Другой

— Вы так очаровательно злитесь, когда я привожу объективные аргументы в мою пользу, а не этого… Алексея, да еще и яростно утверждаете, что ваша сказка — правда. Я вам верю. Но скажите мне, кем вы были? Неужели вы и есть тот Алексей Степаныч?

— Я…

— Или вы его друг Михаил? О, так было бы намного прозаичнее!

— Я не могу сказать вам…

— А может вы все-таки все придумали, сударь? — Голиаф вновь опасно приблизился к лицу мужчины, невероятно возбужденный от того, что ему удалось застать обычно безэмоционального старичка врасплох, — Может, все это — плод вашего воображения? И тогда вы можете быть и Алексеем, и Михаилом или даже псом Робом…

Мужчина вновь вскинул брови.

— И… Какой же «я» будет верным? — медленно спросил старик.

— Любой. И ни один в то же время.

Старик задумался, опустив глаза. Он уже не злился и даже не был суров. Он думал. В итоге, глубоко вздохнув, мужчина улыбнулся, пригладив седые волосы на голове.

— В одном вы угадали. Меня зовут Алексей, — морщинистая рука ловко юркнула во внутренний карман жилета, вытаскивая паспорт мужчины в коричневой обложке, — Но моя фамилия…

«Скалровский» — про себя прочитал Голиаф, смотря на раскрытый документ. Юноша отвел глаза, не очень желая признавать свое поражение. Он вздохнул.

— Значит, вы все-таки все выдумали.

— Не совсем, — улыбнулся старик, — Я лишь сгустил краски. Я хотел бы рассказать побольше о том, как Алексей Степаныч потерял свое рабочее место, но, мне кажется, вам будет не очень интересно.

— Вы удивительно проницательный человек, Алексей, — без удивления, но с ноткой почтения ответил ему Голиаф, — Мне было бы интересно про Михаила. Если я все правильно понял, он был разгильдяем, таким, с которыми я и хочу справляться.

— О нет, нет… Он был очень интересный человек, — отчего-то печально вздохнув, сказал Голиаф.

— Даже если это сказка, мне интересно, что вы хотите мне сказать. Прошу, продолжайте.

Алексей мягко усмехнулся, благодарно кивнув.

— Спасибо. Даже если это не поможет вам, возможно это поможет мне. Я слишком долго вынашивал эту… Сказку.

— Могу я попросить вас кое о чем? — Абатуров зевнул.

— Да, конечно.

— Не пытайтесь рассказывать все так, будто идеально знаете того, о ком рассказываете. Это раздражает и, по правде говоря, мешает мне построить собственное впечатление об услышанном, поскольку вы, как любой обычный человек, вкладываете в слова эмоции, которые получаете при воспоминании о человеке и персонаже, а после этого начинаете додумывать за него. Обычно, кстати, из-за этого и возникают конфликты: люди невероятно хорошие мечтатели и с удовольствием придумывают свои истории про других людей.

Это нормальное явление, но оно ужасно бесит. Особенно когда слухи распространяются по универу, — он вздохнул, на что Алексей усмехнулся.

— Разве вам не все равно на репутацию?

— Мне все равно на то, что все считают, будто я встречался с Мартой, но меня пугает высокая вероятность быть за это избитым её же парнем.

Алексей Скалровский засмеялся.

— Хорошо, будь по-вашему. К тому же, речь пойдет о Михаиле, а с ним, я уверен, сдерживать эмоции будет попроще.

III

«Открыв глаза, Михаил Ильич Болдин вылез из-под одеяла, сразу же потягиваясь и сонно улыбаясь яркому солнечному свету, почти неприлично светившему ему в глаза. Зевнув, он поставил ноги на теплый махровый коврик зеленого цвета, лежащий рядом с кроватью специально, чтобы согревать холодные после сна ноги.

