Разбойничья злая луна

Ар-Шарлахи криво усмехнулся и тут же вновь встревожился. Судя по всему, каторга давно миновала второй внутренний порт и теперь явно направлялась к первому. Ну, это вообще что-то неслыханное! Первый порт был расчищен и вымощен сто с лишним лет назад, когда Харва представляла собой скопище крытых пальмовыми ветками хижин, жмущихся к сторожевым башням цитадели и ныне упраздненному храму Четырех Верблюдов. Слишком маленькая, чтобы принимать боевые каторги, эта древняя гавань использовалась теперь исключительно как стоянка легких, похожих на безделушки судов, принадлежащих знати и предназначенных в основном для церемониальных выездов да увеселительных прогулок.

– Тюрьму проехали… – упавшим голосом сообщил Ар-Шарлахи, полуобернувшись. – Неужто и впрямь к государю?..

Алият, как и следовало ожидать, не ответила. Приглядевшись, Ар-Шарлахи понял, что она не спит, а напряженно прислушивается к чему-то. Прислушался и он. На палубе неподалеку от их отсека два мужских голоса вели негромкий разговор.

– …подгонишь каторгу вплотную к дворцу, высадишь обоих – и сразу назад.

– Высаживать связанными?

– Нет… Это лишнее.

– Охрана?

– Охраны тоже не нужно. Там их примет стража государя…

Голоса откочевали в сторону кормы, стали невнятны. Судя по всему, это прогуливались, беседуя, погонщик почтовой каторги и принятый на борт сановник.

– Да что ж вы там такого вдвоем натворили?.. – не выдержав, сипло спросил Ар-Шарлахи и ответа опять не получил.

Впрочем, Алият и не успела бы ответить, потому что дверца отворилась вновь, и в отсек протиснулся огромный стражник. Дважды щелкнув крохотным ключиком, освободил Ар-Шарлахи от оков и, вытолкнув наружу, склонился над Алият:

– На выход! Быстрей, быстрей, не задерживаться!..

И все-таки, ступив на трап, Ар-Шарлахи не мог не приостановиться, за что тут же получил толчок в спину. Столицы красивее Харвы он не знал и даже представить был не в силах. Перистая зелень, ажурный розовый камень и с трех сторон возносящиеся в зенит горы – ледяные, ребристые, словно покрытые испариной. А между ними – пронзительно синее и словно бы влажное небо. Небо, которое можно увидеть только здесь.

Стража государя действительно ждала их у трапа – рослые молчаливые ребята с каменными лицами, все в черных шелковых халатах. Без щитов и, если не считать пары кинжалов на поясе, можно сказать, безоружные. Да и зачем в Харве зеркальные щиты? Разве что для парада… Однако когда пальцы стражей сомкнулись на обоих запястьях Ар-Шарлахи, он почувствовал, что из стальных браслетов вырваться было бы проще.

Их повели по замшелой брусчатке к Малому дворцу. Краем глаза Ар-Шарлахи видел розовый куб храма. Сверху углы здания (там, где раньше красовались изваяния верблюдов) были теперь отбиты и полуобрушены. Вон на том, обращенном к востоку, стоял верблюд по имени Ганеб – мощный, с шипами на узловатых коленях, с шеей, закованной в чешуйчатую броню…

Сзади скрипнули оси – почтовая каторга отползала задним ходом.

Лестница, ведущая на крыльцо дворца, была столь широка, что узников повели рядом. Ар-Шарлахи повернул голову и заметил не без злорадства, что Алият очень бледна… Что, кобра? Страшно? Вот так-то!

Шутки кончились… Однако уже в следующую секунду он и сам задохнулся от страха. Там, за дверьми ажурной ковки, в сумрачной глубине дворца их обоих ждала судьба…

– Вот они, государь! – с трепетом объявил вывернувшийся из-за спин стражников голорылый сановник в пламенном халате.

Несмотря на то что у Ар-Шарлахи уже закатывались глаза и не слушались ноги, он все же не мог не отметить краем сознания всю неожиданность происходящего. Не было ни доклада, ни церемониала… Вот так, запросто, целой толпой вломиться в покои государя? Даже досточтимый Ар-Маура – и тот требовал к себе большего уважения!.. Поразило и другое: в просторном покое, убранном мрачными лиловыми шелками, никого не было. За небольшим заваленным свитками столом сидел лишь скромно одетый секретарь. Мелькнула оторопелая мысль, что государь, должно быть, и впрямь непостижим… для взора простых смертных…

Но тут секретарь вскинул голову. Ар-Шарлахи увидел бледное изможденное лицо с глубоко запавшими, нечеловечески пристальными глазами – и содрогнулся. Не могло быть у секретаря таких глаз! За столом, заваленным свитками, сидел сам Улькар Единственный – бессмертный, непостижимый и всемогущий.

