кораблю – скрипел, скрежетал, рявкал. Взыскания сыпались направо и налево. Кого-то уже привязали к брусу и отмерили десяток ударов тростью. Наконец досточтимый убрался в свою каюту, но и там угомонился не сразу.

– Досточтимый Тамзаа… – доносилось временами до Ар-Шарлахи его злобное ворчание. – Удружил, нечего сказать!.. Надо же: сам готовил караван к походу!.. Рога от хвоста не отличит – и туда же… Да о таком деле за полторы луны предупреждать надо!..

Хрипло прокричал рожок. Стало быть, скоро покормят… Действительно, вскоре за переборкой раздались шаги, звякнула посуда, потом вдруг послышался торопливый сиплый шепот, из которого удалось разобрать лишь два слова: «…расскажешь потом…» – и низкая дверь приоткрылась.

Матрос, принесший им еду, был, надо полагать, выходцем с Пальмовой Дороги. Во всяком случае, лицо прикрывал повязкой. Вел он себя как-то странно. Глаза – так и бегают, словно что-нибудь стащить собрался. Украдкой метнул взгляд на Ар-Шарлахи, потом на Алият, поставил поднос и, не промолвив ни слова, удалился. Возможно, говорить с разбойниками было запрещено.

К вечеру ветер ослаб, степь сменилась пологими барханами Тегена. «Самум» то заваливался в седловину меж двумя дюнами, то, натужно скрипя, выезжал с разгону на гребень. Судя по знакомому звяканью внизу, смена каторжан занимала места в люльках.

– Слушай, а ведь тут у них не матросы барабан толкают, – с озабоченным видом сказала вдруг Алият. – Слышишь? Цепи…

– Ну и что? – спросил Ар-Шарлахи.

– Так… – уклончиво ответила она, нервно оглаживая стальной браслет на запястье. – Стало быть, не мы одни тут прикованы…

Вся ночь ушла на изматывающий подъем по накатанному пологому склону, вдобавок чуть ли не в полном безветрии. Только к утру, когда эскадра выбралась наконец на плато Папалан, на мачтах шевельнулись и защелкали вымпелы. Согласно древней мудрости, ветер в пустыне просыпается вместе с солнцем. Вскоре «Самум» напряг паруса, и под барабанами огромных колес бойко захрустел красноватый щебень.

Выяснилось, впрочем, что с восходом солнца просыпается не только ветер. Вчера караванный, можно сказать, лишь брюзжал, теперь же он словно с цепи сорвался.

– Почему у всей команды тряпки на мордах? – неистово гремел он. – Здесь что, Кимир? Или все-таки Харва?.. Что значит «только в походе»? В каком уставе написано, что в походе положено прикрывать лица? Во время песчаной бури – да! В бурю я и сам прикрою!.. Почему сейчас?

– Многие из них с Пальмовой Дороги, – растерянно объяснял кто-то, видимо, погонщик «Самума». – Там считается позором, если мужчина с голым лицом…

– Нет никакой Пальмовой Дороги! Есть Харва!.. И если мужчина прикрывает морду, он либо кимирец, либо разбойник! И с теми, и с другими у меня разговор короткий!..

Караванный сделал зловещую паузу. Затем изрек – сухо и язвительно:

– Не смогли добиться порядка перед походом, значит, будем наводить порядок во время похода…

Наведение порядка, как это ни странно, коснулось и Ар-Шарлахи. Досточтимый Хаилза приказал отвести его в рубку и приковать рядом со штурвалом уже сегодня, хотя до белых песков Чубарры им оставался добрый дневной переход. При условии попутного ветра, разумеется.

Стоя перед широкой амбразурой с поднятой заслонкой, Ар-Шарлахи оглядывал исподлобья красноватую, колеблющуюся от зноя равнину, а сзади по сторонам огромного штурвала молчали двое рулевых в белых выжженных солнцем балахонах и с повязками на смуглых скуластых лицах. Наконец тот, что за правым плечом, спросил тихо и равнодушно:

– Ты – Шарлах?

Ар-Шарлахи покосился через плечо. Детина невозмутимо всматривался вдаль, будто и не он спрашивал. Ухватистые ручищи – на рогах штурвала.

– Ар-Шарлахи… – поправил Ар-Шарлахи, снова отворачиваясь к амбразуре. Рулевой помедлил.

– Ну, нам это все равно… Как тебя поймали-то?

Ар-Шарлахи неопределенно повел плечом.

– Говорят, целый караван отрядили? – с любопытством спросил второй.

Ар-Шарлахи опять отмолчался. Спиной почувствовал, что рулевые разочарованно переглянулись.

– Ну так конечно… – проворчал первый. – Разве от каравана уйдешь!.. А был бы настоящий, ходкий корабль… вроде этого…

– Смотри, обломок! – прервал его Ар-Шарлахи. – Прямо по курсу. За правым колесом пропусти!