Надев домашние тапочки, Михаил, одетый в ночную футболку с шортами, протер глаза и поставил руки в боки, расслабленными глазами и с улыбкой на лице разглядывая комнату. Сперва мужчина обернулся к другой половине кровати и, найдя её пустой, мягко усмехнулся, понимая, что жена уже на кухне. Оглядев стены, он в который раз умилился некоторым фотографиям, висящим на них: его родители, он сам, жена… Но одной из самых любимых была его фотография с роялем. Одетый в парадный костюм, выбритый и причесанный, Михаил сидел за инструментом с чрезвычайно сосредоточенным лицом, глядя на клавиши рояля так, будто второй говорил Болдину что-то очень сокровенное и важное, в то время как хозяин пытался помочь ему выговориться. Карие глаза мужчины засмеялись, в который раз видя эту картину, но радуясь, словно в первый, в то время как большая, широкая ладонь зарылась в глубинно-черные, словно уголь, густые волосы, «причесывая».

Миша подошел к шкафу с книгами, что располагался рядом с кроватью, и, взяв оттуда Библию, хотел начать перечитывать её вновь, но:

— Миша! Ты встал? Иди завтракать, опоздаешь! — послышался строгий женский голос, слыша который сразу становилось ясно, что лучше всего будет повиноваться. Болдин улыбнулся, укладывая книгу обратно.

— Иду!

Минуя гостиную комнату, в которой и стоял незаменимый и так горячо любимый мужчиной рояль, а также у стены находился диван, напротив которого был удобно расположен телевизор, мужчина завернул направо, в три шага одолев коридор, и тут же расплылся в улыбке, видя со спины жену, хлопотавшую на кухне. Это была необычайно красивая женщина: её длинные золотистые волосы красиво переливались в солнечном свете, бьющем в окно и настырно проникающим в комнату, заставляя Михаила щуриться и преодолевать желание закрыть глаза. Её необыкновенные желтые глаза пусть и немного устали от быта и рабочей рутины, но не утратили своей прелести в изящном лисьем разрезе. Мужчина мягко улыбнулся, смотря на профиль жены. Мария Геннадьевна Болдина в свои тридцать семь лет была очень красива, тонка, но улыбка для неё была довольно редким явлением. «И почему Машке хочется быть строже, чем она есть?.. — подумал Михаил.

Подкравшись к ней со спины, мужчина нежно обхватил жену за талию, быстро прижав ее к себе, ехидным басом хихикая, слыша резкий вдох женщины и чувствуя, как она замерла от легкого испуга. Женщина нахмурила светлые брови, не поворачиваясь, на что Михаил рассмеялся.

— Очень смешно, — она отстранила от себя его руки и сосредоточилась на блинах, — Из-за тебя блин подгорел. Сам будешь есть, — твердо констатировала Мария, тут же кладя блин на ту тарелку, где блины были не самые удачные: подгорелые или даже порванные, но следующий, хороший, она положила на другую, с хорошими, светлыми блинами.

— Спасибо! Подгорелые намного вкуснее, — Болдин улыбнулся снова, забирая тарелку и усаживаясь за стол, придвигая к себе сметану с вареньем

Тем временем Мария, окончив готовку, взяла несколько блинов из «хорошей» тарелки и, намазав их вареньем, аккуратно сложила в небольшой контейнер, после чего посыпала их пудрой, закрывая крышкой пластиковую коробку, стенки которой уже начали потихоньку запотевать, после чего проделала эту манипуляцию еще раз с другим контейнером, пока довольный Михаил поедал свои любимые подгоревшие блины. Женщина поставила на стол два контейнера, неизменно четким и строгим голосом инструктируя:

— Возьмешь сегодня на работу. С чайком попьешь там, пообедаешь. А на обратном пути хлеб купишь домой.

Сказав все это, Мария наконец сама взяла тарелку с блинами, только уже с «хорошими», и села за стол завтракать. Муж с удивлением смотрел на контейнеры, с аппетитом поглощая блины. Его интересовало очень много вещей, но он решил начать с самого интересного, быстро раззадорившись:

— Ха! Слушаюсь, генерал! Но вам не кажется, что вы слегка ошиблись в расчетах?

Мария удивленно уставилась на мужа, выныривая из своих суетных мыслей:

— О чем ты?

— Два контейнера, генерал! Если у вас есть второй муж, который тоже нуждался бы в блинах, вы должны были сообщить, мэм! — со свойственной солдатам громкостью проговорил Михаил.