В следующий миг государь стремительно встал из-за столика и подошел к Ар-Шарлахи почти вплотную. Тот невольной отшатнулся. Невысокий, сухощавый, с черными тенями у глаз.

Улькар совершенно не походил на свои многочисленные изображения. Ар-Шарлахи всегда казалось, что он должен быть куда старше. По меньшей мере ровесник Ар-Мауры…

– Лица!.. Лица откройте!.. – прошипел сановник, – Перед государем стоите!..

Запавшие пристальные глаза обратились к говорящему. Возникла чуткая испуганная тишина.

– Ты полагаешь, досточтимый Тамзаа, – раздался негромкий надломленный голос, – что какая-то тряпка помешает мне заглянуть в душу подданного?

Произнеся это, государь резко повернулся к Ар-Шарлахи, буквально въевшись в него глазами. Трудно сказать, что именно прочел он в душе узника, но тонкие язвительные губы непостижимого и бессмертного дрогнули в улыбке. Недвижными башнями черного шелка сзади замерла стража. Сановник гнулся в виноватом полупоклоне.

– Ну что ж, беспокойный мой подданный Шарлах, – медленно проговорил государь. – Дела твои мне известны, но меня они не интересуют. Будем считать, что их не было вообще… А призвал я тебя, чтобы задать один-единственный вопрос… – Улькар умолк, осунулся, потом вскинул обведенные тенями глаза и, перейдя вдруг почти на шепот, спросил: – Дорогу к морю – знаешь?

– Непостижимый и бессмертный, я…

– Без церемоний! – Улькар предостерегающе поднял руку. – Молва утверждает, что ты открыл дорогу к морю. Отвечай просто: да или нет?

Ар-Шарлахи судорожно сглотнул. Он понимал, что от его ответа зависит все.

– Да, государь… – выдавил он наконец. Непостижимый и всемогущий удовлетворенно наклонил голову и довольно долго пребывал в этой позе. Остальные тоже стояли неподвижно, боясь пошевелиться. Наконец государь кивнул и бодро, чтобы не сказать – весело, оглядел присутствующих.

– Обоих накормить, – приказал он. – Уложить спать. А завтра… – Улькар запнулся и встревоженно взглянул на сановника. – Что караван?

– Готов, государь.

– Прекрасно… А кто поведет?

– Досточтимый Хаилза.

– Хаилза? – Улькар озадаченно нахмурился. – Впрочем… Время сейчас мирное… Ладно. Будь по-твоему. – Он снова повернулся к Ар-Шарлахи: – Стало быть, завтра вы двое поступаете в распоряжение караванного, досточтимого Хаилзы. Пойдете проводниками.

– Куда, государь?

– К морю.

Рядом с Ар-Шарлахи судорожно вздохнула Алият – и вдруг медленно осела на пол.

Глава 6

Начало пути

В дальнем крыле дворца им отвели небольшую, почти квадратную комнату с четырьмя бронзовыми светильниками, коричневатыми шелками на стенах и стрельчатым, забранным узорной решеткой окном. Два невысоких ложа, стол на причудливо изогнутых ножках, несколько легких резных стульев. Вполне можно было вообразить себя гостями, если бы не тонкие стальные цепи, которыми их вновь приковали – каждого к своему ложу.

Колебалось пламя в бронзовых чашах, за окном бродила во тьме перистая листва. Москитов и прочей летучей мерзости в Харве в это время года почти не водилось.

Для Ар-Шарлахи такая обстановка была привычна, что же касается Алият, впервые попавшей в столицу, то она отнеслась ко всем этим изыскам цивилизации с откровенной враждебностью. Судя по всему, у нее в голове не укладывалось, как это можно просто сидеть на стуле. На стуле не сидят – на стуле восседают, оглашая приговор или, скажем, указ государя… Идея ложа, приподнятого над полом, тоже была ей не совсем понятна.

Однако, поскольку ужин располагался на столе, волей-неволей разбойнице пришлось воспользоваться стулом. Ар-Шарлахи, не церемонясь, откинул с лица повязку. Алият только фыркнула злобно, но смолчала, а через некоторое время открыла лицо сама.

– Так что с тобой тогда стряслось-то? – буркнул Ар-Шарлахи, разливая вино в оловянные кубки. – Держалась-держалась – и вдруг на тебе! Обморок!..