Действительно, навстречу набегал ребристый красно-черный камень солидных размеров. Матросы, не раздумывая, качнули штурвал. Скрипнули смоленые канаты, поворачивая переднее рулевое колесо. «Самум» шатнулся, слегка меняя курс.

В рубку тут же заглянул молоденький голорылый погонщик, чем-то похожий на секретаря досточтимого Ар-Мауры. Непонятно, за какие заслуги Единая Харва доверила этому щуплому юноше один из лучших боевых кораблей. Протекция, не иначе…

– Кто скомандовал?

– Там обломок был… – пояснил Ар-Шарлахи. Юноша грозно нахмурился, потом кашлянул, оглянулся воровато и спросил с замиранием в голосе:

– Слушай… Так ты, значит, и есть тот самый Шарлах?..

Глава 7

Луна всему виною

– Ну что? – жадно спросила Алият, когда Ар-Шарлахи привели из рубки и вновь водворили на цепь. – Говорил?

– С кем? – не понял тот.

В темных, хищно прищуренных глазах мелькнуло раздражение.

– С людьми, конечно, с кем же еще!

– Ты о чем?

Алият одарила его бешеным взглядом и больше вопросов не задавала. Покачивался настил, скрипели блоки, в снастях пел ветер. Эскадра забирала все круче к югу, к белым пескам Чубарры.

А после обеда пришла очередь Алият стоять в рубке. Оставшись в одиночестве, Ар-Шарлахи в самом подавленном настроении подобрался к амбразуре. Долго смотрел на плывущие навстречу подрагивающие полотна красноватого щебня, вяло размышляя, почему это все матросы на «Самуме» прикрывают лица повязками. Офицеры сплошь голорылые, а вот матросы… Такое впечатление, что досточтимый Тамзаа (это ведь он готовил караван к походу!) умышленно набрал команду целиком из жителей Пальмовой Дороги… Да нет, не может быть!.. И тем не менее все в повязках… Мода, что ли, у них такая пошла в предгорьях?.. Или это просто скрытый протест? В Харве-то, по всему видать, неблагополучно…

Алият привели обратно на удивление быстро. Как выяснилось, до караванного наконец дошло, что второй разбойник – женщина и, стало быть, делать ей в рубке нечего. Вернулась Алият возбужденная и необычно словоохотливая.

– Караванного ненавидят, – как бы невзначай сообщила она.

– Да я думаю… – согласился Ар-Шарлахи. – Таких дураков я еще не встречал!.. Хаилза… Никогда ничего не слышал о таком караванном…

– И к морю идти – боятся, – многозначительно добавила Алият. – Так боятся, что аж пот их прошибает!..

Ар-Шарлахи хмыкнул и задумался.

– Странно, – сказал он. – Что ж у них, совсем соображения нет? Если мы с тобой, как они считают, уже выходили к морю и тем не менее живы…

– А я им сказала, что мы заговоренные, – объяснила Алият.

Услышав такое, Ар-Шарлахи даже изумился слегка. Надо же! А он и не подозревал, что ей свойственно чувство юмора… Да еще и в такой ситуации… Однако уже в следующий миг до него дошло, что юмором здесь и не пахнет.

– Ты… что затеваешь? – с запинкой спросил он. Алият словно и не расслышала.

– Уж не головной ли корабль взбунтовать? – Ар-Шарлахи понизил голос до предела, и все же вопрос прозвучал скорее насмешливо, чем испуганно. – А от каравана как собираешься отрываться?

Алият прерывисто вздохнула, с тоской глядя на прыгающую в низкой широкой прорези красноватую равнину.

– Шарлах… – беспомощно произнесла она.

– А что он может? Он сейчас один, шайка рассеяна, кораблей у него нет… Да если бы даже и были!.. – Ар-Шарлахи приостановился и с интересом посмотрел на Алият. – А ты, я гляжу, сильно его любишь, – заметил он чуть ли не с завистью. – Можно сказать, на все пошла, собой пожертвовала…

– Шарлах – мужчина… – равнодушно отозвалась Алият. С таким видом говорят о чем-то само собой разумеющемся.

– А я? – невольно спросил он.

Алият вскинула голову и, должно быть, хотела сказать очередную резкость, как вдруг взгляд ее стал несколько растерянным.

– Тебя не поймешь… – нехотя призналась она. – Моря не боишься…

Ар-Шарлахи невесело усмехнулся:

– Как можно бояться того, чего нет? Смерть это, бессмертие или просто много воды – какая нам разница, если туда все равно не добраться!.. Не думаешь же ты, что я и впрямь найду выход к морю?

– На что же ты тогда надеешься?

Теперь уже затосковал Ар-Шарлахи. С надеждами дели обстояло из рук вон плохо.

– Жду, когда колесо отвалится, – буркнул он, с запоздалым сожалением вспоминая набегающий прямо по курсу красно-черный обломок. Не скомандуй он тогда рулевым – глядишь, и впрямь запороли бы колесико…

– У всех кораблей сразу?