Мария замерла на доли секунды, с прямой спиной и с надкусанным блином в руке, потом расслабилась глубоко вздохнула, снова опустив ставший прежним взгляд:

— Мы это уже обсуждали.

— Но генерал!..

— Хватит этого цирка, — Мария быстро рассердилась, а Михаил сразу успокоился, виновато улыбнувшись.

— Прости. Я хотел разрядить обстановку. Мы ведь договорились, что больше это не будет повторяться, да? Мне не нужно два контейнера, дорогая, это совершенно лишнее.

— Второй ничего не весит, к тому же ты принесешь его пустым домой, его не тяжело донести.

— Милая, послушай…

— Ты не сдержишь обещание, Болдин.

Да-да, даже не Михаил, это особо строгое обращение вместе с суровым взором женщины заставили мужчину её выслушать:

— Ты все раздашь, как и всегда. Твои бессовестные коллеги налетят на тебя, как пчелы на мед, когда ты достанешь еду, а ты не сможешь отказать.

— Ну послушай… — ласково начал мужчина, но ту же четкий и раздраженный голос жены прервал его:

— Нет. Я тебя уже слушала, и это закончилось тем, что ты опасно похудел. Лучше уж я буду делать обед твоим коллегам, чем ты снова так подвергнешь себя опасности, — она раздраженно вздохнула, — Тебе с твоим желудком вообще нельзя так пропускать приемы пищи, а ты…

— Ладно-ладно… Я понял… — мужчина слабо улыбнулся, смотря на женщину, — Но у меня сегодня выходной, Маша. Боюсь, блины не понадобятся.

Застыв, женщина изумленно посмотрела на мужа, затем на календарь, висевший слева от нее.

— Четверг…

Мария тяжело вздохнула, встала из-за стола и убрала оба контейнера в холодильник. Завтра точно пригодятся. Болдин тихо вздохнул, тоже встав со стула, постаравшись улыбнуться.

— Хочешь, сходим сегодня куда-нибудь?

— Дел полно, Миша.

— Дел всегда полно, — Болдин аккуратно тронул хрупкое плечо девушки, укрытое махровым бежевым халатом, кончиками пальцев, на что женщина грустно усмехнулась.

— Здесь ты прав…

— Давай прогуляемся! — мужчина развернул жену за плечи к себе лицом, заглядывая умоляюще в её прикрытые глаза, — Мы уже очень давно не гуляли вместе, давай хоть сегодня выйдем на улицу… Пожалуйста…

— Мне нужно слишком много сделать. Извини, — Мария отвела глаза, тяжело вздыхая, — И мне не хочется.

Поджав губы, Михаил со вздохом кивнул.

— Я понимаю…

Мужчина тоже опустил глаза, оказывая своеобразную молчаливую поддержку. Но Михаил не скорбел, а думал. И придумал. С загоревшимися глазами он схватил девушку за руку и повел прочь из кухни. Ничего не понимая, Мария послушно следовала за ним, не проронив ни слова и, только мужчина усадил её на диван в гостиной, а сам сел за рояль, предварительно подняв его крышку, жалобно промычала, словно игрушка, на которую ненароком наступили:

— Не-ет, Миша, пожалуйста…

— Прошу тебя, просто послушай… — тихо попросил мужчина, смотря на женщину. Мария слабо улыбнулась.

— Щенячьи глазки?.. — на это Михаил только мягко усмехнулся.

— Я уверен, тебе это поможет.

— Хорошо. Если ты уверен, то прошу тебя.

— Спасибо…

Решительно вдохнув, мужчина занес руки над клавишами и начал играть. Он примерно понимал, каким должен быть порядок произведений…

Мария сидела на диване, устало глядя стеклянным взором на выключенный телевизор. Зачем он здесь?.. Они его совсем не смотрят… Взгляд зацепился за едва заметную мошку, что летала около женщины, но очень скоро исчезла из поля зрения. Женщина тихо вздохнула и только сейчас поняла, что музыка уже давным-давно льется приятным ручейком по всей гостиной. Только… Что это?

Метель, буря… Да, 17-я соната Бетховена. Но почему именно она и почему именно эта часть?.. Что же, раз Михаил так старается, стоит вникнуть.