Вопрос произвел самое неожиданное действие. Алият взглянула испуганно, дрогнувшей рукой вернула на блюдо разодранную пополам жареную птичку, и Ар-Шарлахи на секунду почудилось, что разбойница опять лишится чувств и сползет со стула на пол.

– Море… – жалобно произнесла Алият.

– Ну и что?

– Море – это смерть…

Ар-Шарлахи хмыкнул и почесал бровь.

– Позволь-позволь… Так вы что, в самом деле выходили к морю?

Алият вздрогнула.

– Нет, – сказала она. – Конечно, нет… Я его видела только в миражах.

– Ну, в миражах я его и сам видел… – С каждым глотком вина на Ар-Шарлахи снисходило умиротворение. Ему, к примеру, уже не хотелось придушить Алият. Мало того, проявив слабость, разбойница стала ему куда более симпатична. – Вот ты говоришь: смерть… А по-моему, наоборот. Скажи я сегодня, что не знаю дороги к морю… – Ар-Шарлахи осклабился. – Живы – и ладно!

Залпом осушил кубок, задумался. Потом вздохнул и накинулся на еду.

– Море-то ему зачем?.. – пробормотал он, умело орудуя ножом и двузубой вилкой. Замер, не донеся куска до рта. – Слу-ушай! А ты заметила, какие у него тени под глазами? Он же явно чем-то болен!..

– Кто? Государь? Он ведь бессмертен!

– Согласно указу – да… – Ар-Шарлахи отправил кусок в рот и принялся жевать с самым задумчивым видом. – А интересно все получается, правда? Объявил себя бессмертным, но сам в этом не уверен… А тут вдруг проходит слух, что какой-то разбойник нашел дорогу к морю…

– Море – это смерть! – возмущенно напомнила Алият.

– Это вы так считаете со своим Шарлахом! А здесь, в Харве, придерживаются учения премудрого Андрбы, согласно которому искупавшийся в морской воде исцелится от любого недуга и станет бессмертным… Ну конечно! Как же это я раньше не догадался?.. Вот он что затевает! Поход за морской водой…

Алият сидела растерянная и бледная.

– А на самом деле? – запинаясь, спросила она.

– Что «на самом деле»?

– Море… Что это такое вообще?

Ар-Шарлахи ухмыльнулся и снова наполнил свой кубок. Хотел наполнить и кубок Алият, но та к вину даже и не притронулась.

– А вот об этом, – сказал он, – мудрецы спорят чуть ли не два века. Одни говорят – царство мертвых, другие говорят – источник бессмертия. А был еще такой Арегуг, прозванный безбожным… Так вот он утверждал, что море – это просто много воды.

Некоторое время Алият подавленно молчала. Глядя на нее, примолк и Ар-Шарлахи. За окном шуршали облитые серебристым светом пальмы. В зарешеченное ажурное окно лезла разбойничья злая луна.

– Да-а… – мрачнея, протянул он наконец. – Впутала ты меня в историю… Как же теперь быть-то?

Алият решительно отодвинула полную птичьих косточек тарелку.

– Сколько кораблей в караване? – отрывисто спросила она вдруг.

– Ну откуда же я знаю! Штук пять… Во всяком случае, Шарлаху даже один такой корабль не по зубам… Если ты, конечно, рассчитываешь на Шарлаха.

С угрюмым видом Алият закрыла лицо повязкой.

– Как они только тут, в Харве своей, живут! – раздраженно сказала она, скорее сползая с сиденья, нежели поднимаясь с него. – Стулья, стулья… Может, они и детей тоже на стульях делают?

– Бывает, что и на стульях… – пробормотал Ар-Шарлахи, сосредоточенно сливая остатки вина в оловянный кубок.

Поскольку крупных копытных в Харве, как, впрочем, и во всем обозримом мире, не водилось, основным видом столичного транспорта были рикши. Покачиваясь в двуколке, влекомой коренастым парнем в голубой полотняной рубахе с черной буквой «альк» между лопатками, Ар-Шарлахи с невольным любопытством оглядывал утренние улицы. Харва по-прежнему была прекрасна, и все же за пять лет здесь многое изменилось, причем далеко не к лучшему. Мусора на мостовых стало заметно больше, да и сами мостовые заметно продавились от обочин к середине, дома обветшали, обвалившийся сухой фонтан превратился в свалку. Поражало также количество бродячих торговцев. Такое впечатление, что вся Харва вышла на улицы с товарами в руках. Торговали какими-то невиданными вещами, а один раз Ар-Шарлахи даже заметил вынесенные на продажу связки легких стальных цепей с браслетами. Веселое зрелище, особенно если учесть, что обе его руки были прикованы к подлокотникам двуколки именно такими цепями.