– Послушай, – сказал он сквозь зубы. – Что бы ты там ни затевала, твоим сообщником я все равно не стану. Считай меня трусом, шутом, пьяницей, но пойми ты: я ненавижу бунт! Я ненавижу кровь!.. Все, о чем я мечтаю, – это, чтобы меня оставили в покое!

Недоуменно сдвинув брови, Алият пристально смотрела на Ар-Шарлахи.

– Нет, все-таки ты дурак… – с сожалением решила она наконец. – Ну кто же теперь оставит тебя в покое?

К вечеру под колесами зашипели белые барханы Чубарры. Ветер стих. Быстро схлынули серые сумерки, и наступила ночь – беспокойная ночь полнолуния, толкающая людей на отчаянные дела и опрометчивые поступки. Именно в такие ночи удаются самые дерзкие грабежи и дворцовые перевороты. Разбойничья злая луна становится идеальным диском, и особенно четко обозначается на нем голубоватый контур верблюдицы – матери четырех верблюдов, на которых предки спустились когда-то с горных отрогов Харвы. Души погонщиков, обитающие теперь на луне, слетают в эту ночь на землю, чтобы смутить покой своих потомков, лишить их сна, нашептать безрассудные замыслы… И предкам не объяснишь, что времена изменились и что слово «разбой» для выученика премудрого Гоена означает вовсе не подвиг, а нечто совсем иное.

А следующей ночью луна пойдет на ущерб, тревога понемногу уляжется, душа прояснится…

Караванный был настолько мудр, что не рискнул ползти в ночном безветрии черепашьим шагом – приказал сделать остановку до утра, надеясь завтра воспользоваться господствующим здесь восточным ветром и двинуться в путь под всеми парусами.

Облитые жидким серебром корабли припали к светлому от луны песку подобно четырем огромным скорпионам. Ар-Шарлахи не спалось. Он сидел ссутулившись, как бы разрезанный пополам полосой холодного света, бьющего в пол из широкой амбразуры, и с тоской думал о том, что будет завтра. Сколько еще времени ему удастся морочить голову досточтимому Хаилзе, делая вид, что и впрямь не может отыскать проход в скалах, который был где-то здесь?..

В противоположном углу зашуршали, зашевелились смутные белые складки – Алият тоже маялась бессонницей. Наконец села, звякнув цепью.

– Оказывается, горы такие высокие… – расстроенно сказала она. – Как они там вообще жили?..

– Кто?

– Предки… и верблюды…

– Да не жили они там, – сказал Ар-Шарлахи. – В горах долго не проживешь: снег, лед…

– Но они же спустились с гор!

– Правильно. Спустились. А в горах не жили. Они пришли из-за гор, с той стороны, понимаешь?

Некоторое время Алият с озадаченным видом переваривала услышанное. Мысль о том, что у гор может быть еще какая-то другая сторона, судя по всему, никогда не приходила ей в голову.

– А откуда ты все это знаешь? – подозрительно спросила она.

Ар-Шарлахи усмехнулся.

– Я долго учился в Харве, – пояснил он. – Большей частью, правда, пьянствовал, но и учился тоже… В промежутках между загулами…

– Расскажи, – внезапно потребовала Алият.

– О чем? О загулах?

– Нет. О горах. Что там, с той стороны?

– Видишь ли… – сказал Ар-Шарлахи. – С горами – как с морем. Никто ничего в точности не знает, но спорят – чуть ли не до драки. У одного моего знакомого, досточтимого Гейки в домашней коллекции хранился свиток, якобы собственноручно исписанный Арегугом – тем самым, которого еще при жизни прозвали безбожным. Все это, конечно, чепуха, никакой Арегуг к этому свитку даже и не прикасался, но все равно документ интереснейший…

Лицо Ар-Шарлахи над приспущенной почти до кончика носа повязкой оживилось, морщины на лбу разгладились.

– Так вот, – продолжал он, – если верить свитку, за горами точно такой же мир, только пустынь в нем почти нет – там в основном степи. Предки наши жили в предгорьях, очень похожих на Харву, строили города, торговали. Кораблей у них не водилось, зато были верблюды… И вот лет двести с лишним назад на них напали…

– Кто?

– Враги, естественно. Правда, нападение было как бы вынужденным. Пришельцы сами уходили из-под удара, их тоже согнали со своей земли… Понимаешь, там, за горами, все племена пришли в движение, один народ вытеснял другой, и наши предки в итоге оказались прижаты к предгорьям…

– А почему?..

– В смысле: что явилось первым толчком?.. – Ар-Шарлахи несколько замялся. – Тут я даже не знаю, насколько можно верить этому свитку… Уж больно сведения там… даже не сомнительные, а… сказочные, что ли… Там написано, что будто бы из моря…