Перед воображением девушки тут же всплыла буря, метель, какая-то… Неопределенность. Примерно такие чувства сейчас витали у неё в душе: неразбериха, хаос в самом плохом смысле этого слова и неясная никому, даже ей самой суета, узницей которой она внезапно стала против своей воли. Тяжело вздохнув, женщина повела затекшим плечом, не совсем понимая, почему муж сказал ей, что музыка должна ей помочь. Однако в этом был свой особый смысл! Было ощущение того, что рояль узнает чувства девушки, понимает её и принимает, как никто другой. Конечно, о лечебных свойствах музыки Мария знала задолго до этого дня, но поняла, насколько великой может быть эта сила, только сейчас.

Судорожно выдохнув, она принялась ждать следующего произведения, которое не заставило себя долго ждать. Серенада Шуберта показалась ей песней вернувшегося после войны солдата. В ней невероятно много печали и раздумий, отчетливо слышится эхо пережитых переживаний, и, пускай все уже позади, оставшиеся навсегда в сердце раны еще долго не дадут покоя, хотя жизнь старается намекать на то, что уже давно пора двигаться дальше. Женщина судорожно вздохнула, опуская глаза, чувствуя носом накатившие слезы. Может, Миша прав?.. Ей нужно позволить кому-то себя понять, может, так ей станет намного легче… Рояль разговаривал, словно вспоминая тяготы прошлой жизни, пытаясь сказать так много одной лишь музыкой, но, как выяснилось, ею можно сказать намного больше, чем простыми человеческими словами.

Мария выдохнула, открывая глаза. Произведение кончилось, и у неё даже получилось сдержать слезы. Даже не догадываясь о том, какой будет следующая музыка, женщина была крайне удивлена, когда услышала спокойствие. Никаких войн, переживаний или бурь… Играл первый концерт Равеля. Теперь рояль не рассказывал чью-то историю, а пытался подбодрить, показать, какой на самом деле может быть жизнь, если стараться победить все, что мешает прочувствовать её полностью, всем сердцем и душой. Воображение женщины в первый раз не рисовало никаких картин. Это был чистый лист, наполненный спокойной радостью, даже… Счастьем?

Определенно им. Теперь она могла понять, о чем говорил Болдин. Сначала он показал ей смятение, затем горечь, оставшуюся от страха и боли, а теперь старается дать понять, что после любой встряски идет облегчение. Женщина почувствовала, как по её щекам стекают слезы. Он сделал это ради неё… Мария не помнит себя. Она плачет, закрыв лицо руками и спрятав глаза.

Михаил выдохнул, снимая ладони с клавиш, пока что не смотря на жену. Он вздохнул. Зря он это затеял, сейчас придется оправдываться…

— Ладно. Извини… Это была действительно плохая идея. Прости…

Мужчина виновато посмотрел на Марию, но тут же встрепенулся, подскакивая со стула.

— Маша! Ты что?! Стой-стой, не надо, ох, Боже мой, я совсем не хотел…

Быстро оказавшись рядом с женщиной на диване, мужчина заключил её всю в объятия, и с радостью почувствовал как жена поддалась его рукам.

Выдохнув, Болдин решил дать ей время. По прошествие нескольких минут, когда Мария успокоилась, мужчина осторожно отстранил от себя её заплаканное лицо, посмотрел внимательно:

— Тебе лучше, Маша?.. — заботливо шепотом спросил Миша.

Женщина, тихо шмыгнув носом, слабо улыбнулась:

— Ты так прекрасно играешь, Мишка…

Она все-таки подняла на него мокрые глаза.

— Спасибо…

— Брось… Я только рад, что тебе стало легче… — мужчина сразу осекся, — Стало ведь?

Мария мягко улыбнулась.

— Стало… Спасибо… — вдруг хитрый огонек загорелся в глазах женщины. Она прищурилась, — А знаешь, от чего мне может стать еще легче?..

Болдин улыбнулся так же лукаво, как она, соглашаясь сыграть в эту игру:

— От чего же?..

Мария хотела ответить, но её прервал звонок в дверь. Михаил открыл.

— Привет, Миша, — пробурчал стоявший за порогом Алексей Сехинов, пока что не входя, — Я могу пожить у тебя немного?