Несколько раз, когда кавалькада из семи рикш выворачивала из-за угла, кое-кто из торгующих бойко кидался наперерез, протягивая какие-то блестящие многолезвийные ножики или что-нибудь еще в этом роде, но тут же отшатывался, увидев на борту двуколки черную вязь дворцовой охраны. Кавалькада миновала центральные кварталы и устремилась в сторону внешнего порта. Вскоре замелькали по обе стороны крытые пальмовыми ветками хижины окраин, листвы стало меньше, лба коснулось горячее дыхание степного ветра. Порт был уже близко.

Собственно порт представлял собой обширную, ровную, как щит, площадь, ограниченную с трех сторон строениями и рощами с жухлой листвой. Четвертой стороны, можно сказать, не было – там сразу распахивалась степь. До горизонта.

Рикши благоразумно перешли с легкой трусцы на размеренный шаг, ибо ноги их увязали теперь в нежной горячей пыли чуть ли не по щиколотку.

Ар-Шарлахи еще издали угадал корабль, к которому они направлялись. Припав на огромное переднее колесо и широко раскинув задние опоры, он поднимал корму, как атакующий скорпион. Боевой двухмачтовик, способный выставить до сорока зеркал по борту. Сиял окованный медью таран, сверкали два широко раскинутых серпа. На носу вместо верблюжьей морды – короткий рог, видимо, судно строилось уже после указа о божественной сущности государя. Вторая ось – ведущая, как у каторги, – стало быть, эта махина может двигаться и в полном безветрии. Да-а, к такому кораблю Шарлах даже и не приблизится… И ведь это один лишь только вожак, а за ним еще пойдет караван…

«Самум» – прочел Ар-Шарлахи название, выведенное алой вязью на высокой розовой корме корабля.

Караванный Хаилза, краснолицый свирепый крепыш, полагал себя человеком прямым и прямоту свою считал нужным выказывать при любом удобном случае. Завидев Ар-Шарлахи и Алият, он смерил их тяжелым взглядом и процедил с ненавистью:

– Конечно, повеления государя не обсуждают, но, будь моя воля, вы бы и пяти минут не прожили… С отребьем вроде вас у меня разговор короткий, ясно? – Гневно фыркнул и ушел, бормоча: – Только разбойников мне на вожаке не хватало!.. С разбойниками я еще в поход не ходил!..

Судя по всему, дурак он был редкий и перечить ему не стоило.

Ар-Шарлахи и Алият на этот раз поместили под кормовой рубкой. По сравнению с тесным полутемным отсеком почтовой каторги помещение было роскошным: чище, просторнее, но самое главное – там имелась амбразура с толстой стеклянной заслонкой, дающая полный обзор пространства впереди корабля. «Самуму» скорее всего не исполнилось еще и года, розовые с золотом борта были лишь слегка посечены песчаными бурями, да и стекла заслонки – ясные, не исцарапанные… Хотя заслонку могли поменять перед самым походом…

Солнце еще только карабкалось в зенит, когда караван из четырех кораблей выполз на мускульной тяге из порта и, подхваченный попутным ветром, двинулся в степь. Постанывали подпружные балки, хлопали вымпелы.

К полудню к разбойничкам заглянул сердитый красномордый караванный. Не глядя, протянул руку к открытой дверце, и ему подали снаружи низенький табурет. Сидеть на коврике досточтимый Хаилза, видимо, считал ниже своего достоинства. Воссел. Подождал, пока услужливая рука снаружи закроет дверцу, и с недовольным видом развернул карту.

– Показывай, – буркнул он. Ар-Шарлахи облизнул губы:

– Что показывать, досточтимый?

Караванный побагровел гуще прежнего:

– Только не прикидывайся дурачком! Не таких обламывал!.. Где он, этот твой путь к морю?

– Досточтимый… – виновато сказал Ар-Шарлахи. – Мы люди простые, мы больше по памяти… Карт у нас нет…

Досточтимый Хаилза грязно выругался, помянув и разбойничью злую луну, и кивающие молоты, и всех четырех верблюдов.

– Вот это – Харва, – прорычал он, тыча в развернутый свиток. – Мы сейчас находимся – здесь. Вот тут – пески Теген… Ну, соображай, соображай!

Ар-Шарлахи робко протянул руку к свитку.

– Сначала вот так, по краю плато Папалан… а дальше… вот сюда, песками Чубарры… к югу…

– Чубарра не здесь, – с презрением бросил караванный. – Чубарра – вот она… Короче, те самые места, где ты разбойничал… А сам проход к морю – где он?

– Где-то тут… – И Ар-Шарлахи, поколебавшись, коснулся пальцем пола на вершок южнее края карты.